А ночью было холодно, потом горячо, а потом – тепло и сонно, как во втором классе.

Будто всё плохое позади, а впереди только хорошее.

Сломанная рука срослась, и на дом пока не задают много, и боженька (которого как бы нет) меня любит.

Вместо боженьки – дедушка Ленин. Везде, на всех стенах, – в спортзале, и на уроке пения. Добрый ужасно, и не такой уж старичок, между нами, – вполне интересный мужчина. Явно снисходителен к детским шалостям. Прищур, и пальчиком так, укоризненно, но нестрашно, почти как дядя Бусик, родственник моей тёти Ляли.

Вообще-то их двое – Бусик и Абраша, – Абраша и Бусик. Где стол, там и они. Бусик – точная копия Бубы Касторского. Он смешной, круглый, краснолицый, – от голубых глаз его не укрывается ничего. Абраша – построже. Но тоже добрый. Что примечательно, они никогда не появляются по отдельности и за столом сидят рядом, – оба грузные, шумные, но ничуть не страшные.

– А вот и армяне! – кричит Бусик, подпирая животом угол длиннющего стола буквой Т, – и чего на них, на этих столах, только нет, – закуски, горячее, десерт, – тут, главное, затаиться и переждать, пока огромное блюдо с горячим проплывает над головой, – сделать вид, что ты усердно ешь, сидишь прямо таки с набитым ртом, – а вот и армяне! – кричит Бусик и размахивает вилкой, и живот его подпрыгивает как бы отдельно от него.

Армяне – это мы, наша маленькая семья, и самый главный армянин – мой папа, – мама не в счёт, – она вносит на руках другого армянина – моего новорожденного братца, которого срочно нужно перепеленать.

Бабушка Роза подбрасывает его на руках и напевает, и приговаривает что-то, раскрасневшись, с озорной улыбкой.

Совсем не так давно я узнала, что же такого приговаривала моя бабушка Роза своему армянскому внуку. Если вы не законченный ханжа и вам более шестнадцати…

«Шейне эялах», – ворковала моя дорогая бабушка, подбрасывая моего брата на руках. В ответ на это брат заливисто хохотал и плутовато косил глазом, будто отлично понимал, о чём идёт речь.

Пока гости воркуют над младенцем, я успеваю обежать обе комнаты, порыться в огромной библиотеке и забиться в уютный уголок с новой книгой и каким-нибудь сладким пирожком.

Горячее, ты не ела горячее, – взрослые укоризненно всплёскивают руками, покачивают головами, но недолго, – все знают, что я – не едок, только расковыряю тарелку и всё равно ускользну из-за стола, и замру где-нибудь у этажерки с вожделенным томиком, – Гоголя? Майн-Рида? О. Генри?

Здесь никогда не ругают, и про уроки – ни-ни, – здесь всегда вкусно и тепло, пахнет выпечкой и вишнёвой наливкой, – здесь ещё живы Бусик и Абраша, и дед Иосиф, и бабушка Даша – та, которая танцует на столе, – здесь произносят тосты и украдкой вытирают слёзы.

До понедельника ещё далеко, – я влезаю на стул и обвожу красным грифелем следующую субботу и воскресенье, и все самые главные праздники – мой день рождения, ноябрьские, Новый год…

Это мой главный секрет.

Я живу от праздника до праздника – все остальное время умело имитирую жизнь. Хожу в школу, учу уроки, выхожу во двор – но все это так, пробелы, паузы, которые необходимо чем-то заполнить, усыпить бдительность.

Чью, вы спросите?

Ведь это так несправедливо, – это тягостное ожидание воскресного дня, это томление, бессмысленное заполнение каждого дня и часа.

Нет, что говорить, – будни – не для меня.

Я завидую тем, у кого жизнь, по моему мнению, сплошной праздник.

Артистам, клоунам, акробатам. Писателям.

Когда-нибудь, – мечтаю я, – наступит день, – и мне не нужно будет корпеть над уроками, фонетическим разбором и арифметическими задачками, рассчитанными на абсолютных идиотов.

«Из пункта А в пункт Б» – ну, надо же придумать этакую чушь? Что может быть глупей и бессмысленней для того, кто давно определил себя в великие… ну, допустим… клоуны… или писатели, или даже поэты.

Я снисходительно посматриваю на учителей, – многие из них откровенно неумны, – это, например, если сравнить со знакомыми мне взрослыми…

Они неумны и явно несчастны, – эти старые тетки с шиньонами, крикливые, взвинченные и откровенно не понимающие моих пространных откровений в сочинениях на вольную тему.

Потому что вольную тему я выбираю всегда.

О чем бы ни шла речь в предыдущих двух, – я сглатываю слюну и расправляю лопатки, – вольная тема трепещет и, точно птица, взмывает над партами…

До понедельника ещё далеко, – я влезаю на стул и обвожу красным грифелем все самые главные праздники – мой день рождения, ноябрьские, Новый год…