Когда потух свет, пирожные были забыты. Картина действительно была хорошая. Светлана и Костя вполголоса обменивались впечатлениями. Светлана смеялась именно там, где нужно смеяться, и очень верно подмечала удачные детали.
Перед последней частью вдруг оборвалась плёнка, и на минуту в зале стало светло.
Девочка осторожно дотронулась до Костиной левой руки, лежавшей на ручке кресла.
— Какой у вас большой шрам! Больно ещё?
— Нет! — Костя подвигал пальцами, — Самую чуточку…
— А вы теперь почти уже не хромаете.
— Да, говорят, пройдёт совсем.
Светлане стало грустно и страшно за Костю. Отсюда прямо на вокзал… И увезёт его поезд навстречу пылающему закату, навстречу войне…
Опять потемнело в зале, осветился экран. Картина была интересная, но Светлана не могла уже с такой непосредственностью волноваться за судьбу героев фильма. К тому же было ясно, что у них-то всё кончится хорошо.
— Ты что скучная такая? — спросил Костя, когда они выходили из зала, — Может, не понравилось?
— Очень понравилось. Спасибо вам!
— Так в чём же дело? Боишься, что тебе попадёт за все твои подвиги?
— Костя, а вы сейчас прямо на вокзал?
— Как же я могу прямо на вокзал? А обещанная доставка на дом? Ничего, Светлана, не робей, как-нибудь обойдётся… Это что, школа твоя?
— Нет, здесь мальчики учатся, а наша вон там, в переулке.
— Как вашего классного руководителя зовут? Иван Иванович?
— Нет, он не руководитель, он у нас только по арифметике, пока Евгении Петровны нет…
* * *
В переднюю из всех дверей высыпали ребятишки — удивительно, сколько поместилось их на такой небольшой сравнительно площади, — и все желали Косте счастливого возвращения.
Поскольку Костя поцеловал Светлану, пришлось поцеловать ещё нескольких мальчиков и девочек — из тех, которые стояли поблизости. В заключение его самого поцеловала Наталья Николаевна.
Костя вышел во двор, обернулся — во всех окнах торчали тёмные и светлые головы, маленькие руки махали ему вслед.
Теперь самое время было ехать к Наде в институт, но, поровнявшись со школой, Костя невольно замедлил шаги… В конце концов это займёт только четверть часа!
В пустой раздевалке сидела маленькая, сухонькая старушка и вязала чулок.
Она строго сказала:
— Нельзя в шинели, товарищ лейтенант, у нас в верхней одежде входить не разрешается.
И вдруг отбросила чулок и, схватив колокольчик, оглушительно зазвонила — к окончанию пятого урока. Казалось странным, что она, такая маленькая и степенная, производит весь этот шум.
— Сейчас побегут, — улыбаясь, сказал Костя, когда наконец затих оглушительный звон.
Тётя Мариша, принимая от него шинель, с достоинством возразила:
— Не побегут, а пойдут!
Растворялись двери классов, аккуратными линеечками выходили в раздевалку и спускались по лестницам с верхних этажей маленькие ученицы. Никакого беспорядка, никакой суеты.
«Ого! Дисциплинка!» — с уважением подумал Костя.
Ему казалось, что именно в эти годы ребята должны были бы разболтаться. Но, наоборот, порядка в школе было, пожалуй, даже больше, чем до войны. Да, нелегко Светлане так сразу втянуться в эту налаженную, размеренную жизнь.
Узнав, что директора сейчас нет в школе, а Иван Иванович в учительской, и уже подходя к двери, Костя вдруг сунул руку в карман:
— Ох, что же я наделал! Совсем забыл!
* * *
Через несколько минут Иван Иванович вышел из учительской в коридор вместе с Костей и сказал, пожимая ему руку с неожиданной силой:
— Прямо на вокзал поедете?
— Нет, я ещё должен зайти… Меня будет провожать… то есть будут провожать…
Костя с трудом сдерживал своё нетерпение, шагая рядом с учителем. Тот вдруг остановился и, озорно улыбнувшись, проговорил скороговоркой, переходя на «ты»:
— Вот что, дружок, беги по коридору, никто не увидит, вторая смена ещё не пришла. Только в раздевалке полегче, тётя Мариша у нас строгая!