Аповин Хечо

— У бедняка Хечо умирала жена. Тусклый свет лучины, догорающей в холодной комнатушке, падал на ее бледное лицо. Она была еще очень молода, хоть и успела родить ему троих мальчиков. Младшему, Вагаршаку, было чуть больше года. Он делал свои первые шаги, наблюдая с широко раскрытыми детскими глазами за происходящим в этом удивительном мире. Старшие — Николай и Сурен, опустив головы, молча переживали с отцом грянувшее несчастье. И вокруг стояла зловещая тишина, изредка прерываемая отдаленным, волчьим воем. Последними словами умирающей были: "Хечо джан, позаботься о детях… Не дай погибнуть маленькому Вагаршаку. Обещай, чтоб я ушла спокойно"…

— И Хечо обещал.

— Прошло несколько лет. Время было тяжелое, голодное, в особенности в Зангезуре. Оторванный от мира уголок, под носом у младотурков, устроивших варварскую резню людей на глазах изумленного, но равнодушного и алчного мира, героически боролся и выживал в одиночку. Боролся за выживание и Аповин Хечо — так его называли, по имени его деда — Апо. Брался за любую работу, лишь бы прокормить детей. Но одному было очень сложно. И он привел в дом другую женщину. Она родила ему еще двух мальчиков — Смбата и Сергея и девочку. Для маленького Вагаршака настали трудные времена. Мачеха, не смея пререкаться со старшими пасынками, отыгрывалась на нем. Отца и братьев целыми днями не бывало дома, и мальчик был в полной власти чуждой ему женщины. Она не давала ему ни минуты покоя. Ему приходилось делать всю работу по дому, тащить дрова и воду, в отсутствии мачехи присматривать и кормить малышей, самому оставаясь полуголодным. Отец, часто выполнявший всякую поденную работу за харчи, выкраивал их, чтоб принести что-то домой и тайком от жены отдавал мальчику.

— В Армении установилась Советская власть. Вагаршак пошел в школу. Он был любознателен, тянулся к знаниям. Но заниматься дома не было никакой возможности. Мачеха раздражалась, когда видела его за уроками, жаловалась мужу, что мальчик ленив, делает все, чтоб не работать. Она поручила ему пасти соседских коз. Он делал это с удовольствием. С козами было легче — они паслись себе в горах, а он имел возможность немного подзаняться. Чертил палочкой на песке или ровной земле таблицу умножения, учился писать. Позже научился, выдавливая какие-то синие ягоды, росшие повсюду, получать подобие чернил и тонкой тростиночкой писать ими. Так прошло еще несколько лет. Сурен и Николай как-то устраивали свою жизнь. Судьба же Вагаршака не давала покоя Хечо. Мальчик был доверчивый, послушный, лиричный и очень наивный. Вместе с тем в нем била ключом неуемная энергия. Что мог предложить ему Хечо? Всю жизнь пасти чужих коз или подковывать осликов и лошадей, как он? Хечо в последнее время часто хворал. Что ожидает мальчика, когда его не станет? Кругом голод и разруха. Сурен и Николай хоть уже повзрослели. У Смбата и Сергея есть мать. А Вагаршак останется сиротой. Разве этого просила перед смертью его бедная жена? Он каждый вечер тайком обливался слезами, глядя на растерянные и доверчивые глаза своего любимого сына. Мачеха без стеснения гнушалась над ним. Проклинала и била метлой, если, не дай бог, замечала, как он, голодный, отрывал кусочек лаваша. Ночами жаловалась мужу и отчитывала за поблажки с его стороны. Вагаршаку с третьего класса пришлось оставить школу. В лохмотьях с чужого плеча, босой летом или в трехах старших братьев, он пас чужой скот. Спасала только суровая и величественная зангезурская природа. Он мог часами смотреть на камни, горные реки и родники, вековые скалы, выдолбленные в них пещеры, где когда-то, да и в то время еще, жили люди. Питался ягодами, пил с удовольствием кислую минеральную воду — тту джур, бьющуюся ключом из-под земли. А поздно вечером, возвратившись домой, не смея заикнутся о еде, дожидался отца. Только увидев его, в глазах мальчика мелькала радость и надежда, и он засыпал. А Хечо все думал и плакал… Он вспоминал свою нелегкую жизнь, покойного брата Вартана, его сына Арсена, тоже росшего сиротой — воспитывала его бабушка, царство ей небесное. Арсен, обосновался в Тифлисе, где его приютили добрые люди, нашли невесту. Теперь у него есть работа и крыша над головой в этом большом городе. Он все это писал в письме к Хечо. Как он был рад за племянника! Он нашел дорогу в жизни, стал достойным человеком. Хечо часто думал об этом, и к нему пришло спасительное решение. Он решил написать, вернее, попросить кого-то написать — сам он не владел грамотой, письмо Арсену в Тифлис. На конверте, да и в письме есть его адрес: Тифлис. Пушкинская 19. Он попросит племянника взять мальчика к себе. Конечно, это будет нелегко. Сам Арсен еще молод, только, только обосновался в городе, у него две дочери. Пусть Вагаршак станет ему сыном. А если нет — племянник постарается помочь ему выжить на первых порах — тем более мальчик очень покладистый и неприхотливый. Это его единственный шанс, единственное спасение. Так думал про себя Хечо и, не поделившись ни с кем своим решением, приступил к его осуществлению.

 

Тифлис. Эриванская площадь

[2]

— Тифлис конца 20-х прошлого века. Эриванская площадь. В одном из двориков на улице Пушкинской уже несколько лет жил, с семьей, Арсен Вартанович Аваков. Дали ему это жилье после установления Советской власти в Грузии. Он тоже, особенно в начале, был увлечен идеями большевиков и внес свою, посильную лепту в их борьбу — выполнял партийные задания в Персии, Шерабхане под руководством Тенгиза Жгенти и Александра Бебуришвили. В 1919 году был арестован вместе с Филиппом Махарадзе, очень известным грузинским большевиком. Он же, Филипп Махарадзе, вместе с видными деятелями партии А. Бежановым, Л.Думбадзе, С.Джугели и Атасяном, рекомендовали и дали характеристику Арсену Авакову для вступления в партию. Немаловажную роль в выборе Арсена Авакова сыграло знакомство с Анастасом Микояном — в дальнейшем одного из ярких, незаурядных деятелей не только Советской, но и мировой политики. Ведь в Тифлисе, куда Арсен приехал после окончания службы в армии, его совершенно незнакомого солдата приютила семья Лазаря и Вергине Туманян. Жили они тогда в одном из самых заброшенных кварталов города Хеви Сурбкарапетском овраге.

Арсен Аваков и Анна. Тифлис.

Уних было четверо детей — три дочери — Ашхен, Маник и Айкуш и сын Гайк (Гай) — будущий боевой генерал-лейтенант. Вергине Туманян, прекрасная, умная женщина, сочувствующая большевикам, приходилась тетей Анастасу Микояну. Анастас и его младший брат Артем часто гостили у тети Вергуш и дяди Габо (так называли близкие Лазаря Туманяна). В этот период и познакомился Арсен с братьями Микоян. Одна из дочерей Туманянов — Ашхен, стала вскоре женой Анастаса Микояна, несмотря на близкое родство между ними. Она родила и воспитала пятерых сыновей, ставших достойными гражданами страны, и прожили они, в любви и согласии, долгую, интересную и не простую жизнь. Позже, Арсен женился на двоюродной сестре Ашхен — Анне Мануковой. У них родились две девочки. Симпатии Арсена к Советской власти сказались и в выборе имен дочерей. Младшей он дал имя — Совет — и называл ее только так. Все остальные звали ее Седа или Теда. Старшую дочь, он назвал Зарик, ассоциируя с революционной зарей, восходящей на Востоке.

— После установления Советской власти в Грузии Арсен Аваков постепенно переходит к мирной жизни и овладевает ремеслом портного. Лазарь Туманян еще в 1918 году приобретает для Арсена, которого очень любит, швейную машину "Зингер", за 465 рублей. Это были тогда большие деньги, но Лазарь очень хотел помочь мальчику-сироте. Сам он был приказчиком и мечтал открыть свое дело. Но это ему так и не удалось. Он был чересчур честен применительно к законам бизнеса. Арсен успешно сдает экзамены по классу европейских портных. Цех портных в то время делился на специалистов по европейскому, азиатскому и грузинскому национальному костюму. В 1920 году аттестационная комиссия амкарства портных Тифлиса, во главе ремесленной главы города и старшины цеха портных — устабашем Акопджановым, выдают ему "Аттестат мастера по классу европейских портных с правом открыть свою мастерскую". Что он вскоре и осуществляет. Но просуществовала мастерская недолго. С завершением бурного периода — нэпа, она закрывается. Арсен решает работать на дому. Но заказов было очень мало. Чтоб прокормить семью, днем работает в аптеке, арендуемой В. И. Беньямовичем. Посильно помогает другу, опытному фармацевту Сетраку Маляну. Аптека эта так и называлась, как и улица, на которой она находилась — "Пушкинская аптека". Она принадлежала наследнику магистра фармацевтики Н. Е. Ионнисиану. Здесь не только готовились и продавались лекарства, но и делались анализы мочи, мокроты, женского молока и т. д. Вскоре и аптека эта закрывается и он работает в другой аптеке, в Сололаках. А по вечерам шьет.

— Однажды вечером, когда Арсен возвратился домой, Анна протянула ему почтовый конверт. — "Это от твоего дяди, Аповин Хечо",— тихо произнесла она. Арсен распечатал конверт и стал читать письмо вслух. Закончив, медленно поднял глаза на Анну.— "Арсен джан, прямо сейчас напиши ответ.

Пусть мальчика привезут как можно скорей!", сказала она, еле сдерживая слезы.

— Анна взбивала подушки на подоконнике окна комнаты, выходящей на Соломоновскую улицу. За этим занятием, из окна, увидела двух солдат и растерянного подростка с узелочком в руках, озирающихся по сторонам.

Увидев в окне Анну, солдаты спросили, — где улица Пушкинская? Анна поинтересовалась: — "А кого вы ищете?" — Сердце щемило и уже подсказывало ей что-то. "Нам нужен Арсен Аваков. Мы привезли к нему этого мальчика", — сказали они, ласково прижимая к себе подростка. Анна чуть не свалилась от радости, перевесившись через подоконник. "Подождите…, никуда не уходите…, вы правильно пришли… Это и есть дом Арсена Авакова.. Вы просто зашли не с той стороны… Я сейчас выйду и открою вам ворота отсюда!.. Не надо обходить улицу".. — взволнованно повторяла она, с опаской отходя от окна, как будто боясь их потерять. Через несколько минут она открыла ворота со стороны Соломоновской улицы, впустив путников. Они прошли во двор, затем, поднявшись по деревянной лестнице на балкон, вошли в дом. Дома были только маленькие Теда и Зарик. Арсен еще не вернулся с работы. Анна напоила путников чаем, угостила, чем могла. Солдаты, убедившись, что попали по адресу, тепло попрощались со всеми, в особенности с мальчиком, с которым успели подружиться в нелегком пути, и отправились дальше.

— Все это время мальчик растерянно смотрел на происходящее вокруг. Тетя Анна заботливо за ним ухаживала, девочки бегали вокруг, что-то говорили ему на армянском, грузинском, русском, смеялись, тянули за шаровары, в особенности маленькая Теда. А Вагаршак ничего не понимал. Когда он пытался им что-то объяснить, девочки смеялись еще громче они тоже не понимали его. Анна пытались их успокоить и переводить сказанное мальчиком. От своего мужа она успела научиться, немного, зангезурскому наречию. А Вагаршак, конечно, не знал ни русского, ни грузинского, ни тифлисского диалекта армянского.

Худ. В. Элибекян. Улочки Тифлиса

— На балконе послышались шаги, дверь отворилась, и в комнату вошел Арсен Аваков. Он увидел мальчика, окруженного домашними. Их взгляды, хоть и виделись они впервые, радостно встретились, и они бросились в объятия друг к другу. "Вагаршак джан, Вагаршак"…— повторял Арсен. "Дай, Дай джан"…— вторил ему счастливый мальчик. Он называл его Дай, что означает, очень почтительно, — дядя, хоть они и были двоюродными братьями. Мальчик, придя в себя, стал без умолку говорить со своим Дай. Арсен что-то спрашивал его, он с удовольствием рассказывал и рассказывал. Рассказывал, как прямо с поля, где он косил траву, его забрали солдаты, пришедшие с отцом. Солдаты собирались в Тифлис, и Хечо попросил их взять с собой мальчика и доставить по данному адресу. Сам он был болен и не мог сопроводить своего сына. Мальчика наспех собрали. Он успел попрощаться с родными, и отправился, с незнакомыми людьми, в долгую дорогу…

— Девочки с изумлением смотрели на них. Теперь уже они не могли понять их разговора. А мальчик все рассказывал и рассказывал единственному человеку, кто понимал его. Арсен был на седьмом небе от счастья. Он слышал свою родную речь!, свой любимый Зангезур. Больше всех радовалась Анна, видя, как счастлив Арсен. Она стала накрывать на стол. Но Арсен сказал, что они только немного перекусят и пойдут в баню. — "Анэт",— так он называл свою жену,— "ты лучше приготовь нам все для бани. Подбери все, что возможно из одежды и белья для Вагаршака. А пообедаем мы вернувшись".

 

Баня

— Арсен и Вагаршак с узелками в руках шли в баню. Они вышли на Пушкинскую улицу на Эриванской площади, затем через Армянский базар — так назывался тогда этот район, спустились к Майдану — в царство знаменитых тифлисских бань. Теперь настал черед Арсена рассказывать и знакомить с городом мальчика. Арсен Аваков знал Тифлис очень хорошо. Знал каждую улочку с новым и старым названием, каждый дом, каждую лавку и духанчик с его хозяевами и историями. Он обожал Тифлис, свою вторую родину.

—Они пришли в Мирзоевскую баню. Банщик приветливо их встретил, дал отдельный номер. Конечно, Вагаршак был бы больше удивлен, зайдя в общие номера. Ведь он впервые в жизни попал в баню! И сразу в тифлисскую! Сказать по правде, он тогда не сразу понял, что это значит — не с чем было сравнивать. Дома он, если удавалось, купался только в корыте, а летом в речке, конечно без мыла, счищая грязь пористыми камнями.

— Под мощной струей горячей воды он стал торопливо мыться, думая, что вода может вот-вот кончиться. Он очень спешил. Мыло все время ускользало из рук, а, намылившись, как назло не смывалось. Заметив это, Арсен, улыбаясь, сказал: "Не торопись Вагаршак, эта целебная вода послана Богом из природных источников. Она течет здесь веками. А мягкая и шелковистая она, потому, что в ней много полезной для кожи серы. Купайся спокойно, сколько хочешь. А сейчас лучше зайди в бассейнчик-хауз, он тоже в нашем распоряжении". Голос Арсена и без того мощный, звучал еще сильней, благодаря сильной акустике. Мальчик все это время находился как во сне. Он еще не мог осознать происходящее с ним.

— Закончив с купанием, они немного отдохнули в предбаннике. Вагаршак переоделся во все чистое. Всю его старую одежду Арсен завязал в узелок и передал банщику. Поблагодарив, и попрощавшись с ним, они вышли на улицу. Был душный, летний, тифлисский вечер. Майдан был полон людьми, все были веселы и улыбались друг другу. Отовсюду — из ближайших домов, проезжавших фаэтонов, доносились звуки зурны и пения. Перед духанами за столиками на улице сидели люди, шумно беседовали, произносили тосты. Арсен с мальчиком тоже сели за один из свободных столиков. К ним тут же подскочил веселый и забавный человек в широких шароварах. "Почет и уважэни, Уста Арсен! С легким паром! Но его нужно остудить! Чем пожелайте сделать это?!". — "Спасибо, дорогой! Мне принеси, пожалуйста, как всегда, кружку пива, а для молодого человека — прошу любить и жаловать! — бутылочку холодного лимонада!". — "Сэчас, через час, сию минуту, генацвале!" — ответил веселый человек и исчез, но тут же, вновь, появился и поставил им на столик большую кружку с пивом и бутылочку с лимонадом. Достал пробочник и, ловко зажав бутылочку между ногами, стал вытягивать пробку. Раздался легкий хлопок. Он артистично наполнил искрящуюся жидкость уже в маленькую, стеклянную кружку для мальчика, и, сказав: — "Пэйте на здоровье!", удалился. Янтарная жидкость сверкала через грани стекла, брызги мельчайших, холодных пузырьков обдавали лицо и щекотали в носу…

Худ. Михаил Хубашвили. Мацонщик.

Медленно, маленькими глотками пил мальчик, впервые в жизни, этот чудный напиток, продолжая слушать Арсена, разговоры вокруг. И что удивительно — он все понимал! Понимал доселе незнакомый ему говор через интонации, паузы, взгляды, жестикуляции. Он все еще не осознавал происходящего с ним. Не осознавал, что это Тифлисъ, умеющий очаровывать, начинал свое колдовство. Мальчик с упоением растворялся в этом чуде. Он открывал для себя новый мир — город, улочки, бесчисленные лавки и мастерские, людей, речь, жестикуляции, мелодии. То, что открывалось перед ним несколько отличалось от его представления города — где, как ему казалось, большие дома, масс а хмурых людей, занятых делом, богачей — в кутежах и увеселениях и, самой опасной категории горожан — жуликов, воришек и пройдох.

Тифлисская армянка Вардо Зарафьян-Манукова.

Тифлис удивил его. Здесь не было, хмурых и злых лиц — все были заняты и все были веселы. Все предавались кутежам и застолью и богач и бедняк, и порой было трудно понять, кто правит "балом". Трудно было определить и жуликов и пройдох — все были готовы искренне помочь ближнему, проявляя при этом благородство. Грубый обман и издевка не принимались. Все вокруг напоминало веселую и добрую игру, где не бывает проигравших и обиженных. Каждый виртуозно исполнял в ней свою роль и только свою. А дирижером в этом представлении был, конечно, Тифлис! Как описать его пером, чтоб не повториться! Он многолик, многоголосен, многоцветен и многогранен, сверкающий со всех сторон по-разному, но одинаково ярко и гармонично. Он вне географии и измерений. Одинаково ленив и безудержно азартен. До странности наивен и хитер. Весел и грустен. Традиционен и непредсказуем. Подвластен времени, но юн.

 

Тифлисский цирюльник

— Прошло время, и надо было решать, что делать мальчику дальше. Арсен предложил продолжить учебу в школе и с осени Вагаршак стал ходить в ближайшую армянскую школу, начав снова с первого класса. Несколько странно выглядел он, провинциальный подросток, среди малышей-однокашек. Малыши подтрунивали над ним, учителя относились с пониманием и терпением.

— В Тифлисе, как и во всех молодых Советских республиках, настали трудные времена. Было трудно с продуктами питания, особенно с хлебом. Его давали по хлебным карточкам.

Заработков Арсена еле хватало, чтоб прокормить семью. Чтоб как-то облегчить вопросы питания мальчика, Арсен попросил буфетчика школы, где учился Вагаршак, в перемену между уроками, подкармливать его остатками хлеба, обещав ему взамен, по возможности, лекарства из аптеки, где он продолжал работать. Буфетчик согласился и тайком давал Вагаршаку немного остатков от хлеба. Но каких остатков! Это были черствые, заплеснувшие, прогрызенные крысами кусочки. Но, что было делать? Знакомое чувство голода снова преследовало его. И он ел этот "хлеб", запершись в школьном туалете, чтоб никто не видел его "завтрака". Так продолжалось некоторое время, но Вагаршак понял, что это не решение вопроса. Он видел, с каким трудом удается Арсену прокормить семью, где только он зарабатывает на хлеб. Зарабатывает своим ремеслом! Девочки еще малы, тетя Анна еле успевает за хозяйством в доме. Еще прибавилось забот с Вагаршаком. И он решает оставить школу и обучиться какому-нибудь ремеслу.

— Как-то вечером он поделился своим решением с Арсеном. Арсен внимательно его выслушал и сказал: — "Ну, что ж. Думаю, ты правильно решил. Ремесло — это хорошо. Это и польза людям и кусок хлеба. Давай я обучу тебя своему делу". — "Нет, Дай. Если можно, я обучусь ремеслу парикмахера. Я немного умею это делать — мне приходилось стричь своих братьев. А когда обучусь, вам уже не придется ходить в парикмахерскую". На том и порешили. Арсен договорился с мастером в цирюльне у Солдатского или как его еще тогда называли — Русского базара, чтобы тот взял мальчика в ученики и подучил его ремеслу. Мальчик же за это будет ему во всем помогать, и в мастерской, и, если понадобиться, в домашних делах. И вскоре Вагаршак, вновь оставив учебу, стал каждый день, с раннего утра и до позднего вечера, бывать в этой мастерской. Место было бойкое, многолюдное, посетителей много. Здесь не только стригли и брили, но и делали компрессы, массаж шеи и лица, ставили пиявки, хранящиеся тут же в стеклянных баночках с водой, втирания различных мазей из серы и чеснока против перхоти и облысения, лечили от угрей и фурункулов квасцами и пивными дрожжами. Мастера еле успевали обслужить клиентов. Мальчику приходилось их встречать, сопровождать к мастеру, соблюдая очередность, греть и вовремя подносить воду, чистые, смоченные в воде салфетки для компрессов, пиявки, подметать срезанные волосы, убирать, следить за чистотой, выполнять многочисленные поручения не только мастеров, но .и клиентов. Итак, с утра и до поздней ночи. Он делал это с удовольствием. Работа сопровождалась шутками, анекдотами, различными историями. Здесь рассказывались и пересказывались все городские новости, сплетни. Так продолжалось несколько месяцев, но, к сожалению, об обучении ремеслу не было и намека. Мальчик был им нужен для побегушек, чтоб выполнять побочную работу. Это, до поры до времени, не смущало Вагаршака, но постепенно он стал задумываться, — а как же самому научиться обслуживать клиента? И он решил пойти на хитрость и, не дожидаясь, когда его начнут учить, самому постараться вникнуть в секреты ремесла. Стал между делом, да и во время, когда был занят подметанием полов или еще чем-то, краешком глаза подглядывать и следить за действиями мастеров — как они орудуют ножницами и расческой, опасной бритвой, как ставят компрессы и т д. Начал многое усваивать, запоминать, затем повторял это дома, пробуя подстригать волосы Арсена. Но однажды, когда Вагаршак подметая полы, внимательно следил за действиями мастера, тот заметил и понял его намерения.

— "Ах ты, паршивец! Без году неделя в учениках, а уже хочешь стать мастером! Для этого надо съесть пуд соли! Занимайся пока тем, чем велят. Ты еще не дорос, чтоб стать вровень с нами. Еще раз замечу, что подглядываешь — выкину на улицу!".— окрикнул он мальчика, и дал ему сильную затрещину…

— Этим же вечером, уже дома, Арсен увидел, что мальчик очень грустен и подавлен.— "Что случилось, Вагаршак? Тебя кто-то обидел?". И мальчик, в сердцах, рассказал об эпизоде в мастерской.— "Я не знаю, что мне делать, Дай. Очень хочу скорей начать самостоятельно работать, уже многое умею. Не хватает только практики. Посоветуйте, как мне поступить?". Арсен немного подумал, и выход был найден.

— "А ты, Вагаршак, начни работать прямо в нашем дворе. Для этого тебе понадобятся необходимые инструменты, которые я постараюсь достать, стул и небольшое зеркало. На улице полно неимущего люда. Ты можешь учиться на них. Я думаю, они с удовольствием согласятся. Конечно, будешь делать это бесплатно. Будет польза и им и тебе. С клиентурой у тебя проблем не будет. Все остальное будет зависеть только от тебя" — предложил Арсен. И, действительно, когда Вагаршак, с появлением у него всего необходимого, стал зазывать с улицы людей для бесплатной стрижки и бритья, охотников нашлось немало. Это была безденежная масса, в основном бородатые муши — носильщики. Он поставил стул в центре двора, у дерева унаби, к нему же приспособил и небольшое зеркало. Место было удобно и тем, что верхнюю одежду клиенты могли снять и повесить на унаби. Проблема с теплой водой тоже решилась просто,— дело было летом, и вода, набранная из крана во дворе, быстро грелась, прямо под лучами солнца. В уборке остриженных волос помогала тетя Анна. Сначала было сложно. Бородатые муши охотно откликались на заманчивое предложение. Но затем, стиснув зубы, терпеливо дожидались конца неожиданной, добровольной, но зато бесплатной пытки. Многие шли на это с пониманием, видя страстное желание мальчика найти себя в жизни. Все это происходило под веселые шутки и хохот соседей. Это был для них, тоже бесплатный, отличный спектакль и повод для острот, балагурства и незлобных шуток в адрес мальчика и его клиентов. Он принимал их с достоинством, зачастую и сам смеялся над собой и своей затеей. Он принял уже игру и правила города и держал перед ним очередной экзамен, решив идти до конца, чего бы это ему не стоило. Часто некоторые слабонервные клиенты не выдерживали конца экзекуции и, срывая с себя простынки, под хохот и свист зрителей-соседей и возгласов вслед — "Авое!", "Чантракулия сакме!" (Очень плохи дела!) или непереводимыми абракадабрами типа — "Заремба зхкм бабахикин!", ругая себя и все на свете, с недобритой щекой убегали от незадачливого юного цирюльника. Он бежал за ними, относя забытую одежду, просил извинение. А зрителей такие сцены приводили в восторг, прибавляя и без того немалое, остроумие. Вагаршак не находил себе места в такие минуты. Особенно переживали Анна и девочки. И, конечно, Арсен. Он тайком следил из комнаты, через окно, выходящее во двор. Вагаршак знал об этом и в минуты растерянности виновато поглядывал в сторону этого окна. Ему больше всего на свете не хотелось, чтоб Дай пришлось краснеть из-за него. Но постепенно его упорство стало приносить плоды. Муши не только приходили сами, но и приводили своих друзей и знакомых. Весть о бесплатной цирюльне, где мальчик делает и лицевые компрессы, и массаж шейных мышц, стала распространяться по всему кварталу. Вагаршак, действительно, уже ловко и мастерски делал свое дело. А главное, делал он это забавно, весело, с шутками, внося в городской сленг и свои интонации, с полным вниманием и уважением к клиенту. К работе мальчика, стараясь чем-то ему помочь, часто подключалась и дворовая детвора — Омари, Лева, братья Мирзоевы — Юра и Эдик. А сосед — Жора Дралинский садился на табурет, под деревом унаби, и задорно играл на гармошке. Рядом с ним, чутко реагируя на игру своего хозяина, сидел его верный пес — Тарзан. Настал момент, с прошествием времени, когда во дворе стала выстраиваться очередь. Приходили и клиенты, предлагавшие мальчику деньги. Насмешки и хохот соседей исчезли, уступив место удивлению и ворчанию соседок на большое скопление людей. А мужская половина двора сама стала с удовольствием пользоваться услугами юного мастера, и он оказывал их с радостью. Арсен уже гордо проходил по двору,— он не имел привычки, да и времени, праздно находиться во дворе.

В один из таких дней к Арсену на переговоры пришел мастер, к кому на обучение был отдан Вагаршак. Он просил вернуть мальчика в мастерскую, где ему будет предоставлено моего для индивидуальной работы. — "Вы уже сделали свое дело. Спасибо. Мальчик многому у вас научился. Теперь он может выбирать сам"— ответил ему Арсен.

— Вагаршак, вскоре, нашел себе работу в мастерской на Головинском проспекте. Это была солидная парикмахерская, где мастера работали в две смены. Его с удовольствием приняли, и он быстро вписался в многонациональный коллектив, любящих свое дело, своих посетителей и свой город, мастеров. Для посетителей это был дом родной, а для мастеров каждый посетитель друг и товарищ. Сюда приходила и вся интеллигенция — писатели, поэты, художники, артисты. Сколько творческих задумок начиналось из разговоров в многочисленных тифлисских ремесленных мастерских!

— Но вот, когда, казалось, у Вагаршака стало постепенно все налаживаться, пришло скорбное известие. Вечером мальчик застал грустно сидящих на тахте домочадцев. — "Вагаршак джан, у нас печальная весть. Сегодня мы получили I письмо от твоих братьев, где они сообщают, что умер твой отец — Хечо… Его уже похоронили"., сказал Арсен. Вагаршак заплакал, за ним и все остальные. — "Я стал уже круглым сиротой… Свою мать не помню, нет даже ее фотографии… А теперь мой бедный отец… Я хотел немного встать ;на ноги и поехать к нему. А куда мне теперь ехать?.." — плача, проговаривал мальчик.— "Тебе никуда не надо ехать, мой мальчик. Я тоже остался сиротой и знаю, что это такое. Меня приютили и помогли, как родному, незнакомые люди. А у тебя, кроме братьев, уже есть сестры, мама и отец. Ты давно для нас как сын. Я всегда мечтал иметь сына похожего на тебя",— тихо произнес Арсен. Слезы печали смешались со слезами счастья и надежды. Анна, девочки, Арсен, обнимали и с теплом прижимали к себе растерянного в своих чувствах Вагаршака. — "Анэт, принеси нам бутыль красного вина — №5, и мы помянем ушедшего от нас Хечо. А завтра я пойду в церковь и зажгу свечу за упокой его души. А мы с тобой, мой мальчик, обязательно, как только получится, поедем в Зангезур и поставим Аповин Хечо могильную плиту" — произнес Арсен.

 

Верность Слову

— Арсен Аваков был человек набожный. Он родился с Богом в душе. Это была истинно христианская вера, а не страх или спасительная соломинка. Вера, помогавшая полноценно жить, не впадая в аскетизм и фанатизм, но дающая внутреннюю силу и самоконтроль. Вера в человека, в жизнь, в справедливость и равенство, в свет и радость. Это была Вера, переданная генами, а не случайное открытие, подвергавшееся периодическим разочарованием и сомнению. Только такая Вера способна по настоящему помочь человеку. Собственно эти идеалы и привели его в молодые годы к большевикам. Ведь их изначальные лозунги были те же — свобода, равенство, братство, справедливость. Арсен был очень гармоничен и в ладу с собой и своей совестью. Ничто земное не было ему чуждо. Он очень любил жизнь и жил с удовольствием. Любил застолье, но знал меру. Знал цену деньгам, но был щедр — считал, что человек должен властвовать над монетой, а не наоборот. Был прост и демократичен в общении, но сохранял всегда собственное достоинство. Ценил в людях верность слову и пунктуальность и сам, неукоснительно, следовал этому. Казалось, был старомоден, но не переставал удивлять оригинальностью поведения и поступков. Свою набожность никому не навязывал и особо не выказывал. В церковь ходил один, тщательно готовясь перед выходом из дома — приводил в порядок себя, одежду. Дома же, изредка, доставал из нагрудного кармана небольшой образок Богородицы, хранящийся в специально сшитом, матерчатом футляре, и молча его разглядывал. Затем бережно целовал и аккуратно, клал в карман. Только иногда мог он позволить себе высказать вслух какое либо наставление из Библии. К примеру, как-то, один из многочисленных родственников Анны, очень уважавший, как и все остальные, Арсена, зная его преданность и любовь к семье, поинтересовался, почему он все же привязан к Вагаршаку больше, чем к своим дочерям? Арсен ответил, что когда Иисуса спросили, с кем он, тот сказал — с тем, кто внемлет моему Слову.

Арсен и Вагаршак. Тифлис.

— Действительно, все домочадцы, и в особенности Арсен, очень любили мальчика. У самого Арсена в городе не было кровной родни, кроме, конечно, жены и дочек. Привязанность его к Вагаршаку доходила до того, что он не приступал к обеду, пока не придет мальчик, независимо от присутствия гостей в доме, а их бывало много и отовсюду. Был случай, уже годами позже, когда навестить семью Арсена пришел, будучи уже известным авиаконструктором, брат Анастаса Микояна — Артем Микоян. Узнав о предстоящем визите, Арсен срочно послал за Вагаршаком на работу. Визит предполагался к обеду, и Анна решила приготовить для Анушавана так называли в узком кругу Артема Ивановича, его любимое блюдо — сваренное стручковое зеленое лобио. Лобио уже варилось, Вагаршак пришел с работы, и все спокойно ждали гостя.

Зарик в гостях у Микоянов. Прогулка с Анастасом и Артемом Микоян на пароходе. 1930-е годы. Публикуется впервые.

Вдруг, Анна, подойдя к кастрюле с варящимся лобио, схватилась за голову. Из кастрюли вытекала обильная, белая, пена.— "Арсен джан, что я наделала!",— взмолилась бедная женщина. — "Я же посыпала лобио содой, что стоит в пачке на кухне рядом с солью! Хорошо, что еще вовремя спохватилась, а то, представляешь, чем бы я угостила нашего Анушавана!". Времени до прихода гостья оставалось немного, но Вагаршак успел сбегать на Солдатский базар и купить заново все припасы, а Анна успела заново сварить тот же обед, только уже с солью. Встреча с гостем прошла тепло и весело. Вагаршак был в ударе и Артем Иванович с наслаждением слушал его тосты, рассказы, шутки. Он очень соскучился по настоящему, теплому, кавказскому застолью. Сам он был человек скромный, простой, теплый, улыбчивый. Вел себя и одевался, чрезвычайно просто. Не зная его, трудно было предположить, что это один из ведущих авиаконструкторов великой страны.

Ашхэн, Артем Микояны и Зарик. 1930-е годы. Публикуется впервые.

Сосед — папаша Аршак, статный, красивый, встречавший Артема Микояна на балконе и нарядившись по этому поводу во все лучшее из своего гардероба — темный костюм с жилетом с закрепленной на его пуговице золотой цепочкой с часами в карманчике, в цилиндре и тростью в руках, был искренне удивлен, увидев авиаконструктора в самой простой и скромной одежде. Не сумев скрыть своего удивления по этому поводу, после обмена приветствиями, он простодушно изрек:

"Дорогой Артем Иванович, со стороны, наверное, такое впечатление, что Министр — я, а не Вы!" — Он всех называл Министром, кто занимал какое-либо высокое положение в обществе. Артем Иванович широко улыбнулся и тепло, взяв за руку папашу Аршака, ответил:— "Варпет джан, мы гордимся делами, а не одеждой". Папаша Аршак всегда вспоминал эту фразу, сказанную человеком, любящим свою Родину, свой народ и много ему отдавшим.

— Вагаршак уже давно был во власти города, где сам Бог велел жить с надеждой и верой. Город, где жили люди не только разной национальности, но различных вероисповеданий. Здесь царила одна Вера — вера в Человека, человеколюбие. Им было пропитано все. Человеческие отношения были пропитаны верой и любовью к ближнему. А сам город был храмом, где на каждом шагу проявлялась Божья воля. Его жители не только в церквях, с зажженной свечой перед образом, но и повсеместно и ежедневно, со стаканом вина в руках, сами того не ведая, воздавали хвалу Господу. И Господь принимал ее. Кутежи и увеселения в Тифлисе не были богонеугодными излишествами. Вагаршак неплохо вжился в этот город, усвоил его обычаи и нравы. Говор его стал мало отличаться от городского, и он легко находил общий язык со всеми. Усвоил русскую и грузинскую речь. И город его принял. Он сдружился с родственниками Анны, сослуживцами, соседями. Особо сблизился он с сыном папаши Аршака — Гагиком, своим ровесником. Гагик родился в Тифлисе после того, как его отец переселился туда из Средней Азии, где у него были собственные бани. В Тифлисе Аршак занялся портняжным ремеслом — шил на заказ дорогие костюмы. Он был ровесником Арсена и приходился ему дальним родственником. И жили их семье рядом, через стенку, на одном балконе. У него были две дочери и сын — Гагик. Гагику нравилась неуемная энергия, фантазия, простота в общении, незлопамятность Вагаршака. Нравился его своеобразный юмор. Но оставалось одно, очень важное положение, которым юноше надо было овладеть, чтоб стать настоящим тифлисцем, — это понять и принять тифлисское застолье.

 

Застолье

— Как-то Гагик пригласил Вагаршака на свой день рождения. Собралось много гостей, все веселились, произносили красивые тосты, пели. Каждый старался показать, на что горазд. Только Вагаршак скромно сидел за столом, и внимательно слушал. — "Какие все умные, образованные" — думал он,— "а что умею я?". И тут, во время этих раздумий, кто-то из гостей, обращаясь к нему, спросил: — "А ты, молодой человек, почему не участвуешь в нашем веселье? Давай, и ты скажи тост, прочти стих или спой нам что-нибудь".— У юноши от страха душа ушла в пятки. Что он мог им сказать или показать? От стыда он готов был провалиться сквозь землю. Но выручил один из друзей Гагика, ответив за Вагаршака: — "Да оставьте его в покое. А если хотите узнать на что он способен, сходите завтра к нему в парикмахерскую — он вас побреет и острижет — это его дело, а наше дело — пить и веселиться!"

Худ. Оскар Шмерлинг. Тифлисский кутеж.

— Слова эти глубоко ранили сердце юноши и заставили призадуматься.

— Надо отметить, что застолье и кутеж для настоящеего тифлисца это нечто большее, чем просто еда и возлияние, от случая к случаю. Это образ жизни — особый и неповторимый. Без застолья и кутежей можно представить любой город мира, но только не Тифлис. Душа тифлисца по настоящему раскрывается только в застолье с близкими, друзьями, со случайным гостем, за стаканом сухого вина и простой закуской. И главное в нем не еда и выпивка, а сердечное общение и признание в любви к ближнему и миру. Тут виден человек, какой он есть на самом деле. И грош цена тому, кто только и знает, что работать, но не делится радостью и печалю с друзьями! Во все времена, как бы трудно не жилось тифлисцу, бутылочка вина, пури, кусочек сыра — сулгуни, свежая зелень и речные рыбы — храмули и цоцхали, украшали его стол. Вагаршак тянулся к этому миру. После окончания работ, мастера, перед уходом домой, заходили в духаны или винные подвальчики — настоящее царство мужчин — чтоб благословить стаканом вина еще один трудовой день. Вагаршак тоже с удовольствием шел с ними. Он впервые попробовал молодое вино — мачари. Пили же в основном сухие виноградные вина. Водка, коньяк, крепленые вина не били приняты в быту. Ну, а сухие вина, как заметил еще великий классик, были в очень широком употреблении. В этом была и своя причина — оно, сухое вино, легко пилось, давая возможность растянуть застолье и всем высказаться. В этом суть тифлисских застолий. Невозможно представить молчаливо пьющих тифлисцев. В застолье, как правило, тифлисец становился еще добрей и сентиментальней. Мечтал о лучшей жизни для себя, своей семьи, близких и друзей. Становился еще красноречивей и остроумней, но, как правило, не терпел пошлости и нецензурщину. Все это сопровождалось пением, стихами, притчами, житейскими поучениями. В одном из тифлисских тостов говорится, как два марала пасутся на благодатном горном склоне, где сочной травы вокруг — видимо-невидимо, но они, тем не менее, стараются нежно подсобить друг другу. Так и в тифлисском застолье — теплоты, светлой ауры — хоть отбавляй, но сотрапезники стараются, чтоб было еще теплей, еще светлей вокруг.

— После случая на дне рождения Гагика, Вагаршак стал инимательно прислушиваться к тостам, их очередности за столом, запоминать притчи, стихи, слова песен. Его поражало умение — тамады вести застолье. Особенно он восхищался мастерством известного майданского тамады, близкого родственника Анны — Тиграна Ростомьянца. Восхищался его умением вести застолье даже в незнакомой ему компании. Вагаршак был свидетелем, как Тигран Ростомьянц, в одной компании, в перерыве между очередным тостом, наводил справку у рядом сидящего, о человеке, за которого намечал следующий тост, а затем, произнес про него такой теплый и прекрасный тост, с мельчайшими подробностями из жизни тостируемого, будто они с ним были "не разлей вода". Было, у кого поучиться! Учителем был Тифлис. Юноша с головой окунулся в его теплые и щедрые объятия. К тому же он оказался способным учеником. С теплом и добром относящийся к людям, имея способность к импровизации и собственной интерпретации увиденного и услышанного, он придавал им свой, неповторимый колорит. Близкие и друзья тянулись к общению с ним. Они ценили его порядочность и преданность не только дружбе, но и семье. Он уже осмеливался возглавлять застолье, быть тамадой. И в следующий день рождения Гагика тамадой был Вагаршак. Трудно было узнать в нем того застенчивого юношу, скромно сидящего за этим же столом всего год назад! Сам Гагик гордился своим другом, а папаша Аршак аккомпанировал ему на таре.

Маевка в окрестностях Тифлиса. Тарист Павлэ с семьей и близкими. Сидят в центре сестры — Анна и Вардо Мануковы.

— Несмотря на наступившие сложные времена, поиски "агентов империализма", партийные чистки, репрессии, жизнь в Тифлисе продолжалась в своих традициях. Политическое напряжение, конечно, оставляло свой след. Арсен Аваков с тревогой просматривал свежие газеты, пестрящие именами вновь выявленных "врагов народа". Он очень беспокоился за судьбу Анастаса Микояна. В особенности, когда в Москве обосновался Лаврентий Берия. Однажды, когда Арсен гостил в Москве в доме Микоянов, он спросил у Ашхен, как чувствует себя Анастас, который практически не бывал дома — приходил поздно ночью, и уходил с утра пораньше.— "С тех пор, как этот пес — Лаврентий в Москве, у Анастаса нет ни минуты покоя" — шепотом ответила Ашхен.

Худ. Оскар Шмерлинг. В цирюльне. Из серии «Тифлис уходящий».

Худ. Вагаршак Элибекян. Тбилиси. Ул. Пушкинская. Кабачок «Симпатия»

— Но простой люд, зарабатывающий себя на жизнь своим честным трудом, продолжал в Тифлисе, как всегда, трудиться и веселиться. А Вагаршак стал душой не только своего двора, но и старых убанов города — от Майдана, Клор-таха, Сололака до Земмеля и Верийсского квартала. К нему обращались и в горе, и в радости. Несмотря на молодость, он умел подбодрить нужным словом попавших в беду и вселить надежду, а в радости — искренне разделить ее. Он легко и естественно сходился со всеми. Взаимоотношения людей в городе еще более способствовали этому. Тифлис тех лет был одним из немногих городов, где существование различных сословий и социальных прослоек не было преградой к тесному общению и дружбе между их представителями. Здесь потомственный князь мог дружить с простолюдином, академик с ремесленником, музыкант с дворником или стекольщиком и т. д. Это и создавало его неповторимый колорит, рождало множество незаурядных личностей, прославляющих его. И среди них были не только известные академики, писатели или врачи, но и обычные тифлисцы, в особенности ремесленники. Их, ремесленников, объединенных в амкарства, знаменитый грузинский поэт, академик — Иосиф Гришашвили также причислял к богеме старого Тбилиси. И, естественно, был прав. Это была богема городской жизни.

— Многие ремесленники славились не только у себя в городе, но и высоко ценились в пределах империи. Тифлисскому оружейному мастеру из Армянского базара — Геурку Елизарову, русский император — Николай I, в первой трети девятнадцатого века, присвоил дворянское звание. Геурк и сыновья открыли посланникам царя свой секрет получения булатной стали для изготовления оружия в знаменитых Златоустовских питейных мастерских. За эти заслуги Элизаровы, кроме дворянского звания, получили и право на клеймо — "Поставщик двора его Императорскаго Величества" — на своих изделиях. С кинжалом работы Геурка Элизарова изображен М. Лермонтов на своем автопортрете.

Ремесленники Тифлиса.

Ремесленные мастерские, лавочки торговцев, тифлисские базары, цирюльни, кофейни-каваханы и духаны — вот та среда, откуда щедро черпали темы для своих произведений практически все тифлисские, да и не только тифлисские, писатели поэты, композиторы, художники. Сам Гришашвили своими произведениями был обязан именно этой богеме. Сборник стихов, принесший ему известность уже в молодости, назывался популярной фразой тифлисских лоти — кутил-ремесленников:

— "Не простудись, барашек джан!".

— В тифлисских винных подвальчиках, каваханах, духанах-садах — не только рождались творческие замыслы, но и, зачастую, осуществлялись там же. Сами названия этих заведений уже настраивали на поступок: "Симпатия", "Гемо" (Вкус), "Не уезжай, голубчик мой!", "Моди мнахе"(3айди, увидишь!), "Сам пришел" и множество, множество других. Завсегдатаями духанов были художник Нико Пиросмани и знаменитый тифлиский поэт Иетим Гурджи. Один рисовал ни стенах, другой писал в духанах свои стихи прямо на клеенках! Ему, Иетиму Гурджи, будучи в Тифлисе, с вдохновением читал свои стихи Сергей Есенин. А поэтические состязания ашугов и поэтов в этих заведениях! Великого русского композитора Петра Ильича Чайковского, когда он гостил в Тифлисе, чествовали в "Белом Духане" и в духане-саде "Ваза". Не стоит повторяться и перечислять имена не только известных армянских, грузинских, но и великих русских и других поэтов, писателей, художников, обожавших тифлисские духаны. Но отметить несколько почти позабытых имен тифлисских поэтов и ашугов, жизнь и творчество которых немыслимо представить без духанов, следует — Бечара, Азира, Гивишвили, Скандар-Нова.

— Эти духаны, по своей значимости в художественной жизни города, можно сравнить разве что только со знаменитыми парижскими кафе на Монмартре. Весь этот фантастический пласт культуры, к сожалению, постепенно исчез, вместе со временем романтиков тех лет, как, к примеру, исчез и "Фантастический кабачок" на Головинском проспекте, расписанный молодыми тогда художниками Ладо Гудиашвили, Сигизмундом Валишевским, Александром Петраковским, Сергеем Скрыпициным (Сэр Грей), Ильей Зданевичем и др.

— Огромное значение в жизни города имели различные ремесленные мастерские, в том числе и цирюльни-парикмахерские. Когда Вагаршак провозглашал тост за труд, людей труда, его, иногда, с удивлением спрашивали, почему он выбрал профессию парикмахера? Он с юмором, но гордо отвечал: — "А чем, она плоха?! Чем она хуже, чем работа, к примеру, дантиста? Я усаживаю своего клиента, как и дантист, в кресло, работаю в белом халате, со стерильными инструментами. Он лечит зубы, я занимаюсь вопросами гигиены и красоты волос и кожи. Разве гигиена не входит в медицину? Без гигиены — какое лечение! А поговорить по душам? Это же так важно для любого человека! А у дантиста, какие могут быть разговоры с клиентом, который дрожит от страха и боится открыть рот! Ведь разговоры по душам, веселая шутка, тоже лечат. Ко мне часто приходят не только здоровые клиенты, но и те, кому нездоровится. Вы посмотрите на них до и после наших процедур! Можете не узнать! А если сходить еще в серную баню, где над вами поработает терщик-кисачи и пропустить после этого стаканчик вина — вы будете чувствовать себя, как младенец! Кто сможет обойтись без нас! Мы настоящие Мастера Красоты! А всякий труд красив и уважаем.

— Как-то, заведующий парикмахерской — Coco, предложил Вагаршаку и мастеру Баграту поездку в Батум. — "Мы сможем совместить приятное с полезным. Нас пригласили принять участие в работе комиссии по отбору молодых мастеров. А по вечерам нас ожидают веселые застолья — с шашлычками, вином и всем прочим,— это я вам обещаю, только поедем вместе, не то мне одному не справиться" — уговаривал он друзей, в радужных красках описывая эту поездку.

Друзья с удовольствием согласились,— и помощь товарищу и приятное времяпровождение. Вскоре они приехали в Батум. Разместились в собственном доме одного из знакомых заведующего. Дом был небольшой, но ухоженный — с садом и хлевом, где хозяин держал корову и нескольких коз. Гостей разместили в небольшом флигеле во дворе, и все было чудно. Днем они присутствовали на экзаменах по мастерству молодых парикмахеров, а по вечерам Вагаршак и Баграт ожидали, с нетерпением, обещанного застолья. Но проходил день, другой, а застольем и не пахло. По утрам и вечерам хозяева, где они остановились, угощали их свежо надоенным молоком, сыром, домашним маслом и т.п. Так прошла неделя. Приближалось время отъезда, и Баграт не выдержал.— "А, где твои обещанные вино и шашлычки?",— спросил он у Coco, после очередной порции молока и мацони.— "Слушайте, ребята, вам, что мало вина и шашлычков в Тифлисе? Наконец то мы вырвались в дачное место! — море, чистый воздух, парное молоко! Когда вы еще сможете позволить себе такое? Сам бог велел нам перейти здесь на диету! А вино нас ждет, не дождется в Тифлисе. Там на диету не сядешь!" — Вагаршаку и Баграту нечем было возразить. В ту же ночь, когда друзья уже засыпали, в какой-то момент послышался шорох. Баграт и Coco подняли головы с подушек, затем включили свет. Они застали Вагаршака, натягивающего на себя брюки.— "Ва-то! Куда ты собрался посреди ночи?"— в один голос спросили они.— "Как куда? Вы же сами решили, что нам надо перейти на усиленную диету. Я с вами полностью согласен. И даже больше — я решил еще более усилить эту самую диету! Пойду сейчас в хлев и, не дожидаясь утра, когда меня угостят молоком, буду пить его прямо из вымени коровы и козы! Такого счастливого случая у меня больше может не быть!"— произнес лукаво, но с серьезным выражением лица Вагаршак. Услышав такое, друзья на миг оторопели, но затем уже долго в ту ночь не могли сдержать смеха, продолжая импровизацию на эту комичную ситуацию, a Coco, на следующий день, все же выполнил свое обещание.

Панорама Тбилиси

 

День Победы

— Ещё много радостного и грустного происходило с молодым человеком в то время — всего не рассказать, но вскоре Вагаршака призвали в Красную Армию. Восемь лет ступает он тропами войны — от Халхин-Гола до Победы в Великой Отечественной. Проходит все тяготы простого солдата в составе 465-го зенитно-артиллерийского полка, дойдя до Бреслау — так по-немецки назывался нынешний польский город Вроцлав. Все эти годы непоколебимо верит в победу. Его не покидают чувство юмора, оптимизм и доброта.

В самые тяжелые минуты жизнелюбие, веселая шутка спасают не только его, но и окружающих. Его любят и солдаты, с кем он делится последним, чем можно поделиться на войне, и командиры. В критические для страны дни 1942-го года, вступает в ряды Компартии, оставаясь ей верным до конца своих дней.

— Судьба его пощадила — он дождался Победной Весны. Встретил ее в Днепропетровске. В городе еще был комендантский час — после 22.00. можно было находиться на улице только при наличии спецпропусков, в том числе и военнослужащим. Вагаршак имел такой пропуск, когда его поздним вечером на улице задержал патруль для проверки документов.

Пока патруль удостоверялся в личности солдата, из радиорупора, установленного на улице, послышалась песня. Транслировали арию Ануш из одноименной оперы А. Тиграняна… Вагаршак зачаровано слушал мелодию своей, уже очень близкой земли. На глазах его были слезы. — "Почему плачешь, солдат?"— удивленно спросили патрульные. — "Послушайте!…, по радию передают мелодии моей земли! Я не надеялся, что услышу их, хоть никогда не сомневался в нашей Победе, но в своей личной судьбе не был уверен. А теперь я уверен — встреча близка! Это слезы нашей Победы"… — И это было правдой, а не сном.

— Приближалась долгожданная встреча. Встреча с любимым городом — Тифлисом-Тбилиси, где его с нетерпением ждали родные и близкие. Встреча с новой, уже совсем иной жизнью.