Цепь была невероятной толщины, сантиметра четыре. Каждый изогнутый овалом стальной прут был прочен, как и безупречно сработанный широкий и толстый шипованый ошейник с огромным стальным же замком. Порвать эту связку было нереально, даже если бы сил у Иоахима было вдвое больше. Но было в этой комбинации слабое звено. Бетонная стена.

Прочно сработанная, она тем не менее не была нерушимой. Для обычного человека бетон – непреодолимая преграда, но для сверхсущества Дракона-Грубера этот материал был податлив. Находясь в подземелье в одиночестве, он, терзаемый неконтролируемыми приступами ярости, не раз бросал свое огромное тело вперед. Рвался, надеясь сорваться с привязи, но лишь причинял себе тем самым невероятные мучения в истерзанной шее и спине. Раз таким рывком он даже сорвал себе с загривка невероятно прочную чешуйчатую кожу, свалился, тяжело дыша, на металлический пол, роняя на него крупные капли синевато-бурой крови. Но рана зажила удивительно быстро, а ярость никак не проходила.

Улегшись на пол, он изучал себя от нечего делать, ощупывал лапами, вертел головой на длинной и гибкой шее во все стороны. С удивлением обнаружил на спине быстро вырастающие из костистого хребта перепончатые крылья. Попробовал расправить их во всю ширину, но пространства довольно крупной камеры явно не хватало. Да, такие крылья, снабженные могучими мышцами, наверняка могли поднять его тело в воздух. От нечего делать Дракон-Иоахим внимательно рассмотрел цепь. Он перебирал крупные звенья сверхпрочной цепи своими длинными когтями, внимательно оглядывая каждое из них, и с огорчением понял, что изъяна в них нет. В задумчивости Грубер добрался до самой стены, нащупал вделанную в бетон массивную петлю, к которой крепилась цепь. Рыча, Иоахим стукнул по цепи своей могучей массивной лапой и, к своему удивлению, обнаружил, что петля шатается. Торжествующее шипение вырвалось из стиснутой пасти Дракона. Еще одно усилие и он наконец-то освободится.

В промежутках между приступами неконтролируемого гнева, когда сам разум его мутился так, что в голове не оставалось ничего от прежнего Грубера, ничего человеческого вообще, Иоахим возвращался к себе. Он вспоминал себя, свою маму, почему-то в памяти всплывало его детство, школьная пора. Обостренный разум Иоахима отчетливо рисовал ему лица его учителей. Особенно отчетливо вспомнилось лицо учителя истории, старины Иоганна, который был невероятно добрым человеком. Он всегда старался примирять детей друг с другом, гасил в зародыше любые ссоры, вспыхивавшие между его учениками. Град беспощадных насмешек от детей он воспринимал с улыбкой, по-хорошему свысока. Его увезли неизвестно куда, после того, как он обрушился на действия нацистской партии с резкой критикой. Ха, «неизвестно куда»! Еще как известно! Наверняка несчастный старина Иоганн пополнил собой ряды безымянных пронумерованных узников какого-нибудь пригородного концентрационного лагеря. Где и сгинул…

Драконьи глаза Грубера внезапно заслезились. Он вспомнил, как Иоганн утешал его, когда Иоахима, третьеклассника, избили ученики старших классов. Такую доброту ему не дарил даже собственный отец.

С рычанием Грубер ударил могучей лапой по вделанной в бетонную стену петле. Неожиданно раздался глухой треск, и петля накренилась. Он рванулся всем телом прочь, вложив в этот рывок максимум усилий, и петля вылетела из надломленной ячейки в бетоне, пулей пролетела вперед и ударила его в голову. Грубер сел на пол и, переводя слегка сбитое в огромной груди дыхание, потер ушибленный череп своей распахнутой лапой. Он торжествующе улыбался, щерился всей своей широченной, распахнутой, вооруженной чудовищными зубами пастью.

После недолгого раздумья Иоахим подошел к стене и засунул петлю обратно в выломанное отверстие в бетоне стены. Он не хотел, чтобы его успехи стали известны наблюдателям раньше времени. Невероятно прочную дверь Грубер выломать не смог бы ни при каких обстоятельствах, поэтому ему необходимо было убедить своих тюремщиков открыть ее. Он лег на прохладный металлический пол своим брюхом и зевнул, выпростав свой длинный и сильный язык. Сверху, оттуда, где гуляли ветер и свобода, доносились стрельба, взрывы и дикие, истошные вопли людей, но до всего этого Дракону-Груберу уже не было никакого дела. У него теперь были свои заботы, но похоже, что уделом ему оставалось лишь терпение и ожидание. Тут у Иоахима возникла невероятная идея.

Раньше, когда цепь все еще мешала ему, он не мог ни подойти к двери, ни дотянуться до нее. Теперь, когда препятствие было устранено, он неожиданно вспомнил про зарешеченное окошко, через которое мерзавка Анна издевательски пялилась на него. Это окошко следовало изучить тщательнейшим образом. Но раньше Иоахиму следовало напрячь свой разум, человеческий разум, при помощи приобретенной драконьей логики и умения вспоминать мельчайшие детали из далекого прошлого. Тем более что прошлое, которое следовало вспомнить, вовсе не было далеким.

Его волновали воспоминания о том дне, когда профессор Габриэль Лортц впервые привел его в этот проклятый подвал. Что-то он увидел тогда, что-то такое, на что он поначалу не обращал никакого внимания, какая-то мелочь, незначительная деталь. Дьявол кроется в деталях.

Эти проклятые электрические шкафы у стены, которые так противно гудели и теперь. Что-то было там такое ровное. Дракон закрыл глаза и задумался. Память медленно, мазками нарисовала длинные, блестящие, металлические, цилиндрические… палки с набалдашниками. Рычаги. Рычаги?! Рычаги!!!

Он молниеносно переместился к двери, грациозно изогнув свое тело, придвинул морду к зарешеченному окошку, заглянул в него. Темнота, царившая в круглом зале, не была помехой его новому зрению. Моментально определил, что посажен в центральную камеру, пустовавшую при его первом появлении в подземелье, еще когда он был в человеческом обличье. Ощерил свои зубы. Что ж, опрометчиво.

Между зубов Иоахима со свистом вырвался его длинный раздвоенный язык. Этим языком Дракон-Грубер начал щупать по стенам, вначале справа, затем, не найдя ничего, перешел к левому промежутку. Ага, есть!

Рычагов было много и, не мудрствуя лукаво, Иоахим рывками опустил каждый из них, слыша, как двери камер распахиваются одна за другой. Наконец с хрустом распахнулась и его дверь. Грубер втянул свой язык обратно в пасть, чуть толкнул головой дверь, так что та распахнулась настежь. Выполз наружу, торжествующе улыбаясь. Он знал, что делать дальше, знал до мельчайших деталей.