Пойдя навстречу просьбе Расула Нагаева, штатного оператора телевидения с большим стажем работы, нам разрешили провести монтаж и тонировку фильма в одной из аппаратных Останкино.

— Володь, — предупредил меня Расул, — я с трудом выбил аппаратную. Мы должны уложиться в одну ночную смену, и если ты не успеешь закончить работу, я не смогу продлить время ни на минуту, и тогда мы просто горим.

— Не волнуйся, я успею.

— Правильно, умница, напрягись, опыт у тебя есть. Вспомни свои молодые годы, когда ты снимал и монтировал документальные фильмы. Успевал же! Я сейчас покажу, где находится монтажная второго этажа, и тут же убегаю — у меня запись концерта «Цветы Софии Ротару». Утречком зайду. Вперед, старина!

Я понимал всю сложность нашей авантюры, но другого выбора не было.

С полуночи до шести утра мне с двумя помощниками надо было завершить фильм, и через сутки сдать его заказчику.

В половине двенадцатого ночи наша группа шла по длинному, гулкому, плохо освещенному коридору второго этажа Останкинского телецентра. Со мной были молодые ребята — инженер Андрей, и звукооператор Игорь.

В коридоре я увидел идущего нам навстречу . Игорь тихо сказал:

— Владимир Аннакулиевич, смотрите, кто идет! Это же Говорухин!

Когда мы поравнялись с ним он, увидев меня, развел руками и, улыбаясь, сказал:

— Пути господни неисповедимы.

Мы обнялись. Ребята почтительно отошли на некоторое расстояние.

— Что привело тебя на телевидение, Володя?

— У меня ночная смена.

— А моя смена уже закончилась, иду домой. Что делаешь?

— Заказной рекламный фильм «Курорты Абхазии».

— Надо же! Кому-то еще есть дело до курортов, а нам не до них, выжить бы, — горестно усмехнулся Говорухин, — видимо, еще не все потеряно в нашей стране, если заказывают фильмы о курортах. У меня все гораздо суровее.

— Слава, недавно видел твой фильм «», очень серьезная вещь. «» не каждому дается, от души поздравляю тебя! Ты продолжаешь разрабатывать эту же тему?

— В какой то степени, да. Монтирую «».

Говорухин вопросительно посмотрел на моих попутчиков.

— Познакомься, — представил я, — это оператор и корифей Останкино мой друг Расул Нагаев, а эти молодые люди будут помогать мне в монтаже и озвучке.

Говорухин немного помолчал и неожиданно задал вопрос:

— Когда мы с тобой, Володя, виделись в последний раз? Кажется, это было в Ялте?

— Да, на Ялтинской киностудии. В тот день, когда мы там встретились, ты был занят и предложил основательно посидеть через пару дней. Но на следующий день я уехал в Симферополь, потом в Москву, и, к сожалению, наша встреча не состоялась.

— Да, и в Одессе такая же история вышла. Увиделись, а посидеть не удалось, все куда-то торопимся, спешим. Думаем, что друзья будут вечны и общение никуда не уйдет от нас, а время распоряжается по-своему, — с грустью сказал Слава.

Расул многозначительно постучал по часам:

— Смена началась, время идет.

Прощаясь, мы пожали друг другу руки, и Говорухин сказал:

— Ну, теперь то, наверное, найдем время основательно посидеть?

— Думаю, что да!

Когда мы пришли в монтажную, Игорь и Андрей стали подготавливать аппаратуру к работе. Андрей, смущенно взглянув на меня, спросил:

— Вы давно знакомы с Говорухиным?

— Лет тридцать, не меньше, с тех пор, когда он работал на телевидении в Казани.

Игорь добавил:

— Его фильм «Место встречи изменить нельзя» моя самая любимая картина.

— Да, — вставил Андрей, — там прекрасные артисты: , , . Говорухин не только режиссер, но и народный депутат.

В ожидании начала работы мои мысли улетели в Казань, где мы познакомились с Говорухиным. Это было начало шестидесятых.

В то время я был молодоженом. Мы с моей женой Раей, высокой красивой голубоглазой блондинкой, студенткойVI курса актерского факультета , приехали на зимние каникулы в Казань к ее маме.

Можно сказать, что это было нашим свадебным путешествием. Рая обожала внимание мужчин, и не терпела соперниц. На нашей свадьбе были студенты из театральных и киноинститутов.

Среди будущих актрис необыкновенной красотой выделялась Лиля, нежная брюнетка с ярко синими глазами, дочь известного Кабардино-Балкарского поэта . Девушка была воспитана в духе традиций светского Кавказа: сдержана, общительна и приветлива.

На свадьбе поэт не сводил с нее глаз, был в ударе, читал свои стихи и говорил пространные тосты. Среди гостей были также молодые актеры , , , и будущий оператор . Рая немного нервничала, и я понял причины — центром внимания на свадьбе была не она, а красавица Лиля Кулиева, ее подруга по театральному училищу. Рая также ревновала меня к известной киноактрисе Светлане Данильченко, с ее яркой вызывающей внешностью.

Приехав в Казань, Рая в ближайшее воскресенье повела меня в Казанский государственный академический русский Большой драматический театр имени В. И. Качалова.

— Сегодня идем на спектакль, там главную роль играет моя подруга . Для меня важен не спектакль, пьеса наверняка — советский проходняк, мне важно увидеться с Юноной, узнать казанские театральные новости, и конечно, вас познакомить, — сказала Рая.

Январский день выдался не очень морозным, мы шли пешком по старому центру Казани.

На улице было многолюдно, фланировала молодежь, и почти все грызли семечки, сплевывая шелуху.

— Не удивляйся, — посмотрела на меня Рая, — в моем городе любят грызть семечки. Это особенность и достопримечательность Казани.

— Я это уже заметил, только не знал, что это — ваша достопримечательность.

Действительно, под ногами был толстый слой шелухи от семечек, перемешанной с грязным подтаявшим снегом. Это месиво плотным ковром покрывало тротуар, ступать по которому было мягко и комфортно.

Архитектура центра Казани, ее улицы с двух- и трехэтажными приветливыми купеческими и дворянскими домами с крылечками, украшенными ажурными козырьками, удивительно взволновали меня, напомнив родной Арбат моего детства.

Спектакль был дневной. После того как закрылся занавес, мы зашли за кулисы, где жена познакомила меня со своей подругой.

— Юнона, — удивительным бархатным голосом сказала молодая красивая актриса и протянула мне руку, внимательно оценивающе разглядывая меня.

— Вы прекрасная актриса, я с наслаждением смотрел и слушал вас.

— Спасибо, — продолжая смотреть на меня своими большими выразительными темными глазами, ответила она. — Я приглашаю вас с Раечкой на обед ко мне домой. Мы отпразднуем нашу встречу. Я переоденусь, а вы подождите меня в фойе театра. Думаю, Володе будет интересно познакомиться с моим мужем. Станислав — журналист, работает на телевидении редактором, режиссером и автором программ.

По скрипучей деревянной лестнице мы поднялись на второй этаж бревенчатого дома. Маленькая прихожая, служившая одновременно кухней и гардеробной, вела в светлую комнату с большим окном. В ней стоял стол со стульями, диван, рядом с дубовым книжным шкафом плотно набитым книгами притулился маленький столик с пишущей машинкой, в которую был вставлен лист белой бумаги. Под столиком на полке лежали пухлые папки в картонных обложках, завязанных шнурками на бантик.

На стенах висели фотографии Юноны в актерских костюмах. С одной фотографии на нас смотрела Юнона с малышом на руках.

Я увидел деревянную детскую кроватку, в которой спал укутанный в белоснежное атласное одеяльце малыш. Он сладко посасывал пустышку.

— Спит, — ласково и негромко сказала Юнона, низко наклонившись к сыну.

Она повесила пеленку на спинку кроватки так, чтобы свет из окна не мешал малышу спать.

Молодой симпатичный мужчина внимательно разглядывал меня.

— Володя, познакомься, это мой муж, — представила меня Юнона.

Худощавый мужчина с шевелюрой жестких темных волос, высоким лбом и глубокими залысинами пронзительно, но по-доброму посмотрел мне прямо в глаза:

— Слава Говорухин, — представился он и пожал мне руку.

— Володя.

— Выйдем в предбанник, пока девочки накрывают на стол.

Слава плотно закрыл дверь в комнату, и мы оказались в прихожей. Встав у небольшого окна, он открыл форточку, взял в руки коричневую трубку, набил табаком и начал раскуривать ее. Голубая струйка дыма потянулась в морозный воздух.

Я рассказал, что в Казани впервые, что город мне нравится, что успел побывать в Музее изобразительных искусств, в Казанском Кремле, где был поражен коллекцией живописи.

— Особенно долго я простоял у картин «Бойня», «Обливание у колодца», «Портрета Вари Адоратской».

Еще в начале 50-х годов будучи студентом Ленинградского художественного училища я видел рисунки Фешина, точнее их фотокопии, которые передавались из рук в руки. Каждый старался или купить, или сфотографировать их для себя. В основном это были портреты европейских детей и стариков. Были и выразительные образы американских индейцев. Фешин в те годы был в опале, т. к. в 1923 году эмигрировал в Америку, и мы о нем почти ничего не знали.

— Я люблю живопись, часто бываю в нашем музее. Мне Рая сказала, что ты студент ВГИКа, а я, признаться, мечтаю туда поступить.

— Так в чем же дело, Слава? Ты работаешь на телевидении, занимаешься журналистикой, режиссурой. Такие люди нужны в кинематографе. И мне понятно твое желание поступить туда.

— Дело вот в чем, Володя. Если я поеду в Москву и не смогу поступить в институт, то здесь меня обратно на работу не возьмут, так жестко предупредили меня на телевидении.

— Слава, я уверен, что ты поступишь во ВГИК, и возвращаться тебе в Казань не придется. Ты куда решил? На сценарный или киноведческий?

— Нет, хочу рискнуть на режиссерский.

Дверь в прихожую открылась, Юнона своим бархатным голосом позвала нас:

— Мальчики, прошу к столу.

Юнона угощала нас селедочкой, винегретом, пельменями, копченой конской колбасой .

— Рая, — спросила Юнона, — ты успела угостить Володю татарскими национальными блюдами?

— К нашему приезду мама наготовила , , на сладкое к чаю .

— Володя, и что тебе больше понравилось? — спросил Слава.

— Треугольники с бараниной, картошкой и луком, — ответил я.

— Это называется эчпочмак, — уточнила Рая.

— Слава большой гурман, он любит вкусно поесть, но у меня не хватает времени: ребенок, репетиции, спектакли, гастроли, словом, актерская жизнь, — вздохнула Юнона.

Мы с Раей ушли поздно. Под ногами поскрипывал снег, мы дождались трамвая и сели в полупустой вагон. Трамвай был абсолютно такой же, как московская «Аннушка» из моего детства. В трамвае было очень холодно. Молоденькая девушка, укутанная в клетчатый платок с бахромой, в вязанных шерстяных перчатках, из которых выглядывали обнаженные пальчики с ярко-красным маникюром, и черной кожаной кондукторской сумкой на груди, что-то сказала Рае по-татарски, взяла с нее шесть копеек и оторвала билеты. Мы сели на холодную деревянную скамейку и, дрожа от холода, тесно прижались друг к другу. Изо рта густо валил пар, оседая инеем на пушистом воротнике Раиной шубки. Мороз расписал окна пальмами, которые вспыхивали от проплывавших мимо уличных фонарей. Несколько пассажиров съежились на своих сидениях.

— Ну и перепады у вас в Казани. Днем тепло, а ночью такой мороз, — заметил я, прижимая дрожащую Раю к себе.

Неожиданно на остановке в вагон вошла веселая компания. Все преобразилось. Мы встрепенулись — вошедший парень растянул меха гармошки и заиграл татарскую народную песню. Девушки и парни пустились в пляс в такт раскачивающемуся вагону. И даже замерзшая кондукторша встала со своего сидения и начала притоптывать и подпевать гармонисту. Сразу потеплело, настроение поднялось, и даже Рая стала потихоньку напевала татарские куплеты.

— Владимир Аннакулиевич, у нас все готово, — тронул меня за плечо Андрей, — можно начинать работу, садитесь рядом со мной на стул.

Ровно в шесть утра в монтажную вошел неутомимый Нагаев.

— Ну, что у вас? Успели? Сейчас войдет другая смена.

— Да, Расул. Картина готова! — ответил я.

— Успели — не то слово, — сказал звукооператор Игорь, — я не припомню, чтобы кто-нибудь так быстро монтировал ленту. Успели даже подложить текст и музыку!

— С Владимиром Аннакулиевичем легко работать, он точно определяет размеры эпизодов, крупных и средних планов. Сразу видно, что весь фильм в мельчайших подробностях в уме он уже собрал, — подытожил Андрей.

— Да, уж. Это он может, — хмыкнул Расул. — Главное впереди, примет ли фильм заказчик?

Банкет по случаю сдачи картины «Курорты Абхазии» Марик назначил в ресторане «Арагви», недалеко от памятника Юрию Долгорукову. Кухню этого ресторана мы любили, но в связи с большими переменами в стране не в лучшую сторону забыли туда дорогу. Алла Федоровна, супруга Расула, по старой привычке заказала такси, взяла большую пачку ничего уже не стоявших денег, которые не помещались в обычных кошельках, и теперь их носили в целлофановых пакетах. Инфляция была в разгаре.

В сводчатом зале «Арагви» к нашему приходу уже был накрыт длинный стол. Он сверкал белоснежной скатертью, серебром приборов, хрусталем фужеров и рюмок. Обильная грузинская кухня вызывала аппетит и желание выпить. , баклажанные рулеты, маслины, ветчина, , , , обильная зелень и даже селедка по-русски манили к себе. Стол украшала батарея грузинских вин: , , . Стояли бутылки «», грузинского коньяка, шипучего «».

Гости расселись за столом, меня посадили в торце между двух Алл, — женой Расула и женой Марика. Это были единственные женщины, все остальные места за нашим столом были заняты мужчинами в черных костюмах и белоснежных рубашках. Марик сказал:

— Володя, загадывай желание, ты сидишь между двух Алл.

Потом он встал и произнес короткий тост:

— Уважаемые дамы и господа! Мы собрались сегодня по случаю презентации фильма «Курорты Абхазии». Его сняли мои друзья Владимир Артыков и Расул Нагаев. Вы имели честь посмотреть его, и как мне показалось, фильм вам понравился.

Мужчины зашевелились и одобрительно закивали головами. Послышались реплики:

— Хороший фильм, молодцы!

Раздались недолгие аплодисменты.

— Вот видите, — повернула ко мне голову Алла Нагаева, — вы думали, что никто не видел фильма, а, оказывается, его смотрели и даже аплодируют.

— Разрешите мне, — продолжил Марик, поднимая бокал, — поздравить их от вашего имени и от себя лично с успешным завершением работы и пожелать им дальнейших творческих успехов.

Все встали, раздался приятный звон бокалов.

Это был единственный тост в нашу честь. Вскоре о нас забыли. Мужчины оживленно обсуждали свои коммерческие дела на языке, понятном только им самим.

— Кушайте, — наклонился в нашу сторону Марик, — у них свои дела, не обращайте внимания. Будем считать, что наше крыло творческое, а остальная компания — бизнесмены. Скажу по секрету, ваш фильм они еще не смотрели. Его видел только я. Гостям сказать по поводу картины нечего, пусть закусывают и ведут разговоры о своих делах, а мы будем обмывать ваш фильм.

— Марик, я хочу вас поправить, ведь это, прежде всего ваш фильм. Ведь вы — продюсер и заказчик, — возразил я.

— Да, уж! — поддержал меня Расул, — если бы не ты, Марик, то и фильма бы никакого не было. И не сидеть бы нам за таким роскошным столом.

Я встал, поднял бокал и предложил выпить за здоровье Марика и его очаровательной супруги Аллы.

Официанты забрали пустые тарелки, подали на выбор горячий шашлык из баранины, и .

Застолье продолжалось, но к нам оно не имело никакого отношения. Мы гуляли сами по себе.

Через пару дней Марк Гейхман пригласил нас с Расулом в свой офис на Пушкинской площади около музея Коненкова.

— Ну что, друзья! Будем еще снимать кино? У меня есть к вам деловое предложение.

Я хочу создать на своей фирме маленькую киностудию, способную давать продукцию в виде рекламных роликов, короткометражных фильмов, видовых картин о природе, животном мире, очерки об известных личностях в политике и искусстве. Вы меня поняли? Подумайте. Я не тороплю. Если вы согласитесь, то представьте в письменном виде все необходимое для создания небольшой киностудии.

У меня перехватило дух от такого предложения. Об этом можно было только мечтать!

Расул онемел. Мы посмотрели друг на друга.

— Марик, — хрипло выдавил Расул, — это шутка? Ты подумал, во что это обойдется? Одна техника чего стоит!

— Да… — протянул я, придя в себя, — чтобы снимать даже очень небольшой фильм, нужна не только дорогостоящая аппаратура, о которой говорит Расул, но и помещения: комнаты для монтажа, для хранения кинотехники и осветительной аппаратуры, гримерная, костюмерная, комната для администрации. Одним словом, это должна быть большая пятикомнатная квартира желательно на первом этаже. Транспорт, хотя бы в виде Рафика. Вот тот минимум, при котором можно начать снимать короткометражный фильм.

— Для нас — это фантастика! Я не могу прийти в себя от твоего предложения, — выдыхая воздух, сказал Расул.

— Все что вы назвали осуществимо, — спокойно ответил Марк Гейхман, отпивая глоток крепкого кофе, — главное — ваше согласие.

Марк, встал, мы тоже.

— Надеюсь на положительный ответ, — пожимая нам руки, попрощался Марк.

Еще зеленый Тверской бульвар шелестел листвой. Скамейки были заняты бомжами, они сидели, греясь на солнышке, соображали на троих, некоторые, заняв всю лавку, спали.

Присесть было негде, мы пошли в сторону Никитских ворот, чтобы, не спеша, обсудить неожиданный подарок судьбы.

Уже за ужином в квартире у Нагаевых мы подробно рассказали о предложении Марка Алле Федоровне, как человеку большого жизненного опыта. Выслушав Расула, она помолчала:

— Предложение Марка, конечно, для вас заманчиво. Ты, — повернулась она к Расулу, — видимо забыл, какое большое сокращение произошло у вас в Останкино? Сколько твоих друзей операторов осталось не у дел? Тебя это не коснулось! Тебя как старейшего кадра не тронули! До пенсии осталось три года, и если сейчас ты согласишься оставить Центральное телевидение и перейдешь в частную студию, ты рискуешь потерять все.

— Это почему же потерять? Мы с Володей будем снимать фильмы, рекламные ролики, — возразил Расул.

— Стоп, стоп, стоп, — остановила его Алла, — сегодня вы снимаете, студия ваша работает, а завтра его фирма обанкротится, или он решит закрыть студию, у него тоже могут быть свои творческие планы. Володя — свободный художник, он встанет к мольберту, и будет продолжать жить по-старому, а ты — на государственной службе. И если ты сейчас уйдешь с телевидения, то обратно дорога будет заказана. Что ты будешь делать? Бросить работу в наше время, когда до пенсии осталось три года — это безумие. Вот выйди на пенсию, открывай тогда себе хоть студию, хоть сауну, если деньги накопишь.

Так мудрая Алла Федоровна развеяла наши мечты. Не знаю, была ли она права, но мы дали Марку отрицательный ответ.