С этого дня мы стали встречаться часто. Моя душа оттаяла, а Олег стал мне близким и дорогим человеком. Вскоре решился вопрос о моём трудоустройстве. Один из банков нашего города набирал сотрудников. Меня приняли с испытательным сроком и обучением специфике работы в нём. Жизнь начала налаживаться.

Однажды в субботний день мне позвонил Дмитрий — сын Раисы Андреевны:

— Мать дала твой номер телефона и просила пообщаться с тобой.

— О чём?

— Это не телефонный разговор. Она сказала, что ты живёшь в городе Железнодорожном. Давай встретимся в шестнадцать часов у памятника Ленину. Годится?

— Хорошо, — согласилась я.

В назначенное время я подошла к месту встречи. Дмитрий уже был там. Он поздоровался, внимательно посмотрел на меня и спросил:

— Это правда, что ты родная дочь моей матери?

— Правда, — ответила я. — Я и сама об этом недавно узнала. Теперь пребываю в шоке, не знаю, как себя вести с обеими матерями.

— Почему мать, которая воспитывала тебя, только сейчас решила рассказать моей матери об этом? Нет ли в этом какого-нибудь умысла?

— Она об этом вообще никогда не рассказала бы, но твоя мать узнала об этом от какой-то бывшей сотрудницы роддома, в котором они обе рожали дочерей. Стала приходить к нам домой и требовать проведения анализа на ДНК. В её присутствии мама опровергла эту информацию. Когда твоя мать ушла, я настояла, чтобы мама сказала правду. Вот тогда она и созналась, что Раиса Андреевна отказалась от меня и сбежала из роддома. Мамина дочь умерла, и она решила взять меня, чтобы я не стала сиротой при живом отце. Мама не знала, что Раиса Андреевна возвращалась за мной в роддом.

— Тебе самой не хочется сделать анализ на ДНК? Ведь наши матери всю жизнь были соперницами. Кто знает, что они могли навыдумывать, лишь бы насолить друг другу.

— Мне не нужен этот анализ. На кладбище я видела могилку дочери моей матери, которая прожила всего четыре дня.

— Получается, что ты моя сестрёнка? Вот не думал, не гадал, что приобрету взрослую сестру, с которой даже нянчиться не придётся. Ты-то рада, что у тебя появился брат?

— Я пока ещё не поняла, рада или нет. Не обижайся, но ты произвёл на меня не лучшее впечатление.

— А что я сделал не так?

— Ты плохо обращался с моей подругой Мариной, когда она на тебя работала. Да и потом не был ей благодарен за сохранность твоего товара. Вёл себя, как бандит. Не уважаешь ты людей. Есть и ещё кое-что, но об этом потом.

— Не думал, что наше знакомство начнётся с претензий. Ну, ладно, мне пора идти. Мать навещай, ей сейчас плохо одной дома.

— Хорошо.

В воскресенье с утра я отправилась в Москву. Решила посетить кое-какие магазины и немножко приодеться. Поездка оказалась удачной, я возвращалась с полными пакетами в руках. На Курском вокзале зашла в электричку, которой предстояло отправиться только через десять минут, и в ней ещё были свободные сидячие места. Уставшая, я села на сидение и призадумалась.

— Здравствуй, Жанна, — услышала я знакомый голос бабушки — попрошайки.

Она села напротив меня.

— Здравствуйте, — ответила я и подумала: — Откуда она знает моё имя? А-а-а! Она услышала его от Марины на рынке, когда находилась в павильоне в день задержания Дмитрия. Надо же, запомнила!

— Я, девонька, после нашего с тобой последнего разговора в церковь ездила уже несколько раз. Исповедовалась, причащалась. На душе и правда стало легче.

— Я рада за вас.

— Если бы ты знала, как же мне было страшно исповедоваться! Грехов-то сколько накопила за всю жизнь, не перечесть. Неделю записывала их, страдала, не понимала, как всё это можно батюшке рассказать. Уж и плакала я, и ломало меня. Как же я боролась с соблазном самооправдания, смягчения своей вины. Уже хотела не идти на исповедь, но победила себя всё-таки. А знаешь, я ведь с детства верила в то, что Бог существует. Однажды мама отправила меня в пионерский лагерь во вторую смену, но не проследила, что мои единственные сандалии вот-вот порвутся. На следующий же день после приезда в лагерь, по пути из столовой с ужина у них отвалилась подошва. Я отошла к скамейке, села на неё и горько заплакала. Сообщить об этом маме я никак не могла. Мама ко мне в пионерский лагерь почему-то прежде никогда не приезжала. Не обещала приехать и в этот раз. Мне предстояло всю смену ходить босиком в любую погоду. Когда я думала об этом, мне становилось совсем плохо. Мне не хотелось выглядеть беднее всех. Тихонько я дошла до своего корпуса и легла в постель. На вечернее построение не вышла, сказав пионервожатой, что болит голова.

Лежала и тихонько плакала. Потом заснула. На рассвете мне захотелось в туалет. А он находился на улице у самой ограды. Я вышла из корпуса и направилась к нему. Недалеко от туалета прямо на земле лежала куча всякого хлама, вынесенного из корпусов после первой смены. Я подошла к ней и стала рассматривать всё, из чего она состояла. И вдруг я увидела пару сандалий, скреплённых ремешками. Они были абсолютно новыми, и подошли мне по размеру. Счастью моему не было предела. Честь была спасена. В то время религия в стране была запрещена, но я почему-то сказала на радостях:

— Спасибо тебе, Боженька!

Электричка тронулась и стала набирать ход.

Я действительно радовалась за эту бабушку. Сидела и слушала её рассказы, а она всё говорила и говорила. Потом решила представиться мне:

— Меня Марией Мироновной зовут. А я тебя с молодым человеком видела. Это твой жених?

— Мой друг.

— Он показался мне хорошим человеком. Ты держись за него.

— Интересно, как за то мгновение, которое она видела нас с Олегом вместе у фонтана, можно было понять, что Никитин хороший человек? — подумала я, вспомнив, как она проходила мимо нас. — Мы знакомы с ним уже более полугода, а я до сих пор не разобралась, какой он.

За разговором я и не заметила, как приехала на свою станцию.

Уже подходила к своему дому, когда позвонила Вера и произнесла плачущим голосом:

— Жанна, мне пришла повестка в суд. Ты тоже получила?

— Нет.

— Я так и думала, что тебе не придёт. Ведь ты свидетельствовала против тех девчонок из ресторана. В мою пользу теперь могут свидетельствовать только Лида и Аня.

— Вера, держись, не падай духом. Надеюсь, всё будет хорошо. Антон и Олег не дадут тебя в обиду.

Спустя три дня Антон Вера и Олег рано утром выехали на его машине, чтобы прибыть в суд. Перед началом заседания в коридоре мать Антона увидела беременную Веру. Сам Антон не отходил от своей жены, успокаивал её и подсказывал, как следует держаться в зале суда. Елена Николаевна нервным движением схватила сына за локоть и отвела в сторону.

— Это твоего ребёнка носит Осипова?

— Не Осипова, мама, а Вольская! Вера — моя законная жена! И вы с Ильёй Семёновичем затеяли грязное судилище матери твоего будущего внука. Поздравляю! Если её осудят, то его местом рождения будет тюрьма!

Мать Антона сделала недовольное выражение лица, шумно выдохнула воздух, на мгновенье отвернулась, затем резко повернулась к сыну.

— Неужели ты не понял, что она специально окрутила тебя и забеременела, чтобы уйти от правосудия?

— Ты сама-то в это веришь? — усмехаясь, прошептал он.

— Уверена!

— Мне-то ты, зачем врёшь в глаза? Тебе сто раз было говорено, что Олег взял собственными руками бутылку с отравой из рук одной из тех двух девиц. Девица эту бутылку достала из сумочки.

— А ты никогда не думал, что эта девица взяла её со стола, а потом подала Олегу? — с упорством стояла на своём Елена Николаевна.

— Она принесла её с собой! Понимаешь — с собой?! Что тебе ещё надо?

— Прошу тебя, не защищай Веру! Так надо! Не за-щи-щай!

— Если Веру осудят, я навсегда откажусь от тебя! Ты предаёшь меня, мою жену, моего ребёнка! Всё! Уйди! Видеть тебя больше не могу!

Он отошёл от матери и вернулся к Вере. В здание суда вошли Аня, Лида и юрист Денис, он же друг и одноклассник Лиды. Денис отвёл Олега с Антоном в сторону и объяснил, что в суде надо чётко отвечать на вопросы. Говорить то, что хочется, практически не возможно. Но подучил ребят, как вставлять в свои ответы нужную информацию, чтобы не получить замечания судьи или штраф. Аня и Лида поведали Вере, что им пришлось в ходе следствия объяснять, как и что Вера положила на стол в кухне перед уходом. А также рассказывать, что им запомнилось в квартире. Так их проверяли, на самом ли деле они бывали в съёмной квартире.

Из зала суда вышла женщина и пригласила всех войти, кроме свидетелей. Аня и Лида слышали всё из чуть приоткрытой двери. Было слышно, как сказали, что на бутылке обнаружили отпечатки пальцев Веры. Она не выдержала и выпалила:

— А как это стала известно? Моих отпечатков пальцев у меня никто не снимал! С чем их могли сравнить?

— Гражданка Вольская! — возвысил голос судья. — Вам слова никто не давал. На первый раз делаю вам замечание.

— Простите, ваша честь, — произнесла Вера, довольная тем, что успела сказать нужную реплику.

Когда опрашивали Антона, он воспользовался советами Дениса, ловко отвечал на вопросы, делая акцент на то, что, как муж Веры, он отказывается свидетельствовать против неё, и считает свою жену ни в чём не виновной.

Олег же, отвечая на вопросы, каждый раз подчёркивал, что он взял бутылку с ядовитым содержимым непосредственно из рук одной из двух девушек, которая достала её в присутствии его и Антона из сумочки.

Затем в зал суда по очереди пригласили Аню и Лиду. Их предупредили об ответственности за дачу ложных показаний и спросили о том, какого числа, в какое время они помогали Вере выехать из квартиры. Затем попросили описать, что находилось на столе, когда Вера клала на него записку и ключи. Не было ли на столе какой-либо бутылки, и не ставила ли Вера бутылку «коньяка» на стол.

Девушки дали одинаковые ответы. Подтвердили, что на столе не было бутылки, и Вера её не ставила.

В конечном счёте, суд отпустил Веру, а дело опять вернул на доследование. Денис ожидал всех в коридоре суда. Когда все выходили, Вера обратила внимание на свою свекровь. Она была бледная и еле шла. Финансовый директор, шаркая ногами по полу, плёлся рядом. Когда все вышли на улицу, к ним бросилась хозяйка той самой съёмной квартиры.

— Ну, что? — почти кричала она, — суд поставил точку в вашем деле?

— Всё ещё нет, — сдавленным голосом ответила Елена Николаевна. — Вам придётся ещё подождать.

— Соседи отказываются ждать, — ответила хозяйка квартиры, — им нет дела до того, когда закончится ваш суд. Их затопила я. А я заключила договор с вами. И этот замкнутый круг пора разорвать. Возместите, пожалуйста, причинённый ущерб соседям, а потом решайте свои дела в суде.

— Это не возможно, — ответила Елена Николаевна. — Пока суд не определит виновного, наша фирма не будет возмещать ущерб. Она не может взять все расходы на себя. Их должен выплатить виновник в отравлении сотрудников. Ведь по вине этого виновника один из пострадавших потерял сознание в ванне и затопил ваших соседей.

— Соседи из затопленных квартир подали на меня в суд, — кричала хозяйка квартиры. — Я пришла сюда по повестке и буду вынуждена подать иск на вашу фирму. Вам придётся судиться ещё и со мной. Господи, зачем только я с вами связалась?!

— Смотри, — сказала Вера Антону, — хозяйка той съёмной квартиры ссорится с твоей матерью.

— Вижу.

— Чувствую, надо пообщаться с этой хозяйкой, — вдруг произнёс Денис, — оставьте мне её адрес, и, если есть, телефон тоже.

Все девушки и ребята сели в машины и поехали в кафе. За столом обсуждали то, что происходило в суде.

— Я всё хорошо обдумаю, посещу хозяйку квартиры и разработаю дальнейший план защиты, — произнёс Денис. — Важно разобраться, почему ваши родители настаивают на виновности Веры, а не тех девушек.

Олег продиктовал ему адрес бывшей съёмной квартиры, телефон, имя и отчество её хозяйки.

Ребята попрощались, и москвичи отправились на машине Олега в обратный путь домой. Илья Семёнович увёз Елену Николаевну на своей машине. Вечером того же дня Олег приехал ко мне и рассказал все подробности о состоявшемся суде.

— Почему вы с Антоном не можете поговорить со своими родителями откровенно и выяснить, что заставляет их сваливать вину за ваше отравление на Веру? — не выдержала я. — Сколько можно издеваться над беременной женщиной? Вы хоть понимаете, какого ребёнка она может родить?

— Жанночка, успокойся! Наши с Антоном попытки говорить с родителями на эту тему не увенчались успехом. У нас уже «крыши» сносит! Родители словно воды в рот набрали! Что-то переживают, а нам не говорят. Мы уже сами боимся их донимать. Такое впечатление, что они могут не выдержать нашего и ещё чьего-то давления. Наши предки — нормальные люди. Происходит что-то ужасное, если они вынуждены так себя вести.

— Надо пообщаться с Дмитрием Зверевым! — решительно сказала я.

— Думаю, что не стоит. У меня есть предчувствие, что всю эту кашу заварил его отец. Ты только хуже себе и Вере сделаешь. А может быть — и нам с Антоном.

Он немного подумал и добавил:

— А также нашим родителям. Они явно боятся хозяина фирмы.

Следующие два дня недели я решила посвятить общению со своими матерями, тем более что они мне уже не раз звонили и просили приехать. Теперь я спокойно оставалась ночевать и у Раисы Андреевны. Вот и сейчас, прихватив с собой пижаму, тапочки, кое-что к чаю, я отправилась после работы к ней. Вечером электричка в сторону Москвы шла полупустая, и я с удовольствием ехала в вагоне сидя, и глядела в окно.

Раиса встретила меня радостно и проводила в комнату. В ней на диване сидел Дмитрий.

— Привет, — сказал он, чуть привстав.

— Здравствуй.

— Тебе надо было позвонить мне и сказать, что собираешься сюда ехать, я бы тебя прихватил с собой. Всё равно еду из Железнодорожного.

— Прости, я не знала. Следующий раз непременно позвоню.

— Похороны Сергея вновь сблизили нас с сыном, — печально произнесла Раиса.

— Дмитрий, спасибо тебе за организацию похорон моего отца, — спохватилась я.

— Да, ладно, что уж там! — как-то стеснительно произнёс он. — Я делал это ради своей матери. Ей нужна была моя помощь.

Мы поужинали, посмотрели телевизор, поговорили на разные темы и собрались лечь спать. Я надеялась, что Дмитрий уедет к себе домой, но он остался.

— Ты утром в Железку едешь? — спросил он перед уходом в другую комнату.

— Да.

— Вместе поедем, я на машине тебя отвезу.

Утром, позавтракав, мы попрощались с матерью и тронулись в дорогу.

— Ну, рассказывай, сестрёнка, чем занимаешься?

— Работаю бухгалтером. Раньше работала на фирме твоего отца, но он меня уволил.

— Да? И в чём же ты провинилась?

— А не в чём, поехала я в новый филиал в другой город налаживать работу и обучать там местного бухгалтера. В квартире, которую сняла для нас фирма, какие-то две девушки отравили двоих наших сотрудников, приняв их совсем за других людей. А мы с другой сотрудницей филиала услышали в туалете ресторана разговор тех девиц-отравительниц и сообщили о них родителям отравленных парней. А те позвонили в полицию. Девчонок задержали. Они, находясь в изрядно подвыпившем состоянии, сами в полиции во всём признались. Потом, каким-то непонятным образом их признания из дела исчезли, девушек в суде оправдали, а вину за отравление сотрудников возложили на Веру — менеджера фирмы, которую потом уволили вместе со мной. А она беременная. Теперь этой беременной женщине мотают нервы.

— И кого же хотели отравить те девицы?

— Об этом ты у своего отца спроси. Он точно знает их фамилии, и зачем заварил кашу с нашим увольнением. С какой целью перекладывается вина за отравление ребят на Веру, ему тоже известно. Об этом знает вся полиция того города, его жители только об этом и судачат. Называют все фамилии, имена мужчин, пытавшихся убить Люду и отобравших у неё квартиру.

— И тебе они известны?

— А тебе как будто бы нет?

— Нет.

— Скажи, а если бы вместо Веры обвинение в отравлении ребят возложили на меня, тебе тоже было бы всё равно. Ведь я тебе, какая никакая, а всё-таки сестра.

— Запомни, радость моя, своя шкура всегда ближе к телу! Советую и тебе жить по такому же принципу. Далась тебе эта Вера!

— Какой же ты всё-таки непорядочный человек! Она беременная, к тому же ни в чём не виновна! И ты об этом прекрасно знаешь! Может, скажешь, почему нашим сотрудникам не позволяют отозвать свои заявления об их отравлении из суда? Ведь тебя же в суде уже оправдали! Чего добивается твой отец?

— О-о-о! Тебе даже известно, что меня судили!

— Весь город об этом судачит! — соврала я.

На протяжении всего пути я пыталась пробудить в Дмитрии совесть и заставить рассказать мне причину, по которой стараются сфабриковать дело против Веры. Но он не раскололся. Когда я попросила его высадить перед банком, он остановил машину.

— Говорю тебе, как брат сестре: — Выкинь из головы историю, о которой мы сейчас говорили, и живи спокойно. Иначе накликаешь на себя беду.

Я засмеялась и съязвила:

— Значит, нашей матери предстоит потерять только что найденную дочь! Ей, похоже, никогда не придётся жить спокойно с таким сыном, как ты!