Русские войска были разбиты на Альме, но организованно отступили в Севастополь. Союзники не решились их преследовать.
Вскоре Меншиков отдал приказ армии отходить из Севастополя к Бахчисараю. Главнокомандующий исходил из классического опыта обороны крепостей. Двигавшиеся к Севастополю союзники должны были оказаться зажатыми между гарнизоном крепости и полевой армией.
Большая Севастопольская бухта (Северная бухта) протяженностью в 7 км делит город на две части: Северную строну и Южную сторону. Ответвление Большой бухты (Южная бухта) делит Южную сторону Севастополя на две части – на западном берегу лежит Городская сторона, на восточном берегу – Корабельная сторона.
Превосходство союзников было подавляющим. В Севастополе оставался гарнизон из 9 батальонов (около 7 тысяч человек) и флот. В его составе числилось 14 парусных линейных кораблей, 11 парусных и 11 паровых фрегатов и корветов с 24,5 тысяч офицеров и матросов. При этом Севастополь был как следует подготовлен к обороне только с моря. Здесь были готовы к борьбе 8 береговых батарей с 610 орудиями. Но и тут громадное превосходство флота союзников не оставляло русским шанса на успех. Особенно если бы англо-французские корабли попытались войти в Севастопольскую бухту.
Со стороны суши вокруг Севастополя имелись лишь старые и недостроенные укрепления с 51 орудием на Северной стороне и 145 – на Южной.
Несмотря на призывы руководства Черноморского флота укрепить Севастополь в этом плане практически ничего не делалось ни до войны, ни в начале войны. Лишь по настоянию начальника штаба Черноморского флота адмирала В.А. Корнилова подрядчику Волохову было «разрешено выстроить на собственный его счет» (!) башню для защиты рейда со стороны моря. Строительство этой башни закончилось лишь за два дня до высадки союзников в Крыму, и именно эта башня очень скоро сыграла решающую роль в спасении Севастополя, не дав союзному флоту подойти вплотную к берегу во время первой бомбардировки города. Русское командование, включая Николая I и А.С. Меншикова, до последнего момента не верило в возможность нанесения удара по Крыму, хотя эта тема уже давно и активно обсуждалась в открытой печати западных стран.
Узнав об исходе битвы на Альме, командование севастопольского гарнизона и Черноморского флота тут же приступили к подготовке обороны города и порта. Ни у кого даже не возникло мысли об ином пути, хотя положение казалось безнадежным.
В эти дни свершилось то, что на западе неизменно называли чудом. Оказавшись перед лицом сильнейшего врага, защитники Севастополя и не думали заканчивать борьбу, наоборот, они считали, что она только начинается. Каждый севастополец сознавал всю серьезность угрозы, нависшей над главной базой Черноморского флота. В сознании русских людей борьба против вражеских войск стала борьбой за родную землю, за которую пролили кровь многие поколения. Сознание этих целей определяло неизмеримое моральное превосходство защитников Севастополя над противником. Ни беззащитность города с сухопутной стороны, ни появление у его южных окраин 60-тысячной армии захватчиков не поколебали решимости севастопольцев до конца оборонять город. На его защиту поднялось все население. Севастополь был объявлен на осадном положении.
Руководителям обороны, прежде всего, необходимо было решить две срочнейшие задачи – усиление гарнизона и защита рейда Севастополя.
Перед отходом войск из Севастополя князь А.С. Меншиков оставил вице-адмирала В.А. Корнилова начальником Северной стороны города, а вице-адмирала П.С. Нахимова – Южной. Тогда же было принято решение о назначении Нахимова главнокомандующим флотом и морских батальонов в случае отсутствия по каким-либо причинам Корнилова в Севастополе.
И Корнилова, и Нахимова любили на флоте. Но Корнилова любили как доброго барина, хорошего начальника и знатока своего дела, хотя по своим человеческим качествам он все же уступал Нахимову, целиком жившему интересами флота. Недальновидное решение Меншикова о распределении обязанностей между двумя адмиралами, при котором у них были равные права, могло привести к спорам и пререканиям. Нахимов был старше годами и службой Корнилова, однако он прекрасно знал, что Корнилов имеет больше специальных знаний и административного опыта. Главное же заключалось в том, что Нахимов был не похож на многих честолюбивых военачальников, думающих больше о престиже, чем о деле. На военном совете он отдал себя в полное подчинение Корнилову. Это сохранило единство командования гарнизоном.
На военном совете 9 сентября, собранном Корниловым, было принято решение о дальнейшей судьбе Черноморского флота. Некоторые моряки, в том числе Корнилов, понимавшие, что русский флот не способен сражаться с флотом союзников, тем не менее предлагали выйти в море, чтобы погибнуть с честью. Корнилов считал, что наш флот погибнет, но и флот противника будет обескровлен, понесет серьезные потери и не сможет принять участие в штурме города. В случае невозможности нанести поражение противнику корабельной артиллерией Корнилов предлагал сцепиться на абордаж, взорвать себя и часть флота союзников. А без поддержки флота сухопутная армия действовать не сможет.
За морское сражение был и Нахимов. Однако большая часть членов совета поддержала принятое еще сразу после Альмы А.С. Меншиковым решение о затопление части старых кораблей, чтобы преградить судам союзников вход в Севастопольскую бухту. Моряков с этих кораблей предполагалось по плану Меншикова включить в состав севастопольского гарнизона, а корабельными орудиями усилить гарнизонную артиллерию. На кораблях стояли мощные бомбические пушки, а на севастопольских батареях – в основном пушки малых калибров; кроме того в гарнизоне ощущалась острая нехватка артиллерийской прислуги, что также решалось с помощью привлечения опытных морских артиллеристов.
Не согласившись с мнением совета, Корнилов распустил его и отправился к главнокомандующему. Однако Меншиков согласился с мнением совета, он твердо решил исполнить задуманное. Князь даже предполагал отправить Корнилова из Севастополя в Николаев, поручив затопление кораблей кому-либо другому. Однако начальник штаба Черноморского флота не мог покинуть город. Он выполнил приказ командующего. Корнилов в своем приказе морякам писал:
«Товарищи! Войска наши после кровавой битвы с превосходящим неприятелем отошли к Севастополю…
Вы пробовали неприятельские пароходы и видели корабли его, не нуждающиеся в парусах. Он привел двойное число таких, чтоб наступать на нас с моря; нам надобно отказаться от любимой мысли разразить врага на воде; к тому же мы нужны для защиты города, где наши дома и у многих семейства… Грустно уничтожать свой труд: много было употреблено нами усилий, чтоб держать корабли, обреченные жертве, в завидном свету порядке; но надо покориться необходимости: Москва горела, а Русь от этого не погибла…»
П.С. Нахимов – наиболее решительный сторонник активных действий флота против неприятельских морских сил – также был вынужден прийти к подобному выводу: «…Приложение винтового двигателя окончательно решает вопрос о нашем настоящем ничтожестве на Черном море. Итак, нам остается одно будущее, которое может существовать только в Севастополе; враги наши знают цену этому пункту и употребят все усилия, чтобы завладеть им… Если неприятельские корабли утвердятся на рейде, то, кроме того, что мы потеряем Севастополь и флот, мы лишимся всякой надежды в будущем; имея Севастополь, мы будем иметь и флот; однажды же отданный – отнять без содействия флота невозможно, а без Севастополя нельзя иметь флота на Черном море; аксиома эта ясно доказывает необходимость решиться на всякие меры, чтобы заградить вход неприятельским судам на рейд и тем спасти Севастополь».
Утром 11 сентября 1854 г. у входа в Севастопольскую бухту, поперек рейда, были затоплены парусные линейные корабли «Силистрия», «Варна», «Уриил», «Три святителя», «Селафаил» и два фрегата – «Флора» и «Сизополь». Через некоторое время для усиления заграждения рейда дополнительно ушли под воду линейные корабли «Двенадцать апостолов», «Святослав», «Ростислав», фрегаты «Кагул», «Месемврия», «Мидия».
Легко представить, как переживали моряки это событие. Один из них позже писал: «Трудно вообразить это грустное чувство при виде погружающегося родного корабля. Корабль не есть просто соединение дерева, железа, меди и снастей, нет – это живое существо, способное понять все хлопоты, старания, труды о нем и отблагодарить вас с полной благодарностью…»
Однако все понимали необходимость данного решения. Понимали и противники. Командующий французским флотом адмирал Гамелен писал: «Если бы русские не заградили входа в Севастопольскую бухту, затопив пять своих кораблей и два фрегата, я не сомневаюсь, что союзный флот после первого же выдержанного огня проник бы туда с успехом и вступил бы из глубины бухты в сообщение со своими армиями».
Перед затоплением матросы перевозили орудия с кораблей на берег, вооружая возведенные бастионы северной и южной стороны города. После затопления большей части судов оставшиеся корабли были выведены из Южной бухты и расставлены так, чтобы в случае штурма города их орудия могли оказать помощь защитникам города.
Накануне затопления первых кораблей Черноморского флота Нахимов издал приказ: «Неприятель подступает к городу, в котором весьма мало гарнизона; я в необходимости затопить суда вверенной мне эскадры и оставшиеся на них команды с абордажным оружием присоединить к гарнизону. Я уверен в командирах, офицерах и командах, что каждый из них будет драться как герой; нас соберется до трех тысяч; сборный пункт на Театральной площади».
Из кораблей экипажей – как затопленных, так и оставшихся в строю – стали формироваться береговые флотские батальоны. Уже 11–12 сентября было создано 17 флотских батальонов численностью 12 тысяч человек. По всем свидетельствам, моряки с большим воодушевлением шли на сухопутный фронт. Один из капитанов – защитников Севастополя писал в те дни: «С фрегата своего я взял 300 человек, но самое трудное было выбрать 70, которые должны остаться: все хотят идти в дело, просят как особенной милости, чтоб взял с собой… Чего не сделаешь с этакими людьми? Всякая похвала людям будет недостаточна, только в такое тяжелое время можно оценить их».
13 сентября 1854 г. армия союзников приблизилась к Севастополю. Французскими войсками к этому времени уже командовал генерал Ф. Канробер.
Биография
Канробер Франсуа Гертрэн
(27.06.1809—28.01.1895)
После окончания в 1828 г. Сен-Сирской военной школы Канробер был произведен в офицеры и отправился в Алжир. Здесь он участвовал во многих экспедициях и отличился при штурме Константины, где был ранен. В 1847 г. он получил под свое командование полк зуавов.
В 1850 г. Канробер был отозван в Париж и назначен адъютантом к Луи Наполеону с производством в бригадные генералы. Содействие, оказанное Канробером Наполеону при государственном перевороте 2 декабря 1852 г., упрочило его положение.
С началом Крымской (Восточной) войны Канробер был назначен начальником дивизии в Восточной армии. В день сражения при Альме Канробер по собственной инициативе бросился на помощь зарвавшейся дивизии Босхе и спас ее от разгрома, хотя при этом сам был сильно контужен. Главнокомандующий французской армией маршал Сент-Арно признал Канробера главным виновником победы.
Покидая вскоре после того армию по болезни, Сент-Арно передал главное командование в ней Канроберу. Несмотря на то, что новый главнокомандующий встретил большие затруднения в снабжении армии, он все же надеялся дней через пятнадцать овладеть Севастополем. Однако этим планам не дано было осуществиться. Ни бомбардировка 5 октября 1854 г., ни успехи под Балаклавой и Инкерманом (в последнем сражении Канробер был легко ранен) ничего не дали. Началась осада города.
Постепенно положение Канробера ухудшалось, поскольку в Париже нетерпеливо ожидали победы. Наполеон III забрасывал Канробера приказами, в которых настойчиво требовал штурмовать Севастополь. Будучи любим в войсках, Канробер так и не смог поддержать свой престиж главнокомандующего среди генералов, которые ему плохо повиновались. К этим несогласиям присоединилась еще рознь между главнокомандующими союзных войск.
Последним событием, повредившим Канроберу в глазах императора и армии, стала морская экспедиция в Керчь адмирала Брюа, на которую Канробер согласился по совету лорда Раглана, но которую он отменил уже во время пути эскадры из-за телеграфных указаний Наполеона III.
В конце концов Канробер испросил разрешения сдать командование армией генералу Пелисье, а сам принял свою прежнюю дивизию. Затем он был назначен начальником особого отряда, действовавшего в долине Черной речки, но накануне сражения при Черной речке 3 августа 1855 г. был вынужден покинуть армию.
По возвращении во Францию в марте 1856 г. он был пожалован званием маршала. В Австро-итальянской войне 1859 г. Канробер командовал III корпусом французской армии, но роль его в этой кампании оказалась достаточно пассивной. Во Франко-германской войне 1870–1871 гг., командуя войсками того же корпуса, Канробер принял самое активное участие в сражении под Мецем. Действия Канробера были настолько энергичны и блестящи, что если б он был вовремя поддержан маршалом Базеном, исход Мецской операции мог быть иным. Вместе с Мецской армией Канробер был взят в плен и по возвращении из него больше не принимал участия в военной деятельности.
Приблизившись к Севастополю, союзное командование по-прежнему было склонно преувеличивать силы защитников города. Почти сразу после высадки союзников у Евпатории защитники города начали строительство большого количества укреплений на Северной стороне. Генералы Ф. Канробер и Ф. Раглан не решились на штурм Северной стороны Севастополя и начали его обход. Эта была крупнейшая ошибка союзного командования. Все защитники города позже высказывали единодушное мнение, что атака Северной стороны тогда привела бы к захвату ими базы русского Черноморского флота. Корнилов записал чуть позже в своем дневнике: «Должно быть, Бог не оставил еще Россию. Конечно, если бы неприятель прямо после Альминской битвы пошел на Севастополь, то легко бы завладел им».
Союзники решили основной удар наносить с южной стороны города, считая Херсонесский полуостров удобной и надежной базой для своих дальнейших действий. 14 сентября, преодолев героическое сопротивление крошечного гарнизона, франко-английские войска захватили городок Балаклаву. Балаклава стала основной базой английского флота, пунктов выгрузки всего необходимого для войны. Базой французского флота стала Камышевая бухта.
Ошибка союзников дала отсрочку В.А. Корнилову, назначенному на военном совете начальником штаба севастопольского гарнизона. Отсрочку для борьбы за город. Хотя и военное руководство союзников, и русское высшее командование уже строили свои планы, исходя из его ближайшего падения, однако сами севастопольцы думали иначе. Корнилов издает приказ по гарнизону: «Будем драться до последнего. Всем начальникам я запрещаю бить отбой. Барабанщики должны забыть этот позорный бой… Товарищи, если бы я приказал ударить отбой, – не слушайте, и тот подлец будет из вас, кто не убьет меня!» Во главе отдельных участков оборонительной линии, командирами бастионов и батарей были назначены опытные боевые адмиралы и офицеры Черноморского флота, участники Синопского сражения адмиралы Ф.М. Новосильский, В.И. Истомин и другие.
Вокруг Севастополя развернулись большие земляные работы, в которых участвовали тысячи матросов, солдат и горожан. Вторая половина сентября 1854 г. была временем напряженной работы. Возводили новые укрепления, батареи, траншеи, рвы, ходы сообщения. Сооружались полевые кухни, лазареты. Работа кипела и днем и ночью. Один из офицеров писал: «Не могу надивиться этой деятельности, этой энергии матросов: с утра до ночи копают рвы, выкладывают стенки, возят орудия на горы, а ночью лежат в цепи, в секретах, на аванпостах… Мы становимся всякий день или, вернее, всякий час сильнее и отважнее, ставим по 20 орудий в сутки…»
Руководил созданием севастопольских оборонительных сооружений инженер-генерал Э.И. Тотлебен.
Биография
Тотлебен Эдуард Иванович
(1818–1884)
Э.И. Тотлебен родился в Риге в семье коммерсанта. Начальное образование получил в частном пансионе, а затем поступил в Главное инженерное училище в Петербурге.
Болезнь сердца помешала Тотлебену окончить полный курс наук в инженерном училище, и в 1838 г. он вернулся в Ригу. Здесь он был зачислен в рижскую инженерную команду, а в 1840 г. переведен в учебный саперный батальон подпоручиком. Находясь в саперном батальоне, он обратил на себя внимание генерала К.А. Шильдера, предложившего ему заняться трубной минной системой. Для дальнейшей работы по этому направлению Тотлебен был направлен в Киев с саперной командой, где под его руководством были проведены эксперименты по подземным взрывам.
В 1848 г. Тотлебен был направлен на Кавказ, где принял участие в нескольких экспедициях. Ему принадлежит особая заслуга во взятии Гергебиля, где он в 80 саженях от стен осаждаемого аула заложил летучей сапой брешь-батарею. В 1849 г. Тотлебен заведовал всеми работами по осаде укрепления Чох. Совершив смелую ночную рекогносцировку перед фронтом укрепления, он заложил в 30 саженях от укрепления передовую параллель с двумя брешь-батареями. После возвращения с Кавказа Тотлебен был назначен адъютантом к Шильдеру.
В 1851 г. он служил гвардейским инженером в Петербурге и руководил практическими работами гвардейского саперного батальона во время лагерных сборов.
В начале 1854 г. Тотлебен был вызван в главный штаб Дунайской армии, где исполнил ряд поручений генерал-адъютанта Шильдера, совершив под огнем турецких батарей ряд блестящих рекогносцировок, и выработал план атаки укреплений при Калафате. Особенно Тотлебен отличился при осаде Силистрии. С началом подготовительных осадных работ он был назначен траншей-майором, а затем заменил получившего ранение Шильдера, приняв на себя руководство всеми осадными работами. Результатом его деятельности стал взрыв, уничтоживший 7 июня весь фронт передового укрепления Араб-Табия.
Когда осада Силистрии была снята, Тотлебен был направлен в Севастополь. Главнокомандующий А.С. Меншиков отклонил предложение Тотлебена о немедленном начале оборонительных работ. Работы были начаты лишь тогда, когда высадка уже состоялась. При устройстве оборонительной линии Тотлебен принял за основание следующий принцип. Избиралась ближайшая к городу позиция, уже с существующими укреплениями, и на главных ее пунктах выставлялась сильная артиллерия. Эти пункты соединялись траншеям и для ружейной обороны и для прикрытий. Между главными пунктами в некоторых местах ставились дополнительные батареи. В итоге все подступы к городу должны были получить сильную фронтальную и фланговую оборону как артиллерийским, так и ружейным огнем.
Попытки союзников взорвать севастопольские укрепления посредством закладки под них мин натолкнулись на подготовленные Тотлебеным сети минных галерей и окончились безрезультатно.
8 июня 1855 г. Тотлебен был ранен в ногу пулей навылет, но даже ранение не заставило его покинуть позиции, и он продолжал руководить оборонительными работами.
После падения Севастополя Тотлебен, произведенный в чин генерал-адъютанта, был вызван в Николаев для строительства укреплений. После окончания Крымской войны он принял на себя заведование перевооружением Кронштадтских укреплений, а затем в продолжение двух лет занимался изучением крепостей Германии и Франции и организации там инженерного дела. В 1859 г. Тотлебен был назначен директором Инженерного департамента.
В 1863–1864 гг. под его непосредственным руководством была проведена огромная работа по обустройству и обновлению крепостных укреплений в Свеаборге, Динабурге, Выборге и Николаеве. Были созданы укрепления в устьях Невы и Северной Двины, а Кронштадт получил мощную линию береговой обороны для отражения нападения неприятельского флота.
В 1866–1873 гг. Тотлебен занимает пост товарища (заместителя) генерал-инспектора по инженерной части. В это же время им была разработана система укреплений на северо-западных границах, а в 1869 г. он составил проект укрепления Киева. В качестве председателя артиллерийской инженерной комиссии Тотлебен принял участие в вооружении русских крепостей нарезными орудиями.
С 1871 по 1875 г. Тотлебен занимался разработкой новой системы оборонительных линий, с их главными крепостными опорными пунктами. На особом совещании о стратегическом положении России, состоявшемся в 1873 г. под председательством Александра II, был принят план Тотлебена, по которому Новогеоргиевск, Бендеры, Ивангород и Варшава усиливались передовыми укреплениями и строились передовые укрепления вокруг Бреста для прикрытия железных дорог, у Очакова и Ямполя. Также было решено укрепить Гродно, Ковно и позицию под Вильно, построить укрепления впереди Дубны и Проскурова и у моста Осовец, обеспечить переправу через Западную Двину у Риги. Работы по исполнению этого плана были остановлены начавшейся Русско-турецкой войной.
С 1874 г. Тотлебен работал над реорганизацией инженерных войск с учетом современных требований военной науки. В 1876 г. он был назначен главным распорядителем по обороне черноморского побережья. В Керчи, Очакове, Одессе и Севастополе Тотлебеном были установлены мины, возведены новые батареи и усилено вооружение.
Во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. он был направлен к осажденной Плевне и, прибыв туда 2 сентября 1877 г., сразу принял руководство осадными работами. После взятия Плевны Тотлебен был назначен командиром Рущукского отряда, но 8 февраля 1878 г. был вызван в Петербург для совещания по вопросу о занятии Босфора и закрытии его для английского флота, стоявшего у Принцевых островов.
Назначенный вслед за этим главнокомандующим, Тотлебен после прибытия к армии понял, что занятие Босфора невозможно и не имеет смысла, а в случае даже успешного штурма Константинополя выгоды будут иметь лишь временный характер, а в случае неудачи могут быть потеряны все итоги успешной войны. Поэтому Тотлебен лишь поддерживал дипломатов во время переговоров о заключении мира. Он же руководил и возвращением войск в Россию. За победы в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. он был награжден орденами Св. Георгия 2-й степени и Св. Андрея Первозванного.
В 1879 г. Тотлебен был возведен в графское достоинство. В том же году он был назначен одесским генерал-губернатором. На следующий год он становится виленским, ковненским и гродненским генерал-губернатором. Э.И. Тотлебен скончался в 1884 г. и был похоронен в Севастополе.
Э.И. Тотлебену суждено было оставить глубокий след в истории России. Но впервые он стал широко известен и в нашей стране и за рубежом именно благодаря созданию оборонительных укреплений Севастополя. В течение немногих дней вся Южная сторона Севастополя была окружена оборонительной линией, основу которой составляли шесть бастионов. Три из них прикрывали Корабельную сторону города, а три других – Городскую. Важнейшим пунктом обороны должен был стать Малахов курган на восточной окраине Севастополя. Позади главной оборонительной линии, поспешно, но тщательно созданной, в скором времени появились еще две запасные линии редутов, укрепленных батарей, баррикад.
А перед главной линией обороны неприятеля также ждали сюрпризы – небольшие завалы для снайперов, в дальнейшем соединенные по нескольку вместе окопами, куда вмещались уже несколько десятков стрелков. Для защиты от снарядов противника строились блиндажи, щиты из толстых тросов, прикрывающих артиллерийскую прислугу от неприятельских пуль и т. д.
Все это делалось под пристальным вниманием осаждающих, естественно, пытавшихся противодействовать столь интенсивной работе севастопольцев. Но строительство продолжалось при любом противодействии. Ибо от этого зависело, жить городу или умереть.
С 15 сентября по 5 октября было построено более 20 батарей, и артиллерийское вооружение севастопольских укреплений возросло в два раза – с 172 до 341 орудия. Огромную роль сыграли корабельные орудия. Всего за время осады города на сухопутных позициях было установлено более 2 тысяч орудий с кораблей Черноморского флота. «Вся оборонительная линия (кроме 6-го бастиона и малого числа мортир), – писал современник-артиллерист, – была вооружена морскими орудиями и снабжалась в продолжение всей обороны морским ведомством. Таким образом, наша оборонительная линия до некоторой степени представляла собой прежний наш Черноморский флот, перешедший на берег со всеми судовыми порядками и морской обстановкой».
Но не только орудия шли в дело. Вместе с ними с кораблей перевозились цистерны для питьевой воды, которые на бастионах нашли другое применение – их приспособили под пороховые погреба. На бастионы перешло и другое корабельное оборудование – орудийные станки, сигнальные флаги, зрительные трубы и многое другое.
Занимая позиции вокруг Севастополя, моряки вводили на них знакомые, традиционные для них корабельные порядки: учреждались вахты, раздавались звуки боцманской дудки, били склянки. Участник обороны писал об этом: «Морские офицеры со своими командами взялись за оборону батарей, для них заменивших корабли: та же прислуга, что и на кораблях, те же командиры, тот же порядок, почти тот же способ командования и управления, та же несокрушимая решимость, что и на море, та же ловкость, что и на реях, та же отвага, что и в борьбе с разъяренной стихией».
Одновременно с возведением укреплений на Северную сторону Севастополя уже 18 сентября прибыла часть войск от Меншикова. Три пехотных полка были переправлены на Южную сторону. Гарнизон города вырос к началу октября 1854 г. до 35 тысяч человек.
Севастополь был готов к обороне. «С первого дня обложения Севастополя превосходящим в силах неприятелем, – говорилось в приказе В.А. Корнилова, – войска, предназначенные его защищать, выказывали решительную готовность умереть, но не отдать города… В продолжение короткого времени неутомимою деятельностью всех выросли из земли сильные укрепления и пушки старых кораблей расставлены на этих грозных твердынях… Войска рвутся сразиться и на каждом шагу выказывают свою удаль. Они по примеру отцов не хотят и знать о числе неприятелей».