С этого дня я решила не ездить в гости к Раисе Андреевне, а приглашать её к себе домой. Я по-прежнему обращалась к ней по имени и отчеству. Понимала, что пора назвать её мамой, но язык не поворачивался. Мне всё время казалось, что я предам маму, которая растила и воспитывала меня. Кроме того, не знала, как она отнесётся к этому. Вечером после работы я отправилась к ней. Соскучилась. Мама открыла дверь, я взглянула на неё и чуть не заплакала. Она «таяла» на глазах. Похудела, осунулась, кожа имела восковой цвет. Изо всех сил я сделала радостный вид и прошла в комнату. Шторы в ней были наглухо задёрнуты. Форточки закрыты. В квартире совсем не было воздуха. Я раздвинула шторы, открыла створки окон и пошла в кухню, выложить из пакетов продукты, которые привезла с собой. Открыла холодильник, чтобы часть их поместить в него, а в нём было абсолютно пусто.

— Чем же ты питаешься, мама?

— А я ничего не хочу, — тихо ответила она. — Сижу себе дома, сплю, отдыхаю. Взяла очередной отпуск. Силы покинули меня. Работала много.

— Надо обязательно выходить на улицу, дышать воздухом. И питаться нужно хорошо, чтобы была крепкая иммунная система. Ты живёшь в мегаполисе, здесь можно спокойно поймать какую-нибудь серьёзную инфекцию.

Я быстро приготовила ужин и пригласила её за стол. Она ни к чему не притронулась.

— По отцу тоскуешь?

— А что видно? Хоть он и ушёл от меня к Рае, я всё равно была счастлива оттого, что он есть где-то на земле. А сейчас мне плохо.

— Надо взять себя в руки и отвлечься от тяжёлых мыслей. Давай собирай всё необходимое, завтра утром поедешь со мной в мой город. Поживёшь у меня до окончания твоего отпуска.

— Ты была у Раи? — спросила она.

— Была.

— Как там она? Сильно переживает потерю Сергея?

— Она хорошо держится. Понимает, что с его смертью её жизнь не закончилась.

— Ты её уже называешь матерью?

— Нет, у меня пока не получается это сделать.

— А ты постарайся. Её это порадует. Потерю Серёжи восполнит обретение дочери.

— Ты уже не обижаешься на неё? — спросила я.

— Нет. Она тоже жертва обстоятельств.

— Если я буду называть её мамой, ты не обидишься на меня?

— Не обижусь, ведь она твоя настоящая мать.

— Ты тоже моя настоящая мать, вырастила меня, выкормила и поставила на ноги.

На следующий день мы с ней встали очень рано. Я сначала отвезла маму к себе домой, а потом пошла на работу. Вернувшись вечером домой, заметила, что мама стала немножко веселее. Около восьми часов вечера запищал домофон.

— Да, — произнесла я.

— Это я, Жанночка, открой, — услышала я голос Раисы Андреевны.

Я впустила её.

— Кто к нам пришёл? — спросила мама.

— Странно, Раиса Андреевна зачем-то приехала. Я только вчера виделись с ней.

Не дожидаясь звонка в дверь, я открыла её. Лифт остановился, и из него вышла Раиса. Заметив меня в дверном проёме, сразу направилась к моей квартире.

— Здравствуй, дорогая. Вот решила посмотреть, как ты живёшь. Сын ехал на ваш рынок, забирать товар, и я совершенно спонтанно села в его машину и поехала с ним. Прости, что без предупреждения.

Она вошла в прихожую, разделась и направилась в комнату. Увидев мать, она бросилась к ней.

— Ирина, что с тобой? Ты не здорова?

— Всё нормально. Много работала, устала.

— Устала? — недоверчиво покачала она головой. — Жанна, у тебя есть водка.

— Нет. Вино есть, а водки нет.

— Закрой — ка за мной дверь, — попросила она, — я сейчас приду. А ты пока приготовь какую-нибудь закуску.

Она вернулась минут через двадцать. Достала из пакета две бутылки водки, кое-каких продуктов, фруктов, коробку конфет.

— Ну, что, девчонки, будем прогонять тоску! Хватит хныкать! Надо жить дальше.

Втроём мы быстро накрыли на стол и сели за него. Сначала выпили за упокой отца, не чокаясь. Второй тост Раиса Андреевна сказала такой:

— Выпьем за то, что я нашла свою дочь, а ты, Ира, её не потеряла.

Выпили, закусили.

— Теперь выпьем за то, что мы с тобой, Ира, не стали врагами!

Снова выпили, слегка окосели, весело о чём-то заговорили.

— Выпьем за то, что судьба подарила мне двух замечательных матерей, — неожиданно для самой себя выпалила я.

И за это выпили. Полностью расслабились. Стало тепло, хорошо. А далее тосты звучали до тех пор, пока не опустели обе бутылки. Вскоре мы вырубились. Проснулась я утром от звука будильника в мобильном телефоне и обнаружила, что лежим втроём на одном разложенном диване. Я тихонько встала, приняла душ, выпила кофе и ушла на работу. Вечером, прикупив побольше продуктов, вернулась домой. Обе мои мамаши выглядели вполне счастливыми, вели себя, как старые добрые подруги. Приготовили ужин, накормили меня.

— Знаешь, Жана, — начала Раиса Андреевна, — мы решили, что не будем больше беспокоить тебя, а поедем на несколько дней в один подмосковный дом отдыха. Там хорошая природа, чистый воздух. Мы уже побывали в вашем туристическом агентстве, купили путёвки. Сейчас едем домой, собирать необходимые вещи. В доме отдыха мы быстрее придём в себя. Они по очереди поцеловали меня в щёку и ушли.

В этот вечер по телефону я не разрешила Олегу ехать ко мне. Я была под впечатлением от вновь завязавшейся дружбы между моими матерями. Какая-то тяжесть свалилась с души. Теперь не придётся переживать за то, как они будут оценивать моё общение с каждой из них? Мне хотелось в этот вечер остаться наедине со своей первой радостью за последнее время. Эту ночь я спала спокойно, без снов. Утром проснулась отдохнувшей, чего давно уже не происходило со мной. Была суббота, и я ещё долго валялась в постели в руке с пультом от телевизора.

Днём, прихватив с собой денег, я побрела в дом культуры «Родник». Всюду по городу были развешены объявления о проходящей там ярмарке-продаже мёда, меховых изделий, германского трикотажа, обуви, украшений… Я решила присмотреть там для себя шубу. Хотелось купить её не очень длинную, облегчённую, модную, из крепкого меха. Прошлась по меховому ряду. Не найдя ничего подходящего, двинулась к трикотажу, потом к украшениям, застряла у обувного прилавка, померила несколько пар разных сапог. Издалека до меня стал доноситься знакомый женский голос. Я посмотрела в ту сторону, из которой он звучал. Там стояли ряды с множеством сортов мёда. Рядом толпились покупатели, а их обрабатывала моя знакомая бабуля по уже знакомому сценарию. Она упрашивала продавца продать ей мёд за полцены, так как ей не хватает денег. Люди из очереди один за другим протягивали ей деньги. Она брала их и вновь начинала канючить, жалуясь продавцу, что ей не хватает сколько-то денег.

— Ну, что ты обеднеешь что ли? — стыдила она его. — Продай мне мёд за полцены.

Моя нервная система была уже не в состоянии выдерживать это зрелище.

— Только недавно Мария Мироновна с радостью рассказывала мне о том, что сходила в церковь на исповедь, что у неё на душе стала легче, а сейчас опять впадает в грех! Всё у неё происходит так же, как говорится в молитве 9-ой к Пресвятой Богородице, святого Петра Студийского: «Я и каюсь, трепеща, не поразит ли меня уже Господь, и вскоре опять то же делаю!»

Я подошла к продавцу мёдом, вытащила из кошелька деньги и попросила продать мне мёд для этой бабушки. Взяла из его рук полную пластиковую банку, расплатилась и передала её бабуле, внимательно и строго посмотрев ей в глаза. Такого облома она не ожидала. Я не дала ей до конца насладиться игрой единственного актёра в собственном спектакле. Мария Мироновна растерянно держала в руках мёд. Я взяла её под руку, повела к выходу и сказала:

— Я провожу вас.

Она не сопротивлялась. Только оказавшись на крыльце, спросила:

— Осуждаешь?

— Сочувствую, — ответила я. — Вас снова заставили добывать деньги те люди, которых я видела в вашей квартире?

Она промолчала. Проходя мимо хлебного павильончика, Мария Мироновна остановилась и предложила:

— Пойдём ко мне пить чай с мёдом.

— Нет, — отказалась я, — не хочу встречаться с теми напыщенными людьми, которые в прошлый раз выгнали меня из вашей квартиры.

— Их там не будет.

— Хорошо, тогда пойдёмте.

— Сейчас, я только булочек куплю, — произнесла Мария Мироновна и подошла к прилавку.

До её квартиры мы шли молча. Когда она открыла дверь и впустила меня внутрь, я вдруг ясно вспомнила всё происходящее здесь в первый мой приход. Перед глазами стоял стол, заставленный изысканными блюдами. Я ещё тогда подумала, что чего-то не хватает при всём этом изобилии на нём.

— Чего же не хватало тогда? — мучилась я, вспоминая.

Что-то было нереальным. Мешало мне полноценно воспринимать происходящее. Было несоответствие чего-то с чем-то.

— Вспомнила!!! — чуть не закричала я. — В квартире вообще не было вкусного запаха праздничного стола. Чего в принципе не может быть! Странно, почему же этого запаха не было?

— Ты раздевайся и проходи, — предложила Мария Мироновна, — а я пойду, поставлю чайник.

Я прошла. Когда направилась к дивану, в глаза мне бросился, висящий над ним на стене огромный портрет красивой женщины во весь рост. В прошлый раз я не обратила на него внимания. Остановившись, я стала рассматривать её.

— Да это же Мария Мироновна! — дошло до меня. — Я предполагала, что она была красивой в молодости, но что такой великолепной — не думала. Статная, изящная, изысканная, с шикарными тёмно-русыми волосами, собранными в причёску, с загадочным сияющим взглядом, она стояла на фоне распустившейся сакуры.

— Ты садись, — услышала я позади себя.

— Это вы, Мария Мироновна?

— Я. Один японский художник когда-то давно написал этот портрет.

— Вы были очень красивой.

— Ах, девонька, что такое красота? — небрежно произнесла она. — Это глупость, выдуманная теми, кто на понятии о красоте зарабатывает. С возрастом я поняла, что нельзя оценивать, красив человек или нет. Незачем его внешность примерять под какой-то шаблон. Она дана Богом каждому человеку индивидуально, чтобы отличаться от других людей. И это хорошо. Надо с достоинством носить её и гордиться ею.

Запищал свисток чайника. Мария Мироновна ушла в кухню. Немного погодя она принесла и поставила на стол в комнате две вазочки с мёдом, потом булочки, заварной чайник, чашки с чайными ложечками. Разлила чай и пригласила меня за стол.

— Так о чём мы говорили? Ах, да! В молодости я очень следила за своей внешностью. По роду деятельности мне приходилось перевоплощаться в разные образы. Вдруг она осеклась и замолчала.

— Вы были актрисой?

Она виновато отвела глаза в сторону, словно её поймали на каком-то преступлении, потом ответила:

— Можно сказать и так. Я часто нервничала, если хоть один волосок на моей голове лежал не так. Всегда держала осанку, определённую мимику лица, следила за своими манерами, часто была не довольна собой и не могла расслабиться. Однажды, когда мне было уже за сорок, я проходила мимо одного магазина. Навстречу мне неторопливо шла девушка лет двадцати пяти. Её шелковистые русые волосы были заплетены в косу. На ней было надето обычное ситцевое платье, на ногах дешёвые туфли на низком каблуке. На лице она не имела ни грамма косметики. Но глаза её были чистыми, светились счастьем, и чувствовала она себя совершенно свободной. Тогда я впервые подумала о том, какие мы женщины глупые. Зачем мы создаём себе искусственный вид? Тратим на это много денег и времени. Ведь мы сами приучили мужчин воспринимать нас такими неестественными. Натуральные мы им уже не интересны. На нашем искусственном образе зарабатывает целая индустрия, выпускающая косметику и парфюмерию. Это она диктует нам моду и опустошает наши кошельки. Пахнуть собой и чистотой мы тоже разучились. Надеюсь, что женщины когда-нибудь поймут, в какую кабалу они себя загнали, и научатся жить в своём естественном образе.

— У вас очень вкусный чай, — похвалила я. — Можно я налью ещё чашечку?

— Конечно, деточка, наливай. Знаешь, я была уже в возрасте, когда мне впервые приснился один странный сон, будто бы иду я абсолютно голая по городу к автобусной остановке, а от стыда даже сердце останавливается. Я прячусь за деревья, за угол дома, приседаю за скамейкой, когда в поле моего зрения попадают прохожие. И вот я прохожу мимо мусорных контейнеров. Подхожу, и начинаю в них копаться. Нахожу рваные босоножки и старое, расползшееся по швам платье. Натягиваю всё это на себя. У одного босоножка была оторвана подошва. Я подвязываю его к ноге найденной бечёвкой и радуюсь, что прикрыла всем этим свою наготу. Иду дальше к остановке и чувствую страшную жажду. Смотрю, напротив остановки через дорогу стоит колонка. Я подхожу к ней и с жадностью пью воду. И всё! Больше мне ничего не надо! Я успокаиваюсь. Меня не волнует то, что я одета в старьё и рваньё, главное — нагота прикрыта. Утром, когда я проснулась, то подумала:

— А ведь этот сон произвёл на меня очень сильное впечатление, словно чему-то хотел научить. Я сразу же прекратила пользоваться косметикой и перестала придавать значение тому, во что я одета. Лишь бы одежда была чистой, и в ней было тепло в холод и не жарко в зной. Ведь на самом деле человеку не много надо. Не стоит особенно выделяться из толпы. Это человека многому обязывает, настраивает против него большую часть общества и не делает его свободным. Он зацикливается на своей внешности, и это превращается в манию. Любая мания опасна для психического здоровья. Знаешь, я уже давно не покупаю себе никаких вещей, донашиваю до самой ветхости то, что у меня есть. Так я воспитываю себя и перед собой же самоутверждаюсь. Наказываю себя за свою бурную молодость и излишнюю любовь к изыскам.

— Так вот, почему она носит такую «древнюю» одежду! — наконец-то поняла я. — Это своего рода «самобичевание» или раскаяние в неумеренности своего прошлого бытия.

Я слушала свою собеседницу и понимала, что в ней живут два разных человека: один — мудрый, рассудительный, образованный; другой — странный и не всегда адекватный. Просто какое-то раздвоение личности.

Напившись чаю, я принялась рассматривать комнату. В углу стоял шкаф-витрина из тёмного дерева и стекла, а в нём были расставлены те самые блюда, которые я видела на столе в первый свой приход: осетрина в овальном блюде, красная и чёрная икра в вазочках, какая-то нарезка, фрукты, нарезанный арбуз. Я чуть не вскрикнула:

— Так это же муляжи!

Но сдержалась.

— Похоже, все эти пожилые люди действительно актёры, которые скучают по своей профессии и иногда играют свои спектакли дома и на людях, — подумала я. — А я-то испугалась их, глупая!

— Жанна, я что-то не вижу твою подругу, которая торговала вещами на рынке. А вот хозяин павильона опять появился. Его что отпустили? Он оказался ни в чём не виновным?

— Не совсем так, — сказала я и поведала ей всю историю об отравлении ребят, о причине, по которой их хотели отравить, о прошедших судах, ложном обвинении Веры и оправдании тех девиц-отравительниц и Дмитрия. Рассказала, что уже второй раз дело об отравлении Антона и Олега возвращают на доследование, каждый раз придумывая новые обвинения против беременной Веры, теперь уже жены Антона.

— Так ты говоришь, в каком городе всё это происходило? — задумчиво спросила бабуля.

Я сказала ей название города.

— Есть у меня хорошие знакомые, которые смогут пролить свет на эту историю. Ты только назови мне адрес той квартиры, в которой отравили ваших сотрудников, их фамилии, имена, отчества, фамилию и отчество Веры, а также известные тебе данные о руководителе вашей фирмы и его сыне.

Она встала, взяла тетрадку, ручку и записала всё под мою диктовку.

— Свою фамилию и отчество скажи тоже, и как с тобой можно будет связаться, если я что-нибудь узнаю по этому делу.

Я продиктовала ей номера домашнего и мобильного телефонов, своё отчество и фамилию.

Поблагодарив хозяйку за вкусный чай и интересный разговор, я отправилась домой. От общения с ней на душе у меня было хорошо, и я ничуть не пожалела, что пошла на ярмарку. В её способностях, что-либо узнать по нашему делу, я уже не сомневалась. Ведь она же правильно назвала причину, по которой арестовали на рынке Дмитрия Зверева. Но было не понятно, как этой старой женщине в таком неприглядном виде, кто-то что-то рассказывает, да и вообще общается с ней. Не секрет, что об её странном поведении многим известно. Потом, подумав, я рассудила:

— Но ведь меня же она смогла к себе расположить, хотя и привлекла внимание весьма «оригинальным» способом.