Дома Галя обедала и ужинала без аппетита, вечером на папины и мамины расспросы тоже отвечала невпопад. Мама даже пощупала губами галин лоб, но жару, разумеется, не было.

— Что с тобой? — спросила мама. — Ответила неудачно?

— Да, — сказала Галя, — Ивану Ивановичу.

— Сколько же он поставил?

— Он у себя в книжечке, я не видела.

— Ну ведь не двойку же? Да ты, Галочка, не огорчайся так: исправишь.

Гале стало совестно, что мама беспокоится из-за предполагаемой двойки, и она сказала с тяжёлым вздохом:

— Да я не потому.

Мама и папа переглянулись. Потом папа взял газету, а мама стала убирать посуду в буфет.

А Галя ходила от окна к окну и пощипывала узкие зелёные листья у пальмочек — даже оторвала один; мама и папа сделали вид, что ничего не заметили. Потом Галя остановилась посредине комнаты и проговорила совсем трагическим голосом:

— Ну вот, скажите: если я знаю, что кто-то делает что-то нехорошее, нужно сказать или нет?

Папа сейчас же отложил газету, а мама закрыла буфет.

Папа спросил:

— Кому сказать?

— Ну… учителям!

— Может быть, сначала постараться, чтобы этот человек сам перестал делать нехорошее? — осторожно сказал папа.

— Меня не послушает. Скрывается от меня и от всех. Убегает. Видела его вчера и сегодня только в раздевалке. Сегодня, как только я вошла, вышел и ушёл с Аней-Валей! По-моему, даже подозревает меня уже и ненавидит!

— Кто ушёл с Аней-Валей? Кто ненавидит? — в один голос спросили папа и мама.

— Этот человек.

— Ты бы рассказала, Галочка, всё, — посоветовал папа. — А то мы с мамой ровнёшенько ничего не понимаем.

Галя спросила:

— Даёте слово, что никому никогда про этого человека не расскажете без моего разрешения?

На этот раз папа и мама ответили невпопад.

Мама сказала:

— Даю.

— Я такого слова не даю, — сказал папа.

— Почему не даёшь?

— Потому что, раз слово дал, полагается его держать, а может быть, окажется, что этот человек — разбойник или вредитель какой-нибудь, тогда я сразу иду к телефону и набираю «0–2». А что мама будет делать со своим честным словом?

— Я сказала не вообще, а без моего разрешения.

— А вдруг ты разбойника пожалеешь и не разрешишь?

— Это не разбойник, а девочка.

— Девочки тоже иногда бывают порядочные разбойницы… А ну-ка, Галочка, — папа пересел с кресла на диван и по дороге прихватил с собой Галю, — сядем мы с тобой рядком да поговорим ладком… Рассказывай про свою разбойницу.

Теперь Галя сидела между папой и мамой и видела совсем близко их внимательные глаза. Галя подумала, как страшно важно для папы и мамы всё, что её занимает и волнует, и как хорошо, когда можно всё, что тебя занимает и волнует, кому-нибудь рассказать! И не нужно никаких особых честных слов, потому что у папы и мамы все слова честные.

Потом Галя подумала о Светлане, что некому ей рассказать про свои обиды и огорчения и никому про её огорчения неинтересно слушать.

У Гали затряслись губы и поехали вниз…

Когда она кончила рассказывать, папа спросил, вставая:

— Где этот детский дом?

Галя тоже вскочила с дивана:

— Папа, ты что хочешь делать? Ты хочешь туда идти?

— Для начала хочу позвонить по телефону. Даёшь разрешение?

— Папа, если ей что-нибудь будет из-за меня!..

— Честное, благородное слово, Галочка, я буду говорить так, как будто та разбойница — моя собственная разбойница!

— Ну, тогда звони.

— По-моему, лучше не по телефону, — сказала мама.

— Так я же только сговориться, когда придти.

В детском доме ответили, что директора нет, просили позвонить утром или прямо зайти. Говорила дежурная воспитательница. Папа положил трубку и вопросительно посмотрел на маму и на Галю.

— Лучше бы прямо с директором… — нерешительно проговорила мама.

— Хорошо, — сказал папа, — в таком случае отложим до утра.