….. Рейза вздрогнул и пробудился. Он не спал в прямом смысле слова, но пребывал в трансе и грезил. Пальцы его судорожно сжимали амулет, висевший у него на груди; он с удивлением подумал, что совершенно не помнит, когда снял ошейник, отцепил гемму и снова надел, уже с цепью, и теперь цепь от сильного натяжения больно врезалась в его кожу. Он с трудом распрямил занемевшие пальцы — как же долго он сжимал гемму? — и попытался собраться с мыслями, понять, где он, и что тут делает? Сейчас он не узнавал того места, в котором находился; не помнил, когда пришёл сюда. Но его просто трясло от страха; он весь взмок и замёрз одновременно. Что вообще происходит? Что с ним?! Он затравленно огляделся вокруг; везде царил нежилой полумрак и невозможно было даже различить очертаний того, что окружало его сейчас. Но место казалось совершенно пустым и заброшенным, словно здесь давно никого не было. Только длинный чёрный коридор позади него, и нечёткое пятно дверного проёма перед ним. Он нерешительно крутил головой, стараясь понять, что всё это означает. Зачем-то он всё-таки пришёл сюда? И что надо делать теперь? Рейза ещё немного помедлил, но наконец решился. Он двинулся вперёд, к двери, и с каждым шагом ему становилось всё хуже и хуже. Он чувствовал, что его охватывает ужасная паника; спина разболелась так сильно, что о сотрясении мозга он и думать забыл. Рейза судорожно цеплялся за стену и пытался справиться с невыносимым страхом, мешавшим ему двигаться вперёд. Он узнал это чувство. Давно же с ним такого не было!

Много лет он не покидал своей башни. Просто не мог. Он не помнил, как именно с ним это случилось, но внезапно его мир сузился до замкнутых стен комнат, и сама мысль о незнакомом, а уж тем более об открытом пространстве внушала ему ужас. Даже одного взгляда в окно хватало, что бы у него начался острейший приступ паники, и его скрутило бы от нестерпимой боли до потери сознания. Его нервная система не способна была преодолеть такое потрясение, и он просто погибал от своей странной болезни. Поэтому Барон немало потратился на то, что бы замуровать все окна и лишние двери, а в зимнем саду, который заменял Рейзе живой мир, сияло искусственное солнце, которое согревало удивительные редкие растения и тихо затухало, когда приходил Рейза. Ему яркое освещение было не нужно, он приспособился жить в сумерках. Теперь он уже даже не помнил, как выглядит дневной или лунный свет, но иногда ему всё же очень хотелось вырваться из ненавистного плена. Сбежать от стен, что давили на него как тяжесть собственной могильной плиты; освободиться от всех этих живых чудовищ и призраков жертв, замученных по воле его господина. Он не раз пытался преодолеть свою немощь и выйти из башни, но, едва он только подходил к какому-нибудь коридору, что вёл к выходу наружу, так ему становилось нестерпимо плохо, и всё заканчивалось обмороком, горячкой, несколькими днями в постели, совершенно без сил. Он не разу не смог даже приблизиться к заветным дверям настолько, что бы хотя бы коснуться их, а уж тем более открыть! Слишком больно и совершенно бесполезно, поэтому он уже очень давно так не делал. А вот теперь у него появилось очень знакомое болезненное ощущение «опасного» пространства, и навстречу ему потянуло сквозняком. Там — выход наружу!

Он отёр холодный пот с лица и попытался расслабиться, успокоить обезумевшее от стресса сердце. Должно же быть объяснение, почему он здесь сейчас! Он ведь не собирался попытаться снова, давно уже не хотел этого! Так почему же? Что с ним сейчас происходит? Он сделал ещё несколько шагов вперёд, и каждый шаг давался ему всё труднее. Вот в тусклом свете дежурных «вечных» фонарей он смог разглядеть массивную дверь. Вот старинный, очень тяжелый с виду стальной засов — никакой электроники, даже странно! И что ещё более непонятно — никакой охраны. Вообще! Можно было бы просто так выйти и погулять по пустыне, поехать за покупками… Рейза совершенно ослабел, у него подкосились ноги, и он рухнул на пол. Его всего трясло от боли и страха; он хотел вернуться в свою комнату, пока не поздно, но подняться не было сил. Ему подумалось, что если никто за ним не придёт, он может умереть здесь. Скоро он потеряет сознание, а потом призрачный сон станет вечным. Что ж, может, это и не плохо… Но тут его пронзила мысль: Лиор! Он там, заперт в «игровой» и непременно погибнет, если он, Рейза, не позаботится о нём! На мгновение его снова посетило видение того солнечного утра, влюблённых грёз на плече у лучшего друга… Почему сейчас, в эти дни? Почему он тут, почему Лиор тут?… Лиор! Снова и снова повторяя шёпотом имя возлюбленного как заклинание, Рейза стряхнул с себя оцепенение и, собрав все силы, медленно и тяжело поднялся на непослушные ноги. Он опёрся о стену, постоял так немного, стараясь восстановить дыхание, а потом, взглянув последний раз на запертую дверь, медленно побрёл обратно по коридору, подгоняемый лёгким сквозняком. С каждым его шагом ветерок становился всё слабее, а силы прибавлялись. Он даже мог уже не думать о мучительной боли в спине. Ещё Рейзу подбадривало то, что в кармане у него по-прежнему лежит маленький белый шарик. Положить его в рот, и боль исчезнет на несколько дней! Когда знаешь, что есть такая возможность, уверенности прибавляется. Он не собирался глотать спасительный наркотик, но даже от одной мысли об этом ему стало легче. И он немного прибавил шагу.

Коридор оказался очень, очень длинным. Скорее, это был тоннель, только Рейза понятия не имел, где это он находится. Когда дверь уже нельзя было рассмотреть, он настолько совладал с собой, что смог здраво рассуждать. Прежде он ничего не слышал об этом тоннеле и двери в конце его, на плане Замка их не было. Почему? Секрет? Или просто им никто не пользовался из-за неудобства? То, что им не пользовались, было очевидно: занавеси из паутины, затхлый воздух всегда закрытого помещения, покрытые толстым слоем пыли фонари… Да и чувства подсказывали Плектру, что здесь уже очень давно никого не было. Но он точно знал, что дверь открывается! И ещё он знал, что ему нужно было это увидеть. Это должно быть как-то связано с последними событиями, с появлением Лиора. Что ж, как только он отдохнёт и приведёт себя в порядок, он сможет понять смысл происходящего, а пока надо кое-что сделать. Он ненадолго остановился, притронулся к своему великолепному браслету — коммуникатору и запросил систему о месте своего нахождения. На стене возникла проекция схемы, и Рейза увидел бледную светлую точку — это был он сам. Но точка казалась ни к чему не привязанной: этого места на плане не было. Вернее сказать, и место было, и его маячок там был, но никаких деталей, никаких координат. Очень странно! Рейза был так озадачен, что даже забыл на время о своих переживаниях. Ему захотелось разобраться с этой головоломкой. И он двинулся в единственном возможном направлении: он пошёл вперёд — туда, откуда, видимо, пришёл.

Коридор действительно тянулся нескончаемо, и Плектр порядком устал, пока прошёл его весь. Наконец он оказался перед приоткрытой дверью. Щель была такая узкая, что в неё мог протиснуться только он, Рейза. Человек крупнее его точно не прошёл бы. Значит, он сам открыл её. Рейза попытался сделать проход шире, но дверь была такой тяжёлой, что сдвинулась самую малость, и он оставил эту затею и стал осматриваться. Вокруг толстым, даже очень толстым, слоем лежала пыль, и видно было, что дверь давно никто не открывал. И коридор впереди тоже казался нетронутым, только тонкая цепочка его собственных следов пересекала маленький холл и исчезала в темноте. Он снова обратился к навигатору, но и теперь не смог увидеть своё местоположение на схеме. Что за шутки? Так не бывает! Света по-прежнему было очень мало, как и в туннеле, но он понял, что вокруг нет ничего, кроме стен. Ни дверей, ни боковых коридоров, ни каких-то предметов. Но, что бы запомнить дорогу, ориентиры ему пока не требовались: прямо по коридору до двери, потом опять прямо, а теперь, видимо, вверх: пред ним была крутая винтовая лестница. Он стал подниматься по ней, пытаясь сообразить, как высоко уже забрался. Насчитал сто сорок узких, полустёртых ступеней в очень тесном колодце, несколько раз присаживался отдохнуть — голова кружилась, пот лил градом. Невыносимо хотелось пить, но конца — края его походу так и не видно. И навигатор всё так же ничего не показывал. С ума сойти, да и только. А ещё очень странной казалась царившая вокруг тишина: ни голосов, ни шорохов, ни даже эха его собственных шагов — ничего! Как в могиле. Он криво усмехнулся: что ж, в сущности, это место для него очень подходит. Барон знал, что Рейза плохо переносит отзвуки солдатского веселья, и потому запрещал в своё отсутствие беспокоить Плектра. Поэтому в такие дни жизнь в четырех верхних этажах донжона полностью затихала, даже мыши топать не смели. Тишина и полумрак, как в роскошной гробнице! А эта таинственная лестница, и тот коридор в низу — они вообще словно вырваны из этого мерзкого безобразного мира. Очень, очень соответствует! Может, остаться тут жить? Хотя, наверно, он скорее смог бы тут достаточно комфортно умереть. Идея соблазнительная, но не сейчас. Ещё полно дел.

Вот наконец он оказался на верху, перед закрытой дверью. Но она поддалась очень легко, и Рейза вошёл в комнату. Свет мягко разгорелся, реагируя на его появление, и молодой человек изумлённо присвистнул: вот это да! Он стоял в спальне своего господина! Рейза ругательски обругал себя за то, что был тут примерно миллион раз, но ни когда даже не интересовался: что же это за ниша такая слева от постели Барона, завешенная тяжёлой шпалерой? Конечно, особого значения для него самого это не имело, но это просто стыдно — быть таким недалёким! И невнимательным тоже; разве можно угадать наперёд, когда понадобятся какие — то знания? Нельзя же так просто всё игнорировать! Вот сейчас он находился на пятом этаже башни, его собственный этаж — шестой, «игровая» — на четвёртом. Для того, кто никогда не выходит из Замка, это, возможно, ничего и не значит, а как насчёт его пленника? «Дубина ты тупая, как ты собирался вывести его отсюда, если даже ходов не знаешь?» Он устало упал на постель Барона и попытался расслабиться, но ничего не вышло — мысли не давали покоя. И правда, как бы Лиор ушёл отсюда? Об этом он ещё даже не задумывался, а ведь это самое важное! Охрана низачто не выпустит Лиора, и даже если Рейза потребует этого, ничего не выйдет: эти люди служат не ему, а его господину. Он мог бы попытаться расплавить им всем мозги, если они будут мешать, но хватит ли ему сил для этого? Плектр сомневался. Чувствовал он себя очень плохо, болезнь и измождение почти доконали его. Значит, Лиор должен уйти через потайной ход. Но Рейза до сих пор ничего не знал о таких вещах, и даже не интересовался. Вот дурак! Способностей много, а ума нет! Хорошо, хоть его мозг сам по себе работал, как положено: видно, когда — то он выловил в голове хозяина информацию об этой двери и этом туннеле, но только этого не заметил. А теперь, когда ему это знание действительно понадобилось, он невольно погрузился в транс и под наитием собственной влюблённости нашёл этот путь. Подземный ход для Лиора! Он томно улыбнулся: «да, милый, я спасу тебя! Я так долго ждал тебя! Я почти забыл, как мечтал о встрече, как хотел быть любимым тобой! Я знаю, ты уже никогда не полюбишь меня, и те мои сладкие юношеские сны так и останутся снами: нельзя же любить того, кто оскорблял, унижал, причинял боль! Нельзя полюбить того, кого считаешь чудовищем и мразью, невозможно простить это и понять этих чувств. Но всё же я прошу тебя — прости! Я сделал тебе много плохого, и сделаю ещё больше, но я не умею по-другому. И даже хорошо, что ты не примешь меня и моего израненного сердца, потому что это разбило бы твоё! Я слишком люблю тебя, что бы позволить так страдать!»

Он закрыл глаза. Видения, что делали его счастливым много лет назад, снова заструились под его опущенными ресницами, и это был его единственно возможный отдых. Он знал, что ему сегодня опять не уснуть, как и во все предыдущие дни. Обычно сам Барон давал ему лекарство, и после этого он мог забыться сном. Хозяину нравилось так играть: простое снотворное, или те заветные белые шарики, что он принимал каждые четыре дня, или микстуры, придававшие ему сил после особенно сильной перегрузки — Барон, словно добрый папочка, лично помогал ему их принять. Он подносил Рейзе воды, стирал с его губ оставшиеся капельки влаги, бережно укладывал его на мягкие подушки, укрывал своего мальчика тёплым одеялом… Так мило! Особенно после жаркой ночи в допросной, или с компанией своих пьяных дружков в «игровой». Сейчас о юноше некому было позаботиться, но это было даже по — своему приятно: принимать ласку этого монстра значило считать правильным всё то, что тот делал. Пусть будет больно! Пусть будет очень больно, только бы его поганые грязные лапы никогда больше не прикасались к тому, что должно было принадлежать одному только Лиору! Рейза хотел быть с Лиором Нерией, с ним одним, и хотел этого немедленно, но, как видно, сначала придётся всё-таки как-то привести себя в порядок. Он полежал ещё немного, а потом поднялся к себе и вызвал врача.

После первого же укола он погрузился в мягкое полузабытьё: он всё чувствовал, всё видел и понимал, но как — то приглушённо, словно всё это было не с ним. Вот доктор что-то делает с больным, измученным телом — не его телом! Вот старикан кого-то о чём-то спрашивает, но спрашивает будто не его. И кто-то, но не Рейза, ему отвечает, и чья-то боль в спине начинает потихоньку стихать, и жар гаснет. Рейза всё чувствовал, но его это не волновало. Он снова и снова прокручивал в памяти свои юношеские видения и удивлялся, почему, когда поймал Лиора, когда взялся проучить его за наглость, почему он не сразу понял, что этот тот самый «Его Лев»? Да, Рейзу что-то зацепило, когда он стал обследовать разум и душу пленника; что — то очень близкое ему, очень желанное. Но что это было, он не понял сразу. Хотя Лиор показался ему знакомым, словно часть той жизни, которая была утеряна его памятью, но всё же когда-то и в правду была! А теперь он всё вспомнил. Значит, его фантазии были на самом деле чем — то большим, чем просто мальчишеские мечты? Ясновидение? Выходит, что это так, и его способности к проскопии были несколько больше, чем все привыкли считать. Интересно, знал ли Амит Рафи об этом? И что ещё важнее, знали об этом Мастера, когда умертвили его подлинную личность, или просто так, на всякий случай, стёрли его память и неповторимость? Они исправили все вредоносные ошибки его индивидуальности, заменили негодные для их великого дела черты характера. Они заставили его измениться настолько, что Барон получил прекрасную, но абсолютно пустую оболочку вместо живого юноши: Мастера переделали его в совершенный инструмент медиата; бесчувственный и покорный воле хозяина, как механическая куколка. Барона это вполне устраивало, для него это были идеальные отношения со своей вещью, хотя, по правде говоря, он по — своему действительно любил Рейзу. Даже больше: он просто с ума сходил от него! Впрочем, как и все остальные. Но это ничего не значило для Рейзы Адмони. Он просто существовал, как повелели ему Мастера и Великий Магистр «Плектрона». Когда личность его подверглась «исправлению», он почти утратил способность к прорицанию. Качество это вообще очень редкое, и мало у кого развито достаточно. Больше того; как ни странно, оно вообще не особенно приветствовалось у Плектров, вернее, в них, в их арсенале. Дар это не предсказуемый и обманчивый, на него не стоит полагаться. Поэтому никто не волновался из-за потери такой сомнительной способности. И теперь вот Рейза вдруг задумался; а не было ли ясновидение одной из причин такого безжалостного уничтожение его самостоятельного «Я»?

Он погрузился в ароматную пенную ванну. Тёплая вода тут же ласково обняла и принялась легонько покачивать его хрупкое усталое тело, и он очень скоро почувствовал, что силы понемногу возвращаются. Ему подумалось, что он никогда не испытывал, или, по крайней мере, совершенно не помнил такого ощущения от ежедневного омовения. Да и что в том было такого ценного? Просто вода, просто соль и масло… Или нет? Нет, не просто! Это покой и уют, тепло и приятные брызги, лёгкие всплески и журчание — очень приятные звуки. Он поиграл немного белыми пышными хлопьями пены, задержав дыхание, погрузился с головой в воду и стал слушать её глухой рокот. Это было очень, очень приятно, и он подумал, что сожалеет о том, что забыл о таких простых радостях. Может, если хоть это оставалось бы в его жизни, она была бы не столь мучительна и ужасна? Но что теперь об этом горевать! Что случилось, то случилось. Он вынырнул и снова расслабился. И всё-таки в настоящий момент ему действительно хорошо. Вот бы тут с ним был сейчас Лиор! Именно с его вторжением в Рейзе пробудилась способность чувствовать, и, пусть даже это было очень трудно и больно, но ему нравились эти перемены. Он даже смог не то, что бы вспомнить, а, скорее, снова ненадолго примерить на себя теперешнего то, каким был прежде, до предательства Амита. И всё же… Амит…. Почему он так поступил? И почему так поступили с ним, Рейзой, Великий Магистр и Мастера? Почему они убили его не полностью? Чего они хотели этим добиться? Рейза снова судорожно сжал амулет и тут же перед его мысленным взором возникла картина: шестиконечная печать Демиургов посередине Зала Совета; Мастера, безмолвно застывшие в лучах гексады, и Великий Магистр «Плектрона», воздевший руки в неслышном молении….

Неожиданно видение оборвалось. К Рейзе с поклоном приблизился слуга и предложил свою помощь, но Плектр отмахнулся. Слуга тут же исчез из его поля зрения. Хотя, видимо, он всё же не осмелился покинуть своего господина и оставался неподалёку. А Рейза вдруг сообразил, что его последнее видение было очень странным. Если воспоминания об Амите и прежние мечты о встрече с Лиором были действительно воспоминаниями, то разговор Мастеров Рама и Ноаха в галерее академии и медитация в Зале Совета уж точно не принадлежали его памяти. Ему стало не по себе: он когда-то слышал о таких вещах, но никогда в них не верил. Посвящённые называли это «осмотром». С помощью «внутреннего зрения» медиум исследовал события прошлого, но это были те события, которые сам «видящий» наблюдать не мог. Считалось, что такая способность давно уже утрачена медиумами, но ходили слухи, что иногда среди Плектров появлялись особенные ученики, способные к «осмотру». Правда, они быстро исчезали, и никто никогда больше их не видел. Говорили даже, что они погибали при неясных обстоятельствах, и тихим шёпотом старшие ученики повторяли страшные слова: «мёртвая вода!»