Накануне отъезда неожиданно привязываешься ко всему, что тебя окружает.

У самых прозаических, казалось бы, предметов, начинается вторая, а то и третья жизнь.

Как-то особенно уютно шелестит занавеска, гостеприимно распахнут диван, а лампа мерцает таинственным мягким светом. То, что вчера еще казалось обыкновенным даже постылым, сегодня оказывается на удивление трогательным.

Хочется все это взять с собой. Диван, занавеску, разношенные джинсы. Пузатый чайник со свистком. Любимую кофейную чашку. Плед. Повседневные приметы человеческого бытия.

Послегрозовой вдох и выдох. Вон то облако, похожее на жирафа. Густой аромат соцветий липы. Хохочущих девчонок в метро. Носатого подростка с удочкой.

Оказывается, я живу в необыкновенном городе. Вот он, раскрыт как на ладони, блестит брусчаткой, змеится улочками, подмигивает фонарями.

Смогу ли я увезти его с собой?

Этот светлый июньский вечер, городскую духоту и внезапную свежесть, многообразие запахов и звуков.

Если бог создал эти дни, то, наверняка, он наделил их особым смыслом. Не иначе как для блаженного постижения. Для медленного кружения, – до дрожи в коленях и покалывания в ступнях. Для влюбленных и жаждущих, для отринутых и одиноких, – для них эта праздная, блаженная леность и суета, эта майская маета и июньское предотъездное…

Предчувствие.

Кошка, сидящая на исцарапанных коленях. Край цветастого платья. Прихрамывающая фортепианная гамма из окна на втором этаже. Обморочный вопль трубы.

Стоит свернуть с шумной улицы, и очутишься в тихом дворе, в котором разве что и уместно мерное поскрипывание качелей, а еще – мелодичный звон. Звуки и шорохи вечерней жизни, там, за колышущимися занавесками, в глубине чужих квартир и домов.

В городе, который, конечное же, переживет лето, зиму, весну, и непременно дождется тебя, не этим летом, так следующим, а, если не летом, то в любое другое время года, созданное для любви.