— Вон там, — Алексий указал рукой. — Под той башней.

Он усмехнулся и добавил:

— Те две осадные башни, что напротив ворот Романа, полностью завершены и скоро будут придвинуты к стенам. Сооружение же этого уродства затянулось настолько, что вызывает подозрения в истинных намерениях турок. Лазутчики в один голос утверждают — постройка затеяна для отвода глаз. На самом деле под той башней замаскирован вход в подкоп.

Стоящий рядом с ним человек согласно кивнул головой. Он был невысок ростом и сухопарен; светлые волосы, редкие у макушки, на солнце выгорели почти до соломенного цвета и длинными прядями спускались на плечи. Правая часть его костистого лица была обезображена давним, плохо зарубцевавшимся шрамом и время от времени подергивалась в нервном тике. Он перевёл взгляд с недостроенной осадной башни на две другие, находящиеся в полутора милях от первой, затем повернулся к приближенному Феофана.

— Похоже, так и есть, — задумчиво проговорил он. — Турки даже не потрудились убрать подальше вырытую ими землю.

Он помедлил и задал вопрос:

— Правильно ли я понял, что работы ведутся третью неделю?

— По меньшей мере, они начались две недели назад.

Человек с изуродованным лицом хмыкнул и пожал плечами.

— Судя по количеству выброшенной земли, мусульмане не могли продвинуться далеко. В лучшем для них случае, они преодолели лишь треть необходимого пути.

Алексий чуть качнул бровями.

— Пусть так. Но мы должны заблаговременно подготовиться и принять меры. Поэтому совет димархов счел нужным воспользоваться услугами опытного человека. Таким, каким по общему мнению, являешься ты, мастер Иоанн.

Его собеседник признательно наклонил голову.

Иоганн Немецкий, которого одни считали выходцем из саксонских земель, а другие — уроженцем ещё более отдаленной Шотландии, долгое время работал инженером на медных рудниках и по праву слыл знатоком устройств земляных сооружений. Ещё до подхода османских войск он принимал участие в реставрации полуразрушенных стен Константинополя и разработал эффективный метод очистки крепостного рва с помощью подъёмных платформ. То, что византийцы, обнаружив подкоп, обратились именно к нему, мало удивило инженера. Напротив, он был бы глубоко уязвлен, если бы ликвидацию подкопа поручили кому-нибудь другому.

Не сводя прищуренных глаз с одинокой осадной башни, он беззвучно шевелил губами, как бы складывая или вычитая в уме невидимые столбцы цифр.

Молчание затягивалось. Алексий начал терять терпение.

— Что надо предпринять, чтобы предупредить врага? — резко спросил он.

Инженер взглянул на него с плохо скрытым удивлением.

— Что предпринять? — переспросил он. — Конечно же, рыть встречный подкоп.

— С какой целью?

— Обнаружив приближение врага, мы заложим в подкоп пороховую мину и взорвём её.

Настал черёд Алексия недоумённо смотреть на инженера.

— Каким же образом можно обнаружить врага под землей?

— Это не сложно. С помощью слуховых трубок, — Иоганн изобразил руками некое подобие большой воронки.

— Приложив слуховую трубку широким концом к земле, мы будем прослушивать шумы в почве и по постепенному нарастанию звуков, определим близость неприятеля.

— Подобным же образом, прижав ухо к земле, дозорные следят за перемещением вражеской конницы, — согласно кивнул византиец.

— Мастер понял мою мысль. Правда, поначалу нелегко будет определить точное направление подкопа. Из-за неопытности турок линия подземного хода может сильно отклониться от прямой.

— И тогда тоннели далеко разойдутся в толще земли?

— Чтобы этого не произошло, под прямым углом к подкопу роется длинный коридор, обойти который осаждающие едва ли сумеют.

— Но разница в глубине подкопов может быть весьма велика.

— Я уверен в обратном, — отвечал Иоганн. — Вражеские инженеры наверняка измерили глубину рва, ведь именно на этом участке она меньше, чем в других местах, и рассчитали приблизительные размеры фундамента стен и башен.

— Следовательно….

— Поэтому они будут двигаться на минимально допустимой глубине. Так, чтобы только не задеть дна рва.

— Это мы можем лишь предполагать, — возразил ромей.

Инженер отрицательно покачал головой.

— Мастер забывает, что неподалёку протекает река Ликос, а меньше чем в миле находится заболоченная часть залива Золотой Рог.

— И о чем это говорит?

— Это означает, что земля под городом насыщена грунтовыми водами. Попытки вырыть более глубокую шахту обречены на провал — её очень скоро затопит водой, откачать которую невозможно будет даже корабельными помпами.

— Но если тоннели все же разойдутся, — продолжал настаивать Алексий, — Какую пользу принесёт взрыв пороха?

— Сотрясение будет настолько велико, что крепёжные балки и перекрытия…..

— Балки? — перебил приближенный Феофана.

— Да, балки, — терпеливо пояснял Иоганн. — Когда роется тоннель, потолок его укрепляется специальными стояками, которые поддерживают свод наподобие колонн и предотвращают осыпание земли.

— Значит, если взрывом те балки будут выбиты с мест…..

— Потолок обрушится на головы вражеским землекопам, — докончил инженер.

— И заживо погребёт их, — удовлетворение Алексия выразилось в слабой как тень улыбке.

Инженер кивнул и повернулся к недостроенной башне. Достав из напоясной сумы измерительный инструмент, он нацелил его на вход в подкоп и по шкале принялся определять расстояние от стен.

— Но ведь может быть и так, что тоннели сойдутся точка в точку? — вслух продолжал рассуждать Алексий.

Иоганн подтвердил это.

— В таком случае, не будет ли наша часть подкопа служить продолжением вражеской?

— Может быть. Если враг, к несчастью, сумеет овладеть нашим подкопом. Очень редко, но такое случается при нерасторопности осажденных.

— Риск велик, — нахмурился Алексий. — Мне трудно вообразить схватку между землекопами в глубине земли. Но еще более чудовищна для меня мысль своими руками прорыть врагу проход в город.

Инженер оторвался от шкалы дальномера и сделал пометку на навощенной табличке.

— Этого не произойдет, — уверенно заявил он. — Вырыв лаз на определенную глубину, мы проделаем вдоль него уже упомянутый мною коридор и забьём его бочками с порохом. Днём и ночью в камере будут дежурить подготовленные люди со слуховыми трубками. Заметив приближение неприятеля, они подожгут фитиль и покинут подкоп. После того, как последний «слухач», как мы зовём этих людей, выйдет из лаза, в нашем распоряжении останется не менее нескольких часов, чтобы завалить выход из тоннеля камнями и землей и уложить поверху массивную плиту. Этим мы увеличим мощь взрыва.

— Не пострадают ли от пороха стены и башни?

— Могут пострадать, если подкоп вести от внутренней черты города. И совершенно безопасно, если начало будет взято на крепостном валу.

Он усмехнулся.

— Чтобы замаскироваться, мы должны будем, подобно неверным, соорудить нечто похожее на это непотребство.

Иоганн кивнул в сторону деревянной башни.

— Это твоя забота, мастер, — в тон ему отвечал византиец. — Но можно постараться и придумать нечто более целесообразное.

Дальний грохот сотряс воздух. Они одновременно повернули головы: со стороны ворот святого Романа, возле самой черты укреплений вырастал столб земли и щебня.

— Орудие венгра? — спросил инженер.

— Да, — глухо отозвался Алексий.

Иоганн сокрушенно покачал головой.

— Где только раздобыл султан этого христопродавца? Его пушка одним выстрелом вреда приносит больше, чем вся остальная батарея мусульман.

Как бы желая опровергнуть его слова, тут же зарявкали другие орудия.

— Пороху им не занимать, — продолжал говорить инженер, — Вся Анатолия роет для них селитряные ямы.

— Не беда, — непонятно отозвался Алексий. — «День гнева» близок. Он разом лишит нехристей и пороха, и пушки, и самого иуды.

Он сделал несколько шагов к выходу из башни. У самых ступеней приближённый Феофана повернулся к инженеру.

— Наши люди во вражеском лагере могут сообщaть достоверные сведения о глубине и направлении подкопа.

— Это сильно облегчит мне задачу. Равно как и знание длины уже пройденного турками пути.

Алексий кивнул и стал спускаться по ступеням.

Двое горожан, мужчина и женщина, шли вдоль темных улиц города. В руках женщина несла масляный фонарь и время от времени приподнимала его, освещая своему спутнику неровные участки дороги.

— Я все-таки не понимаю, — недовольно произнес Роман, в очередной раз споткнувшись о выпирающий из кладки булыжник, — Зачем надо было оставлять лошадь так далеко, за несколько кварталов от этого места. Калечить ноги об эти камни — удовольствие небольшое.

— Ах, — вздохнула его провожатая, Дария, служанка из дома Димитрия Кантакузина, — Это все из-за того, что мастер так мало проводит времени пешим. Все лошади да лошади, так недолго вскоре и вообще разучиться ходить на своих ногах.

— Отмахала бы ты за день столько, сколько я, по-другому бы заговорила, — отозвался молодой человек.

— Ой, да куда уж нам! Мы же все больше с тряпками, да с щелоком дружим, — согласилась служанка. — Где уж там на лошадях-то разъезжать!

— Так значит, ты говоришь, госпожа Алевтина ожидает меня этой ночью, — спросил Роман, меняя тему.

— Да уж доверься мне, господин, — хмыкнула Дария, искоса взглянув на него. — Не ты ли сам своими глазами читал ту записку, которую я давеча передала тебе из рук в руки? Что было в ней, что не было — мне не ведомо, грамоте-то я не обучена. А уговор на словах я передала точно. В каком часу, у какого места и где оставить лошадь, чтобы не привлекать лишнего внимания — все, как велел доложить Фома.

— Фома? Это еще кто?

— А это конюх нашей госпожи. Очень большой проныра.

— Надеюсь, не такой болтливый, как ты.

— Это уж не изволь беспокоиться, мастер. Молчун, каких и не сыщешь.

— Что ж, уже неплохо. А то с тобой не соскучишься — трещишь как сорока. Даже уши начало закладывать. Хорошо еще, что всех обывателей по пути не перебудила.

— А чего бояться-то? Мастер весь из себя такой видный рыцарь. И меч у него на поясе длинный-предлинный! Сам любого напугать может. Только кто высунется из окошка полюбопытствовать, он его — ба-ацц! — железякой своей по макушке — и запихнет обратно!

— Поменьше мели языком, — с досадой проговорил Роман. — Если я чего и опасаюсь, то только за честь Алевтины. И меч за поясом лишь потому, что враг под стенами города и меня в любой момент могут вызвать на мой участок.

— Ах, да! Я и позабыла! Мастер-то у нас начальник не из мелких! — служанка невинно захлопала глазами. — А мастер Димитрий, начальник нашего мастера, знает, где этой ночью будет один из его командиров?

— Ну, для того, чтобы вовремя призвать его на службу, — быстро добавила она, почувствовав, что гнев начинает закипать в Романе.

— На этот случай я известил своего оруженосца. Того самого, которому передал коня. И довольно болтать глупости, прикидываясь дурочкой. Если у меня лопнет терпение, я прикажу завтра утром высечь тебя на конюшне.

— Но для этого мастеру поначалу придется раздеть меня, — хихикнула девушка. — Или уж по-меньшей мере задрать на мне юбку. Интересно-то как! А на чьей конюшне он будет сечь меня? Если у мастера Феофила, так у меня там есть знакомый конюх. Вот кому в радость-то будет эта порка!

— Не сомневаюсь, найдется достаточно мужчин, для которых высечь тебя — большое удовольствие, — холодно произнес Роман. — Мало того, что у тебя язык без костей, ты еще и развращена сверх всякой меры. Но довольно болтовни, мы уже почти пришли.

— Сейчас, сейчас, мастер, — она быстро прошла вперед и подойдя к воротам, тихо постучала по ним.

Из-за боковой колонны ограды отделилась темная приземистая фигура и обменявшись с Дарией несколькими словами, слуга принялся возиться с запором.

— Добро пожаловать, мастер, — привратник чуть отступил в сторону и согнулся в полупоклоне. — Моя госпожа ждет тебя.

— Как твое имя? — спросил Роман, пока они шли по направлению к входным дверям в особняк Палеологов.

— Зови меня Фомой. Я главный конюх при дворе мастера Феофила, — отвечал тот. — Только сегодня, по уговору со сторожем, я заменил его на воротах.

— А еще он молочный брат своей госпожи, — лукаво ввернула Дария, семеня чуть сбоку от них. — Но надо сказать, что молоко кормилицы, сделав из госпожи красавицу, совсем не пошло на пользу ее сотрапезнику. Разница между ними видна даже слепому: если госпожа благоухает заморскими эссенциями, то тот, кто взрастился с ней вместе на одном молоке, весь до костей пропах лошадиным навозом.

Мужчины остановились так резко, что болтушка едва не наскочила на них.

— Попридержи язык, женщина, — грозно произнес Роман.

— Ты и впрямь испытываешь мое терпение.

Конюх тоже открыл было рот, но передумал, хотя суставы его сжатых в кулаки пальцев захрустели весьма отчетливо.

— Прости меня, мастер, — подобрав юбки, Дария присела в полупоклоне, сообразив, что на этот раз она действительно едва не переступила опасную черту. — Я не хотела злословить. Прости меня и ты, любезный Фома. Я никого не хотела обидеть. Я разболталась, это правда, но причиной тому — мое волнение: ведь не каждый же день случается сопровождать влюбленного на первое свидание.

— Фома, — после короткой паузы произнес Роман. — Похоже, ты с этой женщиной в близких отношениях. Почему бы тебе не приказать своей подружке заткнуться?

— Заткнись! — рявкнул ей Фома.

— Уже! — покорно согласилась служанка.

Проведя гостя по широкой, устланной коврами лестнице на второй этаж, конюх указал ему на чуть приоткрытую дверь в конце освещенного коридора.

— Там покои моей госпожи.

— Хорошо, ступай, — Роман сунул ему в руку несколько серебряных монет.

— Когда господин захочет покинуть нас, пусть он дернет пару раз за розовый шелковый шнурок, что протянут в покоях госпожи. Я приду и выведу его за ворота.

— А за воротами господина буду поджидать я, — подхватила Дария. — Я доведу мастера до самого его дома.

— Благодарю, — сдержанно произнес Роман. — Обратную дорогу я как-нибудь и сам найду.

Слегка кивнув им головой, он поправил меч на поясе, а точнее задвинул его поглубже за спину и решительно вздохнув, направился вдоль коридора к двери, откуда еле слышно доносился мелодичное пение струн.

Алевтина сидела на небольшом стульчике перед золоченной рамой арфы и, чтобы скрыть волнение, перебирала пальцами туго натянутые струны. Услышав шорох открывающейся двери, она вскочила и непроизвольно отступила на шаг.

— Добрый вечер, прекрасная Алевтина, — Роман согнулся в глубоком поклоне.

Девушка почувствовала, как краска заливает ей лицо и шею.

— Приветствую тебя, мастер, — еле произнесла она в ответ.

— Я не могу выразить свое счастье, видя тебя вновь…., - начал Роман.

— Я уступила твоим просьбам…., - перебила Алевтина и не решаясь взглянуть на него, отвела взгляд к окну. — Я не знаю, правильно ли поступила я, позволив тебе прийти сюда в этот час….

— Я настаивал на встрече потому, что давно и сильно люблю тебя, — энергично тряхнул головой Роман. — Дня не проходило, чтобы я не думал о тебе, не вспоминал твои глаза, твои губы, твою улыбку…. Твой голос в моих ушах, все сны мои полны тобой!

Она сжала руки и полуобернувшись, сделала два шага в сторону окна.

— Твои слова переходят грань приличия.

— Пусть так! Я молю о снисхождении за то, что не в силах сдержать себя в рамках условностей.

Он быстро пересек разделяющее их пространство и опустившись на одно колено, взял ее руки в свои.

— Мне трудно говорить — чувства переполняют меня. Много раз в своем воображении я представлял себе нашу встречу. Но вот этот час настал, а я не могу найти даже простых слов….

— Встань, — прошептала она, полуприкрыв веки.

Роман поднялся с колена, не выпуская ее рук.

— Ангел мой! — он наклонил к ней лицо. — Не прогоняй меня сегодня!

Она обхватила его голову руками и несмело прижалась губами к его лбу.

Не в силах более сдерживаться, он подхватил ее на руки и задыхаясь от пьянящего аромата ее волос, быстро понес ее к широкому, покрытому розовым шелковым покрывалом ложу. Там, осыпая поцелуями прильнувшее к его плечу лицо, торопливо, путаясь в крючках и застежках, принялся быстро и неумело высвобождать девушку из ее одежд.

— Благородная кровь — это всё-таки что-то да значит! — мечтательно протянула Дария, не отрывая глаз от щелки в стене, через которую легко можно было наблюдать за происходящим в соседней комнате.

— Какая любовь, какая страсть! Куда уж нам, с суконным-то рылом….

— Последнее время ты говоришь загадками, — обиженно произнес Фома, поглаживая рукой ее крутое бедро и придвигаясь поближе.

— Чем это простая кровь, наша кровь, — он специально выделил предпоследнее слово, — не по душе тебе?

— Только лишь тем, глупый, что простая она, — ответила девушка, оторвавшись от смотровой щели в стене и в упор насмешливо глядя на него. — Простая и жидкая. Вот посмотри….. Нет, лучше послушай! У твоей госпожи с ее кавалером любовь пошла уже по пятому кругу. Пять раз за один вечер! И по всему видать — до конца еще далеко. А у тебя? Ну? Сколько там получилось у тебя? Молчишь? Ну молчи, молчи….

Она вроде бы в шутку, но в то же время довольно сильно толкнула его в лоб. Фома едва не опрокинулся с кровати и удержался, лишь крепко ухватившись за край простыни.

— Я? А что я? — проворчал он с досадой, хотя и несколько смущенно. — Говорят тебе, я устал. Весь день возился с лошадьми. Чистил их, поил, давал овса. Думаешь, это так просто? Это тебе не тряпкой махать.

— С лошадьми? — едва не зашлась в хохоте Дария. — Ах да, чуть не забыла — ты же в них души не чаешь! Вот только зачем тебе я? Отправляйся в стойла к своим красоткам и люби их там, всех по очереди. Может тогда, среди них, ты почувствуешь себя мужчиной!

— Ну хватит, разболталась…., - оскорблено начал Фома.

— Ты говорил, твой отец — рыбак? — перебила она.

— Ну, говорил. Так оно и есть.

— Теперь мне понятно, откуда в тебе рыбья кровь и глупые осьминожьи глаза!

— Послушай, перестань сквернословить. Ты говори, да знай меру!

— Вот мужчина, так мужчина! — зашептала она, вновь припадая взглядом к щелке в соседнюю комнату. — Быстрый, сильный, жадный до любви и щедрый до ласки. Даже одеяла все с себя скинул, так должно быть разогрелся от страсти!

— Дай посмотреть! — Фома потянулся было к отверстию, но подруга вновь оттолкнула его.

— Уйди, постылый! Не порть мне удовольствие.

Она легонько вздохнула.

— А красиво-то как! Хотела бы я быть сейчас на месте твоей госпожи.

— Вот еще, размечталась! — неприятно усмехнулся Фома, порадовавшись возможности отыграться. — Да он на тебя и не взглянет! У него другая на примете. Станет он развлекаться со служанками, когда по нему такая красавица-госпожа сохнет.

— Тебе-то почем знать, глупый, взглянет он или нет, — загадочно улыбнулась Дария и обхватив за шею своего любовника, прижала его лицо к своей обнаженной груди.

— Какой мужчина откажется от такого тела?

Но даже если бы Фома и захотел ответить, едва ли его речь была бы членораздельной: его рот и язык были заняты в это время другим.

Некоторое время Дария лежала без движения, молча наслаждаясь ласками любовника, затем ее рука скользнула вниз, к паху мужчины, на несколько мгновений задержалась там, затем поползла обратно и вынырнув из-под тела, расслабленно легла на простыни. Женщина удовлетворенно вздохнула, откинулась на спину в полный рост и слегка раздвинула ноги, принимая более удобную позу.