Весной 1982 года шли последние дни съемок фильма «Свидание с молодостью» киностудии «Мосфильм» режиссера-постановщика . На этой картине снимались актеры: , , , . Галя Польских играла младшую сестру, а старшую — Тамара Логинова. Так, по фильму, они стали близкими родственницами. За несколько лет до этого они также снимались в одном многосерийном фильме режиссеров , . Тамара собиралась в на съемки и предложила мне поехать вместе.

— Володя, я считаю, что пора тебе сменить обстановку. Ты устал, вон какую огромную картину пишешь, стоишь у мольберта с раннего утра до захода солнца, на твоем холсте изображены толпы людей, машины, лошади, катера, пароходы. До всесоюзной выставки еще полгода, успеешь закончить работу. Поедем, там покупаешься на море, отдохнешь, а главное, отвлечешься от тяжелых воспоминаний после ухода из жизни Латифа. Не бери тяжелый этюдник с красками, возьми альбом для акварели.

Так мы оказались в Геленджике. Тамара снималась, а я писал морские этюды, за ней утром заезжала машина, обратно она возвращалась уже затемно. Когда бывали свободные от работы дни, мы ходили на море. Однажды, прогуливаясь по набережной Геленджика, Тамара сказала:

— Володя, посмотри, наши девушки прогуливаются, видно у них тоже несъемочный день, я тебя сейчас познакомлю с актрисами нашей группы.

— С одной из них я знаком, это Галя Польских. Только помнит ли она меня?

— Где это ты познакомился с ней? — Пристально посмотрела на меня Тамара.

— С Галей меня познакомил мой друг . Это было на , в коридоре, возле павильона, где снималась картина . Тогда Володя был вторым оператором у. Мы постояли втроем полчасика, поболтали. Вскоре Галю вызвали в павильон на репетицию, а мы остались, и Архангельский рассказал мне:

— Когда-то я был влюблен в Галину Польских, и даже планировал жениться на ней, но ты, Володя, хорошо знаешь мою маму, она, конечно, была против этого брака. Считала, что мы еще слишком молоды. Так что, у нас не сложилось, и мы остались просто хорошими друзьями, а вот сейчас даже работаем на одном фильме.

Между тем актрисы подошли, и Тамара представила меня:

— Владимир Артыков, художник.

– .

Ее лицо мне показалось очень знакомым.

— Я вас видел в Малом театре. Вы играли Эмму в спектакле «Берег», по . Я не ошибаюсь?

— Да, я работала в этом спектакле.

Стоящая рядом Галя Польских смотрела на меня и весело улыбалась.

— Вот так встреча! Тамара, а Володю я знаю, только не припомню, когда и кто нас познакомил.

— Володя наверняка помнит, у него на красивых женщин отличная память, — ответила Тамара.

— Конечно, помню! Меня с Галей познакомил оператор Володя Архангельский. Это было на киностудии им. Горького, когда ты снималась у на фильме «Журналист». А я в то время работал в соседнем павильоне. и в это время репетировали эпизод с режиссером в нашем фильме «Утоление жажды», а мы с Архангельским обсуждали в коридоре, где отметить нашу встречу после съемок.

— Да, вспомнила! Точно, нас познакомил Володя Архангельский! Как это давно было! — Всплеснула руками Галя.

Тамара и Нелли стали увлеченно разговаривать о чем-то своем, как это бывает между давними знакомыми. Они шли, то останавливаяь, то замедляя шаг, беспрерывно болтая, а мы с Галей продолжали идти дальше, постепенно расстояние увеличивалось и мы оказались далеко впереди. Неожиданно Галя спросила:

— Володя, ты, конечно, слышал о трагической судьбе моего первого мужа Файка Гасанова?

— Да, Галя, слышал. Летом 1962 года я был в Одессе, куда приехал с надеждой поработать на киностудии. Это были трудные годы. На всех студиях страны приостановили запуск новых картин, а незаконченные фильмы пересматривали на предмет идеологии. Много отснятого материала было положено на полку на долгие годы. Я тогда остановился в студийной гостинице «Куряж», как ее называли обитатели. Хорошо помню, как меня приняло братство из старожилов «Куряжа». Вечером, мы уже сидели в каком-то тесном одноместном номере, в компании режиссеров , , художника , ассистента режиссера , уже известной по фильму , где она блестяще сыграла учительницу. Был там и твой муж Файк Гасанов, и еще какие-то люди, не помню их. Пили красное вино «Червонное», метко прозванное «борщом». Настроение царило упадническое. Все присутствующие были в творческом простое, без зарплаты, которую давно уже не платили, угасала надежда, что кинопроизводство скоро оживет. Это время ты и сама хорошо помнишь. Файк был возбужден и с восторгом говорил о творчестве режиссеров и восходящей звезде . Потом он заговорил о тебе и о маленькой вашей дочери и с грустью сказал:

— Страшно то, что я ничем не могу им помочь, не могу быть им материальной опорой. Еще хорошо, что моя Галя при деле, она снимается и кормит всю семью.

Нина Иванова, чтобы снять напряженность момента, спросила Файка:

— У тебя есть фотография твоей маленькой?

У Файка засветились глаза, он достал из кармана бумажник, раскрыл его, и мы все увидели фотографию маленького улыбающегося ребенка, лицо которого было абсолютно твоим отражением, Галя.

— Как это мужественно, Файк, носить фотографию своей доченьки у себя на груди, — сказала Кира Муратова.

Все одобрительно зашумели, а Рубен Мурадян, по-восточному, как принято, шлепнул Файта ладонью об ладонь. Все сдвинули стаканы с «борщом» и выпили за твою дочь и маму-кормилицу, то есть за тебя, Галя. Потом вспомнили обо мне.

Рубен сказал:

— В нашем сообществе прибавился еще один безработный, предлагаю выпить и за него.

Нина Иванова добавила:

— Завтра Артыков встречается с директором киностудии, пожелаем ему удачи. Может ему повезет больше, чем нам.

Файк чокнулся со мной и сказал:

— Не уверен, что ему повезет, но представиться директору он обязан, тем более, что наша директриса раньше работала не то в обкоме, не то в горкоме, а они многое могут, если захотят.

— Да, это время я хорошо помню, — сказала Галя Польских, — тогда каждый выкручивался, как только мог. Но обрати внимание, что немногие добровольно покинули кино, переждали это время. Для некоторых это стало временем испытаний. Андрей Хржановский ушел в мультипликацию, сделал себе имя новым направлением в искусстве. А как сложилась твоя судьба в Одессе?

— Ты представляешь, Галя! Пошел я к директору студии выяснить свою дальнейшую судьбу, окажусь ли востребованным в ближайшее время или нет, уезжать мне или оставаться. Директором студии оказалась женщина по фамилии Гладкая. Приняла она меня очень хорошо, беседа наша продолжалась больше часа. Гладкая рассказала о сложной обстановке на студии, о том, что в ближайшие месяцы рассчитывать на запуск новых картин не приходиться:

— Творческим безработным труднее всего, куда проще с техническим составом студии, им можно найти работу.

Директор внимательно оглядела меня, словно доктор пациента:

— Какой ты худенький и бледный, одни глазища с ресницами длинными, как у барышни. Попробую помочь тебе.

С этими словами она сняла трубку телефона, набрала очень короткий номер:

— Галя, у меня в кабинете сидит молодой, очень симпатичный художник. Я заинтересована в том, чтобы сохранить этот кадр до лучших времен. Не могла бы ты устроить его в один из твоих санаториев. Нет, нет, не отдыхать, а поработать. Так присылать мне его к тебе? Ты обещаешь что-нибудь придумать? Спасибо, дорогая.

Гладкая повесила трубку и спросила:

— Паспорт при тебе?

— Да.

— Тогда садись на пятый трамвай в сторону центра, сойдешь на Вокзальной площади. С левой стороны от вокзала увидишь огромное красивое здание, это — обком. Войдешь в вестибюль, покажешь милиционеру паспорт, тебе скажут, как пройти к Галине Борисовне. Дальше тебе Галя все расскажет.

Я поднялся на второй этаж обкомовского здания, вошел в указанный мне кабинет, и увидел ослепительно красивую женщину. Ее толстая коса каштановых волос словно нимбом окружала голову, светилось белое лицо с розовым румянцем, на котором сияли огромные синие глаза и алые чувственные губы. Белая нейлоновая блуза обтягивала тугие груди, торчащие над громадным дубовым столом, уставленным разноцветными телефонами. Признаться, у меня задрожали колени, голос пропал, и я полушепотом назвал свою фамилию и имя.

— Присядьте, — приветливо сказала она, долго и внимательно разглядывая меня.

— Похож, Гладкая довольно точно обрисовала ваш портрет.

Улыбаясь, она обнажала ровный ряд жемчужных зубов. Вот это красавица! Пронеслось в моем сознании, жаль, что стол закрывает нижнюю часть ее фигуры, а так хотелось бы посмотреть какие у нее ножки.

— О сегодняшних трудностях кино я осведомлена. Наша задача сохранить творческие кадры, — с серьезным видом заговорила Галина Борисовна. — Я хочу предложить вам на летний период поработать в санатории для школьников, он в шестидесяти километрах от Одессы, на берегу моря, в живописном курортном месте, где Днестровский лиман и Черное море сошлись так близко, что их разделяет узкая коса, на которой расположены пионерские лагеря и санатории. Хочу вас сразу предупредить, что санаторий для школьников, в который я вас рекомендую, не совсем обычный, в нем набираются сил дети работников Совета Министров Украины, большинство из которых киевляне, есть и из других крупных городов республики. Я думаю, им будет интересно узнать от вас о живописи, театре и кино. Я уже позвонила главврачу санатория о вашем приезде, с ним вы решите, на какую должность вас оформить. Это может быть или воспитатель группы, или руководитель изостудии, или руководитель театральной студии, сами выберете, что вам больше по душе. В любом случае, я уверена, вам очень понравится там. Море, великолепное питание и условия жизни позволят вам отдохнуть, набраться сил и даже творчески поработать. Туда любят ездить наши художники и привозят оттуда великолепные пейзажи для выставок. У вас есть деньги на поезд? Не стесняйтесь, мы можем помочь вам.

— Немного есть, — я утвердительно кивнул головой.

— Хорошо, билет на поезд стоит совсем недорого. Ехать до станции Сарата. Там вас встретит инструктор райкома партии и на своей машине довезет прямо до курортного района Приморский, и передаст в руки главврача совминовского лагеря. Поезд уходит завтра, рано утром. Вокзал прямо на площади, посмотрите расписание и купите билет. Вам все понятно? — Спросила она, вставая, и протянула мне руку. Я не удержался, взял ее пухленькую ладонь с длинными красивыми пальцами и поцеловал. Она засмеялась и сказала:

— В партийных органах это не принято, но, вам, художникам, позволено то, что не позволено другим.

Я понял, что аудиенция закончена, поблагодарил Галину Борисовну и пошел на вокзал покупать билет.

Вечером, в «Куряже» устроили проводы. В моем номере собрались Рубен Мурадян, Андрей Хржановский, Нина Иванова и твой, Галя, Файк Гасанов. Традицию нарушать не стали, пили «борщ», закусывая хлебом.

Когда через полтора месяца я вернулся в Одессу откормленным, загорелым, довольным и счастливым, привезя ребятам местного вина, копченой рыбы, винограда и помидоров, то застал всех в том же удрученном состоянии. Среди них не было только Файка Гасанова. Я спросил:

— Ребята, а где Файк?

Все опустили головы, и только Нина Иванова грустно, со слезами на глазах сказала:

— Володя, случилось большое несчастье. После твоего отъезда, дней через пять, наш Файк трагически погиб. Он попал под трамвай недалеко от киностудии и «Куряжа».

Вечером я пригласил всех киношников, живущих в «Куряже» в свой номер, чтобы помянуть Файка Гасанова, нашего друга, одаренного, но так и не успевшего снять ни одного фильма. Рассказывая о нем, Нина Иванова вспомнила такой случай:

— Файк перед смертью, дня за три, приколол свой пропуск, где была его крошечная фотография на доску почета передовиков производства Одесской киностудии. Я это восприняла с пониманием, спрашивается, зачем нужен пропуск на киностудию, на которой ты не востребован, тем более, если тебе только двадцать шесть лет?

— Да, считают, что Файк случайно попал под трамвай, лично я, очень сомневаюсь в этом, — сказал грустно Рубен.

— Рубенчик, не терзай душу, не ты один так думаешь, — вытирая слезы, добавила Нина.

Все выпили, не чокаясь и не глядя друг другу в глаза.

Выслушав меня, Галя спросила:

— Ты тогда остался в Одессе?

— Нет, Галя, узнав о трагедии с Файком, оставаться в Одессе мне не захотелось, и я, уехал в Москву, где взял направление на Свердловскую киностудию. Прости меня Галя, эту грустную историю я рассказал по твоей просьбе.

К этому времени подошли Тамара и Нелли, и мы вместе продолжили прогулку по набережной Геленджика.

Когда съемки закончились и актеры разъехались, мы с Тамарой остались, чтобы совершить поездку в Новороссийск, на Малую Землю, посмотреть завершение работы над памятником, посвященным героям советским воинам, отдавшим жизнь за родину. Мы увидели белокаменный монумент, похожий на десантный корабль, который вышел из моря на берег и с него высаживается морской десант. Этот монумент скульптора производил очень сильное впечатление. Глядя на него, Тамара сказала:

— Какая мощь в этой многофигурной композиции.

— Да, сильная вещь. Он сам в войну, будучи моряком-черноморцем участвовал в высадке десанта в Новороссийск и Керчь. Скульптор гениально проявил себя и в памятнике генералу , где всего в одной фигуре выразил дух и несгибаемую волю русского воина, и он имеет такую же силу воздействия, как и этот многофигурный монумент.

— Да, — ответила Тамара, — не зря так высоко оценили памятник генералу Карбышеву, присудив Владимиру Ефимовичу Цигалю Ленинскую премию.

Акварели, которые мною были написаны в Новороссийске, на Малой Земле, я выставил уже после смерти Леонида Ильича Брежнева в Ашхабаде в выставочном фойе Русского драматического театра им. А. С. Пушкина. В прессе была крошечная заметка о выставке, время Брежнева прошло и все, что было связано с его жизнью, официальных чиновников от культуры не волновало.

Вернувшись в Москву, я вновь встал к мольберту. Надо было успеть завершить работу над картиной к предстоящей осенью очередной всесоюзной выставке.