Куда он подевался, я вас спрашиваю? Его, собственно, немного-то и было… Но ведь был же, был, я точно помню, что был!
Мне повезло, я успела это увидеть.
Кто эти мужчины и женщины в скучных, но все-таки, стильных костюмах и скромных платьях, – на ладонь, не более, но и не менее, выше округлых колен.
Колени тоже, кстати, наблюдались правильные. Лодыжки стройные, подъем… Все эти лаконичные локоны, лакированные челки, высокие прически. Галстуки, умение забрасывать ногу на ногу. Стрелки на брюках.
Все это считалось важным. И брюки, и платья, и весь этот неброский достаток-недостаток, несущий на себе печать достоинства. Достоинства единственной, порой, нарядной вещи, висящей на плечиках в полупустом шкафу.
Обернутые в пергамент туфли-лодочки, – точно, как у той актрисы, помнишь? – из французского кино, в котором шарм, много шарма, – шансон, лодочки и этот, как его, воздух…
Легко. дышится легко. Дождевые капли, горькие духи и еще это странное слово, – кальвадос…
Все у них легкое. Легкое пробуждение, сон легкий, и даже измены… легкие, изящные, непринужденные, как вот эти ступни, вдетые в узкие туфли на шпильках, как этот шов, – видишь, совсем незаметный, сползающий от бедра к голени.
Все у них легкое. Трагизм – светлый. Профиль Габена помнишь? Скороговорку Азнавура, рычание Беко, головокружение Адамо. Ив Монтан, белый плащ Симоны Синьоре… Белый, – да нет, все-таки, бежевый, – с таким хлястиком и стоячим воротничком вокруг стройной шеи.
Все-таки, они здесь были. Недолго, конечно, проездом, но были.
Оставив шлейф горьковатых духов, умение держать сигарету, – вот так, помнишь? – и этот поворот шеи, наклон головы, и эта неизъяснимая легкость, – в лицах, в словах, жестах.
Все закончилось вдруг. Он больше не поступал, этот почти краденый, почти нелегальный…
Лодочки сменили танкетки, дудочки – брюки-клеш, чулки стали прозаическими колготами. купленными в ближайшем универмаге. Кажется, по пять, или по десять. Нет, все-таки, по пять.
Tombe la neige… Tombe la neige…
Им, собственно, немного надо.
Немного любви или воспоминания о любви, стеклянная дверь кафе, – все оттенки черного, белого, и, конечно же, серого, как в том кино, в котором, помнишь, они идут по улице, а потом стоят под фонарем, на ней короткое, чуть выше колен платье, такое, лаконичное, – выточка, а еще крохотный кармашек, – да ну, я же помню, не было кармашка, зато была сигарета, а еще лодочки в руках, – она сняла их и побежала, а потом повернулась, помнишь, вот так, – крупным планом – глаза, губы, его глаза, сигарета, зажатая в тонких пальцах.
Поезд трогается, а она все стоит, – глаза, губы, – а вокруг люди, – говорят, смеются и думают, каждый о своем. Конечно же, по-французски. Но, все равно, понятно, о чем. И, конечно же, дождь, дождь, а еще воздух, много легкого воздуха.