1

Макс Шанталье родился 16 сентября 1987 года. Отец увидел сына не сразу. Год выдался не очень удачным. Ночью температура сильно падала, и Грегуар буквально жил на винограднике, оберегая лозы и не давая им охладиться. Он ночью окуривал их и спал на винограднике. Чтобы самому не замерзнуть, он брал с собой две бутылки вина и пил прямо из горла, распевая «Занзибар» Сальваторе Адамо. После второй бутылки Грегуар пел особенно проникновенно, причем его «Занзибар» слышали даже в соседних шато. Грегуар увидел сына только 1 октября, когда вино уже бродило в подвале.

— Год выдался неважным, хорошего вина не выйдет, — сказал он жене Монике, хотя для Макса нужно будет разлить несколько магнумов.

— Зачем?

— Мальчик будет отмечать день рождения.

Моника не обратила внимание на слова мужа.

— Ты уже сейчас уверен, что вино будет плохо продаваться?

— А ты сразу про деньги, я тебе про урожай, про сына, а ты сразу, как будет продаваться.

— Но Грегуар, мы все в долгах.

— Мы делаем отличное вино.

— Да, дорогой, я знаю, что ты веришь в свое вино, и твой отец тоже, но нужно смотреть правде в глаза, у всех дела идут плохо, и мы тоже…

Грегуар ничего не ответил, открыл бутылку и сел ужинать.

— Не многовато на сегодня?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты утром с собой забрал две бутылки.

— Они уже выветрились из меня.

Отец Грегуара, старый вояка Арсен, всегда спускался к ужину с опозданием и начинал громко обсуждать, до чего довели виноделов эти чертовы негоцианты.

— Ну что, сына видел?

— Да.

— Винодел родился.

— Папа, при такой жизни ему лучше не быть виноделом.

— Глупости, жизнь всегда одинаковая, я винодел, ты винодел, и он будет виноделом.

— Папа.

— Ты что-то хочешь мне сказать?

— Нет, пап, извини ничего, — Грегуар не решился спорить с отцом.

Моника с презрением посмотрела на мужа и хотела что-то сказать про продажи, но не успела.

— Не женское это дело — мужские дела обсуждать.

— Но я еще…

— Замку двести лет, и мы будем делать здесь вино, пока будет расти лоза.

— Да или пока не обваляться стены, — не выдержала Моника.

— Ничего, двести лет простояли и нас выдержат.

— Вас выдержат, а вот Макса…

— Мы все, Шанталье, мы и не такое переживали, наши предки пережили Французскую Революцию и сохранили замок, и никто из них не бросал семейное дело.

Арсен отличался буйным нравом и умением с удовольствием говорить правду. Весь мир он насквозь считал лживым и обличал любую ложь с напором бывшего драгунского офицера.

— Мальчик сам решит, кем ему стать, — превозмогая страх, еле проговорила Моника.

— Ну да ладно, до этого момента еще много воды утечет, — спокойно констатировал Арсен.

Лет с пяти Арсен каждый вечер перед сном рассказывал Максу сказки. Моника была счастлива, что дед воспитывает внука, пока Грегуар все время проводит на винограднике. Но Макс так и не узнал ни одной сказки из тех, что рассказывают обычным детям. Арсен рассказывал мальчику о Дионисе и Александре Македонском, о Геракле и Бахусе, о Древней Греции и Риме.

— Деда, а виноград растет только у нас во Франции?

— Нет, виноград много где растет, вот и там, где родилась твоя мать, тоже растет виноград.

— Такой же, как у нас?

— И такой, как у нас, и другой.

— А какой другой, деда?

— Когда-нибудь поедешь с мамой в Италию и узнаешь.

— А Италия это далеко?

— Нет, Макс, это близко.

Макс ездил с матерью в Италию всего однажды, на Рождество. Ему не было еще и шести лет, и он очень смутно помнил эту поездку, кроме тех нескольких деталей, которые ярким пятном врезались в память ребенка, именно потому, что были связаны с Рождеством. Макс, как и все дети привыкший к Санта-Клаусу, был очень удивлен тем, что к итальянским детям он не приходит. А вместо него приходит странное существо по имени Бефана, и это точно не дед, а скорее всего старуха. Она всегда приходит в дом без приглашения через дымоход.

Когда Максу об этом рассказали, он был страшно напуган и всю рождественскую неделю провел подальше от камина. А ночью, когда ветер завывал в трубе, он вообще не спал, ожидая каждую минуту, как оттуда вывалится беззубая Бефана. В ночь на рождество Макс так вымотался от страха, что заснул моментально, уже не вспоминая про свои страхи. А утром, проснувшись около кровати, он обнаружил сапожок, полный шоколадных конфет и печений.

— Доброе утро, Макси, как ты спал?

— Хорошо, мама.

— Тебя ждет подарок, сынок.

— А что это?

— Это Бефана тебе принесла, — и мать протянула сапожок, заполненный сладостями.

Макс был в ужасе оттого, что ночью, пока он спал, эта Бефана все-таки пробралась к нему в спальню.

— Что с тобой, сынок?

— Мама, я почти не спал.

— Почему?

— Я боялся, что эта старуха залезет ко мне через камин.

— Максимилиан, сынок, это только плохим детям Бефана приносит сапожок с золой, а тебе, видишь, она принесла шоколад и печенье, это значит…

Макс вспомнил эту историю много позже. Странно, подумал он, почему мы больше никогда не ездили к маминым родственникам, ведь Италия так близко.

Монику и Грегуара дед Макса поженил почти насильно. Француженок Арсен невзлюбил. У него было три жены, и все три побросали его. Поэтому он запретил Грегуару жениться на француженке.

— Я выберу тебе горячую итальянскую невесту, а не этих наших холодных гусынь.

Грегуар, уставший от опеки отца, всегда хотел вырваться из оков и познать другой мир, тот, что лежал за границами Бордо. Он мечтал увидеть, как делают вино другие люди, в других странах, но вместо этого ему пришлось с 16 лет помогать отцу на винограднике. Несмотря на то, что им принадлежал замок и большой, по меркам Медока, виноградник, семья еле сводила концы с концами. Вино продавалось плохо, замок ветшал и постоянно требовал ремонта.

Соседи с завистью смотрели на родовое гнездо Шанталье, потому что это был действительно замок. У большинства соседей были просто дома, хотя на этикетках своих вин они все равно писали, что вино сделано в замке. На своих этикетках они изображали виноградники, якобы ведущие к замку, и только Арсен Шанталье с гордостью смотрел на этикетку своего бордо, где в центре располагался рисунок настоящего французского шато.

Шанталье давно отказался от наемных рабочих, и весь урожай собирали сами, призывая на помощь только своего родственника Роббера Дени. Сами давили вино и сами разливали по бутылкам. Получалось, не больше пяти тысяч ящиков, из которых около сотни Шанталье с многочисленными друзьями уничтожали сами. Дед, часто уже выпив лишнего, говорил за столом:

— Ну что там могут ваши макаронники — из изюма вино делать, а испанцы лучше бы гоняли своих быков.

Моника всегда молчала как воспитанная итальянская девушка.

— Но папа, итальянские вина ничем не хуже наших, а иногда и лучше, — вступился Грегуар.

— Не смеши меня, я признаю только одно вино — свое собственное, я сам его сделал, поэтому и пью, а как они его там делают, богу одному известно, небось, до сих пор немытыми ногами давят.

— Папа!

— А что «папа», так оно и есть.

Дед пил всегда только свое вино, не пытаясь попробовать что-то другое. Даже вино соседей он заставил выпить себя пару раз, при этом так ничего не сказав. Он и Грегуару запрещал пробовать другие вина. А говорить о том, чтобы попробовать что-то не французское, это было равносильно преступлению.

Грегуар, впервые попробовал кьянти, только когда оказался в Италии, на чей-то свадьбе родственников жены. Он так хотел пополнить погреб десятком отборных итальянских вин, но представлял их участь заранее.

— Ну что, как тебе их вина? — спросил Арсен после поездки в Италию.

— Тебе действительно нужно знать мое мнение?

— Нет, я и так все знаю, женщины у них лучше, а вино нет.

— Папа, если тебе так нравятся их женщины, почему ты не женился на итальянке?

— Мне не повезло в жизни, так как тебе.

— А ты считаешь, что мне повезло?

— Разве ты не доволен Моникой в постели?

— Папа, это мое дело.

— Нет не твое, это семейное дело, я натерпелся от наших гусынь и тебе дал в жены настоящую женщину, ты чем-то недоволен?

— Да нет, доволен, но…

— Зачем это но, сынок, итальянская женщина — это идеальная жена, для нее супружеский долг — как еще одна заповедь Христа.

— Папа, я тебя прошу.

— Чем ты опять недоволен, черт возьми?

— Папа, я хотел по любви, но…

— Вот и люби, кто тебе мешает, разве Моника не стоит того, посмотри, сколько в ней удовольствий.

После посещения Италии, Грегуар начал тайком проносить бутылки разных стран домой. Но однажды Арсен увидел торчащую из кармана куртки бутылку и решил поинтересоваться у сына, что он пьет.

— Что это?

— Вино.

— Дай мне посмотреть.

— Но отец…

— Зачем ты пьешь это пойло?

— Отец, я должен попробовать.

— Должен, почему ты так решил?

— Мир меняется, и мы тоже должны…

— Я редко пью даже французское вино, если оно не мое.

— Отец.

— Давай сюда. Так, посмотрим, сделано в Чили, это где, это даже не Европа, — и Арсен запустил бутылкой в стену.

— Зачем ты это сделал? Это вино делают французы.

— Как это французы, на ней же написано: сделано в Чили.

— Да, сделано в Чили, но винодельня принадлежит французам.

— Это еще хуже, значит, я правильно сделал.

— Отец, пойми, нельзя жить по старинке, никто не стоит в очереди за нашим вином, и потом, зайди в магазин, посмотри, там теперь не только французские вина.

— Меня это не интересует.

— А зря.

— Где ты был сегодня, на том сборище у негоциантов?

— Соседи делали дегустацию для журналистов.

— Ага, опять перепортили море хорошего вина. Чего вы их уговариваете, наше вино всегда будут пить.

— Папа, сейчас все делают дегустации.

— Зачем, вино надо пить дома с жирным куском мяса.

— И что там они собираются узнать таким способом? Вино должно обжечь желудок и душу, иначе нельзя узнать его характер. Эти дохляки со своими плевательницами просто играются в вино.

— Отец, но они дегустируют вино, если они все будут отправлять в желудок, они быстро опьянеют.

— Ну, я же говорю дохляки, у меня вот никогда не было похмелья, я просто не знаю, что это такое.

У Арсена на все был свой старый особый взгляд француза, прошедшего две Мировые Войны. Шампанское на Рождество и Новый год он открывал только саблей, которая у него осталась с войны. Он служил в драгунском полку в Эперне и первым встретил немцев. На немецкие танки их полк пошел, вооруженный только саблями. Макс слушал деда, то и дело поглядывая на отца.

— Ладно, пойду отдохну.

Когда Арсен ушел, Макс затеял разговор с отцом:

— Наше вино, правда, самое лучшее, как говорит дед?

— Нет, сынок.

— Но разве он этого не понимает.

— Он не хочет это признавать, он не хочет признавать, что мир меняется. Там, где раньше делали обычные вина на каждый день, теперь делают очень хорошие вина, но твой дед не хочет это признавать. Если мы будем смотреть на мир его глазами, то однажды наш замок развалится, а свое вино мы будим пить сами или выльем в Гаронну.

— А что там, в Италии, расскажи мне.

— Сынок, это очень долго рассказывать.

— Пап, но расскажи мне хоть что-нибудь, ведь мама оттуда.

— Хорошо, сынок, Италия — удивительная страна, древние греки называли Италию — Энотрия, это значит страна вина. Вся страна покрыта виноградниками, и они делают другое вино, не похожее на наше. А названия ты только послушай: брунелло де монтальчино, амароне, баролло, таурази, монтепульчано де абруццо, а на острове Пантелерия, где дуют свирепые ветры, сводящие с ума местных жителей, делают мускат, спасающий от воя сирен.

— От сирен?

— Да, ведь дед рассказывал тебе о Древней Греции?

— Да, но я думал, что это всего лишь выдумка.

— Нет, сынок, этот мир был слишком реальным, чтобы придумывать то, чего нет, но нужно всегда верить в то, чего могло и не быть.

— Что ты имеешь ввиду, папа?

— Но ты ведь знаешь о Трое.

— Да, ты мне сам рассказывал об Одиссее и Ахиллесе.

— Никто не верил, что Троя существовала, все были уверены, что это выдумка греческого писателя Гомера, многие вообще не верили даже в существование Гомера, тем более что, по преданию, он был слепым.

— И что?

— Так вот, немец Шлиман поехал в Турцию и нашел Трою. Над ним все потешались, а он ее нашел. Никто не верил в успех его дела, а он нашел не просто город, но еще и сокровища царя Приама, владевшего Троей. Так и мы, сынок, пока мы думаем, что никто и никогда не сделает вино лучше нас, кто-то очень далеко отсюда уже делает это вино.

— Так значит Пантелерия — это тот самый остров сирен?

— Да, греки принимали вой ветра за песни сирен.

Отец и сын замолчали на минуту, потом Грегуар спросил:

— Ты думал, кем ты хочешь стать?

— Да, как ты и дед, делать вино.

— Ты в этом уверен?

— Наверное, да.

— Значит, еще не уверен, но у тебя есть время подумать, а у меня уже нет.

В тот вечер Макс не понял смысла сказанных отцом последних слов. Их смысл он поймет только через много лет…

Грегуар любил «общаться» с вином. Общение с вином доставляло ему больше удовольствия, чем общение с людьми. Раз в месяц он покупал бутылку очень дорогого бордо, брал только твердый высохший сыр и уходил в погреб. Там, в погребе, сидя в абсолютной тишине, он мечтал, как и о его винах будут говорить люди, как однажды он удивит мир своим вином.

— Что, опять мечтаешь? — Арсен спустился в погреб за вином к ужину.

— Да.

— Глупое занятие.

— Да, папа, спасибо, я твое мнение уже знаю.

— Я тебе не дам испортить наше вино.

— А почему ты решил, что я его обязательно испорчу.

— Здесь не делают «своих» вин, или ты решил делать вино в гараже?

— А почему нет?

— Пока я жив, мы будем делать вино, которое делали все мы.

— Все мы?

— Мы — это Шанталье. Я оставлю тебе в наследство замок, а не гараж, и значит, ты должен делать вино.

— А они, по-твоему, что делают?

— Не знаю и знать не хочу.

— Отец, наше вино очень плохо продается, замку нужен ремонт, нам надо меняться, чтобы выжить, почему ты не хочешь этого понять?

— Грегуар, нельзя меняться в угоду моде, нужно делать свое дело хорошо, и тогда люди это оценят.

— А если они оценят это нескоро?

— Это не имеет значения, мы должны делать свое дело, и будь что будет.

— Отлично: ты используешь девиз средневековых рыцарей, чтобы выжить сегодня, папа, — это абсурд.

— Абсурд — это то, что ты предлагаешь.

— Папа, но ведь можно попробовать с тем дальним виноградником.

— Я умру, тогда и будешь пробовать, хотя я и оттуда буду против, — и старый Шанталье проткнул небо указательным пальцем.

Моника, жена Грегуара, хотя и была итальянкой, страсти к вину не испытывала и разговоров об урожае и погоде не любила. Грегуар всегда наливал ей немного в бокал, но бокал почти всегда оставался нетронутым. Однажды Арсен дал внуку понюхать вино:

— Что чувствуешь?

— Ничего.

— Значит, еще рано.

— Что рано?

— Не пришло еще время.

В то утро, после дня рождения матери, Макс встал раньше всех. Мать никогда не убирала праздничный стол вечером. Только утром, такова была традиция в Италии: считалось, что любой гость, неожиданно проснувшийся посреди ночи, должен был найти на столе и еду, и вино. Под утро Макс проснулся от жажды и пошел в гостиную. Подойдя к столу, он почувствовал пряный вишневый аромат. Нос сам привел его к бокалу. Красная жидкость была наполнена живым трепетом незнакомых ароматов. Но главное, он чувствовал вишневое варенье. Он залпом выпил остатки из бокала, и тут же радостное огниво прожгло желудок и растворилось где-то внизу. Дальше Макс мало что помнил. Утром он обнаружил себя в очень странном состоянии. Простыня была мокрой и липкой, а счастье — абсолютным и всепоглощающим. Макс решил, что это вино…

Макс начал замечать взгляды девушек на себе и необычное томление, которое его и радовало, и угнетало. Он не знал, с кем поделиться мыслями, когда Грегуар, видевший, что сын не находит себе места, сам завел разговор:

— У тебя проблемы с девушками?

— В смысле?

— Сынок, это видно.

— Откуда ты знаешь?

— Я не знаю, я вижу.

— Как это видно?

— Макс.

— Да.

— Ты с кем-то встречаешься?

— Нет.

— Тебе никто не нравится или…

— Или.

— Ясно, тогда почитай Стэндаля, это лучшее, что написано о любви.

— Ты серьезно?

— Сынок, книга так и называется: «О Любви». Найдешь собрание сочинений Стэндаля в библиотеке, седьмой том.

— Ты даже том помнишь.

— Потом, если хочешь, поговорим с тобой, — Грегуар заговорщически подмигнул.

На двадцатилетие отец подарил Максу магнум «Шато Лафит 1982 года». Это был подарок, выходящий за рамки любой разумной экономии.

— Отец, это же безумие: зачем, ты тратишь такие деньги на вино? Я мог бы выпить и что-нибудь более демократичное.

— Нет, сынок, сегодня я посвящаю тебя в рыцари вина, и вино должно быть мистическим. Это наш с тобой мир, он наш, он небольшой, но особенный. В нашем мире свои боги и свои иконы. Мы никого насильно не посвящаем в нашу веру. Наши боги — это вина: как можно выпить латур 1811 года? О нем можно только говорить и только смотреть на него.

— Да, отец, я тебя понимаю.

— Я хочу, чтобы ты выпил это вино один в своей комнате. Хорошо поешь и уединяйся. Завтра утром ты мне расскажешь, что ты почувствовал.

— Утром?

— Конечно, а ты полагаешь, что после такой бутылки ты будешь в состоянии мне что-то рассказать вечером?

— Зачем ты заставляешь ребенка пить столько вина? — вмешалась в разговор Моника.

— Он уже не ребенок, и с сегодняшнего дня он будет пить вино каждый день. Вино своих предков.

Макс сел в своей комнате. Взял бутылку в руки, в этой бутылке была своя магия: магнум — это больше чем бутылка, в нем вино созревает по-особенному, вдумчиво и на века. Макс открыл бутылку очень нежно, понюхал, но запаха почти не было. Отец рассказал ему, что вино должно подышать, ему тесно в бутылке. Но Максу, не терпелось, он захотел попробовать сразу. Налил себе треть бокала и тут же залпом выпил. Нетерпение и жадность узнать, что же там такое внутри, были сильнее его. Ничего необычного Макс не ощутил, послевкусие было слабым. Отец прав: нужно ждать, два часа, не меньше.

Прошло два часа. Макс еще раз поднес бокал к носу и от неожиданности чуть не выронил его из рук. Оттуда вырвался напор таких ароматов, что обоняние не сразу распознало их. Четких однозначных ароматов нос не обнаружил. Макс не мог признаться себе, что он явно чувствует черную смородину или вишню. Таких ароматов его нос не почувствовал, аромат вишни был в каком-то неявном тоне, был составной частью какого-то сложного ароматического союза. Все, что вырывалось из бокала, а ароматы именно вырывались оттуда, полностью смутило Макса. Он чувствовал запахи, знакомые ему, но не мог описать их. Это было очень странно.

Вишня была, но эта был аромат не свежей вишни, а вишневого варенья, даже не варенья, а пенки. Черная смородина еще скрывала свой аромат, но Макс чувствовал, что она где-то близко. Вино ударило в голову, тело стало невесомым, комната стала безграничной. Еще бокал, и вино стало сливочным, оно мягко растворялось во рту, исчезая незаметно, как теплый шоколад. Да, именно теплый шоколад — вот следующий аромат, который уловил Макс.

Следующий бокал дал другое вино. Оно стало очень насыщенным, концентрированным, ароматы притупились, и вино приобрело какое-то другое качество. Он и вино оказались в другом измерении. Что-то монументальное и важное вино хотело сказать ему. Оно стало гармоничным, идеально сбалансированным, оно проваливалось в горло, не смущая ни единый рецептор во рту. Все было приведено в идеальный баланс. Он больше не чувствовал ничего.

Утром отец поинтересовался, как прошла ночь:

— Ты сделал записи?

— Нет, я и так помню все свои ощущения.

— Ты уверен?

— Да.

— Ну что ж, значит, дед не зря приучал тебя к вину с пеленок.

— Что ты имеешь виду?

— Как только мать перестала кормить тебя грудью, старый Шанталье дал тебе несколько капель вина.

— В смысле он поил меня вином.

— Да, он налил их в бутылку для детских смесей.

— В детское питание?

— Когда мать увидела это, она упала в обморок.

— И что потом? — спросил Макс.

— Я спросил у твоего деда, что он натворил опять, и он спокойно сказал: «Ничего страшного, я дал мужчине немного вина».

— Очень интересно, — еле сдерживаясь от смеха, сказал Макс.

— Нет, интереснее было потом, вечером за столом.

— А что было?

— Ну что, твой дед сказал, что молоко матери должно слиться с вином отца, тогда вырастит мужчина в нашей семье, и тут понеслось.

— Ну, давай уже рассказывай все, — сказал Макс.

— Хорошо, слушай. Твоя мать начала спорить с дедом:

— Я вас прошу больше не давать ребенку вина, ведь он же младенец.

— Ничего с ним не будет, даже Кларенский за свое пьянство попал в рай, — парировал Арсен.

— При чем здесь это, и кто этот ваш Кларенский?

— Его бросили в Темзу в замурованной бочке, наполненной мадерой.

— Мне это не интересно.

— А то, — орал раскрасневшийся от вина и смеха Арсен, — когда черти пытались в аду вытащить его из бочки, они захлебнулись остатками мадеры и заснули, а Кларенский попал в рай. Ха-ха-ха.

— Я не хочу, чтобы мой ребенок стал алкоголиком.

— Ничего более глупого не слышал в своей жизни, — Арсен покраснел и стал очень суровым.

— Что здесь глупого? Я не хочу, чтобы вы приучали ребенка к алкоголю.

— Утверждать, что вино — это алкоголь, все равно, что порядочную женщину обозвать шлюхой.

— Вам виднее.

— Конечно виднее, дочка, выпей, постель будет горячее, — орал уже плохо контролирующий себя старый Шанталье.

— Пьяница и распутник, — раскрасневшись, прошипела Моника.

— Я умирать буду, смерть запью вином, и она захлебнется.

— Не сомневаюсь.

— Жить нужно так, чтобы не заметить, как ты умер.

— Дай бог вам здоровья.

— Да, общего языка с бабой не найти, ладно, скучно тут у вас, пойду продолжу в «Старый Бордо».

 

2

— Итак, ты решил стать виноделом? — спросил Макса Арсен.

— Да, дед.

— Ну хорошо, идти учись, раз теперь этому надо учиться в университете.

— Я тебя не очень понимаю, дед.

— А что тут понимать, вино учатся делать на винограднике.

— Подожди, ты что, против того, чтобы я учился?

— Нет, конечно, Макс, просто дед считает, что мастерство винодела совершенствуется на винограднике, — вмешался Грегуар.

— Видишь, твой отец знает, в чем секрет.

— Конечно, я в этом и не сомневаюсь.

— Вот видишь, Грегуар, это мой внук — настоящий Шанталье.

Макс оказался в растерянности.

— Нам нужны сильные руки, Макси.

— Ты хочешь, чтобы я тебе помогал на земле?

— Не мне, а нам, всей семье. Твои руки нужны нашему замку.

— Хорошо, я всегда в твоем распоряжении.

— Ну вот и ладно, а насчет этой учебы ты сильно не обольщайся. Все эти твои профессора, ну что они могут знать?

— Папа, — вмешался Грегуар, — он будет работать на винограднике, но учиться надо.

— Да, теперь все ученые стали.

— Папа, Макс поступил в Университет Бордо на факультет энологии, и он будет там учиться, и это больше не обсуждается.

— Хорошо, хорошо, пусть учится.

В первый же день лекций Макс познакомился с Анлор. Чуть полноватая хохотушка, которая всегда и везде привлекала к себе внимание. На первой же лекции они оказались вместе за одним столом.

— Привет, я Анлор.

— Привет, я Макс.

О таком подарке Макс даже и не мечтал. У него не было друзей, и он надеялся найти их в университете. Конечно, он мечтал и о девушке, но чтобы познакомиться в первый же день, это было сродни чуду. Первые полчаса они сидели молча, разговор первой начала Анлор.

— Твои родители — виноделы?

— Да, а твои?

— Почти.

— Шанталье, о чем вы там болтаете с дамами, вы записываете то, что я говорю? — это был голос профессора Сержа Жюно.

— Извините, профессор.

— Мои негоцианты.

— А, все понятно.

— Что тебе понятно?

— Ну, они просто скупают виноград и…

— Записываем, полное созревание винограда показано на графике номер один, — Жюно показал диаграмму на проекторе. — Оно характеризуется балансом сахаристости и кислотности в ягоде винограда. В определенный момент наступает баланс, и их показатели больше не изменяются и идут параллельно. Рибейро-Гайон в своих трудах утверждает, что эта схема действительна почти для всех винодельческих районов земли.

— Откуда он тебя знает? — спросила Анлор.

— В каком смысле знает? — шепотом переспросил Макс.

— Он назвал тебя по фамилии.

— Меня?

— Да.

— Ну и что?

— Макс, сегодня первая лекция, и он назвал тебя по фамилии.

— Да, действительно странно, но может быть, он просматривал списки студентов.

— Кто, Жюно? Это невозможно.

— Я ничего не понимаю.

— Твой отец — винодел?

— Да, и не только отец, но и дед.

— Понятно, значит, твой отец здесь учился.

— Нет.

— Ты уверен?

— Да, отец нигде не учился, его всему научил дед.

— Ясно, — как-то разочарованно сказала Анлор.

Профессор Жюно продолжал:

— Главное для винодела — правильно определить дату сбора урожая: день потерян, и все, урожай будет не тот.

— А ты откуда знаешь про него?

— Про кого?

— Про Жюно.

— Мне отец рассказывал, он тоже учился у Жюно.

— И что?

— Студенты называли его Дионисом, как бога виноделия.

— Почему?

— Отец говорил, что студентки не давали ему прохода.

— А, все ясно.

— Что тебе ясно? Такие люди не отмечают студентов по списку.

— Ну и что?

— Он тебя знает.

— Этого не может быть, я его вижу впервые в жизни.

— А он тебя явно — не в первый раз.

— Шанталье, это просто несносно, вы не успели прийти в университет, а уже болтаете с дамами.

— Простите, профессор.

— За что я Вас должен простить?

— Не знаю, профессор.

— Плохо, знание — это сила, запомните это.

— Ты слышал? — спросила Анлор.

— Что слышал?

— Он явно знаком с твоей семьей.

— Да, очень странно.

— Может быть, и странно, но мне это уже нравится.

— Я ничего не понимаю, — растерянно мямлил Макс.

— Я же тебе говорю, он тебя знает, — и Анлор подмигнула той редкой женской манерой, которая наводит мужчин на перспективные размышления.

Вечером за столом Грегуар пытал Макса:

— Ну, как лекции?

— Нормально.

— И это все?

— Нет, профессор Жюно цеплялся ко мне всю лекцию.

— Ты что-то сделал не так?

— Да нет, я все записывал, что он говорил.

— Хорошо, я давно хотел тебя спросить, ты ведешь дневники дегустаций?

— Нет, пап, я и так все помню.

— Ты уверен, что тебе не нужны записи?

— Да, да, и потом сейчас это не важно.

— Это не важно, а что для тебя важно?

— Я встретил девушку.

— Где?

— В университете.

— На кого она учится?

— Пап, ну как на кого, — Макс не успел договорить, потому что в разговор встрял старый Арсен.

— Так, мало того, что внука послали учиться, так он еще и жену себе нашел в университете — хорошие дела, будет кому наследство передать.

— Дед, да какую жену? Мы только познакомились, я не собираюсь жениться.

— Хорошо, так ты нам не сказал, на кого она учится.

— Она в моей группе.

— Подожди, ты хочешь сказать, что женщина учится, как делать вино?

— Да.

— А родители у нее кто?

— Негоцианты.

— Ага, торгашей нам еще не хватало.

— Дед, я тебя не понимаю.

— Макс, сынок мой, ты хочешь сказать, что у вас учатся женщины?

— У нас учится много девушек.

— И они все хотят делать вино?

— Необязательно, они могут стать продавцами или критиками.

— Нет, этот мир явно спятил.

— Папа, мир меняется, это нормально, — тут в разговор встрял Грегуар.

— Женщина будет критиковать мое вино, и ты говоришь, что это нормально? Грегуар, да ты тоже не в себе.

— Папа, я прошу тебя.

— Ничего нормального тут нет, вино должны делать французы, и эти французы должны быть мужчинами, и продавать вино должны мужчины, брюки ведь они носят.

— Папа, сейчас все по-другому.

— По-другому, что это значит, разве женщины перестали рожать детей?

— Нет, пап.

— Конечно, конечно, Арсен старый, ничего не понимает, ладно, сидите тут сами, я пошел в «Старый Бордо».

— Макс, ты не можешь запомнить все, тебе может показаться, что сейчас это возможно, пока ты молод и у тебя еще не так много информации в голове, но потом ты начнешь забывать свои ощущения, поэтому лучше их записывать.

— Пап, но я, правда, помню все, что я пил, от простого столового вина до великих урожаев.

— Наглец, как все Шанталье, — с радостью проговорил Арсен и захлопнул за собой дверь.

Когда Арсен ушел, Грегуар продолжил расспрашивать сына.

— Хорошо, а что написано на двери в нашей столовой, ты помнишь? — спросил отец.

— Песенка здоровья.

Макс помнил, она висела в столовой, кажется, всегда. Он знал ее наизусть, но даже не пытался вникнуть в смысл.

— Можешь воспроизвести? — спросил отец.

— Запросто:

— А почему она называется песенкой здоровья?

— Не знаю, я никогда не задумывался над этим.

— Вот в том-то и дело: мало помнить, нужно еще и уметь анализировать то, что ты помнишь. Ведь посмотри, она называется песенкой здоровья, ты понимаешь, не песенкой гуляк или песенкой пьяниц, а песенкой здоровья.

— Да, я об этом никогда не задумывался.

— А ведь ей больше ста лет, еще Арсен читал ее ребенком. Это мудрость нашего края, подумай над этим.

Макс сидел на лекции и думал о том, что ему сказал отец. Они, Шанталье, — виноделы, вся их жизнь — это лоза, все, о чем они говорят дома — это вино, они пьют его и размышляют о нем, и даже невинные стихи на старой двери в столовой, и те о вине. Где-то далеко отсюда бурлит Париж, там дальше — большие города и жизнь, в которой нет ничего из того, к чему привык Макс. Так чего же он хочет? Того мира, загадочного и манящего, или только своего знакомого и так ему интересного? Макс был в растерянности и не находил ответа.

Следующая неделя началась с лекций Жюно:

— Вино, как человек: оно рождается, растет, совершенствуется и умирает, — голос профессора разносился по всей аудитории.

Студенческие разговоры смолкли, и все слушали только Жюно. Его лекции всегда были необычными, он не боялся говорить то, к чему многие, может быть, были не готовы. Жюно был патриотом Бордо и космополитом в одном лице.

— У вина есть тело, нос, скелет, аромат, оно болеет, как и мы. Оно бывает жирным и худым, как и мы. Есть старожилы, переваливающие за сто лет. Вино бывает благородным и выдержанным, а бывает экспрессивным и несдержанным. Оно рождается в муках, как и мы, и в муках умирает.

— Профессор, а расскажите про ожирение, — и зал студентов радостно оживился.

— Хорошо. Ожирение — самая страшная болезнь сегодняшнего мира у людей. А когда-то это была самая страшная болезнь вина. В начале девятнадцатого века эта болезнь была сильно распространена во Франции. Настолько сильно, что в 1811 году, кстати, это величайший урожай вина в истории человечества, так вот в этом году «Общество земледелия, наук и искусств» в Париже объявило премию тому, кто разъяснит причины ожирения у вина. Не помню, кто там эту премию получил, но решил эту задачу только наш любимый Пастер, он объяснил, что это заболевание вызывают определенные бактерии.

— Давай уйдем с лекций, — вдруг шепнула ему на ухо Анлор.

— Что?

— Макс, давай уйдем после этой лекции.

— Зачем?

— Я хочу погулять, — и Анлор взяла его за руку.

Больше Макс уже не слышал профессора. Анлор пригласила его гулять, и значит, меньше чем через полчаса они будут одни бродить по берегу реки до самого вечера, и потом он пойдет ее провожать. Их роман только начинается, и вот сегодня он, может быть, поцелует ее…

Профессор продолжал лекцию, но Макс слышал лишь обрывки:

— Бутылки в зависимости от размеров имеют свои названия: «Магнум», вы все с ним знакомы, это полтора литра, две стандартные бутылки, дальше «Дабл Магнум», потом «Иеробоим», «Салманасар», «Валтасар» и завершает все «Навуходоноср».

— Профессор, а кто это все придумал?

— Сейчас уже трудно сказать, кто, часто бывает путаница, и бутылки могут носить названия других библейских царей, например, Мафусаила.

— Это тот, который прожил тысячу лет?

— Да, мои дорогие, точнее, 969 лет, он считается старожилом Земли, но я склонен считать, что это не более чем метафора.

— Но ведь это он родил Ноя?

— Нет, он был его дедом.

— Ну все-таки родство, и потом ведь Ной посадил первое растение на Земле, и этим растением был виноград.

— Я смотрю, вы хорошо изучали историю в школе.

Студенты начали шуметь и шутить.

— Но, профессор, вы же знаете про наш «французский парадокс»?

— Конечно, но никакой лафит и мутон не продлит жизнь человека до тысячи лет.

— Профессор, а вдруг это возможно?

— Я вам могу рассказать только факты. В середине двадцатых годов прошлого столетия в Германии умер старожил, которому было что-то около 150 лет.

— Не может быть, профессор, неужели пиво так продлевает жизнь?

— Нет, мои наивные дети Франции, его жизнь держалась на вине, этот человек утверждал что пил вино каждый день, начиная со своего двадцатипятилетия.

— А что он пил, профессор?

— Об этом история умалчивает, мы знаем только то, что он пил вино, так вот в качестве эпитафии на свой памятник он пожелал сделать следующую надпись:

«Каждый день я был так чертовски пьян, что сама смерть боялась подойти ко мне».

Зал молчал.

— Итак, возвращаемся к нашим Валтасарам. «Магнум» — гордость и надежда любого коллекционера, особенно если это наши французские гранды, в магнумах вино созревает медленно и вдумчиво, вино в магнумах всегда дороже, чем две стандартные бутылки. Дальше идет «Двойной Магнум», а потом идут бутылки, названные в честь библейских царей. Итак, «Иеробоим» — это 5 литров, «Салманасар» — 9 литров, «Валтасар» — 12 литров и наконец «Навуходоноср» — 15 литров.

Какие смешные названия, подумал по себя Макс, и при чем тут Валтасар да еще и какой-то Навуходоноср. Это то ли Библия, то ли школьная история. Макс уже мыслями был с Анлор, он уже не мог дождаться момента, когда возьмет ее за руку и не отпустит до самого вечера. Сегодня шикарная погода, теплый осенний день. И все-таки странно, зачем Жюно им про Валтасара. Да, Макс помнил из школьной истории про «Пиры Валтасара». На него напали враги, а он, Валтасар, насмехаясь над врагами, закрыл городские ворота и закатил пир на всю ночь. Точно, на пиру пили вино, вот зачем Жюно нам об этом рассказывает…

— Да, и напоследок запишите — бутылки «Валтасар» и «Навуходоноср» почти не используются для розлива тихих вин, а, в основном, для шампанского.

— Макс, Макс, пошли, лекция кончилась, — Анлор дергала Макса за рукав куртки.

— Что?

— Ты идешь со мной гулять?

— Что он говорил про шампанское?

— Кто?

— Жюно.

— А, в очень большие бутылки наливают шампанское.

— Зачем?

— Я не знаю. Ты идешь?

— Конечно.

День истек, и они провалились в ночь, незаметно для обоих оказавшись на берегу Жиронды.

— Анлор.

— Да.

— Я хочу тебе сказать.

— Не надо ничего говорить.

— Почему?

— Бывают такие моменты, когда ничего не надо говорить.

— Почему?

— Макс, просто молчи. И все.

— Ладно.

— Тебе сейчас хорошо?

— Да.

— И мне хорошо, значит, не надо ничего говорить.

— Но я хочу.

— Не надо, Макс, не порти ничего.

Ближе к полуночи он стоял около дома Анлор.

— Спасибо, очень приятный вечер, а то я уже устала от этих лекций…

Макс сделал несколько неловких движений, пытаясь то ли прижать Анлор, то ли поцеловать, но она исчезла, не дав ни малейшего шанса прикоснуться к себе. Максу казалось, что он не переживет этот вечер. Он так жаждал прикоснуться к ней. Ему нужно было это прикосновение. Он физически чувствовал боль одиночества. Почему мы так зависим от другого человека, — Макс не мог найти на это ответ.

Для счастья нам нужно прикасаться к другому человеку, для счастья нам нужно тело другого человека. Это открытие оказалось очень неприятным для Макса. До встречи с Анлор он был уверен в том, что все в жизни делает правильно. И вот вдруг весь его мир рассыпался на осколки, и эти осколки оказались во власти женщины, которую он почти не знал.

Через полчаса Макс был дома, он тихо прошел в свою комнату так, чтобы ни мать, ни отец не заметили его. Он не хотел есть, не хотел никому ничего говорить, он даже не хотел вина. Он хотел тихо сидеть в своей комнате и ни о чем не думать.

Именно сейчас ему нужна Анлор, это так странно. Ни мать, ни отец, а Анлор. Он начал мечтать, как она придет, обнимет его, и они останутся на всю ночь вместе. Утром он, кажется, почувствовал ее прикосновения, они были настолько реальными, что чувство счастья, абсолютного счастья, заполнило все пространство. Макс проснулся. Это был всего лишь сон…

 

3

Макс первым оказался в лекционном зале. Все, что он хотел сейчас, это слушать Жюно.

— Вино — самый дешевый и самый дорогой продукт питания в мире, — профессор Жюно начал лекцию. — Оно может стоить доллар за бутылку, а может стоить сто тысяч долларов за бутылку. Ничто не может сравниться с бутылкой вина. Килограмм трюфелей, самой дорогой еды в мире, не может сравниться с самым дорогим вином в парижском ресторане. А в Болгарии, всего в часе полета от Парижа, можно купить бутылку каберне за один доллар. Это дешевле пива в пересчете на степень опьянения.

— Профессор, но разве бутылка стоимостью один доллар может являться вином? — спросил кто-то из студентов.

— Как ни странно, мои дорогие, но, строго говоря, это вино, то есть оно сделано из винограда и обладает единственным качеством, которое может дать за один доллар, — стабильной степенью опьянения. Скорее всего, это ужасное на вкус пойло, но это сок виноградной лозы.

— Профессор, но разве за этим никто не следит?

— Наивные дети Бордо, глобализация коснулась мира вина, который до этого был закрытым элитным клубом. То, что вы видите сегодня в супермаркетах, родилось вместе с самими супермаркетами в 70-е годы прошлого века. До этого вино продавали только специальные магазины, и простые люди вино почти не пили. Люди боялись даже заходить в такие магазины.

— Как это, профессор, почему боялись?

— Считалось что это особый закрытый мир. Это был элитный клуб, и это всех устраивало. А теперь все супермаркеты забиты безликими литровыми флягами со всего мира. В самом простом магазине в любой части Европы вы найдете и Чили, и Австралию, Францию и Болгарию, Уругвай и Испанию. Вино стало доступным и понятным. Но в то же самое время самое дорогое вино становится еще дороже, и скоро мы с вами будем рассуждать о лафите и латуре только в теории.

— Профессор, давайте пригласим на лекцию кого-нибудь, кто их пил, и они нам расскажут свои ощущения.

— Да боюсь, придется далеко искать гостя. То, что французы и англичане пили по праздникам, китайцы и русские пьют на обед каждый день.

— Профессор, вы шутите, петрюс каждый день.

— Я слышал дьявольскую историю о русских олигархах, которые соревновались в приготовлении мяса на гриле. Один из них сделал маринад для мяса из бутылки петрюса. С другой стороны, человек, который пьет двухдолларовое калифорнийское шардоне, навряд ли когда-нибудь сможет понять, как можно отдать двести долларов за бутылку мерсо.

— Профессор, скажите, а есть такое вино, которым можно соблазнить девушку, и сколько оно должно стоить?

Все повернулись туда, откуда был задан вопрос, и увидели Макса Шанталье. Анлор сегодня не пришла на лекцию, и Макс, не задумываясь, выпалил свой вопрос.

— Хороший вопрос, Шанталье, но все же хмель даже самого роскошного вина когда-нибудь рассеется, и вы останетесь наедине со своей пассией, — что вы будете делать тогда?

— Спасибо, профессор, — Макс встал из-за парты и грустно раскланялся.

— Не грустите, мой друг, мы с вами живем не в самом худшем месте Земли.

— Что вы имеете в виду, профессор? — послышалось из зала.

— Нам с вами довелось стать свидетелями возрождения бордо.

— Возрождения? — удивилась аудитория.

— Да, вы все дети Ренессанса, то, что сейчас происходит с бордо, можно назвать «золотым веком» французского виноделия.

— Но ведь мы всегда…

— Нет, не всегда. Вам повезло, дети мои, что вы родились позже, в 60-е годы: когда я был молод, наш край был на грани упадка и разорения, сейчас в это трудно поверить, но это было так. Хорошо жили лишь пара десятков замков, чьи вина традиционно пили английские аристократы. 70-е были не лучше, да потом еще эта скандальная дегустация семьдесят шестого года.

— Что за скандал, профессор, расскажите, скандал в нашей глухомани?

— Расскажу, как-нибудь расскажу, но не сегодня.

— Но, профессор, вы нас заинтриговали.

— Итак, новый век стал началом возрождения наших вин. С 2000 года в Бордо только подъем, хотя сам 2000 год — это скорее иллюзия.

— Профессор, но ведь все справочники и гиды объявили его великим.

— Очень хороший год, очень, но не выдающийся. Люди есть люди, им нужна была магия этого числа. Вино с маркировкой «Урожай — 2000», не могло быть посредственным, даже если бы оно таковым было.

— Профессор, неужели заговор?

— Можно и так сказать, маленький заговор, который никому не навредил. Ну, вот, например, Мутон так вдохновился этим миллезимом, что выпустил магнум без этикетки.

— Голая бутылка! — крикнул кто-то из аудитории.

— А вот 2003 год был экстравыдающимся. Я сравниваю его с сорок седьмым годом прошлого столетия. Это экстрамиллезим, титан.

— Но, профессор…

— Никаких «но», даю вам задание: купите что-нибудь не дороже 20 евро урожая 2003 года и расскажите мне о своих ощущениях. Уверяю вас всех, вы будете удивлены.

— Профессор, а 2005 год?

— Лучше чем 2000-й, но не дотягивает до 2003-го, хотя могу смело утверждать, что год отличный, местами выдающийся.

— Профессор, позволю с вами не согласиться, я считаю, что у первых шато 2000-й вышел просто уникальным, — один из студентов решил продолжить спор с Жюно.

Жюно никогда не отличался деспотизмом и мог часами убеждать студентов в своей правоте, хотя никогда не навязывал собственного мнения, и если не мог переубедить студента, всегда говорил одно и то же:

— Вы будущий винодел и обязаны иметь свое собственное мнение, это похвально.

На этом спор обычно прекращался, но не в этот раз.

— Мой друг, я подозреваю, что у первых и вторых шато вино вышло превосходным, но магия нашего с вами дела заключается в том, что Великий год касается всех, даже никому не известных замков.

— Профессор, как это возможно?

— В Бордо более десяти тысяч хозяйств, которые делают вино, и вот когда хотя бы у половины вино получится выдающимся, тогда и год можно назвать необычным.

Аудитория молчала.

— Вот почему я вам и рекомендую попробовать урожай 2003 года. Только такие годы зажигают неожиданные звезды. Шато, которые никогда ни на что не надеялись, выстреливают в такие времена. Вот это та самая магия Великого года, это и есть истинное величие бордо.

— Профессор, но ведь это невозможно!

— Возможно, мои дорогие, возможно. Великий год уравнивает всех, и никому не известное шато может сравняться с Грандом.

— Но это же чудо?

— Это чудо бывает лишь раз в десять лет.

В лекционном зале была гробовая тишина.

— Итак, друзья мои, до следующей недели.

— До свидания, профессор.

Учебная неделя закончилась, и Макс оказался в субботу дома совсем один. Дед ушел к соседям играть в домино, а родители — к кому-то на юбилей свадьбы. Макс полдня слонялся без дела. Он хотел позвонить Анлор, но гордость не давала ему это сделать. Он еле сдерживался, чтобы не схватить мобильник и не набрать ее номер. Чтобы лишить себя искушения, решил уйти в единственное место, где телефон не ловил сеть: он спустился в погреб.

Макс здесь был много раз, но всегда или с отцом, или с дедом. И вот теперь он здесь один. Погреб, где хранятся их вина. Вина, которые делали дед, отец и которые предстоит делать ему. Отец сказал, что он уже договорился о небольшой партии вина, которая должна уйти в Китай, Россию и Индию. Там еще не знают их вин, и все может быть, вдруг они будут хорошо продаваться. Отец приготовил на экспорт 2003 год, по тысяче ящиков в каждую страну.

От одиночества Максу стало ужасно тоскливо, он взял бутылку 2003 года из партии, предназначавшейся для России, и пошел в зимний сад. Макс машинально открыл бутылку. Налил себе в бокал, долго болтал вино по бокалу.

Момент, когда он проглотил вино, он не заметил. Макс налил себе еще, и произошло то самое удивительное. Божественный, ни на что не похожий эликсир провалился внутрь, создав во рту полную гармонию, от послевкусия ощущение было столь ошеломительным, что Макс вообще не поверил, что это их вино.

— Черт возьми, неужели это сделали мы, Шанталье, да это же не вино, а сказка.

Тень сомнения тут же закралась в душу Макса.

— Так, пойдем попробуем из китайской партии.

Эффект был тот же. Макс вспомнил, что он за день почти ничего не ел, и его уже сильно качало.

— Так, ну ладно, проверим японскую партию и спать.

Макс зашел на кухню, открыл холодильник, достал все, что там было, и проглотил под третью бутылку.

В понедельник Анлор позвонила в полдевятого утра. Макс, совершенно окрыленный и полный надежд на всю ближайшую неделю, вылетел на улицу уже через пять минут после звонка. Вместе они вошли в аудиторию. Первой и второй парой стояли лекции Жюно.

— Кто Бог вина? — профессор Жюно осмотрел аудиторию с ожиданием.

— Дионис, — выпалил Макс, не раздумывая.

— Нет, Макс, не Дионис, а Луи Пастер: именно благодаря ему мы имеем сегодня наше виноделие. Пастер считал, что вино — это самый гигиенически чистый продукт цивилизации. Европа, наша с вами Европа, вообще не выжила бы без вина. К тому же это единственный созданный природой алкогольный напиток, ведь перебродивший сок винограда — это дело рук природы, человек просто сделал это открытие для себя. Все остальные алкогольные напитки — это дело рук человека.

— Не может быть! — выкрикнул кто-то из аудитории.

— Может, друзья мои, может, к тому же вино было единственным источником опьянения для человека на протяжении многих тысяч лет, ведь крепкий алкоголь появился сравнительно недавно, всего несколько сотен лет назад. И появление виски, скажем, никак не повлияло на вкусы английской аристократии, которая до сих пор предпочитает вино.

Вино играло настолько важную роль в жизни нашей страны, что даже деятели Великой Французской Революции, отменив старый церковный календарь и учредив свой новый, начинали год с месяца, который они назвали вейнодмер, и начинался он с момента сбора урожая.

— Профессор, но ведь первое сентября — это рано, а октябрь — это поздно.

— Нет, у французских революционеров был свой взгляд на все привычные вещи, так вот вейнодмер начинался с 21 сентября.

— Да, все по-французски.

— Конечно, французские сорта винограда и сегодня составляют основу винодельческой промышленности всего мира. Желание иметь французское вино иногда приводило и к странным решениям. Например, Император Священной Римской Империи Карл Четвертый, который по происхождению был чехом, засадил полстраны виноградниками. Его даже не смутило то, что климатические условия для выращивания вина в Моравии не совсем подходящие, он пытался растить виноград даже в центре Праги.

— А зачем же он это делал, профессор?

— Карл воспитывался при французском дворе и, естественно, полюбил вино. Когда он стал Императором, захотел иметь собственные виноградники и собственное вино, чтобы не зависеть от французского короля.

— И что, там до сих пор делают вино?

— Да, современная Чехия, которая у всех ассоциируется исключительно с пивом, производит весьма приличное количество вина для маленькой страны, правда, оно настолько посредственного качества, что не экспортируется даже в виде экзотики.

— Да кто же его тогда пьет? — последовал вопрос из студенческой аудитории.

— Все вино выпивается внутри страны.

Пары Жюно закончились. Макс с Анлор вышли на перемену.

— Почему ты мне не позвонил на выходных?

— Я помогал отцу на винограднике, — еле смог выговорить Макс.

— У вас разве нет рабочих?

— Нет, отец никому не доверяет, да и мне нужно привыкать к лозе.

— Ты пойдешь на следующую пару или сбежим в кондитерскую?

— Прости Анлор, но я пришел сюда учиться.

— Ну смотри, как хочешь.

Дальше шли пары по технохимическому контролю виноделия. Их вел старый преподаватель Гийом Сабалье.

— Пейно показал, что при созревании винограда уменьшается количество яблочной кислоты в ягодах, которое особенно велико, например, у семильона и наименее выражено у мальбека. Ферре, в свою очередь, нашел, что в холодных регионах Франции от 10 до 30 процентов кислотности в вине — это яблочная кислота. Повышенное количество яблочной кислоты в вине нежелательно, так как кислота начинает доминировать и забивать вкус вина. Однако при длительном хранении вина происходит яблочно-молочное брожение, в результате которого яблочная кислота превращается в молочную кислоту. При этом кислотность вина снижается, и значительно смягчаются вкусовые ощущения. Вот почему большинство бордоских вин так долго выдерживаются, некоторые вина вообще не пили ранее, чем через 10 лет хранения в погребе.

Но сегодня почти все виноделы, не дожидаясь природы, проводят яблочно-молочное брожение и получают вина, готовые к употреблению. Их, правда, можно отправить и в погреб, а можно пить и сейчас. По данным опытов, проведенных Пейно на сорте винограда «Пти Вердо», при повышении температур начинает расходоваться яблочная кислота, таким образом, жаркий климат является основным фактором кислотопонижения.

— Есть вопросы?

— Да.

— Я слушаю.

— Значит, в самом сухом вине полностью отсутствует сахар?

— Это хороший вопрос, кто-нибудь из студентов знает ответ?

Все молчали.

— Значит, ваш гениальный Жюно не все вам рассказал. Так вот, даже в самом отвратительно кислом вине все равно можно обнаружить один грамм сахара на литр. Кто знает почему?

Все молчали.

— Записывайте, неучи: в виноградном вине есть сахар, который не сбраживается ни при каких условиях, и имя этому сахару — пентоза.

После лекции Макс подошел к Анлор.

— Привет.

— Привет.

— Что ты делаешь сегодня вечером?

— А что?

— Ну, вдруг ты свободна.

— Макс, девушка всегда свободна, если ее правильно приглашают.

— Это как?

— Никак, сегодня я не свободна.

— Ладно, а завтра?

— Макс, что значит ладно, ты должен настаивать на своем, если хочешь, чтобы я с тобой пошла на ужин.

— Да.

— Тогда добивайся своего, мужчин не останавливают препятствия.

— Но ведь ты сказала, что пойдешь ужинать с подругами.

— Так, хорошо. Скажи мне, тебе с кем интереснее провести сегодняшний вечер: со мной и шампанским или друзьями и пивом.

— Анлор, я не пью пиво.

— Это неважно.

— Конечно с тобой, и можно даже без шампанского.

— Ну, тогда подумай, что понравится мне?

— Не знаю.

— Ясно, как узнаешь, звони. Пока, Шанталье.

Макс вернулся домой в полном смятении чувств.

— Почему ты вернулся так рано? — мать стояла на кухне и, судя по запаху, делала рыбный пирог.

— Анлор занята.

— Как это занята, у нее есть другой парень?

— Нет, ей интереснее с подругами, и потом она не любит слушать про вино, а я больше ни о чем рассказать ей не могу.

— Макси, послушай меня, сынок, кроме Анлор есть ведь и другие девушки.

— Да, я знаю, но если с ней все так сложно, то с другими…

— Ты боишься пробовать?

— Не знаю.

— Чтобы понять одну женщину, нужно узнать многих, — вмешался отец, неожиданно появившийся в доме.

— Ты хочешь, чтобы он встречался сразу с несколькими девушками? — вмешалась мать.

— Сейчас это нормально, Моника.

— Для кого нормально?

— Для всех.

— Па, я тебя не понимаю.

— Сынок, женщина — очень сложный механизм, чтобы ее понять, нужно попробовать много женщин.

— Но мне нравится Анлор.

— Конечно, сейчас только Анлор, но потом тебе понравятся и другие девушки.

— И что?

— Тебе станет легче.

— Не, пап, боюсь, легче не станет, я хочу встречаться только с Анлор.

— Да встречи у вас более чем странные.

— Ну посоветуй сыну что-нибудь, — вмешалась Моника.

— А что я могу посоветовать, он же, кроме нее, никого не видит. Ты, кстати, открывал Стэндаля?

— Да.

— Ну и какие впечатления?

— Ты знаешь, пап, книга, в общем-то, нудноватая, хотя первая страница мне очень понравилась.

— А что там, на первой странице? — встряла мать.

— Ой, мам, тебе такое от сына слушать нельзя.

Тут уже отец вмешался.

— Боже, Макс, а что там такого неприличного?

— Вы действительно согласны это услышать?

— Макс, ну что может быть неприличного у старика Стэндаля?

— Ладно, я цитирую.

Моника и Грегуар в недоумении переглянулись.

— Итак, третий вид любви по Стэндалю.

— Макси, а почему сразу третий, а где два первых?

— Ты знаешь, папа, два первых очень скучные, а вот третий мне сразу понравился: «Подстеречь на охоте красивую и свежую крестьянку, убегающую в лес. Всем знакома любовь, основанная на удовольствиях такого рода».

Макс специально остановился, чтобы посмотреть на реакцию родителей.

— Это точно Стэндаль? — спросил отец.

— Да, папа. Так тебе знакомо удовольствие такого рода? — Макс с ехидством посмотрел на отца.

— Я думаю, дальше не стоит, — сказала Моника.

— Нет, мама, дальше самое интересное.

— Макси, еще интереснее?

— Да, вот, пожалуйста: «Какой бы сухой и несчастный характер ни был у человека, в шестнадцать лет он начинает с этого».

— Все, мне достаточно, — сказала Моника и встала, чтобы уйти.

— Мам, но ведь это классик написал.

— Это ваши классики такое писали.

— Моника, ты меня удивляешь.

— Чем это?

— А ваши классики такое не писали?

— Нет, Италия — целомудренная страна, там пьют вина не меньше, чем здесь, но соблюдают мораль.

— Моника.

— Что?

— Тебе напомнить про твоего родственника?

— Какого еще родственника?

— Того самого.

— Он мне не родственник.

— Ну как сказать.

— Так. Папа, мама, что за тайны?

— Ну давай, Моника, расскажи ему.

— Мне нечего рассказывать.

— Ты хочешь, чтобы это сделал я?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ладно, тогда я расскажу. В роду твоей матери, сынок, был один писатель.

— Писатель?

— Да, очень интересный писатель — Габриеле де Аннунцио.

— Это точно не известно, — вмешалась Моника.

— Брось, Моника, все там известно, так вот, сынок, этот писатель прославился на всю Европу своими эротическими произведениями.

— Мы к этому не имеем никакого отношения.

— Так, папа, рассказывай.

— Очень интересный был человек, и рассказы писал не менее интересные.

— Хватит, Грегуар, я тебя прошу.

— Так вот, у него есть рассказ, где…

— Грегуар, мальчику это не нужно.

— Этот мальчик все равно станет мужчиной, и ему все станет нужно. Так вот, сынок, у него есть рассказ, где старый дед соблазнил свою невестку.

— Да ну?

— Да, сынок, и такое бывает у них в Италии.

— Пап, ты знаешь, мне больше нравится, как у Стэндаля.

— Это хорошо.

— Конечно, ну вот у Стэндаля были крестьянки, а у меня их нет.

— Какие еще крестьянки, сынок?

— Как какие? У каждого владельца замка были свои крестьянки.

— Макси, что ты такое говоришь.

— Мама, мы вроде владельцы замка, мне вот уже восемнадцать, а я все бегаю за Анлор, и то, с чего начинали французы свою жизнь в шестнадцать лет, со мной так и не произошло до сих пор.

— Сынок, ты понимаешь…

— Нет, пап, я ничего не понимаю.

— Да, сын не в тебя, — спокойно произнесла Моника, — ты-то ни одной юбки не пропускал.

— Ну уж прямо и ни одной.

— Ладно, я знаю, что надо делать, — сказала Моника, — летом поедешь к моим родственникам в Венецию, тебе все равно нужно ехать на практику, а у них отличный виноградник и много одиноких черноволосых красавиц.

— Правильно, посмотришь на знойных итальянок, — и отец аккуратно хлопнул Монику по бедру.

— Ты есть будешь?

— Да.

— А вино? — спросил отец.

— Ему хватит, он вчера надегустировался.

Отец сел за стол, открыл вино и начал обедать.

— Слушай, па, я давно хотел тебя спросить, почему наше вино стоит так недорого, я сегодня был в магазине у Мишеля, наша бутылка стоит всего 10 евро.

— Ой, сынок, если бы я знал, почему это так. Бордо делает слишком много вина. У нас тысячи замков, и все пытаются продать свое вино. Я могу попросить, чтобы Мишель поставил его за 20 евро, но тогда, думаю, продажи упадут.

— Но я вчера пробовал наш урожай 2003 года, оно же божественное, я даже боюсь тебе говорить, что оно ничем не хуже того, что ты мне подарил на день рождения.

— И что же ты там обнаружил?

— Совершенную гармонию. Если бы я это дегустировал вслепую, я в жизни бы не сказал, что это наше вино.

— Значит, тебе нравится наше вино?

— Да.

— Сынок, такое бывает лишь раз в десять лет, да и то не всегда. Вино действительно получилось грандиозным, и это первое вино, которое я делал без деда.

— Почему?

— Ему уже тяжело работать, все-таки почти 80 лет.

— Ты надеешься, что оно будет хорошо продаваться за границей?

— Я надеюсь, что этот год будет хорошо продаваться. Рекламу мы себе позволить не можем, а без этого я могу рассчитывать только на гурманов, которым захочется попробовать бордо великого года за небольшие деньги.

На следующий день на лекции Жюно был полный аншлаг. Анлор сидела в окружении подружек.

— Сегодня у нас уникальная тема — цена нашего вина. Почему за одно вино люди готовы заплатить больше сотни, а за другое не готовы отдать и восемь евро. Время — деньги, мы платим, или вернее расплачиваемся за время. Нигде так буквально не отражается зеркало времени. Чем старее бутылка, тем дороже вино. Мы платим за то, что вино путешествует во времени.

— Профессор, так мы с вами только что изобрели машину времени, — послышались голоса из аудитории.

— Это интересное сравнение, ну что же, пусть машина времени. Ведь открывая вино, скажем, 1960 года, мы получаем концентрат запахов, вкусов, ощущений и настроения людей, сделавших его. А вы когда-нибудь задумывались, как настроение винодела влияет на вино? А если он был влюблен в момент, когда рождалось вино? Человеческие страсти влияют на вино, ведь оно живой организм.

Или вот еще. Часто великие урожаи совпадают с великими временами. Урожай 1945 года в Бордо. Это вино до сих пор удивляет всех, кто его пил. Но это не только земля и климат, это великое вино сделали люди, опьяненные победой, люди на пределе душевной эйфории, люди, выжившие в аду, вот почему этот год до сих пор жив. Люди вдохнули в него почти бессмертие.

— Урра профессору!!!!

Студенты вынесли Жюно на руках прямо на улицу.

 

4

После второго курса университета Макс записался на практику в Италию, к родственникам матери в Венеции. Вся Италия была одержима восстановлением своих старых лоз. Итальянцы вдруг осознали, что их будущее — не каберне и мерло, а свои местные сорта. Разнообразие сортов поражало любого энолога. Ни одна страна в мире не имела столько разновидностей винограда.

Ведь не зря греки называли Италию — Энотория, страна Вина. Столько выдающихся местных сортов: «Корвина», «Корвиноне», «Рондинелла» и «Молинаре», «Россиньола», «Озелета», «Неграра» и «Диндарелла». Макс гордился своей второй родиной зато, что был причастен к великой эпохе возрождения итальянских вин.

Макс даже написал курсовую работу по древнему итальянскому сорту «Алеатико». Алеатико собирали в месяц мерцедониус. По древнеримскому календарю этот месяц соответствовал концу января — началу февраля. Удивительным оказался тот факт, что периодически этот месяц вообще исчезал из древнеримского календаря. Макс долго изучал древнюю астрологию и понял, что этот месяц — февраль. Календарь этот вели еще до Цезаря. Значит, вино делали из винограда, собранного в феврале, и значит, это вино было крепким и сладким.

В Италии у Макса оказалось очень много родственников. Для него это стало большой неожиданностью. Дома, во Франции, Макс привык к одиночеству, скука казалась ему обычным состоянием души. И вдруг Италия перевернула все. Каждый день здесь превращали в праздник, в праздник тела, живота и души. Здесь Макса все считали французом, даже несмотря на кровь Моники.

Винодельня, которая принадлежала двоюродному брату Моники, была не очень большой, но приносила доход явно больше, чем замок Шанталье. Троюродных братьев и сестер у Макса оказалось больше десятка. А прочих родственников вообще невозможно было сосчитать. Мало того, они все жили в одном доме и каким-то загадочным образом друг другу не надоедали. Он вообще заметил, что они находятся в круглосуточном общении друг с другом, и именно такая жизнь и составляет смысл их существования. Одиночество здесь являлось первым смертным грехом. Только здесь Макс понял весь смысл слов Экзюпери: «Нет ничего более ценного на этой Земле, чем роскошь человеческого общения». «Да, — подумал Макс, мы, французы, слишком эгоистичны, мы спрятались по своим замкам и редко видим соседей. А здесь люди не представляют прожитый день без общения с соседями».

Во время одного из бесчисленных ужинов случилось то, на что он давно уже рассчитывал. Одна из его очень дальних родственниц положила на него глаз. Это было совершенно очевидно и даже не вызывало никаких сомнений. В один из вечеров они, не сговариваясь, сели рядом и после пузатой бутылки кьянти как-то сами собой оказались в одной из комнат.

Макса больше всего волновало, как он будет раздевать Лионеллу, однако сам оказался обнаженным раньше девушки. Все произошло настолько молниеносно и без всяких предрассудков, разговоров и каких-нибудь глупых уверений, что Макс от счастья просто обалдел. Они не спали всю ночь. Утро наступило незаметно, и Макс отпустил Лионеллу только потому, что сил продолжать уже больше не было. Макс даже не пытался ее остановить: все, о чем он мечтал, это остаться одному, немного поспать и почувствовать то счастье, что обрушилось на него.

В полудреме он пытался понять, почему то, что он так страстно хотел получить от Анлор в течение года, он без всяких проблем получил за одну ночь от Лионеллы. Как такое может быть? Почему одна женщина может мучить мужчину целый год, не давая ничего, кроме надежды, а другая женщина отдает себя всю за одну ночь и позволяет делать с собой все, что хочет мужчина?

Нет, дело было не в этом, не в позволении. Эта итальянка знала, чего хочет мужчина, вот в чем дело, она делала то, что хочет мужчина. Вот в чем суть.

Макс провалялся в постели до вечера и вышел только к ужину. Все были рады его видеть, все снова сели за стол. Он долго искал Лионеллу, но так и не обнаружил. Когда она не появилась и на следующий день, Макс не находил себе места. Одна из его многочисленных кузин, видимо, заметив растерянность родственника, подсела к нему.

— Привет Макси, Лионеллу ищешь?

— Да.

— Она, скорее всего не придет.

— То есть?

— Ну, наверное, не придет.

— Почему? — с ужасом спросил Макс.

— Почему?

— Да, почему?

— Как тебе сказать, она хотела переспать с тобой, сразу, как только увидела.

— Да, я знаю.

— Ну ведь вы это сделали.

— Да, — с гордостью ответил Макс.

— Ну вот и слава богу.

— Не понимаю.

— Не понимаешь?

— Нет.

— Ты серьезно?

— Я хочу видеть ее.

— Да вы, французики, все долбанутые.

— Но я итальянец…

— Она получила тебя и все.

— Как это, все?

— Все, дальше ничего не будет.

— Почему?

— Вот ты глупенький, это такая девушка.

— Какая такая?

— Стрегга.

— Что?

— Спроси у мамочки.

Домой Макс вернулся полностью разочарованный в жизни. Даже вино не могло возродить его мысли к жизни. Он был подавлен и не знал, как строить свою жизнь дальше. Он был всегда уверен в том, что встретит настоящую любовь, женщину, которая с радостью станет его женой, родит ему детей, а он будет делать свое вино. В этом он видел смысл своей жизни. Но женщины оказались не такими, как он себе представлял. Он не знал, что делать: жаловаться матери глупо, спрашивать совета у отца, который спрятался в себе, как улитка в раковине, бессмысленно. Не у кого было спросить совета.

Женщины оказались не теми добрыми и покладистыми существами, какими он себе воображал, они были опасны, непредсказуемы и что еще хуже — сами не знали, чего хотят.

— Как Италия, сынок? — радостно встретила его мать.

— У тебя слишком много родственников, мама.

— Тебе что, не понравилось?

— Столько родственников — это слишком для француза.

— Ах, вот ты о чем.

— Да, я тоже всегда это говорил, — встрял отец, неизвестно откуда появившийся.

— Тебе не понравились итальянки?

— Мама, лучше у меня ничего не спрашивай. Честно говоря я не нашел никакой разницы между твоими итальянками и нашими француженками.

— У тебя что-то случилось?

— Мама, это очень глупый вопрос.

— Макси, что такое?

— Да, мама, со мной все случилось, но тут же и исчезло.

— Может, ты хоть что-нибудь объяснишь?

— Нет, не хочу.

— Сынок, Анлор тебя просто обыскалась, мне кажется, ты должен ей позвонить, — сказала мать.

— Анлор, теперь это даже смешно.

— Сынок, ты больше не хочешь с ней общаться?

— Мама, а что значит «стрегга» по-итальянски?

Моника покраснела и ничего не сказала.

— Мама, что это значит?

— Ведьма, — тихо, почти шепотом сказала Моника.

— А, значит, я переспал с ведьмой?

— Тебе лучше помириться с Анлор.

— Мама, ты меня слышишь, я спал с итальянской ведьмой, а теперь ты хочешь меня помирить с французской.

Неделю до занятий Макс ничего не делал, он бродил по виноградникам, по замку, машинально ел, что-то отвечал матери, поговорил с дедом, но мысли его были распылены так, что он не мог их собрать воедино. Он обнаружил страшный, пугающий его факт. Он, Макс Шанталье, — винодел и наследник виноделов. Но есть большое Но: он Ничто без женщины. Он не может ощутить себя ни мужчиной, ни виноделом, пока рядом нет преданной любовницы…

— Макс, позвони Анлор, — мать прервала его мысли.

— Зачем, мама?

— Что значит зачем, девочка волнуется.

— Все женщины одинаковы.

— Тебе все равно, что она чувствует?

— Да, — с наслаждением произнес Макс, — именно все равно.

— Ты мне не нравишься, — серьезно сказала мать.

— Это твоя Италия, мама.

— Ничего не понимаю.

— И не надо ничего понимать, я сам мало что понимаю.

— И все-таки позвони ей.

— Хорошо, в понедельник мы и так увидимся в университете.

Первую лекцию нового года Жюно, как всегда, начал экстравагантно:

— Приветствую вас, господа студенты, надеюсь, вы пришли потреблять знания с аппетитом, как завещал нам Анатоль Франс?

— Да, профессор, — хором ответила аудитория.

— Хорошо, слушайте страшный рассказ про средневековые времена.

— Профессор, если позволите, я могу добавить по части ведьм.

— А, Шанталье, вижу, вы хорошо провели каникулы в Италии.

— Да, профессор, можно сказать, с пользой.

— Ну что же, как-нибудь мы вас послушаем. Итак, господа студенты, Европа, какой мы ее сегодня знаем, не выжила бы без вина.

— Профессор, вы, как всегда, правы, без вина никуда.

— Я рад, за вас, мои дорогие, так вот, в Средневековье вырастали целые поколения людей, которые не знали вкуса простой воды. В городах, когда начиналась чума, люди боялись пить воду из колодцев. Единственная жидкость, которая оказывалась под рукой, — это вино. Просто ничего другого не было. Представьте себе, чтобы сварить пиво, опять же нужна была вода.

— Профессор, ну французы же не мылись вином? — донесся чей-то голос из аудитории, за которым зал разразился смехом.

— Французы, как и все средневековые жители, вообще не мылись. Вы ведь знаете, что наш Король-Солнце, и тот мылся всего два раза в жизни. Почему мы так много готовим на вине и в вине? По той же простой причине: чтобы сварить обед, у средневековой женщины под рукой из жидкости было только вино.

По той же гигиенической причине в церквях начали давать прихожанам вино. Это уже потом придумали, что это кровь Христа, а истинная причина была в том, что вино было профилактикой распространения заразных заболеваний. Ведь церковь — это место скопления людей, они легко заражают друг друга. Еще в Средневековье люди обнаружили, что если в зараженную чумой воду добавить вино, то воду можно пить. Они, конечно же, ничего не знали о бактерицидных свойствах вина и о том, что бациллы чумы и тифа гибнут в вине за несколько часов.

И тут обнаруживается удивительный факт: мы, европейцы, все вывозили из Нового Света, все забирали оттуда. Мы забрали все золото, почти все серебро, перевезли к себе кофе и помидоры, какао и картофель, привыкли к тому, что у нас круглый год есть бананы и ананасы. А что мы дали взамен?

— Вино?!

— Да, единственное, что мы дали Новому Свету — лозу, мы дали им виноград. Мы хотели иметь свое вино и начали высаживать лозы там. Испанцы еще в шестнадцатом веке начали сажать виноград в Мексике и Бразилии. И почему мы теперь удивляемся, что эти страны завалили нас вином? Это мы научили их сажать виноград и делать вино.

Мы расплатились за грабеж лозой. Теперь вино делают в Уругвае, Бразилии, Мексике, Аргентине, Чили, США, Канаде, даже в Перу и Колумбии. От юга Южной Америки до севера Северной. Вдумайтесь: в начале 60-х годов прошлого века, когда из вас еще никто не родился, из сорока стран, производящих вино, Аргентина уже занимала 9-е место в мире по площади виноградников и 4-е по количеству производимого вина в мире. Четвертое, это сразу после «Великой тройки» — Франции, Италии, Испании.

Чили занимало 14-е место по площади виноградников и 9-е место по количеству производимого вина. Страна, которую тогда считали недоразвитой, имела площадь виноградников больше, чем у Германии. Да и в самой Европе сколько еще винных стран, о которых мы с вами даже не подозреваем: например, в России уже больше ста лет делают вино.

— В России делают вино? Вы шутите, профессор, я готов поверить в Чили, но Россия — это уже слишком, — один из студентов аж привстал от неожиданности.

— В России не просто делают вино, его там уже делают французы.

— Профессор, вы рассказываете какие-то фантастические вещи.

— Конечно, ведь это моя задача, я хочу зажечь в вас огонь познания.

— Но Россия, как это может быть, там же зима?

— Вы полагаете, что там зима круглый год?

— Да нет, конечно, но все-таки Россия и вино — это так странно.

— Вот видите, это всего лишь ассоциативный ряд, который мешает вам реально оценивать ситуацию. У России есть южные регионы, которые вполне пригодны для выращивания винограда.

— Профессор, а что они там сажают?

— Не поверите, Паскаль, то же, что и мы, — каберне, шардоне и мерло.

— Не может быть!

— Ну вот, видите, раз я вам рассказываю, значит, может.

— Но ведь там так холодно.

— В Канаде тоже холодно, дорогой мой Люсьен, но ведь там делают вино?

— Да.

— А в Австралии тропическая жара, но ведь там делают шираз, так или нет?

— Да, профессор.

— А как вы думаете, в Таиланде делают вино, Люсьен?

— В Таиланде?

— Да.

— Профессор, но там точно не делают.

— Ошибаетесь, дорогой Люсьен, и в Таиланде уже делают вино из каберне.

— Профессор вы нас разыгрываете.

— Бедные дети Бордо, вы не можете себе представить, как расширился мир вина за те годы, что вы родились и выросли.

— Но, профессор, русские виноградники — это звучит странно.

— Почему?

— Не знаю, но очень странно.

— Хорошо, кто подготовит нам доклад под названием «Десять фактов о русском вине, которые потрясли Бордо»?

Зал молчал.

— Хорошо, я думаю, что Шанталье справится.

— Я? — удивился Макс.

— Конечно, вы уже делали доклад о винах Чехии, мы все были удивлены, прекрасно, теперь — Россия, мы ждем от вас сенсаций.

— Но, профессор, Чехия — это хотя бы Европа.

— А вы полагаете, что Россия — это не Европа?

— Не знаю точно.

— Вот и прекрасно, Максимилиан, надеюсь, вы нас удивите.

— Хорошо, учитель.

Макс вернулся домой переполненный желанием сделать супердоклад. Это был вызов. Все выходные он просидел в Интернете. Макс буквально изрыл его, собирая по крохам информацию о далеких виноградниках в России, заваленных сугробами. Когда Макс насобирал более сотни источников, он был поражен тем, что обнаружил. Дикая, почти что варварская страна оказалась винодельческой державой Восточной Европы.

Через две недели Макс принес доклад.

— Ну что, Макс, ты что-нибудь нашел?

— Да, Анлор, в это невозможно поверить, но…

— Да, ты smart-boy.

— Анлор, это просто удивительно, но у них…

— Макси, я внимательно послушаю твой доклад на лекции, пока.

— Но…

Анлор растворилась в толпе подружек. Макс вошел в аудиторию недовольный собой. Если он не смог заинтересовать Анлор, как он сможет удержать внимание всего зала?

— Ну как, Шанталье, вы нас чем-нибудь удивите? — услышал он голос профессора.

— Да, профессор, я, честно говоря, не ожидал таких результатов.

— Хорошо, давайте 10 фактов о российском вине, которые потрясли Бордо.

Студенты заерничали, смех прошел по рядам.

— Хорошо, начинаю. Первое: французы живут в России и делают там вино на юге России, винодельня называется «Шато ле Гранд Восток».

Сначала была тишина, которая напугала Макса, потом аудитория начала тихо посмеиваться.

— Шато в России, Шанталье, где ты его откопал?

— Шанталье, ты, наверное, замок с сугробами перепутал.

Гул то ли возмущения, то ли восхищения прошел по аудитории.

— Шанталье, ты нас разыгрываешь.

— Нет, господа, это правда, и я был так же удивлен, как и вы, когда это прочитал.

— Да наши летуны сейчас везде!

— В основном, в Новом Свете, а вот в Восточной Европе их мало.

— Замечательно, Макс, начало впечатляющее, — прокомментировал Жюно.

— Что, прямо настоящий француз? — выкрикнул кто-то из аудитории.

— Не просто настоящий — единственный.

— Явно сумасшедший.

— А откуда он там взялся?

— Не знаю.

— Шанталье, а где вы нашли юг у России?

Аудитория просто взорвалась от смеха.

— Спасибо, хороший вопрос, меня это сначала тоже удивило, но виноград возделывают, в основном, на побережье Черного моря, а среднегодовая сумма температур составляет 12,5 градусов тепла. В этом районе России почти не бывает снега.

— Шанталье, ты нас разыгрываешь.

— Нет, жители этих районов России снег видят реже, чем парижане.

— Да он смеется над нами.

— Господа студенты, прошу тишины, — Жюно улыбался, предвосхищая дальнейшие откровения Макса.

— Спасибо, профессор. Второе: основные сорта, конечно же французские: «Каберне», «Совиньон», «Каберне Фран», «Мерло», «Шардоне», «Пти Вердо».

— Виват, Франция! — выкрикнул кто-то из аудитории.

— Макс, ври, да не завирайся, «Пти Вердо» у нас еле созревает, а что он может дать в России?

— Но вот удивительный факт, — продолжал Макс, — после наполеоновских войн русские привезли домой лозы «Пти Вердо», которые постоянно скрещивались с местными сортами, и сегодня клон этого «Пти Вердо» активно используют наши в «Шато ле Гранд Восток».

— «Пти Вердо» в России? Шанталье, ты рехнулся.

— И тем не менее клон «Пти Вердо» хорошо вызревает на юге России.

— Да нет, этого не может быть.

Жюно с удовольствием смотрел, как любопытство разжигает азарт в умах студентов.

— Ну что, Шанталье, парируйте.

— Хорошо. Третье и самое потрясающее: у русских еще во времена коммунистов была система, отдаленно напоминающая наши аппеласьоны.

— Ври, да не завирайся.

— Да, я тоже был удивлен, но это именно так: в СССР было зарегистрировано около 200 наименований марочных вин. По своим характеристикам они соответствуют лучшим винам Бордо. Вот что у них написано: «Марочные вина можно получать из одного или нескольких сортов винограда по технологической схеме, установленной для данной местности. Срок выдержки не менее 2 лет для сухих вин».

— Браво, Шанталье, дальше, уложите аудиторию на лопатки.

— Четвертое: опять же на побережье Черного моря существует хозяйство «Абрау-Дюрсо», которое производит лучшее российское шампанское.

— Макс, ты перепутал: не шампанское, а газированное вино.

— Да, господа, я тоже сначала так и подумал, но эта винодельня делает шампанское французским бутылочным методом в подвалах, и главному ремюору сейчас 84 года.

Жюно был в экстазе:

— Ну, Максимилиан, добейте этих неразумных, никакой пощады, я требую от вас победы, Рим или жизнь.

— Пятое: то же «Абрау-Дюрсо», в советские времена производило совершенно уникальные вина — «Абрау-Дюрсо Каберне» и «Абрау-Дюрсо Рислинг». Рислинг был высажен еще в 1871 году. Его привезли из Германии. Так вот, особенность этих вин в том, что это купажи вин урожаев разных лет, и получены они с разных участков отдельных виноградников.

— Ну и что тут необычного?

— Это же технология «Вега Сессилия», только в русском варианте.

— Браво, Максимилиан, вот это революция.

— Шестое: рислинг, который делают в местечке под названием Сукко, на юге России, поставляли… английской королеве.

— Брось, Шанталье, это уже слишком!

— И тем не менее, оказывается, еще в 1900 году во время Всемирной выставки в Париже дегустационная комиссия отметила, что некоторые вина Северного Кавказа России напоминают хорошие образцы Мозеля и Рейна.

— Ну и что?

— Так вот, русский рислинг действительно поставляли к английскому двору.

— Макс, давай дальше, мы тебе верим, — это был голос Анлор.

Макс увидел в ее глазах восхищение — то, чего он так долго добивался. Его любимая девушка гордилась им.

— Седьмое, господа виноманы: в стране есть винодельня, которая снабжает Кремль и посольства России вином — винодельня «Мысхако». Восьмое: в стране обнаружен гаражист, который делает вручную около 20 000 бутылок в год в стиле бордо. Вино называется «Стретто».

— Гаражист — это хорошо, но ведь мы не знаем, что он там делает.

— Девятое, — и Макс обвел взглядом аудиторию.

— Давай свое девятое.

— Самая известная марка вина в России — «Каор».

Зал обмер от неожиданности.

— «Каор»?

— Да, это самое востребованное вино в России, его знают все — десятки заводов по всей стране делают это вино.

— Шанталье, ты хочешь сказать, что вся Россия пьет малоизвестное французское вино?

— Не совсем так.

— А как?

— Как вы знаете, в нашем Каоре сусло подогревают, поэтому вино получается буквально черным, так вот в России вино варят и делают из него десертное вино, крепленное спиртом, нечто вроде портвейна.

— Ну да, Россия и портвейн, ничего смешнее не слышал.

— И, наконец, десятое: в 1900 году шампанское из России было признано лучшим шампанским мира на Всемирной выставке в Париже.

— В Париже?

— Да, мои дорогие, в нашем с вами Париже. Вот, вот то, о чем я вам говорил. — Жюно прервал Макса. — Мы проворонили Австралию, смеялись над Чили и Аргентиной, а теперь они наполовину заполнили полки наших магазинов. Как когда-то мысль о господстве чилийских вин казалась смешной, так и игнорирование любой страны, которая делает вино, может обернуться для нас большой неожиданностью.

— Профессор, но наши вина все равно останутся лучшими.

— Если все время на это надеяться, то нас ждет крах, мы больше не можем думать, что наши вина самые лучшие в мире.

— Почему, профессор?

— Англия, из-за потепления климата, уже производит игристые вина на юге страны. На юге Нидерландов в районе Маастрихта делают вино из местной лозы. Вино делают в Бельгии и Дании. Таиланд и Вьетнам начали производство сухих вин. Мир меняется, виноград мигрирует, и мы с вами как представители родины всемирного виноделия обязаны следить за всем, что происходит в мире, чтобы в очередной раз не оказаться бессильными перед новой угрозой.

— Профессор, но это все далеко от нас.

— Вы так уверены? Тогда посмотрите, что за сюрприз нам приготовила Австрия, надеюсь, это не очень далеко от нас.

— А какие там могут быть сюрпризы?

— Белое вино «Грюнер Вертлинер» — достойный конкурент нашей «Бургундии».

— Никогда не слышали, профессор.

— Плохо, помимо лекций вы должны заниматься и самообразованием, много путешествовать, и не только по Европе.

— Зачем, профессор? Пусть они едут к нам!

— Пусть, но многие владельцы бордоских шато проходили практику в США или Австралии.

— Зачем?

— Спросите у них. Так вот, возвращаясь к Австрии, незаметно для нас их белые вина совершили революцию в качестве, и теперь они достойные конкуренты любым белым винам мира: отличные образцы «Грюнер Вертлинер» могут доходить до 200 евро за бутылку.

— Но, профессор…

— В лучших ресторанах Европы вы найдете их в винных картах.

— Но, наверное, как экзотику.

— В лучшем ресторане Вены «Пале Кобург» в винной карте лично я насчитал около 30 видов этого вина, навряд ли это можно назвать экзотикой.

Время лекции вышло, но никто не хотел расходиться.

— Хорошо, Шанталье, спасибо, вы действительно проделали грандиозную работу.

— Но это еще не все, профессор.

— Не все?

— Нет.

— Но вы же нам назвали десять фактов, или я не верно считал?

— Да, десять, но есть еще одиннадцатый, который потрясает больше всего.

— И что же это, Макс?

— Русский дуб.

— Дуб?

— Да, профессор, и это самое большое открытие, которое я обнаружил. Оказывается, весь девятнадцатый век и четверть века двадцатого лучшие бочки делались из русского дуба. Все наши великие вина созрели в русском дубе.

— Интересная информация.

— Да, несколько лет назад французы вернулись в Россию и на юге, недалеко от Черного моря, опять открыли бондарню.

Пришло время большой перемены, и студенты толпой ринулись в буфет.

Анлор и Макс встретились на перемене.

— Почему ты мне не звонил? — Анлор обидчиво надула идеально накрашенные помадой губки.

— Это все, что ты хочешь мне сказать?

— Ах, да, прости, доклад просто сногсшибательный, ты их всех сделал.

— Анлор, ты о чем?

— Ну эти выскочки, Паскаль и этот, как его, не могу вспомнить…

— Люсьен.

— Ах, да, Люсьен, так почему ты не звонил?

— Там деревня, Анлор, телефон не всегда и не везде ловит.

— Понятно.

— Что понятно?

— Да все понятно: как тебе итальянки?

— Это все, что тебя интересует?

— Нет, но все же говорят, они более сговорчивы, чем мы.

— Сговорчивые? Анлор, что ты имеешь в виду?

— Да брось, что тут непонятного.

— Подожди, ты хочешь сказать, что они…

— Да, да, они похотливы.

— Анлор, боже, от тебя ли я это слышу?

— А что такое?

— Это же неприлично.

— Почему?

— Ну не знаю…

Анлор сразу повеселела.

— Ладно, хватит скромничать, у меня для тебя сюрприз, но он, наверное, тебе не понравится.

— Почему это?

— Ну… он очень неприличный.

— Совсем неприличный?

— Да.

— Даже не знаю, что и сказать.

— Родители уедут в Биариц на уикэнд.

— У, Биариц, это хорошо.

— Я думаю, что здесь нам вдвоем будет гораздо интереснее.

— Ты так думаешь?

— Да, ну так что, ты придешь?

— Приду.

В воскресенье в пять часов вечера он уже сидел у Анлор дома. Макс взял бутылку шампанского и одну бутылку последнего урожая их замка. Анлор накрыла стол у камина.

— Ого, мы все это должны выпить? Ты хочешь меня споить?

— Разве это много?

— Конечно, целая бутылка шампанского, а потом еще бутылка бордо.

— Ну, ладно, — смутился Макс, — мы можем вообще не пить.

— Макси, ты что, Макси, я же пошутила, конечно, мы будем пить шампанское! Ты какой-то очень серьезный вернулся из Италии, тебе там не понравилось?

— Сложно сказать, не знаю.

— Правильно, дома всегда лучше.

Два часа пролетели незаметно, шампанское кончилось, и Макс пошел открывать вино. Они незаметно переместились на диван, камин, как по заказу, начал угасать. Макс решил, что все произойдет здесь и сейчас. Все равно в доме они одни, здесь тепло и уютно, и не обязательно идти в спальню. Макс начал раздевать Анлор. Она не сопротивлялась, легла на диван и накрылась пледом. Он тихо и быстро залез под плед…

Не прошло и пяти минут, как Анлор завизжала:

— Что ты делаешь?

— Анлор, что с тобой? Я просто хотел доставить тебе удовольствие.

— Ну конечно, попрактиковался на итальянках, теперь решил попробовать на мне. Как тебе итальянские ведьмы, полетали на метле?

Анлор вскочила с постели, моментально оделась, налила себе вина и села около камина.

— Что будем делать?

— Теперь уже ничего, — спокойно сказал Макс.

Он произнес эти слова действительно спокойно, начиная смутно понимать то, что раньше было недоступно его пониманию. Оказывается, искренность в отношениях с женщиной — это не всегда хорошо. Поведение Анлор не вывело его из себя и даже не разочаровало. Просто иногда, хотя нет, не иногда, а очень часто женщины сами не знают, чего хотят. Это внезапное открытие почему-то очень обрадовало Макса. Оно объясняло очень многое из того, что раньше казалось ему непонятным.

— Ну давай хотя бы поговорим.

— Поговорим, Анлор. С тобой все в порядке?

— Да.

— Тогда зачем разговаривать? И так все понятно.

— Ты не хочешь со мной поговорить?

— Мне надоело разговаривать.

— Да, я понимаю, итальянки не разговаривают, они сразу ложатся в постель.

У Макса не было никакого желания продолжать этот глупый разговор. Единственный и правильный выход — это немедленно уйти.

— Спасибо за вечер, счастливо.

— Ты что, вот так возьмешь и уйдешь?

— Да.

— Я обижусь.

— Мне очень жаль.

— Тебе очень жаль и все, а как же вся ночь?

— Анлор, какая ночь, ложись спать.

— Как это спать?

Макс оделся и тихо, почти бесшумно закрыл за собой дверь. Он шел домой, ни о чем не думая. Дома он разжег камин и быстро уснул в кресле.

Утром его разбудил отец.

— Что ты здесь делаешь, ты же вроде был у Анлор?

— Вроде.

— Поссорились?

— Нет, разошлись.

— Ладно, завтра пойдем осматривать лозы, пора собирать урожай.

— Хорошо, папа.

— Поработаешь недельки три на свежем воздухе, и женщина не понадобится.

На следующий день Макс и Грегуар вышли на виноградник.

— Отец, а как ты определяешь, что пришло время сбора?

— Твой дед научил меня, это старый бордоский способ, простой и надежный: нужно пробовать виноград. Если взять виноград в руки, то при достижении нужной зрелости кожица должна легко отделяться от мякоти при раздавливании ягоды, пальцы склеиваются сахаристым соком, а у красных сортов окрашиваются. Ягода должна легко отделяться от плодоножки, при этом семена легко выделяются из мякоти.

— Вроде все так просто.

— Когда-нибудь и для тебя это будет просто.

— Пап, ты пьешь вино каждый день?

— Да.

— Ты считаешь это полезно?

— А почему ты это спрашиваешь у меня, спросил бы у Жюно.

— Я не знаю, сколько вина он пьет, да и пьет ли вообще, поэтому спрашивать я решил у тебя.

— Ты знаешь, сынок, люди помешались на здоровье, связанном с вином. Твой дед, например, никогда об этом не задумывался. Он привык пить вино за обедом и ужином. Если бы у него спросили, хорошо это или плохо, полезно или нет, я думаю, он бы не знал, что ответить. Он так привык жить. Потом это обозвали «французским парадоксом».

— Да, я знаю.

— Но что они об этом знают? Лишь красивые модные слова — антиоксиданты, полифенолы, ресвератрол. Вино, как пылесос, вытягивает из земли все, что она содержит: витамины, минералы, металлы, микроэлементы. Биохимический состав вина разобран до мелочей. Нам известен химический состав вина, все элементы, входящие в него: вода, спирт, глицерин, кислоты, углеводы, минеральные вещества, танины, красящие вещества, эфиры, витамины, микроэлементы. Но собери все эти элементы, добавь воды и спирта и что?

— Что?

— Ничего, вина мы не получим, в этом великая загадка нашего дела, Макс. Ладно, на сегодня хватит работы, пошли домой.

Сбор урожая был в самом разгаре, когда начала портиться погода. Небо стало свинцовым, а воздух — соленым.

— Точно польет, так и тянет с Атлантики.

— Да, пап, я думаю, будет гроза.

— Только этого нам и не хватало.

— Пап, а разве нельзя накрыть виноград, как в теплице, пленкой?

— Нет, сынок, этого делать нельзя.

— Почему?

— Урожай не признают.

— Что это значит?

— По бордоским законам, такое вино не может называться «Бордо», на этикетке можно писать только, что это столовое вино, но хуже всего то, что ты не сможешь поставить год урожая.

— Очень странный закон.

— И тем не менее, это так, твой дед, кстати, тоже считает, что погоду не перехитришь.

— А кого-то за это наказывали?

— Да, я помню, был скандал с «Валандро».

— Шато «Валандро»?

— Да, все ждали чуда от Миллениума, но от перенапряжения некоторые не выдержали и закрыли виноградники пленкой.

— И что?

— Тогда ожидали страшный ливень, но он так и не пошел.

— И что было?

— Вину не дали присвоить год урожая, и классифицировали как столовое.

— А много таких было?

— Ты знаешь, Макси, был кто-то еще, но не такой известный, поэтому, наверное, и не помню, просто всем хотелось получить сверхвино от 2000 года.

— А у нас что получилось?

— Ты знаешь, ничего особенного, тут даже дед со мной согласился.

— Надо и мне попробовать.

— Пойдем, устроим дегустацию, и деда надо позвать.

Арсен был в плохом настроении:

— Ну что там урожай?

— Нормально, отец, все идет неплохо.

— Конечно, неплохо, у нас все всегда неплохо, у других хорошо, а у нас неплохо.

— Папа, что ты говоришь?

— Погода портится?

— Да.

— Конечно да, но у нас все неплохо, а у других хорошо.

— У каких других?

— У Петрюса не бывает плохой погоды: у них небо особенное или они договорились со святыми, что над ними не льет.

— Папа, не кощунствуй.

— Почему все так любят петрюс? Да, это великое вино, и все-таки, почему из 12 000 поместий Бордо большинство людей сразу назовет Петрюс? Да проще простого: это название легко запомнить. Шато «Маларктик — Лагравьер», не каждый француз запомнит это название, а что говорить про китайцев и русских? Назови вино «Анрюс», и все продавай русским, Шато «Ли», и каждый китаец его будет пить, а наши все никак не могут понять, почему так трудно запомнить «Лафорьи — Пейраго», тьфу, даже я это не могу выговорить.

— Отец, что с тобой, чего ты завелся?

— Некому людей жизни учить, все с ума посходили, бутылка вина стоит больше тысячи евро — где это видано и какой француз может это выпить?

— Отец, что случилось?

— Мне нужно поговорить с тобой, Грегуар.

— Давай я схожу в погреб за вином, мы с Максом хотели еще раз распробовать 2000-й урожай, заодно и поговорим.

— Хорошо, пусть Макс сходит.

— А сколько брать?

— Пару бутылок хватит.

— Ладно.

Арсен помолчал немного, убедился, что, кроме сына, в комнате никого нет, и сказал:

— Я уже не могу получать от жизни того, что хочу. Женщинам я не интересен, пить вино столько, сколько я хочу, мне нельзя; за руль садиться я боюсь.

— Отец, ты мне не нравишься.

— Когда мужчина не спит с женщинами, он умирает.

— Папа, но ведь тебе уже…

— В этом все и дело, Грегуар, больше мы ничего обсуждать не будем, уверен, что остальные ничего не узнают.

— Но, отец…

— Ты знаешь, Шанталье никогда не прощаются, я пошел спать.

Макс вернулся из погреба, когда Арсен уже ушел из столовой.

— А где дед?

— Раздумал дегустировать, сказал, что хочет спать.

— Странно, а ты будешь?

— Нет, сынок, я тоже не хочу, давай в другой раз.

— Хорошо, как скажешь.

Утром Макс встал пораньше, чтобы помогать отцу на винограднике. В столовой уже сидели мать и отец. Они ничего не ели и молчали.

— Что случилось? — весело спросил Макс.

— Дед умер, — еле произнес Грегуар.

— Как это умер?

— Пошел вчера вечером в подвал.

— И что?

— Утром Моника обнаружила, что его постель не разобрана и завтракать он не спускался.

— Ничего не понимаю, — Макс был в полной растерянности, — но он же был абсолютно здоров, отец.

— Так бывает, сынок, ему было почти 80.

— Подожди, я вообще ничего не понимаю, так вы его в погребе нашли?

— Да.

— А зачем он туда пошел, он же не захотел с нами выпить вина?

— Не знаю, но, видимо, ему там стало плохо.

— Отец, ты что-то не договариваешь?

— Нет, сынок, иногда люди просто умирают.

 

5

Дома Макс оставаться не мог. Лучше уйти в университет и там где-нибудь спрятаться. Как назло, в универе он столкнулся с Анлор.

— Привет.

— Здравствуй.

— Чего угрюмый такой, все дуешься на меня?

— Нет, вчера ночью дед умер.

— Прости.

— Да ничего.

— Пойдем посидим у Жюно.

— Я не хочу, Анлор.

— Пойдем-пойдем, одному оставаться не надо, сядем на самом верху.

— Ладно, пойдем.

Лекция уже началась, и они тихо пробрались на последний ряд.

— Уверен, каждый из вас уже испытал действие вина на свой организм, — Жюно с интересом осмотрел аудиторию.

— Да, профессор, ведь мы все будущие виноделы.

— Конечно, надеюсь, что вы не злоупотребляли вином.

— Никогда, профессор, как можно! — прокричал кто-то из середины аудитории.

— Ну что же, я спокоен за будущее Франции. Итак, что же происходит с человеком, который пьет вино? Его нервная деятельность подвергается искусственной стимуляции. Появляется ощущение эйфории с последующей психической экзальтацией и повышением чувства оптимизма. Связано это с тем, что вино отключает тормозные центры мозга.

Уверен, вы много раз видели, как обычные, мало эмоциональные люди под воздействием вина становятся другими — активными, общительными, задиристыми.

Как это ни парадоксально, но вино помимо явных физических свойств обладает и психическими. Наша психика требует нагрузки, мы должны испытывать коктейль чувств — радость и зависть, ревность и любовь, мужество и трусость. Наш организм должен производить эмоции. Эмоции — это ферменты нашей личности.

Жизнь обычного человека очень проста и однообразна. Ему трудно вырабатывать эмоции, он все время находится в одном и том же эмоциональном поле, без перемен. Ведь именно в этом отличие обычного человека, от, скажем, известного актера. Дело не в том, что у актера больше денег, а в том, что на эти деньги он может купить себе больше эмоций, другими словами, впечатлений. Жизнь людей богемы — не раз и навсегда заведенный порядок, а смесь разных эмоций. Таким образом, вино — это имитатор эмоций.

— Профессор, но ведь так можно и спиться.

— Ну, здесь каждый себе хозяин, но поверьте мне, употребляя сухое вино даже каждый день, невозможно заболеть алкоголизмом. Особенность сухого вина в том и заключается, что оно требует еды. Много вина без еды человек с нормальной кислотностью желудка не сможет употребить.

— И все-таки, профессор, есть же какие-то нормы.

— Конечно есть, если обобщить все то, что знаю я, то врачи и диетологи ставят максимально разрешенную норму потребления для взрослого здорового мужчины не более 500 граммов красного сухого вина в день. Но как вы понимаете все очень индивидуально. То, что нормально для жителя Бордо, совершенно не подойдет менеджеру в Нью-Йорке. Например, норма жителя юга Франции — это бутылка сухого вина, в котором, кстати, будет не меньше 14 градусов алкоголя, и это только за ужином, а потом еще полбутылки портвейна перед сном.

У итальянцев еще более интересные данные. Профессор Леобарди проводил исследования среди жителей сельских районов Италии и установил, что средняя норма потребления вина среди мужского населения составляет около 2 литров вина в сутки. Но это, естественно, для виноградаря или сельского жителя, который целый день занят физическим трудом. Городскому жителю такую норму вина давать нельзя. Он не тратит столько сил. Леобарди также установил, что даже гиперчувствительные люди могут выпить без вреда для здоровья около 1 литра вина в день.

— И все же, профессор, где золотая середина?

— Золотую середину, друзья мои, вывел наш выдающийся Эмиль Пейно: «Пить мало, но пить грамотно для того, чтобы пить долго».

Рокот одобрения прокатился по аудитории.

— Хотя могу вам привести, конечно же, и пример смертельного воздействия вина на организм человека. Самый яркий — Александр Македонский. Историки спорят, умер он от лихорадки или его отравили. И тот, и другой ответ верен, его отравили вином, неумеренное потребление перешло в лихорадку. Македонский стал алкоголиком.

Он не мог спать ночью, потому что после каждой выпитой дозы алкоголя организм просыпался и требовал новой дозы. Так человек становится хроническим алкоголиком, то есть организм требует постоянного присутствия алкоголя в крови. Долго это продолжаться не могло, потому что от неимоверных стрессов и неудавшихся планов Александр пил до полного беспамятства, чем и сгубил себя.

Макс пропустил мимо ушей почти все, что рассказал Жюно, но то, что он услышал о Македонском, его почему-то сильно взволновало. Он даже сам не мог понять, что его так заинтересовало.

— Подождите, профессор, вы хотите сказать, что Александр Великий умер от банального пьянства?

— Да, Макс, великое и простое всегда рядом в нашей жизни.

— Этого не может быть!

— Почему не может, мы все люди, и Македонский — не единственный пример.

— А кто еще, профессор?

— Ну например, первый президент Турции Кемаль Ататюрк тоже умер от алкоголизма.

— Профессор, ну а что же тогда Черчилль, ведь он чуть ли не бутылку коньяку выпивал за вечер.

— Еще раз говорю вам, что все мы разные, то, что губительно для одного организма, нормально для другого, и Черчилль здесь — пример, пожалуй, нетипичный.

— Почему, профессор?

— Коньяк он выпивал вечером, но день у него начинался с шампанского. Ежедневно на ланч он требовал бутылку шампанского. Хотя я вам должен сказать, что это, пожалуй, единственный случай такой выносливости организма. Неумеренность в потреблении вина чаще все-таки приводила к бедам. И в истории таких случаев много.

— Расскажите, профессор, мы должны все знать.

— Ну например, Нерон, римский император, сжег Рим дотла, будучи в совершенно невменяемом состоянии, и пока Рим горел, он сидел на одном из холмов, пил вино и сочинял поэму.

— Как это поэму, профессор?

— А так, вино уже не действовало на него. Чтобы возбудить в себе творческие силы, он решил сделать что-нибудь сверхъестественное, что-то такое, что удивило бы даже пресыщенного римского императора, — и он решил сжечь Рим. Или вот вам еще один замечательный пример — Валтасар, последний правитель Вавилона. Вместо того чтобы сражаться с персами, он решил для храбрости устроить пир. И не просто пир, а пир пиров. Валтасар собрал более тысячи вельмож. Но самое главное то, из чего они пили вино. Настольными чашами служили драгоценные сосуды, которые вавилонские воины привозили после побед над десятками народов Древнего мира.

— А дальше что случилось?

— Когда персы все-таки взяли столицу и ворвались к Валтасару в пиршественный зал, он уже плохо осознавал, что происходит вокруг.

— Пиры Валтасара! — выкрикнул кто-то из студентов.

— Да, да, мои дорогие, пир во время чумы.

Лекция закончилась и студенты начали расходиться, как все услышали голос Макса:

— Профессор, я уверен, что все они не имели любимых женщин.

— А что вас натолкнуло на такую необычную мысль?

— Фрейд.

— Вы читаете Фрейда?

— Приходится.

— И что же вы там почерпнули?

— Фрейд утверждает, что человек берет силы для жизни из трех источников, а именно: удовлетворенности своей профессиональной деятельностью, удовлетворенности в интимной жизни и алкоголя как искусственного стимулятора получения удовольствия от жизни.

— Интересно.

— Так вот, профессор, если кривые профессионального успеха и сексуального удовлетворения идут вниз, линия вина идет вверх.

— Ну что ж, Шанталье, исследуйте этот вопрос и расскажите нам.

— Хорошо, профессоре.

— Как вы меня назвали?

— Извините, профессор.

— Да не за что извиняться, профессоре меня тоже вполне устраивает, видно, поездка в Италию не прошла для вас зря.

— Я тоже хочу в Италию, — Анлор тихо подсела к Максу.

— Да, да.

— Макс ты меня слышишь?

— Конечно.

— Я говорю про Италию.

— Это очень хорошо, — Макс был полностью погружен в свои мысли.

— Давай съездим на выходные в Италию, я возьму у родителей машину.

— Я рад за тебя.

— Что?

— Ничего, просто рад, что ты хочешь в Италию.

— Ты давно там был последний раз, ну кроме этой твоей поездки?

— Да.

— Что да?

— На Рождество.

— А говоришь давно.

— Это было Рождество девяносто третьего года.

— В смысле?

— В смысле в прошлом веке.

— И ты не был в Венеции?

— Нет.

— А мне там понравится, я знаю.

— Хочешь посмотреть на шабаш ведьм?

— Ну ладно, что ты теперь все время будешь это вспоминать?

— А почему нет, из тебя бы вышла отличная ведьмочка.

— Если хочешь, я могу надеть костюм ведьмы на карнавал.

— А работать кто будет? Скоро сбор урожая.

— Зачем работать, Макс, мы молоды и должны брать от жизни все.

— Хорошо, ты бери все, что хочешь, а мне нужно учиться и работать.

— Макси, это так скучно.

— Такова жизнь.

— Но ты же итальянец…

— Для тебя я француз.

— Почему?

— Потому что мы во Франции.

— Хорошо, но обещай мне, что когда мы поедем в Венецию, ты превратишься в итальянца.

— Я не знаю, как это сделать.

— Но, Макси, это очень просто: надо все время веселиться.

— Я не знаю, у меня не получится.

— Макси, а как же «Dolce vita»?

— Не понимаю, о чем ты?

— Хорошо, я тебе расскажу. В отдельные годы венецианский карнавал длился до полугода. Венецианцы просто не могли остановиться в своем веселье.

— Ну, вторую половину года они все-таки что-то делали.

— Наверное, я не знаю.

— Так, — сказал Макс, — ну если они начинали веселиться в конце февраля, значит, через полгода они начинали все-таки работать.

— Ну, Макси, это так скучно.

— Так значит, через полгода, это получается… это как раз время сбора урожая. Ну вот, видишь, даже вечно веселящиеся итальянцы понимали, что нужно собирать виноград.

— Что ты говоришь?

— Ну какой праздник без вина? А для того чтобы получить вино, надо все-таки немного поработать: вино само как-то не получается.

— Макси, ну при чем здесь это, опять ты про свое вино.

— Анлор, если выпить все вино, то карнавал будет скучным.

— Ну ты опять все портишь.

— Как это опять, мы вроде бы с тобой будущие виноделы.

— Ну я не про это.

— А про что?

— Ну, например, про маски, ведь это венецианцы позаимствовали их на Востоке, с которым активно торговали и которым восхищались. Венеция вообще презирала Европу, средневековую. А что там было ценного? Ничего — монархии, инквизиция, болезни и мракобесия. Таинственный и намного более древний мир лежал на востоке, и Венеция много брала оттуда.

— Господи, Анлор, откуда ты все это знаешь, ты меня просто пугаешь своими познаниями.

— Я не обижаюсь на тебя.

— Что значит «не обижаюсь», я наговорил тебе столько комплиментов.

— Да, я поняла, ты хотел сказать, что удивлен, откуда глупая девчонка так много знает.

— Да нет же, я правда удивлен.

Анлор ничего не ответила, но заговорщически улыбнулась и прильнула к уху Макса.

— На создание маски венецианцев натолкнула одежда женщин Востока. Полностью закрытое лицо, видно лишь движение глаз.

Анлор говорила шепотом, и Макс чувствовал ее горячее дыхание и запах парфюма. Макс начал сдаваться.

— В каком еще городе мог появиться Казанова, — продолжала Анлор, — только в Венеции, если здесь по полгода карнавалы, а все бесстыдство и похоть можно спрятать под маской.

— Анлор, ты меня соблазняешь.

— Может быть…

— Может быть?

— Может быть, там все сложится, как надо.

— Как надо, Анлор, что ты имеешь в виду, что значит как надо, как надо тебе?

— Нет, не мне, а нам.

— Значит, ты заговорила о нас, это интересно.

— Конечно, о нас, милый, я хочу, чтобы мы поехали в Италию и ели спагетти каждый день, настоящие итальянские спагетти.

— Настоящие!?

— Да, самые настоящие.

— Тогда нам с тобой придется ехать в Китай.

— Какой Китай, Макс, что ты говоришь?

— Спагетти — это фамилия итальянца, который привез рецепт приготовления тонких длинных макарон из Китая. Вместе с Марко Поло господин Спагетти путешествовал по Китаю, так что итальянские спагетти — это китайская лапша.

— Ты не хочешь со мной в Италию?

Макс уже не слышал, что он говорил, он не слышал себя. Он вдруг явно ощутил приближение чего-то радостного и необычного, это было ощущение перемен, это чувство особенно ярко в молодости, когда еще все возможно, когда никто и ничто не мешают твоим мечтам. В молодом организме часто возникают такие радостные ожидания, как будто беспричинные, но дающие ясно почувствовать: все ненужное скоро исчезнет, а что-то главное войдет в твою жизнь.

Утром его разбудила мать.

— Привет, ма.

— Доброе утро, сынок, как спал?

— Очень хорошо, а чем это пахнет?

— Бельгийскими вафлями.

— С шоколадом?

— Да, как ты любишь.

— Отлично.

— Спускайся, я тебя жду в столовой.

Макс лениво надел халат, умылся и спустился в столовую.

— Как дела в университете?

— Хорошо.

— Тебе там нравится?

— Да, очень, а почему ты спрашиваешь?

— Просто, я же мать, мне интересно.

— Что тебе интересно?

— Все.

— Понятно.

— Как у вас с девушками?

— Спасибо, мам, было очень вкусно, — Макс быстро допил кофе и убежал.

Макс стоял в коридоре университета и переписывал расписание лекций на новый семестр: «Микробиология вина», «Технохимический контроль виноделия», «Технология вина», «Химия виноделия».

— Макс, привет, — это была Анлор.

— Привет.

— Что изучаешь?

— Расписание.

Анлор только поморщилась.

— Ты хочешь идти на все лекции?

— Да.

— Шанталье, это скучно, разве ты не знаешь?

Макс ничего не ответил и пошел на лекцию по микробиологии виноделия.

— Итак, — начал преподаватель, — первым вино под микроскопом увидел Левенгук. В своем письме Королевскому обществу в Лондоне в 1687 году он подробно сообщает о микроскопическом исследовании вина. Работы по химическому анализу спиртового брожения начал еще Лавуазье. В начале девятнадцатого века Луи Жак Тенар, а впоследствии и Берцелиус изложили основы теории брожения. Они доказывали в своих работах, что именно дрожжи превращают виноград в вино. Это была революция, сравнимая с заявлением Коперника и Галилея.

— Еще одна французская революция! — выкрикнул кто-то из студентов.

— Господа студенты, я хотел бы сразу определить правила нашего с вами совместного поведения, вы имеете право задавать вопросы, но ваши реплики с мест я не потерплю: у нас серьезный предмет и он требует серьезного к себе отношения.

— А вот Жюно… — заикнулся кто-то из аудитории.

— Профессор Жюно любит подискутировать со студентами, но хочу вам еще раз заметить, здесь не дискуссионный клуб, а лекционный зал.

Все замолчали.

— Итак, Пастер представил Наполеону III свой труд «Исследование о вине, его болезнях и причинах, которые его вызывают. Новые способы сохранения и старения вина».

Новая революция — выступление Мюллера из Тургау в 1890 году на конгрессе виноделов в Вормсе, где он выдвигает свою теорию забраживания. Он предложил отжимать небольшое количество отборного спелого винограда, чтобы вызывать в полученном соке размножение нужных винных дрожжей, а затем прибавлять забродивший сок в общую массу винограда.

Другой исследователь вина Фланзи проводил опыты на крысах. Одной группе давали вино, настоянное на кожице винограда, другой давали вино, снятое с осадка и бродившее само по себе. Во втором случае наблюдались задержка роста крыс и дегенеративные признаки. Автор предположил, что кожица и гребни винограда содержат вещества, смягчающие действия спирта на организм.

Лекция окончилась, и Макс сразу же пошел домой. В группе он ни с кем особенно не сдружился, если не считать Анлор. Но Анлор совсем не стремилась хорошо учиться и часто сбегала с лекций. Так что пообщаться на профессиональные темы было не с кем, если не считать профессора. Вернувшись домой, Макс сразу же направился на кухню. Мать готовила обед.

— Привет, ма.

— О, Макси, ты уже вернулся, как лекции?

— Отлично.

— Как девушки?

— Ты же уже спрашивала меня утром.

— Но ты ничего не ответил.

— Мам, а что я должен рассказывать тебе?

— Ты ничего не должен, я просто тебя спрашиваю.

— Хорошо, тогда скажи мне, зачем женщины учатся?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну вот Анлор, зачем она учится, она же не пойдет убирать урожай или следить за вином в погребе.

— Но разве это главное?

— Конечно, ведь это наша работа, а она пропускает половину лекций.

— Но, сынок, для женщины главное — не это.

— А что главное?

— Дети, семья, муж.

— Тогда зачем она учится?

— Ну чтобы…

— Мама, она не винодел.

— Ну сынок, нельзя так.

— Она не будет делать вино, я знаю.

— Но все-таки нельзя так судить.

— Мама, ее не интересует вино.

— Зато я смотрю, она тебя сильно интересует.

— Да, но с ней, как на вулкане.

— А ты как хотел?

— Не знаю, но она немного странная.

— Ладно, поешь и иди отдыхай, много учиться тоже вредно.

На следующий день первой парой в расписании Макса шла лекция по химии виноделия.

— Итак, господа студенты, колебания содержания уксусной кислоты в вине могут быть довольно значительны, даже если вино совершенно здоровое и процесс брожения прошел нормально. Это зависит от расы дрожжей, от температуры брожения, концентрации сахара и т. д. Однако определяющим фактором является все-таки раса дрожжей.

Макс оглядел аудиторию. Анлор сидела на последнем ряду и болтала с подружками. «Ну, конечно, ей скучно, — подумал Макс. — Зачем ей знать про уксусную кислоту и расу дрожжей, в жизни девушки есть много вещей и поинтереснее».

— Записываем далее, тем не менее, при всех условиях в белых здоровых винах обычно содержание летучих кислот, а именно уксусная кислота, всегда превалирует, не бывает выше 1,5 грамма на литр, а в красных и десертных винах выше 2 граммов на литр. Уксусная кислота также встречается в виде сложных эфиров и в эфирных маслах многих сортов винограда.

При заболевании вина, мы имеем в виду уксуснокислое скисание, она появляется в больших количествах, однако, прошу обратить на это ваше внимание, господа студенты, уже при крепости вина 15 процентов спирта уксусное скисание невозможно. Именно этот факт и лег в основу производства крепленых вин, например, мадеры. В уксусной кислоте содержится свинцовая соль, которую называют «свинцовым сахаром», она обладает сладким вкусом, но при этом ядовита.

Макс изредка записывал за лектором и не переставал думать об Анлор. Когда лекция закончилась, Анлор сама подошла к Максу.

— Ну что, будущий винодел, ты все запомнил?

— Да.

— А почему ты никогда ничего не записываешь?

— Я так все запоминаю.

— Таких умных не бывает.

— А ты все записываешь?

— Нет, мне не надо.

— Как это не надо?

— Мой отец и так меня научит, как делать вино.

— Тогда зачем ты поступила в университет?

— Шанталье, ты правда такой наивный.

— Я тебя не понимаю.

— Девушки приходят в университет не для того, чтобы учиться.

— А для чего?

— Чтобы найти мужа.

— Какого мужа?

— Да, Шанталье, в вашем замке точно все с приветом. Ладно, пока, смотри не пропусти следующую лекцию, а то профессор не переживет.

Следующей в расписании стояла лекция профессора Жюно:

— Бактерицидное действие вина имеет многогранный характер. Многолетние опыты показали, что бактерии тифа и холерные вибрионы, кишечная палочка, дизентерийные палочки гибнут в вине, даже разбавленном наполовину водой. В зависимости от сорта и возраста вина на это уходит от 20 минут до нескольких часов. Живучими оказались бактерии туберкулеза. Вино убило их только через неделю после введения.

— Профессор, ну тогда больным туберкулезом нужно прописывать недельный интенсивный курс энотерапии.

— Друзья мои, я ценю ваше чувство юмора, и тем не менее мы говорим о серьезных вещах. Впервые вино в лечебных целях начали давать солдатам во время Первой мировой войны.

— Ну конечно, наша армия без вина воевать не могла.

— Не угадали, Шанталье, вино как лекарственное средство впервые начали выдавать в австро-венгерской армии. Венгерский ампелографический институт накануне Первой мировой завершил исследования по воздействию вина на тиф и туберкулез и рекомендовал армейскому командованию выдавать солдатам и офицерам вино для профилактики этих заболеваний.

— Профессор, если вино так полезно, почему мы его так мало используем в лечебных целях?

— Это хороший вопрос, на который у меня нет точного ответа. Могу вам сказать только одно, катализатором взрыва интереса к вину стали американцы. Только в 80-х годах прошлого века американцы, помешанные на здоровье, обнаружили «французский парадокс» и начали изучать полезные свойства вина. Но самое парадоксальное в том, что полезные свойства вина были изучены и протестированы научно еще русскими учеными-виноделами. Русские еще в 60-е годы выяснили все полезные свойства вина и, конечно, его главное свойство — протектора сердца и кровеносной системы.

— Русские?

— Это еще раз доказывает одну простую мысль: вино и виноград — это не наша собственность, у нас нет патента на них, это достояние мира и мир, может, удивит нас тогда, когда мы этого совсем не ждем.

— Профессор, но ведь мы не можем уследить за всем миром.

— Обязаны, как цитадель виноделия мы должны собирать информацию отовсюду.

— Зачем, профессор, пусть они делают свое вино, а мы будем делать свое.

— Мир изменился, господа.

— Разве настолько сильно?

— Да, вот вам еще на закуску — потрясающие данные о взаимодействии вина и антибиотиков. Казалось бы, все знают, что алкоголь и прием антибиотиков не совместимы. И здесь опять в который раз вино доказывает нам, что воспринимать его как алкоголь нельзя. Это очень сложный биохимический напиток с содержанием природного, исключительно органического алкоголя.

Чаще всего встречается синергический эффект, то есть вино усиливает действие антибиотиков в крови. Самое потрясающее, что науке точно известно, что вино усиливает действие антибиотиков пеницеллиновой группы.

Люди глупы и с удовольствием потребляют лекарства, произведенные химическим путем. Миллиард человек в мире пьют таблетки для понижения холестерина. Они не могут поверить в то, что 300 граммов недорогого красного вина лучше справятся с этой проблемой. Они даже соглашаются, когда им об этом рассказывают, но потом все равно пьют химию. — Жюно закончил лекцию и обратился к Максу:

— Ну что, месье Шанталье, вы исследовали взаимосвязь между вином и женщиной в жизни мужчины?

— Да, профессоре.

— Ну что же, мы вас слушаем.

— Спасибо. Итак, Македонский покорил полмира, завоевал все, что можно, спал, с кем хотел, женился на Роксолане, к которой не испытывал никаких чувств. За всю свою короткую жизнь не испытал чувства любви ни к одной женщине. Александр ни разу в своей великой жизни не был влюблен в женщину.

Аудитория молчала.

— Дальше. Нерон не имел любящей жены, постоянно находился под влиянием матери. Ататюрк был женат всего два года, после чего жена от него ушла. Черчилль был одиночкой всю жизнь.

— То есть вы хотите сказать… — начал было Жюно.

— Да, профессор, и великий Сократ, который был несчастен в браке, выпил яд из чаши с вином, и герцог Кларенский легко расстался с жизнью, когда узнал, что любимая перешла на сторону врагов.

— А это что за история?

— В борьбе за английский трон герцог проиграл, и его возлюбленная предала его. Когда ему предложили выбрать себе смерть, он попросил утопить его в бочке с мадерой и бросить в Темзу.

— Великая смерть.

 

6

Учебный год подходил к концу, и Макс шел на последнюю лекцию Жюно.

— Сегодня у нас последняя лекция в этом году, и я хочу дать вам пищу для размышления на время ваших каникул.

— Профессор, но ведь мы уходим на отдых.

— Винодел отдыхает тогда, когда все работают, и работает тогда, когда все отдыхают.

— Но, профессор…

— Но, да, есть место на Земле, где все наоборот.

— Это как, профессор?

— С ног на голову.

— И где это?

— В Чили.

Аудитория смолкла и ждала чего-то нового.

— Сегодня мы поговорим о Чили.

— Профессор, а почему именно о Чили?

— Потому что нигде больше нет такого французского присутствия.

— Профессор, вы хотите сказать, что французы работают в Чили?

— Да, друзья мои, не просто работают, а делают из Чили новую винодельческую державу.

— Профессор, мы еще не отошли от русского шока, а вы нам рассказываете, что на конце света французы делают вторую Францию.

— Именно, друзья мои, именно. Чили — это и есть наш Эльдорадо. Первыми за океан пошли Ротшильды. И ничего удивительного. После разгромной дегустации в Париже в 1976 году, многие французы были в шоке. Ротшильды проиграли американцам. Они не могли понять, как никому не известные вина из Америки могли стать лучше, чем их французские гранды. И главное, кто и когда успел их сделать.

Ротшильды поняли: то, что нельзя победить, нужно возглавить. Древняя итальянская мудрость, друзья мои. Они нашли лучшего калифорнийского винодела Мондави, как ни странно, тоже итальянца, и вместе с ним сделали «Опус Ван» в Калифорнии.

— А при чем тут Чили?

— А потом самое невероятное: аристократичные и консервативные Ротшильды пришли в Чили — не в Австралию или Новую Зеландию, а именно в Чили.

— Почему, профессор?

— Потому что они разглядели в Чили новую угрозу, разглядели раньше других.

— Может быть, они знали что-то, чего не знали другие?

— Не знали, а предвидели, они поняли раньше других, что Чили взорвет мировые рынки качественным и недорогим вином, и чтобы и здесь не потерять инициативу, они вошли в Чили раньше, чем Чили атаковали нас.

Да, да, Ротшильды начали делать чилийское вино, когда о нем еще мало кто знал. Вместе с местным гигантом «Конча и Торо» они создали главное вино Чили — «Альмавиву». Вслед за ними двинулись и другие. Собственно, Чили для всего мира открыли Ротшильды.

— А что потом?

— За ними потянулись другие французы.

— Только французы?

— Нет, и испанцы, и американцы, но парадокс состоит в том, что ни в одной стране мира нет столько французских проектов, за пределами самой Франции.

— Аргентина, профессор, вы же рассказывали нам, что это винная супердержава Нового Света.

— Да, она производит вина больше, чем Чили, но из серьезных французов там можно найти только боковую ветвь лафитовских Ротшильдов, барона Бенджамина Ротшильда из медокского Шато Пейре-Лебадо, да, пожалуй, проект «Шато Шеваль Блан».

— И все, профессор?

— Из французов, пожалуй, все, а вот настоящая сенсация, так это винодельня «Чакра», которую открыла итальянская «Сассикайя».

— И что они там выращивают, профессор? — моментально оживился Макс.

— Пино Нуар.

— В Аргентине?

— Да, Шанталье, в Аргентине.

— Фантастика!

— Это не фантастика, а реальность, мои дорогие, и все эти факты еще раз доказывают мою основную теорему.

— Теорема Жюно! — выкрикнул кто-то из студентов.

— Я не возражаю, пусть будет так. Так вот, мир стал слишком маленьким, чтобы мы его не замечали, великие вина могут появляться оттуда, откуда мы их не ждем.

— Скажите, профессор, а вы тоже разделяете этот ажиотаж?

— Вопрос, как всегда, неоднозначный, друзья мои. Я всегда буду стоять на том, что наша земля родит самые лучшие вина мира, но не единственные, и мы должны это понимать.

— И что, вы призываете нас всех ехать искать это чилийское Эльдорадо?

— Нет, не призываю, да это и не нужно, но если кто-то из вас ищет чего-то необычного, то это необычное именно там, и правда состоит еще в том, что к этому феномену причастны мы, французы. Это мы сделали Чили известной на весь мир, вот такой вам «французский парадокс».

— Расскажите нам подробнее, профессор.

— Ротшильды из Лафита были первыми из французов, но не первыми из иностранных виноделов.

— А кто был первым?

— Мигель Торрес, из Каталонии, он раньше всех рассмотрел потенциал этой страны, дальше были Ротшильды обоих замков. Потом «дружеская авантюра» Брюно Пратса с Полем Понталье вылилась в винодельню «Аквитания», французы из «Касса Лапостоль», которые пригласили Мишеля Роллана и создали вино «Кло Апальта», Мишель Ларош из…

— Бургундии, — Макс перебил Жюно.

— Да, из Бургундии.

— Позвольте, профессор, а эти-то там что выращивают?

— Тоже, что и во Франции — Пино Нуар и Шардоне, и не только они, еще одна известная бургундская фирма открыла винодельню в Андах — это «Уильям Фэвр».

Аудитория молчала.

— В Чили есть даже шато.

— Вы нас разыгрываете.

— Нисколько, Шато «ЛосБолдос», конечно же, принадлежит французам, а на этикетке их главного ассамбляжа стоит надпись «Гранд Крю».

— Не может быть!

— Вот видите, сколько интересного из того, чего вы еще не знаете.

— Профессор, неужели столько наших соотечественников?

— И не только, не только французы. Серджио Таверсо, например, — сам чилиец. Он 30 лет делал вина в США, потом все бросил и вернулся домой, делать чилийское вино.

— И что, преуспел в этом деле?

— Да, гораздо лучше, чем в США.

— А что же американцы?

— Конечно, есть союз Мондави и чилийской «Калитерра».

— А итальянцы?

— И итальянцы тоже, Шанталье.

— Не может быть.

— Может, это информация для суперснобов: винодельня «Пунто Ногаль», которую открыли… Банфи.

— Банфи?

— Да, друзья мои, те самые консервативные до мозга костей Банфи, что делают классическое «Брунелло де Монтальчино» в Тоскане.

Макс вернулся домой переполненный ожиданием чего-то неясного и грандиозного.

— Отец, что ты думаешь о Чили?

— Странный вопрос.

— Жюно нам сегодня рассказал о Чили.

— Жюно, странно.

— Да, он нам намекнул, что там настоящее Эльдорадо, а мы все конкистадоры вина.

— Не ожидал от вашего профессора.

— Мы сами от него не ожидали.

— А ты сам что об этом думаешь?

— Не знаю, отец, ну я что-то пробовал, но специально в эту тему не вникал.

— И что он вам рассказал?

— Про наших, которые открыли там винодельни.

— Про наших, значит?

— Да.

— Да, — отец таинственно улыбался, но молчал.

— Почему ты молчишь?

Грегуар продолжал молчать и смотреть куда-то в пустоту.

— Ты помнишь Роббера?

— Да, это какой-то наш дальний родственник.

— Это мой двоюродный брат. Роббер давно уехал туда.

— Роббер в Чили?

— Да, сынок, уже пять лет.

— Неужели там что-то есть?

— Он и меня зовет все время, — не замечая вопросов Макса, продолжал отец.

— Папа, ты слышишь меня?

— Да, сынок.

— Ты слышал, что я тебя спросил?

— Слышал, я думаю, что там что-то есть, если даже владелец «Ко» бросил свой мистический замок ради Чили, значит там что-то есть.

— А что делает Роббер?

— Он помешался на карменере и делает вино, которое назвал «Asinus in tegulis».

— И как это переводится?

— Осел на крыше.

— Чего?

— Макс, все Шанталье немного с приветом, привыкай.

— Ладно, пусть осел, но это что-то значит?

— Да, он хочет удивить весь мир своим карменером.

— Да я не про это, что это значит — «осел на крыше»?

— Это римская поговорка, как объяснил мне Роббер, это значит что-то невиданное, необычное.

— Я боюсь спросить, как выглядит его этикетка.

— И правильно боишься.

— Что так плохо?

— Не знаю, это кому как, но у него на этикетке фиолетовый осел.

— Ты пил это?

— Да, он присылал ящик.

— Что-то осталось?

— Возможно. Ты хочешь дегустировать?

— Да.

— Хорошо, сейчас принесу.

Отец ушел в погреб и вернулся с двумя бутылками чилийского и тарелкой с камамбером и бри.

— Ну что, пробуй.

Макс налил себе немного, вино было абсолютно черным и тяжелым, оплывало по стенкам бокала не спеша. Макс поднес к бокалу нос и всеми легкими втянул ароматы.

— Ну что?

— Что-то необычное.

— Конечно, буйство ароматов и беспредел чувств.

— Отец, тебе это тоже нравится?

— Нет, сынок, нравится — это не то слово, я очарован этим вином, как очаровываются женщиной.

— Значит, ты больше не любишь маму?

— Макси, я тебя не понимаю.

— Папа, ты все понимаешь.

Макс выпил еще полбокала.

— Ну как?

— Мне это нравится, не думал, что карменер может быть таким роскошным.

— Там растут старые настоящие лозы, там виноград «Карменер» — французский. Там растет настоящее французское вино.

— Как это, а что же растет у нас?

— У нас уже не французский виноград.

— Как не французский?

— Вот так, мой друг, французское вино на самом деле не совсем французское.

— Как это, не совсем французское, папа, что за абсурд?

— Филоксера убила его.

— Что за филоксера?

— Это насекомое, которое уничтожило весь виноград Европы.

— Весь?

— Да, это была катастрофа, сравнимая со Всемирным Потопом, никто не знал, что делать: она съедала корни лозы, и лоза умирала.

— И что?

— Сначала мы перебрались в Италию, там, в Италии, родился твой дед.

— Арсен родился в Италии?

— Да, именно оттуда у него такая горячая любовь к итальянским женщинам.

— А откуда взялась эта гадость?

— Кто-то привез лозы из Калифорнии, а они были заражены филоксерой.

— А почему они не погибли?

— В этом все и дело, американские лозы имели иммунитет против филоксеры, а европейские нет.

— Почему?

— Да никто не знал, почему. Сколько было самоубийств среди виноградарей. Вся Франция и Париж даже не представляли, что здесь был ад.

— И что потом?

— В Бордо долго искали спасения.

— И?

— Начали прививать нашу лозу к американской.

— Это как?

— Очень просто, мы получили иммунитет, теперь вся лоза привитая, это союз американца и француженки.

— Вот это да.

— Да, а настоящая французская чистая лоза теперь в Чили и Аргентине, ведь там теперь живут наши самые древние лозы «Карменер» и «Мальбек». После филоксеры их почти не высаживали, но это старички Бордо, из них «Бодо» выросло. «Каберне» очень молодо по сравнению с ними.

— Значит, там настоящее вино?

— Ну, так говорить нельзя, там ведь и земля другая…

Отец задумался, как будто представлял себе эту землю.

— Сын мой, страсть и любовь больше не живут во Франции. Ты думаешь, почему полки наших магазинов завалены винами Чили и Аргентины? В них страсть, буйство красок и эмоций, а в наших — сдержанность и гармония. Мы даже изгнали карменер и мальбек за их капризность и буйство. И вот они вернулись к нам, рожденные другой землей.

Макс решил, что теперь он точно может поговорить с отцом.

— Ты сказал, что страсть и любовь больше не найти здесь?

— Да.

— Тогда зачем мы живем?

— Я тебя не понимаю.

— А чего здесь непонятного отец? Арсен ненавидел женщин, вы с мамой, как чужие люди, я не понимаю женщин, зачем это все. Я хочу делать вино и быть счастливым, но оказывается, без них я не могу быть счастливым.

— Ну вот, видишь, ты уже знаешь, что нужно для счастья.

— Папа, три поколения нашей семьи несчастливы.

— Ну, так нельзя говорить.

— Конечно, говорить нельзя, но думать-то можно.

— А почему ты себя записал к нам?

— Не знаю, но сейчас я не могу понять женщин.

— Да я никогда об этом не задумывался.

— Ты не веришь женщинам?

— Никогда и ни при каких обстоятельствах.

Грегуар опять замолчал, не зная, что сказать сыну.

— Ладно, папа, пойдем спать.

— Сынок, ты мне не нравишься.

— Папа, я сам себе не нравлюсь.

— Почему?

— Меня мучает один и тот же вопрос, как получить женщину, о которой ты мечтаешь.

— Я не знаю, что тебе сказать.

— Ну вот, видишь, счастья нет, это обман.

— Ты знаешь, мой дед Юбер, твой прадед, прожил девяносто восемь лет, из них восемьдесят лет в браке с моей бабушкой.

— Ну и что?

— Бабушка умерла, а дед прожил после этого еще четыре года и был совершенно счастливым человеком.

— Это как?

— А вот так, мы тоже думали, что он уйдет вслед за бабушкой, сгинет от горя.

— А он?

— Он прожил эти последние годы, светясь от счастья.

— Почему?

— Мы тоже спросили его, почему.

— И что он сказал?

— Он сказал, что самое большое счастье заключается в том, что горечь потери досталась ему, а не его любимой жене, и именно это делало его счастливым.

 

1

— «Лакрима Кристи», — прочитала Моника.

— Да, что это может значить, мама?

— «Слезы Христа» по-итальянски.

— Это мне понятно, но что это может значить для нас?

— Не знаю, сынок.

— Да, очень странно, отец ведь в Бога не верит, зачем ему эти загадки?

Моника просмотрела записку еще раз:

— Не знаю, Макси, все путается у меня в голове — его исчезновение, а теперь еще и эти «Слезы Христа» и «Подвалы Дьявола».

Макс тоже растерянно перечитывал короткий текст записки.

— Подвалы — это уже какая-то связь с вином, но почему они называются «Подвалы Дьявола», вот это интересно.

— Да, Макси, твой отец всегда любил эти глупые тайны, вместо того чтобы просто любить меня.

— Ладно, мама, пойду, подумаю.

— Иди, сынок.

Макс сел на диван в комнате и десятки раз повторял про себя одно и то же — «Слезы Христа», «Подвалы Дьявола». Что отец хотел сказать этим, какую информацию он зашифровал для него? Гадать было бессмысленно, и Макс решил поискать информацию в Интернете. Набрал в поисковике «Слезы Христа», потом «Подвалы Дьявола». Из того, что ему выдал Интернет, понятным не было ничего. «Касильеро дель Дьяболо» — подвалы дьявола, марка известного чилийского вина, «Диаболос» — марка австрийского вина из бургенланда, в Америке обнаружилось вино «Доминус», то есть Бог, в Бургундии марка вина — «Иисус младенец», но особенно удивило вино из Румынии — «Кровь Дьявола». Потом вот еще оказалось поместье модельера Роберто Кавалли во Флоренции с названием «Усадьба Богов», где тоже делали вино.

Черт-те что из этого можно понять — подвалы дьявола, усадьбы богов и это смехотворное — кровь дьявола, хотя Румыния — это страна Дракулы, может быть, это он и добывает там кровь дьявола.

На запрос «Слезы Христа» пришло два ответа. Это марка вина, производимая на юге Италии в области Кампания винодельней «Мастроберардино». Но вот дальше было что-то странное и невероятное — вино с названием «Лакрима Кристи» производилось в России с XIX века. Итак, два вина с названием «Лакрима Кристи» — одно делают в Италии, другое в России. То, что вино с названием «Лакрима Кристи» делают в Италии, было понятно, но вот как вино с этим же названием могло оказаться в России, Макс не понимал вообще. Правда, он вспомнил свой доклад о винах России, который делал по просьбе Жюно. Там было много сюрпризов. Россия оказалась винодельческой державой Восточной Европы. И вот новый сюрприз. Зашифрованная отцом записка, написанная по-итальянски, получила странное продолжение в России.

Макс находился в совершеннейшей растерянности и не понимал, с чего ему нужно начинать. Неожиданно пришло решение — для начала нужно попробовать все эти вина. Зачем, он не знал, но вдруг дегустация натолкнет его на начало поисков? Он просто не знал, в каком направлении нужно было идти, и главное, куда и зачем. Он пока вообще не понимал, во что он ввязывается. Зачем отец втянул его в это, куда он исчез и исчез ли добровольно?

Все эти вопросы не давали ни минуты покоя. Макс забыл про учебу, забыл про Анлор. У него появилась цель, которая оказалась больше, чем вся его предыдущая жизнь.

На следующий день, едва проснувшись, Макс побежал в магазин Мишеля, где продавались вина со всего мира, и в том числе и их, Шанталье, вина.

— Привет, Мишель.

— Привет, Макс, ничем не могу тебя порадовать. Ваши вина…

— Извини, Мишель, сегодня меня не интересуют наши вина.

— Ну ладно, чем могу тебе помочь?

— Мне нужны вот эти бутылки, — и Макс протянул список вин, которые должны были послужить ключом к разгадке отцовского ребуса.

— Ага, ну давай посмотрю, что у нас есть.

Мишель возился полчаса и выставил галерею бутылок для Макса.

— У тебя денег-то хватит?

— А что?

— Да ничего, тут есть бутылки за сто пятьдесят евро.

— Сейчас разберемся.

От калифорнийского доминус пришлось отказаться сразу, цена была заоблачной. Макс не сильно расстроился, потому что вино точно не имело отношения к записке. Макс купил чилийское каберне совиньон под маркой «Подвалы дьявола», итальянское «Лакрима Кристи», австрийское «Дьяболос», пришлось раскошелиться на «Иисуса младенца», очень недешевое бургундское. Из недоступных оказалась только «Кровь Дьявола», но ее, по всей видимости, можно было купить только в Румынии, а ехать сейчас в Румынию Максу не сильно хотелось.

— Итого триста тридцать евро, — спокойно произнес Мишель.

— А как насчет вина из Румынии?

— А где это Макс? — весело спросил Мишель.

— Понятно, вообще-то это Европа.

— Ты серьезно?

— Серьезнее не бывает, это недалеко от Италии.

Мишель был явно расстроен.

— Но Макс, у меня ничего нет из этой страны.

— Значит, пора завести, ради разнообразия.

— Хорошо, я посмотрю что-нибудь для тебя.

— Я тебе дам хороший бесплатный совет: там есть уникальное вино — «Кровь Дьявола».

— Что?

— Старушки будут в экстазе, ты только представь, что о тебе будут говорить.

— А что будут говорить?

— Старина Мишель продает кровь дьявола, прямые поставки из замка Дракулы.

— Да, это надо попробовать.

— Обязательно, я тоже возьму немного для дня рождения, ладно, спасибо, пока.

Макс заперся в своей комнате, расставил бутылки и начал их изучать. Этикетка чилийского каберне, была девственно белой. Никаких намеков на подвалы дьявола. Правда, на оборотной стороне бутылки Макс все-таки нашел краткое и весьма странное объяснение названия вина. Оказывается, фирма, производящая это вино — «Конча и Торо» — еще в девятнадцатом веке распространила слух, что в их подвалах обитает дьявол. Делалось это для того, чтобы отпугнуть воров, промышлявших в винных подвалах грабежом. Так, с подвалами дьявола стало что-то понятно. Но эти подвалы в Чили, а «Слезы Христа» делают в Италии. Какая тут может быть связь?

Потом Макс открыл бутылку красного «Лакрима Кристи». Вино оказалось очень терпким и кислотным, но с мощной структурой и почти чернильного цвета. Сопоставляя вкусы этих двух вин, Макс не нашел ничего, что бы их объединяло или связывало. Никаких ассоциаций.

— Так, на сегодня хватит, — сказал он сам себе, — продолжим завтра, — и тут же провалился в продолжительный безмятежный сон.

Проснулся Макс в половине первого. Он уже давно так хорошо не высыпался. Настроение было превосходным, весь мир казался родным и близким. Макс дождался обеда, чтобы продолжить дегустировать вина. Австрийский «Дьявол», как и предполагал Макс, оказался маркетинговой пустышкой. Завершало дегустацию бургундское «Иисус младенец». Макс ждал от этого вина откровения. Но оно оказалось более чем сдержанным, и тайны в нем никакой не обнаружилось. Макс понял, что свойства этих вин не несут в себе никакой разгадки. Весь смысл в игре слов. Начало и конец ребуса лишь в названиях вин. Макс выстроил бутылки в ряд.

Итак:

ЧИЛИ

ИТАЛИЯ

АВСТРИЯ

ФРАНЦИЯ

Из неевропейцев оказалась только Чили, но это естественно, отец ведь уехал туда. Странно было бы, если бы в загадке не было Чили. Вот что делать с Францией и Италией? С одной стороны, вроде бы никаких сомнений, речь в записке идет об итальянском вине «Лакрима Кристи», с другой стороны, при чем здесь Помероль, ведь это часть Бордо?

«Разгадку найдешь в Помероле», — еще раз перечитал записку Макс. Помероль — это Бордо, правый берег, а «Иисус младенец», — это вино из Бургундии. Это вообще другой конец Франции. Хотя название бургундского вроде бы указывало на слезы, младенцы ведь плачут — вот тебе и «Слезы Христа». Хотя с другой стороны, итальянское вино было дословным — «Слезы Христа». Но ведь на то они и загадки, чтобы не сразу разгадывались. Возможное итальянское «Лакрима Кристи» — это слишком просто…

«Так, а что у нас может быть в Помероле?», — рассуждал про себя Макс. Самый известный замок в Помероле — это «Петрюс». Ну да, Петрюс. А при чем тут это, там полно и других замков. Хотя Петрюс, — это ведь святой Петр, страж райских врат. Так ну и что мы из этого имеем? Пока ничего. Макс решил отложить поиски еще надень. Информации было много, но она никак не складывалась во что-то логичное и цельное. Утром Макс снова начал прочесывать Интернет.

— Так, будем разбираться с дьяволом. Что может значить — подвалы дьявола? Метафора красивая, но она должна что-то значить. Макс перерыл все поисковики в Интернете. Результаты были странными. В штате Вайоминг в США нашлась Башня дьявола, правда, там вокруг растет только кукуруза, так что подвалы, забитые кукурузой, для Макса не представляли никакого интереса.

А вот в Эквадоре обнаружился «Нос Дьявола». Макс пытался выяснить, что это, но Интернет упорно молчал. Макс начал размышлять. Эквадор в Южной Америке, что это значит, это значит, что Чили и Аргентина рядом и, возможно, какие-то люди выращивают виноград и в Эквадоре. Нос — это намек на вино, какой-никакой, но намек. Но что это может значить? Макс два дня пытался достать информацию про «Нос Дьявола» в Эквадоре. Он просмотрел сотни страниц в Интернете — и ничего.

Уже было три часа ночи. Макс перешел с одной ссылки на другую и не заметил, как заснул. Проснулся он полшестого утра. Компьютер «спал», только желтая точка в основании ноутбука говорила о том, что он в сети. Макс нажал первую попавшуюся в темноте клавишу и увидел — «Нос Дьявола. Что скрывает Нос Дьявола». Макс машинально навел курсор на экран. В этот момент связь исчезла. Пару минут компьютер шумел, наконец — доступ в Интернет. Нос Дьявола — гора с наклоном в 45 градусов. По старой узкоколейке паровоз поднимает туристов в Анды. Рельеф местности напоминает нос человека, ужас, который испытывают туристы от такого подъема — дьявольский. Ясно, не то.

Дальше было еще интереснее, один ресурс сообщал о «гримасе дьявола». Макс вошел на страницу. «Гримасой Дьявола» оказался мирно спящий вулкан в Исландии, недалеко от столицы страны. У него три кратера, два из них диаметром приблизительно двести метров напоминают глаза, а ниже расположен кратер диаметром пятьсот метров, напоминающий рот дьявола, пожирающий все сущее. Правда, к столь устрашающей картине была помещена объяснительная записка, из которой значилось, что вулкан в последний раз проявлял свою активность двести лет назад и навряд ли проснется в ближайшее время.

«Так, ну что, — решил про себя Макс, — все это интересно, но бесполезно, нужно начинать с соседей».

Подвалы должны быть в замках, это совершенно очевидно. Может быть, это действительно «Петрюс», ведь с чего-то надо начинать. Макс вообще не был уверен, проводят ли в замок экскурсии, но если даже и проводят, то кто ему, малоизвестному виноделу, будет показывать подвалы самого «Петрюса»?

Да, ребус накрутили нескладный. Хотя, может быть, именно в этом и разгадка. Все гениальное просто, и все эти ингредиенты таинственной записки есть суть одного единого целого. Правда, все дело портил этот непонятный допотопный Валтасар, который оберегал эти самые «Слезы Христа». Макс, конечно же, помнил о нем из учебников истории, помнил про пиры Валтасара, но ясности это не добавляло. Голова болела нестерпимо, надо было ложиться спать. Утро вечера мудренее…

Макс спал очень плохо, проснулся на рассвете и сразу решил спуститься в погреб. Он снова выставил все купленные им бутылки в ряд, долго смотрел на них, изучал этикетки, даты розлива и все больше понимал, что все это лишь приманка, пробовать вина незачем, их вкусы и ароматы ничего ему не скажут. Это всего лишь игра для чокнутых виноделов.

Макс решил все-таки съездить в Помероль, тем более что это не требовало особых усилий. Он сел за руль и уже через час оказался около «Петрюса». Никакого величественного замка он не обнаружил. Вокруг не было ни души, и ворота были закрыты. Стоял сентябрь, скорее всего, все обитатели замка были заняты урожаем.

Макс решил подождать, когда кто-нибудь появится у ворот поместья. Появились сборщики винограда и пара человек, похожих на людей нефизического труда.

— Я прошу прощения, я турист, могу я осмотреть замок?

— Турист?

— Да.

— А откуда вы с вашим акцентом?

— О спасибо, месье, я из Квебека, — быстро соврал Макс.

— Сожалею, сейчас все заняты сбором, а хозяева в Калифорнии.

— О, в Америке, так далеко.

— Да, там у нас тоже винодельня, и хозяин сейчас там.

— Да, да, конечно, я слышал об этом…

— Господь.

— Господь?

— Да, винодельня нашего хозяина называется «Доминус».

— «Доминус»? — чуть не теряя рассудок, переспросил Макс.

— Да, хозяин любит все эти христианские регалии.

— До минус?!

— Да, Петрюс и Доминус, Бог там, а Рай все-таки здесь.

— Спасибо.

— За что, месье?

— Да, я все понял.

Макс был просто сражен этим совпадением. Значит, вино, вернее, название, которое он не принял за важное — это элемент ребуса. Конечно, Доминус и Петрюс в Помероле. Конечно, отец не мог спрятать тайну далеко. Вероятно, их поместья связаны, и здесь что-то знают об отце. Все это обрадовало Макса, но ненадолго. Когда вернутся хозяева «Петрюса», неизвестно. Макс решил вернуться домой.

Дома он снова бороздил Интернет. Макс нашел еще несколько французских замков с христианской символикой. Самое интересное — винодельческое хозяйство Мишеля Роллана «Добрый пастырь», и тоже в Помероле. Такое ощущение, что все просто сговорились, неужели нельзя находить названия посовременнее, или так вино лучше продается? Для Макса все это было более чем странным. Как и все его поколение, он был далек от религии и не мог понять, почему для людей все эти названия так привлекательны.

Отец всегда учил его видеть во всем смысл, находить главное. Что было главным в записке — «Найди „Слезы Христа“». Вот главное — где они находятся. Кто их оберегает и где подсказка — это информация второго плана, главное — найти «Слезы Христа».

 

2

— Мама, я еду в Италию.

— Ты что-то раскопал?

— Да, ты была права: «Лакрима Кристи» делают в Кампании, недалеко от Везувия. И раз мы с тобой итальянцы, значит, отец хотел, чтобы я там что-то обнаружил. Насколько я понял, «Подвалы Дьявола» должны быть в Чили, но сейчас это не главное.

— Почему?

— Ну, пока это единственная версия, и потом ты же мне говорила, что он уехал к Робберу в Чили.

— Хочешь, я поеду с тобой? — вдруг спросила мать.

— Куда, в Чили?

— Да нет же, в Италию.

— Хорошо, соберемся сегодня, а поедем завтра.

На следующий день, рано утром Макс и Моника покинули Францию. Ближе к вечеру они уже подъезжали к границе с Италией. Моника давно не была на родине и ждала очень многого от этой поездки. Ей было приятно ехать домой с сыном, да еще и зная, что она нужна Максу. К вечеру они добрались до Неаполя. Погода стояла теплая и солнечная.

— Я пойду спать сынок, а ты иди, погуляй, не сиди в гостинице.

— Нет, мам, я очень устал, и завтра у нас с тобой серьезный день, я приму душ и тоже лягу спать.

— Хорошо, до завтра.

— Спокойной ночи, мама.

— Спокойной ночи, бамбино.

— Ты давно меня так не называла.

— Но мы ведь дома, сынок, здесь даже воздух другой.

— Ладно, пойду погуляю.

Макс забрел в первую попавшуюся локанду, небольшой винный погребок, где подают местное вино. Не успел он заказать вино, как вокруг него собралась компания очень веселых молодых людей, которые оказались французами.

— Макс, а почему вы один?

— Да я не совсем один.

— Сейчас вы совсем один, да еще в другой стране.

— Дело в том что я…

Последнее, что помнил Макс, — это как он с расстояния в полметра пытался поймать в рот струю вина из кувшина. Утром Макс очнулся в гостинице с жуткой головной болью. Это даже была не боль, а металлическая тяжесть в затылке. Любое движение вызывало обострение боли и мгновенную тошноту. Не было сил, чтобы поднять свое тело. Макс даже не мог вспомнить, что он пил. Получасовой горячий душ помог очень слабо. Макс был в ополчении ко всему трезвому человечеству. Вдруг зазвонил телефон, больно ударяя по перепонкам.

— Как ты спал, сынок?

— Не очень, мама.

— Это неудивительно, тебя привезли в гостиницу в пять утра.

— Привезли?

— Да.

— Кто?

— Что значит, кто? Ты был в невменяемом состоянии. Сынок, зачем ты так напился?

Макс ничего не мог вспомнить, разум дремал, и ему очень хотелось успокоить мать.

— Ма, а ты как?

— А я очень хорошо, мне всегда хорошо дома. Когда мы поедем?

— Наверное, надо было позвонить на винодельню, предупредить о приезде.

— Поедем завтра, ты сегодня навряд ли сядешь за руль.

— Да, мам, ты, как всегда, права.

— До завтра, сынок.

На следующий день, ближе к полудню, Макс и Моника оказались на винодельне «Мастроберардино». Секретарь внимательно выслушала их и попросила подождать около получаса. Через полчаса к ним буквально вылетел жгучий брюнет лет сорока пяти, уже что-то лепетавший очень быстро по-итальянски.

— Я вас приветствую, сеньора.

— Да, спасибо.

— Чем могу быть полезен?

— Вы знаете, сеньор, мы ищем… Луиджи, это ты?

— Господи, Моника, откуда ты здесь?

— Луиджи, неужели это ты, это не сон?

— Нет, Моника, это не сон, боги привели тебя ко мне.

Макс был в шоке. То, что его мать и этот человек друг друга знают, да еще и очень давно, было ясно, но что их может объединять? Его мать и этот мачо. Очень странно, ведь мать всегда любила только отца. Сама мысль, что у матери мог быть кто-то другой, казалась Максу кощунственной.

Вдруг Макс потерял нить разговора. Этот незнакомец начал говорить на странном языке. Моника не говорила ничего, но было видно, что она все понимает. Язык был странным вдвойне. Макс понимал, что это итальянский, но он слышал лишь отдельные слова, бессвязные и бесформенные. Он вроде бы слушал итальянца, но совершенно не понимал, о чем идет речь.

— Так, стоп, мама, что происходит?

— А что, сынок?

— Вы что, говорите на языке животных, я ничего не понимаю.

— Scusi, — виновато проговорил итальянец.

— Мама, о чем вы говорили?

— О тебе.

— Зачем?

— Он спросил о твоем отце.

— И что ты ему сказала?

— Ничего.

— Мама?

— Что ты сын француза.

— И что?

— Ничего.

— Так, мама, что происходит, кто этот человек, и на каком языке вы говорили?

— Простите меня, — Луиджи обратился к Максу, — я из Фриули.

— И что?

— Это другой язык.

— Другой, но ведь это был итальянский, но я ничего не понял, вы специально так говорили.

— Нет, Макс это не итальянский.

— Что это значит?

— Мы говорим на своем языке.

— Кто это мы?

— Жители Фриули, мы говорим на ретороманском. С тобой все в порядке, ты слышишь родной язык, но не понимаешь смысла, это нормально.

— Мама, откуда ты знаешь этот язык и откуда ты знаешь этого человека?

— Я потом тебе все объясню, не сейчас.

— Ничего не понимаю, что это за язык?

— Это древняя форма итальянского.

— Очень странно.

— Ничего странного, сынок. В Швейцарии тоже говорят на этом языке.

— Да, мама, оказывается, чудеса только начинаются.

— Что ты имеешь в виду, сынок?

— Сначала папа со своими чилийскими ребусами, теперь ты, говорящая на языке, который я не понимаю, я был уверен, что знаю своих родителей, но теперь я не уверен ни в чем.

— Молодой человек, Италия полна сюрпризов.

— И что у вас тут особенного?

— Много чего.

— Ну например.

— Например, самая древняя винодельня в мире.

— Ну, это еще можно поспорить.

— Да, твой сын настоящий француз, Моник.

— Он в отца пошел.

— До Колумба открылась это ваша старая винодельня? — Макс не унимался.

— Да, сынок, до Колумба.

— А конкретно?

— В середине двенадцатого века.

— Да нет, вы шутите, тогда еще и Европы толком не было.

— Конечно, но люди-то были, и они хотели радости и веселья.

— Ну и где эта винодельня?

— В горах Альто-Адидже.

— Где это?

— Это близко к Франции.

— Ладно, мальчики, я думаю, что нам всем не помешает немного вина.

Троица отравилась в ближайшее кафе.

— Что вас привело к нам? — начал Луиджи.

— Мы ищем отца.

В этот момент подошел официант, чтобы принять заказ.

— Что вы будете?

— Макс, что ты будешь?

— Американо.

— Хорошо, сеньоре.

Через пять минут официант принес заказ и поставил перед Максом бокал с искрящейся жидкостью. Макс, не задумываясь, отхлебнул и тут же отринул бокал.

— Что это?

— Что-то не так?

— Это алкоголь.

— Конечно, ведь ты заказал американо.

— Да, я хотел кофе.

Луиджи расплылся в улыбке и, наконец, расслабился. Этот юнец явно был французом во плоти.

— Сынок, у нас американо — это кампари с содовой и лимонным соком.

— Но я хотел всего лишь кофе.

— Хорошо, сейчас исправим. А ты что будешь, Моника?

— Чинар.

— Ты не забыла?

— Нет, Луиджи.

Повисла пауза.

— Луиджи, мы с сыном приехали к вам, мы ищем его отца.

— Хорошо, миа донна, не плачь, я помогу тебе.

— Mi sento svenire! — закричала Моника.

— Maledizione, — ответил Луиджи.

Она быстро пришла в себя.

— Ты женился?

— Нет.

— А дети?

— У меня два сына.

— Ты ее любишь?

— Кого из двоих?

Моника молча выразила удивление.

— У меня было две женщины и от каждой по сыну.

— А сейчас?

— Сейчас я один.

— Да, у меня тоже один, знакомься, это Макс.

— Что привело вас к нам?

— Отец, — начал Макс, — оставил нам странную записку перед своим исчезновением.

— Я могу на нее взглянуть?

— Да, пожалуйста, там весь смысл… в вине под названием «Лакрима Кристи».

— Да, я уже понял.

— Вы можете рассказать нам, что особенного в этом вине?

— Не знаю, что вы называете особенным, расскажу то, что знаю — «Лакрима Кристи дель Везувио». Мы делаем его на вулканической почве близ Везувия, из виноградной лозы «Пьедироссо», что буквально означает «окровавленные ноги». По преданию, кровь с ног Христа дала начало этой лозе, потому она и называется «Пьедироссо».

— Но это не более чем миф.

— Конечно, но, тем не менее, лоза действительно имеет название — «Окровавленные ноги», вино, носящее имя Бога, взращенное на земле дьявола.

— А при чем тут дьявол? — спросил Макс.

— Обычно вулканы сравнивают с преисподней.

— Очень интересно, — оживился Макс, — но ведь это то, что мы ищем, ведь в записке сказано — «Найди „Слезы Христа“ в „Подвалах Дьявола“».

— И что? — удивленно спросил Луиджи.

— Все сходится, — произнес вслух Макс, не замечая окружающих.

— Что сходится?

— Все, вино, соединяющее в себе силу света и силу тьмы. Значит, если вы делаете «Лакрима Кристи», то и «Подвалы Дьявола» должны быть где-то здесь.

Луиджи в полной растерянности посмотрел на Монику.

— Молодой человек, что вы хотите найти?

— Сам не знаю. Мы можем посмотреть ваши подвалы?

— Конечно, но что мы там будем искать?

— Черт его знает, если бы я знал, столько христианских тайн.

— И тем не менее, молодой человек, это Италия, и здесь отношение к Богу особенное.

Луиджи устроил для Макса и Моники экскурсию по подвалам «Мастроберардино». К своему сожалению, Макс так ничего особенного и не обнаружил. Ему очень хотелось, чтобы «Подвалы Дьявола» были именно здесь. Но он не нашел ничего, никаких намеков и совпадений. Когда Луиджи уже заканчивал экскурсию, Макс не выдержал и почти закричал.

— Ну так что такого особенного в вашем вине?

— Почва, почва, удобренная вулканом.

— И все?

— Но ведь вы француз наполовину?

— Да.

— Тогда вы знаете, что такое терруар.

— Да.

— Конечно, это основа вина, его утроба, мать, рождающая его.

— И?

— Вулканы выбрасывают на поверхность идеальный комплекс веществ, если хотите, идеальный терруар.

— То есть вы хотите сказать, что в любом месте Земли можно насыпать слой пепла и выращивать виноград?

— Нет, конечно, не все так просто, нужна особая почва, которую пепел оплодотворит, если хотите.

— И такая почва есть только у вас.

— Нет, почему, есть много мест на Земле, где почва впитала в себя вулканический пепел.

— Значит это и есть ваша тайна?

— Ну, если вам нужна тайна, то, наверное, это она и есть.

— Вулканический пепел?

— Вернее сказать, почва, обогащенная пеплом.

— И это все?

— Молодой человек да вы просто скептик.

— Но мне кажется абсурдом то, что вы говорите.

— Ну что же, попробую вас переубедить.

— В чем?

— В Калифорнии, в долине Напа, в одной очень известной винодельне, создали уникальный, можно сказать, экстракаберне.

— И в чем его уникальность?

— Вино называется «Volcanic Hill».

— Вулканические холмы?

— Да, можно и так перевести, это флагманское вино винодельни «Бриллиантовый ручей».

— Сто процентов каберне?

— Да, владельцы винодельни решили создать экстракаберне и выбрали для этого склон, который раньше был частью очень древнего вулкана.

— Калифорния — это не Франция.

— Ага, значит, пока француз не сделает, итальянец не проснется.

— Что это значит?

— Это наша поговорка.

— И что она значит, я не очень понял смысл.

— Она значит, что мы спим, пока вы работаете, но на деле это, конечно, не так. Ладно, молодой человек, вот вам французский пример — «Шато Грийе» в долине Роны, там делают очень дорогое и редкое белое вино из винограда сорта «Вионье». Виноградник очень маленький, но.

— Но.

— Виноградник расположен в кратере потухшего вулкана.

— Прямо в кратере?

— Именно. Вино очень необычное на вкус и долговечное.

— Да, это впечатляет, — сказал Макс.

— Вулканы не только делают вино, но и охраняют его.

— Не совсем вас понял, маэстро.

— Самый лучший материал для создания погреба — это туф.

— Так и что?

— Туф бывает разный, самый роскошный — белый, очень пористый, но бывает и коричневый.

— Ну а при чем здесь…

— Туф — это спрессованная лава.

Макс был искренне удивлен.

— Да, молодой человек, Земля не перестает удивлять нас.

— Ладно, мама, оставляю вас одних, мне есть о чем подумать.

— Спасибо, сынок.

Макс еще долго бродил по виноградникам, смотрел на спящий Везувий и думал, все время думал. Что отец хотел ему сказать, куда ехать дальше, что искать? От обилия свежего воздуха и массы впечатлений Макс уснул сном младенца.

Ночью ему приснился сон. Очень странный: как будто он был на пиру. Он сидел по правую руку от Валтасара, правителя всемогущего Вавилона. Валтасар пил вино, не останавливаясь, почти ничего не ел. К Максу постоянно подходил человек со странной закрученной бородой и все время спрашивал:

— Господин, какое вино вы будете?

— А какое у вас подают сегодня? — спрашивал Макс.

— Алое — халдейское и темное — шумерское.

Макс растерялся и не знал, что ему выбрать.

— Давайте темное, — почему-то сказал Макс.

Ему налили полный бокал почти черного цвета жидкости.

— Жители Вавилона, на угрозу неразумных варваров я, Великий Царь Валтасар, могу ответить только презрением: наши стены крепки, а армия непобедима, да будет так во все времена.

— Да будет так, Великий Царь, — прокричали тысячи слуг.

Макс опрокинул свою чашу и тут же почувствовал, как сознание растворяется. Страх исчез. Макс машинально нащупал рукоятку меча у себя на поясе.

— Слава Великому Господину!

Макс тоже кричал что-то, но почему-то себя не слышал. Он кричал все сильнее, но голос куда-то пропадал.

— Наш противник настолько смехотворен, что мы можем не замечать его присутствия. Как неразумные варвары могут отвлекать Царя Царей от его земных радостей?

— Да здравствует Вавилон!

— Слава Великому Валтасару! — и тысячи слуг в припадке вакхического раболепия обнажили свои мечи.

В этот момент в зале появился окровавленный вавилонский воин, который упал перед Валтасаром, успев сказать только одно:

— О Великий, твой Вавилон пал.

В этот же момент двери в тронный зал распахнулись, и тысячи персов в желтых одеждах с кривыми мечами бросились на Валтасара.

— Вот он! — закричали персы. — Убейте его!

Макс почувствовал опасность всем телом, выхватил меч и бросился защищать Царя. Персы сметали пьяных вавилонских воинов. И вот очередь дошла до Макса. Две сотни персов мгновенно окружили их. Первый меч поразил Валтасара, второй вонзили Максу в сердце. И вдруг все исчезло, и он услышал голос в абсолютной тишине:

Макс проснулся резко, дневной свет больно резанул по глазам, сердце стучало так, как будто вот-вот собиралось выпрыгнуть. Пульс был такой, что Макс еле дышал. Он с трудом вспомнил, где находится. Сон напугал его своей реалистичностью. Он никак не мог прийти в себя, физически чувствуя боль от меча. Но еще ужаснее были эти стихи: откуда он их знает, или ему приснилось, что он их знает?

Макс побежал в ванную и облил себя холодной водой. Он ничего не чувствовал. Мозг не приходил в реальность, картинка с Валтасаром как будто застряла в его сознании, а стихи довершали картину полного провала во времени.

— Да нет, так не бывает, неужели я схожу с ума? Во что я погрузился? Ищу какие-то тайны. Потерял нить с реальностью, озлобился на женщин, не знаю, что с отцом. Я совсем выжил из ума. Мама, спаси меня, мама.

В номере зазвонил телефон. Макс обрадовался как никогда и схватил трубку.

— Как ты спал, сынок?

— Мама, господи, это ты. Как хорошо, что ты позвонила.

— Что случилось?

— Лучше не спрашивай, я не спал, я был в аду.

— Макси, ты меня пугаешь.

— Эти тайны сведут меня в сумасшедший дом, я всю ночь видел пиры Валтасара, и меня проткнули мечом.

— Сынок, но это всего лишь сон.

— Мама, если мне и сегодня приснится такой сон, я…

— Ну что ты, мальчик мой, ты просто слишком переживаешь за своего отца.

— Мама, отца в этом сне не было, и вообще мне все это осточертело, я не хочу никого искать, ничего разгадывать. Я хочу жену, детей и делать свое вино. Зачем он впутал меня в это?

— Макси, успокойся, ты видел всего лишь сон, нельзя так реагировать.

— Ладно, посмотрим, что будет сегодня, возможно, это твоя Италия так действует на меня, — Макс замолчал, потом безучастно спросил:

— А ты как?

— Я хочу остаться на пару дней.

— Зачем?

— Я давно не была дома.

— Хорошо, но, может, ты мне расскажешь, кто такой этот Луиджи.

— Это друг детства.

— Мама, он мне не показался другом твоего детства.

— Ты не имеешь права допрашивать мать.

— Мама, — смягчился Макс, — я тебя не допрашиваю, я просто хочу знать, кто это.

— Ну какая разница?

— Для меня теперь большая, я, оказывается, о вас с отцом много чего не знаю, вернее, вообще ничего не знаю.

— Это все прошлое, сынок.

— Мама, но это прошлое вторгается в мою жизнь! Я всегда думал, что мы семья, а теперь отец исчез в неизвестном направлении, а ты вдруг встречаешь друга детства, который смотрит на тебя неравнодушными глазами.

— Хорошо, я потом тебе все расскажу.

— Мама, я не хочу потом, пожалуйста, расскажи мне сейчас.

Моника долго молчала в трубку.

— Мама, прошу тебя.

— Ты же знаешь, что Арсен женил твоего отца на мне насильно.

— Да, но я думал, что вы потом полюбили друг друга.

— Я да, но не он.

— Мама, что ты такое говоришь!

— Ты забыл, где он сейчас.

— Да, но может быть…

— Нет, сынок, не может, он был хорошим мужем и остается твоим отцом, но я всегда знала, что он уйдет от меня, когда Арсена не станет.

— Ну хорошо, а при чем тут этот Луиджи?

— Он был моим женихом.

— Кем?

— Сынок, я была помолвлена, но потом наши отцы разругались, и меня отдали в жены Грегуару.

— Вот это да.

— У твоего отца тоже была невеста.

— И почему вы все это терпели?

— Так было принято.

— А почему он вдруг оказался здесь? Слишком странное совпадение.

— Макси, Италия — не слишком большая страна, да и потом Луиджи — тоже винодел по профессии, вот и все совпадения.

— Что значит по профессии?

— У его семьи нет виноградников, он работает по контракту.

— И что ты будешь делать дальше?

— Останусь на несколько дней, а потом вернусь во Францию.

— И ты не хочешь остаться здесь?

— Нет, моя жизнь прожита, мой дом теперь и навсегда в Бордо.

— Хорошо, мам, прости меня.

— Ты поедешь искать отца.

— Мама, а если он не хочет, чтобы мы его искали.

— Тогда бы он не оставлял тебе записку.

— Ты уверена, что он уехал именно в Чили?

— Да, уверена.

Теперь Макс был совсем одинок. Отец сбежал в Чили, Мать встретила старого знакомого на своей родине, Анлор — глупая чужая девчонка. Все бросили его. Макс не знал, что делать. Силы покидали его. Он еле вставал утром с постели и заставлял себя делать завтрак. Дед умер при загадочных обстоятельствах. Жизнь начала разваливаться на массу мелких проблем, которые никак не складывались в единое целое. Что делать сейчас, куда лететь или ехать? Почему отец молчит, и чего он ждет от него?

Макс не помнил, как он вернулся домой. Собственный замок показался зловещим и неуютным. Чтобы хоть как-то развеять хандру, Макс растопил камин на полную мощность. Все, что он сейчас хотел, это набрать номер Анлор и затащить ее в постель. Он так хочет этого. Но не сделает, он сам не знает, почему, но так надо.

В буфете столовой он нашел бутылку портвейна. Это как раз то, что сейчас нужно — камин и портвейн. Тепло камина и тепло портвейна сделали свое дело.

 

3

Итак, особой ясности в деле изучения записки, оставленной отцом, не было. Макс вообще начал сомневаться, есть ли в этом какой-то смысл. Может, это просто глупый розыгрыш, а может, отца заставили это написать, или, может быть, это вообще неон писал? Но ответа нет, значит, его нужно искать. Ясно только одно: кто бы и с какой целью ни подсунул ему этот листок, в конце пути он найдет отца, и это сейчас главное.

В Италии Макс не нашел ни одной зацепки. Значит, придется исследовать и второй вариант — русский след в этом деле с «Лакрима Кристи».

Макс зашел на сайт производителя «Лакрима Кристи». Оказалось, что это не Россия, а бывшая часть СССР — Украина. Завод находится на побережье Черного моря и называется «Массандра». Ну что же, отец говорил, что восточноевропейские рынки очень перспективны.

Макс поймал себя на удивительной мысли: а ведь он совсем не знает своего отца. Макс всегда видел его сдержанным, спокойным и, главное, подчиняющимся воле деда. Удивительно, что сам отец никогда не давил на него, особенно не воспитывал и ничего от него не требовал. Отец, от которого трудно было ждать чего-то необычного, вдруг так круто изменил его, Макса, жизнь. Отец, который был простым провинциальным виноделом, вдруг оказался необычным человеком с буйной фантазией. Да, и самое главное, что Макс начал понимать — он нужен своему отцу. Ведь это он втянул его в эту игру, значит, там далеко, в Чили, отец все равно не забывает, что у него есть сын. Он нужен отцу, ведь это он, Макс, ищет сейчас по всему миру эти странные «Слезы».

Утром Макс позвонил в «Массандру». Телефон сняла женщина.

— Алло, — заговорил Макс, — с кем я могу поговорить по-английский?

На удивление Макса тот же женский голос быстро перешел на английский.

— Здравствуйте, я винодел из Франции и хотел бы с кем-нибудь поговорить о вашем вине.

— Конечно, — свободно сказал тот же голос, — я рада ответить на любой ваш вопрос.

Английский был просто безупречен.

— Будьте любезны, я разыскиваю марку вина под названием «Лакрима Кристи».

— Да, мы производили вино под таким названием.

— Позвольте узнать, а из каких сортов винограда делают это вино?

— Конечно, из одного сорта — «Алеатико», это древний итальянский сорт.

Макс был просто поражен услышанным. И еще раз переспросил название сорта.

— Да, да вы меня правильно поняли: это итальянский сорт винограда — «Алеатико».

— А, простите, вы его как давно производите?

— А вы имеете в виду, сколько лет мы выращиваем «Алеатико»?

— Да.

— Мне сейчас сразу трудно сказать, но, я думаю, не менее ста лет.

— Сколько?

— Я могу, конечно, узнать точно, если для вас это так важно…

Макс выронил трубку, и связь оборвалась. Вся эта информация просто не укладывалась в голове. Макс готов был услышать, что угодно, но только не то, что услышал. Итальянское вино из итальянского сорта винограда с итальянским названием делают неизвестно где, да еще и больше ста лет. Да, Жюно был прав, мир вина таит в себе много неизведанного.

Теперь сомнений у Макса не оставалось. Как это ни абсурдно, но ключ к разгадке записки он, Макс Шанталье, должен найти там, в далекой и неизвестной Украине.

Макс долго изучал маршруты и решил плыть морем. В Неаполе он сел на пароход, который отправлялся в круиз по Средиземному морю с заходом в порты Черного моря. Здесь, как раз на день, пароход заходил в порт города Ялты, а именно там и располагался винзавод «Массандра».

Пароход зашел в порт Ялты рано утром. Макс сошел на берег первым из пассажиров и уже в десять часов утра сидел в приемной директора. Наконец директор вышел. Это был властный чуть седоватый мужчина энергетической наружности, как будто сам Аттила перенесся из степи и командовал здесь. В приемной, кроме Макса, никого не было.

— Я слушаю вас, — произнес директор.

— Это гость из Бордо, — быстро встряла секретарша, — очень интересуется итальянскими сортами.

— А, — тут же оживился директор, — гость из Бордо, это хорошо, вызови ко мне Митяеву.

Через несколько минут в кабинете директора появилась женщина средних лет.

— Вот наш главный технолог, она покажет вам все, что вам будет интересно.

После чего директор с такой радостью обнял Макса, что тот едва не потерял дыхание.

— Здравствуйте, что бы вы хотели посмотреть у нас?

— Все, но, прежде всего, не могли бы вы поподробнее мне рассказать об алеатико?

— А, так это, значит, мы с вами говорили по телефону пару недель назад?

— Да, это я вам звонил, вы меня извините, тогда связь оборвалась неожиданно.

— Да, да, я понимаю, вы знаете, после нашего разговора мне самой стало интересно, и я собрала всю информацию по алеатико.

Макс приготовился слушать.

— Хорошо, в 1828 году, когда еще не было нашего завода, здесь, в Крыму, в Никитском ботаническом саду, начали собирать лучшие сорта винограда со всего мира.

— Значит, алеатико привезли не вам?

— Нет, это был питомник лозы. Именно сюда в 1830 году привезли алеатико.

— Вы точно уверены в этой дате?

— Да, у нас есть документальные подтверждение, а что вас так удивляет?

— Вы знаете, это древний итальянский сорт винограда.

— Да, у нас много редких и необычных сортов.

— А еще какие-то итальянские сорта у вас есть?

— Не могу вам так сразу сказать, надо поднять наши архивы.

— Я был бы вам очень признателен.

— А вас интересуют только итальянские сорта?

— Да, для меня это очень важно.

— Конечно, мы подготовим для вас историческую справку.

— Огромное спасибо, сеньора.

Макс лег спать в скромной гостинице не просто переполненный новыми и странными чувствами, ему казалось, что он начал открывать что-то неизведанное, почти потустороннее. Утром Макс проснулся рано и еле дождался девяти утра.

— Здравствуйте, Макс, у меня для вас интересные сведения.

— Да, да, — Макс горел от нетерпения.

— Других итальянских сортов мы не возделываем, но у нас в коллекции есть итальянское вино «Марсала Флория» 1865 года, правда, это вино оригинальное, привезенное из Италии и находится у нас на многолетней выдержке в подвалах.

— Да, это вино с Сицилии, оно должно быть очень сладкое.

— Да, и это вино спасло Англию.

— Англию спасло вино с Сицилии? Это забавно.

— Но ведь вы знаете, что англичане очень любят портвейн, мадеру и херес?

— Да.

— В английском климате у людей развивается сплин, болезнь весьма специфическая.

— Да, да, конечно, хандра и апатия.

— Да, поэтому жизнь англичан зависела от портвейна в прямом смысле слова, даже больным прописывали пять рюмок портвейна в день.

— Ну, предположим, и что?

— Во время правления Наполеона Испания и Португалия находились под контролем Франции и поддерживали континентальную блокаду Великобритании. Англия оказалась в ужасном положении. Наполеон как француз прекрасно осознавал, что такое оставить англичан без вина. Можно сказать, что это была психологическая атака французов против англичан.

— Никогда бы не подумал, что все так…

— Да, так вот англичане нашли заменитель мадере и портвейну в лице марсалы.

— Но ведь Наполеон контролировал Италию, а как же блокада?

— Макс, но ведь мы говорим о Сицилии, не зря ведь это вино появилось именно там. Англичане при помощи местных жителей наладили контрабандные поставки марсалы в Англию.

— Да, вы знаете, это очень интересно, но я бы хотел узнать больше об алеатико.

— Да, да, конечно, извините, я люблю углубляться в историю, так вот у нас много сортов винограда, конечно, французские «Каберне», много португальских — «Вердельо», «Альбильо», «Серсиаль», «Мурведр», но из Италии только «Алеатико».

— Значит, только «Алеатико».

— Да.

— «Негроамаро», — почти полушепотом проговорил Макс.

— Что вы говорите?

— Это второе название алеатико, так называют его в Италии.

— Да, вы знаете, если вам это будет интересно, сорт удивительно хорошо прижился, по всей территории бывшего Советского Союза.

— То есть вы хотите сказать, что алеатико не только вы выращиваете?

— Нет, вот, например, в России, на реке Дон, раньше делали вино «Донской букет», это десертное вино полностью из алеатико. Возможно, сейчас его и не производят, но лоза там точно осталась.

— Очень интересно, а еще где?

— Пожалуйста, Узбекистан, район Бухары. Для производства мускатов использовался сорт «Алеатико», далее Казахстан выращивает алеатико, Киргизия для производства мускатов культивирует алеатико, это все среднеазиатские республики бывшего СССР.

— И это опять единственный итальянский сорт.

— Да, единственный.

— Просто фантастика.

— Хорошо, но я думаю, нам пора попробовать алеатико на вкус.

Максу показали вино «Алеатико „Аю-Даг“ Слезы Христа». Макс взял бокал, покрутил его вокруг своей оси и сделал внушительный глоток, ожидая от всех своих органов чувств мгновенный ответ. Мощная алкогольная волна прошла через все тело, раздражая небо, пищевод и умиротворяя желудок.

— Это же десертное вино! — вскрикнул Макс.

— Да, конечно.

— Я просто не ожидал.

— Вам не нравится?

— Нет, это восхитительно, но просто я…

— Вы не готовы оценить вкус.

— Возможно, а сухое из этого сорта вы не делаете?

— Нет. Слишком сладкое для вас?

— Не знаю, я не очень привык к таким винам: знаете, у нас в ресторанах подают только сухие вина.

— Тут позволю себе с вами не согласиться, именно в ваших ресторанах подают наши вина.

Макс был не то чтобы удивлен, а скорее шокирован.

— Вы имеете в виду, во Франции?

— Да, пожалуйста, мы обнаружили наши вина в ресторане Алана Дюкасса, в его «Луи 15» в Монте-Карло.

— Нет, мне все равно нужно время, чтобы понять такое вино, — Макс взял в руки бутылку и начал тщательно изучать этикетку.

— А здесь внизу что написано?

— Tears of Crist.

— Лакрима Кристи.

— Да, Лакрима Кристи, что значит Слезы Христа.

— И вы всегда делали его из алеатико?

— Да, всегда.

— Это странно, у меня на родине используют другой сорт.

— У нас до сих пор в энотеке хранятся бутылки урожаев 1894-го, 96-го, 97-го годов.

— А почему именно этих годов?

— Не могу вам сказать, боюсь, что этого уже никто не помнит, у нас ведь более миллиона бутылок на хранении.

Макс был поражен тем, что услышал. Алеатико появилось здесь, в Крыму, в 1830 году. В этом году еще не было никакой Италии. Гарибальди и патриоты объединят страну только через 30 лет, а в далекой и такой непонятной России уже кто-то выращивал алеатико.

— Не каждый итальянский винодел знает про этот сорт, а вы уже почти два столетия его выращиваете и делаете «Слезы Христа».

— И не только, мы добавляем алеатико в наш лучший портвейн и в очень редкое вино «Мускат черный».

— Мускат черный.

— Да, это редчайший вид муската, он омолаживает кровь.

— Что это значит?

— Мы единственный завод в мире, который делает красный мускат; во всем мире делают белый мускат и мускат розовый; известно большое количество винограда мускатных сортов, но они все дают белые и розовые вина, а мы делаем мускат красный.

— Я могу его попробовать?

— Конечно.

Гид повела Макса по подвалам «Массандры». Макс увидел бутылки XIX века и даже несколько десятков бутылок конца XVIII века.

— Неужели они еще живы?

— Да, мы им создали идеальные условия для жизни, и потом это крепленые сладкие вина, они почти бессмертны.

Макс взял бутылку, на которой краской был нанесен год — 1775, с трудом можно было прочитать, что это испанский херес дела Фронтера.

— Не каждому дано подержать ее в руках.

— Ах, да, сеньора, я благодарю вас.

— Мы собираем библиотеку вина, энотеку, мы сохраняем для мира его вкусы и запахи.

— А как вы сохраняете такие старые вина?

— Мы меняем пробки каждые четверть века.

Максу очень понравились подвалы и туннели Массандры. Все здесь было покрыто плесенью веков и смрадом таинственности. Такой монументальности он не видел нигде. Вот как раз здесь и должны находиться подвалы дьявола.

— Скажите, а у вас нет каких-нибудь преданий, связанных с дьяволом, ну там, знаете, погреба дьявола, подвалы дьявола.

— Не могу сразу вам сказать, прямо сейчас ничего не приходит на ум.

— Да, извините, это у меня навязчивая идея, так, знаете, идея фикс.

— Вы знаете, у нас есть дьявольская скала.

— Скала?

— Да, — и гид рассказала ему, что неподалеку от главного корпуса завода находится гора Кара-Даг, которая появилась после извержения вулкана. Огромные массы лавы образовали просто чудовищный ландшафт и обогатили почву южного побережья Крыма вулканическим пеплом.

— Во время извержений мог меняться состав почв, в них повышалась концентрация минеральных веществ, которые обогащали почву.

— Значит, и у вас вулканы повлияли на состав почвы?

— Да, мы в этом абсолютно уверены.

Макс не спал всю ночь. Ребус, который ему оставил отец, оказался сложнее и интереснее, чем он думал. Во-первых, совпадение с вулканами, ведь в Италии «Мастроберардино» делают вино, которое называется «Лакрима Кристи дель Везувио». Не просто Слезы Христа, а слезы с Везувия. И вот здесь тоже делают «Лакрима Кристи», и тоже на вулканической почве, и тоже рядом спящий вулкан. Конечно, это совпадение, но совпадение мистическое. Во-вторых, как древний и не очень распространенный на родине алеатико мог попасть в Россию? Какие силы забросили его сюда? Теперь на территории бывшего СССР посадки алеатико занимают больше площади, чем в самой Италии.

Макс не мог уснуть этой ночью. Что же произошло тогда? Кто и зачем привез алеатико в Россию? Какие причины были у людей везти виноградную лозу так далеко? Макс предположил даже полуфантастическую, но очень героическую версию: возможно, это патриоты Италии спасали лозы своих древнейших виноградников, ведь Австрия душила и не давала объединиться Италии. А что объединяло итальянцев? Их страсть к вину.

«Да, — подумал Макс, — такое уже бывало в истории, наверняка австрийская империя хотела насадить везде свои лозы и сделать Италию винной провинцией империи. Нужно было убить древние традиции, а для этого надо было уничтожить древнейшие сорта винограда».

 

4

Макс вернулся домой в Бордо. Он нашел вино под названием «Слезы Христа», и не одно, а целых два. Вино из Кампании и вино из Крыма, и оба имели итальянское название «Лакрима Кристи». На этом их связь и заканчивалась. Конечно, Макс пытался убедить себя, что их связывают вулканические почвы, но это было не более чем совпадение. Итак, поиски Слез Христа не пролили свет на то, что отец зашифровал в записке. Придется зайти с другой стороны, пришло время искать «Подвалы Дьявола». Макс считал, что его мать права и отец должен быть в Чили, значит, там же он и найдет эти подвалы. Главной зацепкой был двоюродный брата отца — Роббер, который уже пять лет как жил в Чили.

Слишком многое изменилось в жизни Макса. Раньше она казалась ему простой и радостной, все было таким понятным и ясным. Но теперь он вдруг обнаружил, что все это лишь видимость. В одночасье налаженная и спокойная жизнь превратилась в абсурд. Каждый член семьи, к которой Макс так привык, оказался по-своему одинок. И это одиночество разрушило семью Шанталье.

Максу было жутко одному в замке, и он решил спать в гостиной, при камине. Одиночество было просто зловещим. Он не выдержал и решил позвонить Анлор. Подошел к телефону, снял трубку.

— У вас одно сообщение, — услышал он автоответчик.

— Ну, хоть кто-то помнит обо мне, — и Макс включил запись. Это была Анлор, она вежливо и холодно сообщила, что встречается с каким-то Анри, он милый парень и на выходные они едут в Париж в Диснейленд.

— Ладно, — тихо сам себе сказал Макс, — пора уезжать навстречу Новому Свету.

Через неделю Макс уже был в Сантьяго. Роббер сам приехал за ним. Вид у него был подавленный.

— Грегуар действительно давно собирался ко мне, ты же знаешь, нас всегда куда-то несет, да и потом с Моникой они уже давно перестали понимать друг друга. Он приехал ко мне очень воодушевленный новыми возможностями. Ему понравился мой карменер, он хотел сделать из него шедевр.

— То есть он собирался к тебе?

— Максимилиан, ты взрослый человек и должен понимать, что в жизни людей не все так просто, как это кажется из Бордо.

— Что ты имеешь в виду?

— Твоего деда, он был счастливый человек.

— Почему?

— А у него на все был точный и верный ответ.

— Да, наверное.

— Ну что там у вас нового?

— У нас ничего, надеюсь, что все новое я найду здесь.

Макс достал из кармана сложенную записку и отдал ее Робберу. Роббер развернул и прочитал:

«Найди Слезы Христа в Подвалах Дьявола, их хранит Валтасар. Отгадку найдешь в Помероле».

— Что это?

— Это мне оставил отец.

— Зачем?

— Если бы я знал, зачем.

— Так, и что все это может значить?

— Он хотел, чтобы я узнал, что такое Слезы Христа, что такое Подвалы Дьявола, почему их хранит Валтасар и что они все вместе забыли в Помероле.

— Ну, сынок, а что ты тогда хочешь найти здесь?

— Я и сам не знаю.

— Ладно, но ты что-то уже узнал?

— Да, я выяснил что «Лакрима Кристи» — это марка вина, которое делают в Италии и в Украине, правда, из разных сортов винограда, но оба сорта итальянские.

— Так давай поподробнее.

— В Италии «Лакрима Кристи» делают в Кампании, из сорта «Пьедироссо», а в Крыму это же вино почему-то делают из алеатико.

— Негроамаро, значит.

— Ну как тебе угодно, называй его негроамаро.

— Ну и что все это может значить?

— Понятия не имею, а вот «Подвалы Дьявола», — это тоже марка вина, и я склоняюсь к тому, что это чилийский брэнд компании «Конча и Торо».

— Казильеро дель Дьяболо.

— Да.

— Может быть, это вино тут повсюду.

— А что могут означать эти подвалы?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю.

— Но в записке упоминается Помероль.

— Странно, это же правый берег Медока.

— Да, Макси.

— Ну и что ты из этого понимаешь?

— Сынок, Чили — это не та страна.

— Роббер, то, что отец сбежал к тебе, мы и так поняли, и потом «Подвалы Дьявола» есть только здесь, значит, отец хотел, чтобы я приехал сюда.

— Ты так уверен?

— Да, ты его давно видел?

— Давно, он был у меня всего лишь день и все время твердил, что нашел ту самую землю, под виноградник.

— Ладно, Роббер, а что будем делать с запиской, с чего начнем?

— Думаю, нам нужно купить бутылку «Казильеро дель Дьяболо».

— Зачем?

— Прочитаем этикетку.

— Ты смеешься?

— Пока нет.

— И что это нам даст?

— Информацию.

— Какую?

— Не знаю, но начать надо с этого.

— Хорошо, давай.

Макс с Роббером зашли в первый попавшийся винный магазин и купили бутылку «Казильерро дель дьяболо», «Каберне Совиньон» 2005 года. На задней этикетке было дано простое и незамысловатое объяснение названия «Подвалы Дьявола».

— Ну вот, видишь, как все просто, в XIX веке владельцы компании, чтобы отвадить воров, которые ночью грабили винные склады «Конча и Торо», придумали легенду, что в этих подвалах обитает сам дьявол.

— Ну это же чушь, как в это может поверить здравомыслящий человек?

— Макс, ты образованный француз из XXI века, а эта байка была распущена для безграмотных бродяг XIX века, они и не в такое верили. Хотя это может быть просто красивая легенда с легким маркетинговым покрытием, в любом случае, то, что ты ищешь, должно быть в этих самых погребах. Но вот что странно, при чем здесь Помероль?

— Я тоже понять не могу, я ездил в Петрюс, но ничего там особенного не выяснил.

— В Петрюс?

— Да, это же Помероль.

— Странно, при чем здесь французский Помероль.

— Роббер, ты смеешься надо мной, ты что, много Померолей знаешь?

— Подожди, при чем здесь Помероль и Чили, это же абсурд, дай мне записку.

Роббер внимательно под лупой рассматривал записку. Да, бумага новая, это сразу видно.

— А вот здесь поработали ластиком.

— Что?

— Смотри внимательно, это витиеватое окончание у буквы П, куда оно смотрит.

— А куда оно смотрит?

— Вниз, а дальше на бумаге следы канцелярской резинки, здесь подтерли, специально, чтобы запутать того, кто это прочтет.

— То есть меня.

— Не обязательно.

— Ты что, хочешь сказать, что не одни мы ищем «Подвалы Дьявола»?

— Молодец, начинаешь соображать.

— Что соображать?

— Пока не знаю.

— И что, по-твоему, там написано?

— Получается не Помероль, а Ромероль.

— Отлично, значит Петрюс тут не при чем.

— Точно, не при чем.

— Но тогда что значит этот Ромероль?

— Понятия не имею.

— Очень хорошо.

— Ладно, иди посмотри сам.

Макс склонился над лупой. Да, все так и было, первоначально чернилами здесь было написано слово Ромероль.

— Ну и что может связывать Италию и Чили и при чем здесь этот Ромероль?

— Ты пойми, ведь это может быть что угодно, может, это место, а может, район какой-нибудь страны, а может…

— Все может быть.

— Но ведь ты говорил, что Лакриму Кристи делают еще где-то.

— Да, но я думаю, Украина здесь не при чем, связь здесь Италия — Чили, мы с тобой наполовину итальянцы и стоим посередине этой самой Чили, и теперь только нужно понять, что такое Ромероль.

— И как мы это поймем?

— Попытаюсь найти ответ в Интернете.

Зашли в интернет-кафе. Макс набрал в системе поиска «Ромероль». Интернет ничего не обнаружил. Вот тебе и Всемирная Паутина. Слово «Ромероль» не обнаружено Интернетом.

— Ничего.

— Ни намека?

— Нет, только дурацкие совпадения.

— Что будем делать?

— У нас три элемента — Ромероль, Подвалы Дьявола и Слезы Христа. Слезы я нашел, что такое Ромероль не знаю, значит, остаются пока Подвалы.

— Все правильно, едем на экскурсию в «Конча и Торо».

— Едем.

На следующий день Макс и Роббер купили билеты на экскурсионный тур по винодельне «Конча и Торо». Экскурсия длилась около четырех часов, и о Подвалах Дьявола они узнали столько же, сколько прочитали на этикетке вина.

— Нам нужно попытать экскурсовода, наверняка он знает что-то об этих подвалах.

— Да, я тоже об этом подумал.

В конце экскурсии Роббер подошел к экскурсоводу и начали его расспрашивать.

— Ну как?

— Ничего, все одно и то же: он ничего такого особенного не знает.

— Да, я так и думал, это маркетинговая уловка, не больше.

Они вышли на улицу и сели около виноградника.

— Роббер, что вы тут нашли, чего нет во Франции?

— Ты хочешь это узнать?

— Конечно.

— Эта страна — Эльдорадо для виноделов, любой сорт винограда из Европы здесь дает неожиданный результат.

— Ну и что вы тут обнаружили неожиданного?

— Смотри, мы провели массу исследований, направленных на выявление полезных свойств вина. Вино — это самый массивный блокатор старения, известный человеку. Твой отец подходил к нему именно так, вот почему его пригласили сюда.

— Пригласили?

— Международный консорциум, они ищут рецепт долголетия, и вино для них — один из элементов того, что они ищут.

— Роббер, ты серьезно, ты хочешь мне сказать, что отец приехал сюда делать из вина пилюлю от старости? Но это же бред.

— Ты не хочешь говорить, что это панацея, хорошо, но это самая сильная защита, которую мы имеем.

— Защита чего?

— Хорошо, сейчас объясню, что накопал твой отец. Ты ведь знаешь, что такое витамины для нашего организма?

— Да, знаю.

— В чем проблема синтетических витаминов?

— Ну в чем?

— В их усвояемости, Макс.

— Ну да, конечно, это элементарная химия вина. Ну и что?

— А вот что, люди об этом ничего не знают. Они пьют витамины, купленные в аптеке, и считают, что с ними все будет в порядке. Но ведь главное — это усвояемость витаминов организмом. А это сложный процесс, который отрегулирован природой. Потребляя натуральные источники витаминов, т. е. с пищей, организм распознает их и использует. Но сегодня о сбалансированности питания речь не идет. Фаст-фуд правит миром. Единственным источником «правильной» концентрации витаминов становится вино.

— Очень интересно.

— Слушай, аскорбиновая кислота, витамин С. Самый наш любимый витамин. Растения и животные синтезируют его сами.

— Это как?

— Неважно, как, Макси, вопрос в другом — человек и обезьяны должны получать его в готовом виде вместе с пищей. При недостатке — цинга. Это знают все. Вот почему первые всемирные мореплаватели — португальцы — брали с собой в плавание мадеру, виноградное вино, крепленное спиртом. Крепили они его исключительно для сохранности, не подозревая, что создают новый вид вина, но это не главное. Вино было средством борьбы с цингой. А заодно и методом предотвращения бунтов.

— Ну хорошо, с аскорбинкой понятно, дальше то что?

— Дальше. Совершенней природы мы ничего создать не можем. Витамин P. При отсутствии в пище витамина P у человека возникает кровоточивость в связи с повышенной проницаемостью капиллярных сосудов, этот витамин восстанавливает эластичность кровеносных капилляров. Мало того, наличие витамина P способствует накоплению аскорбиновой кислоты в тканях организма, тогда как при его отсутствии этого не происходит. Ты понял?

— Не очень.

— Витамины должны поступать в организм человека в связанном виде. Дальше выяснилось, что виноград обладает наибольшей активностью витамина P, больше, чем у апельсина и лимона. Вот это и есть доказательство его кроветворных действий и сохранения сосудистой системы, включая, естественно, сердце в рабочем состоянии.

— Хорошо, дальше.

— Дальше витамин B 1При его недостатке в организме нарушается обмен веществ. Также его недостаток отражается на торможении нервных возбудителей. Витамин B 2. При отсутствии этого витамина наблюдается остановка роста, воспаление глазного яблока.

Никотиновая кислота PP — важнейший катализатор обмена веществ, всего организма человека. В винограде этого витамина значительно больше, чем какого-либо витамина группы B. Дальше еще интереснее — фолиевая кислота. При ее недостатке в организме человека возникает малокровие. И, наконец, витамин B 12, который активно влияет на кроветворение.

— Что это значит?

— Злокачественная анемия и нарушение кроветворной функции быстро излечиваются при приеме этого витамина, ты понял?

— Да.

— Да ни черта ты не понял! Почему вино оказывает такое воздействие на кровеносную систему и сердечно-сосудистую? В составе красного вина в связанном виде существуют все те витамины, что являются заплаткой нашей иммунной системы, это клон нашей крови, ты понимаешь, Макси?

— Ты не бредишь, дядя?

— Дальше, микроэлементы: калий, натрий, кальций — это наши кости. Железо, медь, кобальт, марганец, йод, фтор, цинк, бор, свинец, магний, алюминий, мышьяк, кремний, хлор — металлы и соли, в которых нуждается наш организм. Радий и рубидий выводят радиацию из организма, они нужны подводникам, работникам АЭС и космонавтам.

— Каким космонавтам?

— Русские дают своим космонавтам вино.

— Зачем?

— Как зачем, для поддержания крови в необходимом физиологическом состоянии.

— Поясни.

— Пожалуйста, в космосе человек расходует энергию своего организма быстрее, чем на Земле. Иммунная система испытывает перегрузку, и ей нужно восстанавливаться.

— И?

— Оно выводит радиацию из организма, приводит давление к норме и разгружает работу сердца. Но даже это не главное.

— Еще что-то главнее?

— Да, это закрытая информация, доступ к которой получил твой отец.

— Так, давай, он пил с инопланетянами.

— Макси, космос требует жертв, он, как древние боги, открывая тайны, требует человеческих жертвоприношений.

— Роббер, у меня уже крыша едет от этих ваших тайн, давай попроще и побыстрее.

— Как хочешь, так вот об этом никто не знает на Земле, но космос забирает жизненную энергию у мужчины.

— Интересно.

— Очень интересно. После продолжительного пребывания на орбите космонавт на землю возвращается импотентом.

— Это научный розыгрыш.

— Тебе дальше рассказывать?

— Хорошо, я тебя слушаю.

— Полгода в космосе — и ты импотент на всю жизнь, на Земле никакие врачи не помогут.

— А в чем проблема?

— Точно никто не знает, но, видимо, в резких перепадах давления, кровь потом просто не поступает в орган.

— Ну и что вы тут с папой изобрели?

— Мы ничего, нужно просто давать космонавтам вино, и обязательно каждый день.

— В чем эффект?

— В нормализации кровяного давления, оно не скачет, и кровь равномерно поступает во все части тела.

— Ну это просто Нобелевская премия.

— Зря шутишь, Макси, твой отец считает, что все это очень серьезно.

— А на Марсе не хотите высадить виноградник?

— Все может быть. Например, химический элемент иридий встречается в некоторых винах, так твой отец такое вино называет инопланетным.

— Да, видимо, воздух в Чили очень пьянящий.

— Макс, ты на другом краю света, а здесь по-другому смотрят на вещи.

— Ладно, а что с иридием?

— Метеориты, падающие на Землю, больше всего содержат элемент иридий, вернее, это один из немногих элементов, породнивших Землю и метеориты.

— Так вулканов вам мало, вы сюда еще и метеориты засунули.

— Макс, твой отец изучает все, что только можно, он беседовал с палеонтологами в Мехико, и они ему сказали, что основной слой иридия встречается там, где наибольшие захоронения динозавров.

— И что?

— А то, что это подтверждает гипотезу о том, что динозавров погубили астероиды, упавшие на Землю.

— Да ну, это бред.

— Бред или не бред, тебе решать, но ведь отец тебе рассказывал, что виноградная лоза — это наиболее совершенный природный пылесос, она вытягивает из земли все, что есть в ней полезного для человека.

 

5

В Чили Макс встретил Ласаль. Да, да, как в сказке, все произошло однажды, нежданно и негаданно. Макс давно не искал встреч с женщинами. Разочарования, оставшиеся от Анлор, и постоянные мысли об отце притупили его мужское эго. И вдруг эта женщина с телом пантеры. Она была настолько роскошна в постели, что Макс просто не мог осознать всю тяжесть счастья, свалившегося на него.

— Откуда ты все это умеешь?

— Мать научила.

— Мать, — Макс не мог представить чтобы французская мать могла такому научить, скажем, Анлор. Она была раскрепощенной девушкой, но все равно, по сравнению с Ласаль, просто монахиней.

— Да, моя мать всегда мне говорила, что женщина должна доставлять удовольствие мужчине.

Потом, узнав Ласаль поближе, он был удивлен умом и тактом этой девушки. Ему казалось, что только малограмотная крестьянка может так отдаваться мужчине. Макс часто вспоминал их первую встречу. Он приехал на виноделию в поисках отца. В один из дней ему представили высокую стройную брюнетку по имени Ласаль, которая проводила для него экскурсию. После экскурсии она быстро исчезла, а Макс, грустный, бродил по винодельне.

— Эй, дружище, ты лучше не подходи к ней, ее только что бросил парень, она ненавидит всех мужчин.

— Что?

— Дохлое дело, эта девица помешана на вине, мужчины ее не интересуют.

Макс вернулся в номер и не мог найти себе места. Он много выпил и долго рассматривал себя в зеркало. За то время, что он гоняется за вселенскими загадками, он сильно изменился. Теперь Макс брился лишь раз в неделю. Он немного похудел, и легкая небритость делала его брутальным. Кожа погрубела и загорела. Максу казалось, что он резко повзрослел, в темной шевелюре появились седые пряди, придававшие ему солидность и основательность. Макса поразили слова того чилийца с винодельни:

«Дохлое дело, эту девицу больше интересует вино, чем мужчины».

Она любит вино больше, чем мужчин. Так ведь и он, Макс — французский винодел, — свое вино любит больше, чем женщин. Макс боялся признаться самому себе, что это именно та девушка, которую он нарисовал себе в мечтах, женщина-винодел. Завтра он пойдет к ней, и будь что будет.

Утром Макс первым пришел на винодельню. Он зашел внутрь и понял, что он здесь не один.

— Зачем ты пришел? — это был голос Ласаль.

— Посмотреть на вино, — вдруг уверенно парировал Макс.

— Нет, не на вино, на меня.

— Да, на тебя, делающую вино. Зачем ты давишь виноград ногами, ведь в этом нет необходимости?

— Ты действительно не понимаешь, зачем?

— Нет.

— Это моя страсть, я отдаю ее вину, и когда люди будут пить это вино, страсть обуяет их.

Ласаль остановилась, вышла из бродильного чана и, не вытирая ног, подошла к Максу.

— Хочешь, чтобы и твоя страсть вошла в это вино?

— Моя? А вдруг у меня ее нет?

— Ну, раз ты здесь, один, и подсматриваешь за мной, значит что-то есть.

— Я подсматриваю?

— Не надо бояться своих страстей, люди потому и полюбили наше вино, что в них жизнь бурлит. Иди сюда, не бойся.

Макс снял обувь, омыл ноги в теплой воде и вошел в бродильный чан. То, что он почувствовал, нельзя было объяснить ничем. Он стал частью вина, он был само вино, он почувствовал, вот только теперь, что он Винодел.

— Что ты чувствуешь?

— Это божественно, каждый винодел должен пройти через это, ты сливаешься с вином, мы единое целое…

Не успел Макс договорить, как его глаза покрыли повязкой.

— Что это?

— Я закрыла тебе глаза, теперь твои чувства обострены, говори, чего ты хочешь.

— Не знаю.

— Врешь, у человека всегда есть желания, чего ты хочешь?

— Но если я скажу…

— Никаких если. Чего ты хочешь?

— Чтобы ты вошла сюда.

Через минуту Ласаль, обнаженная, стояла рядом с Максом.

— Я здесь, ты можешь трогать меня.

Макс дотронулся до груди и испугался.

— Что случилось?

— Ты обнаженная.

— Конечно, ведь ты этого хотел.

— А разве важно, чего я хотел?

— Да, я сделала то, что ты хотел — не бойся, трогай меня.

— А можно?

— Ты ничего не понял, мы передаем страсть вину, значит, можно все.

Макс опять коснулся груди, рука плавно пошла вниз, и он почувствовал упругий живот — и вот оно, счастье.

— Я хочу.

— И я тоже.

Сознание полностью исчезло из Макса, он стал вином, лозой, Бахусом и Дионисом, которые ничего не просили, а только брали.

— Я не могу.

— Ты все можешь, делай, что хочешь.

Макс растворился во времени, и никто из них уже ничего не помнил. Утром он проснулся от ощущения вселенского счастья. Счастья без оговорок и условностей. Счастья абсолютного, которое не скажет: подожди, не сейчас. Он просто был провален в счастье, и это счастье лежало рядом, прекрасное от ног до головы, без всякой косметики, обмана и хитрости. Это счастье не продавалось, оно было подарено ему, не за заслуги, не потому, а просто так, просто потому, что он попросил. Господи, как он мог жить в этой унылой промозглой Франции, когда здесь, здесь… Ласаль проснулась.

— Ты еще здесь?

— Да.

— Когда мы увидимся?

— А разве мы расстаемся?

— Но ведь у тебя есть какие-то дела?

— Теперь нет.

— Как это, нет?

— Да, вот вам и Франция, вы там, вообще, живете или нет?

— Ты не ответила.

— Нет, я теперь часть тебя.

— Разве так бывает?

— Это у вас не бывает, а здесь Новый Свет, и здесь бывает все. Вставай, нас ждет вино, мы должны дарить людям радость и иллюзию.

— А разве честно давать людям иллюзию?

— Голливуд продает ее больше чем мы, но их иллюзия действует два часа, а наша всю ночь.

— Никогда об этом не думал.

— Не надо много думать, нужно действовать.

— Действовать?

— Итак, Подвалы Дьявола, где ты будешь их искать?

— А откуда ты об этом знаешь?

— У нас уже все знают, что ты хочешь найти Подвалы Дьявола.

— Это не все, что я хочу найти.

— Что еще?

— Еще Слезы Христа.

— Интересное у тебя хобби.

— Это не хобби, я должен найти отца.

— Хорошо, тогда рассказывай все, что я должна знать, чтобы помочь тебе.

— «Слезы Христа» — это марка вина, его делают в Италии из винограда пьедироссо, что, кстати, с итальянского переводится как окровавленные ноги; многие там в Италии считают, что имеются в виду окровавленные ноги Христа, чья кровь и родила эту лозу.

— Очень интересно.

— Да, конечно, это легенда, но, тем не менее, ближе всего к тому, что мы ищем. Ты не поверишь, я нашел вино с таким же названием на Украине, это часть бывшего СССР. И его там делают из древнего сорта Италии алеатико.

— Так значит, в наших подвалах должно быть вино «Слезы Христа», скорее всего, итальянское? Спрашивается, зачем его прятать в наших подвалах и в чем его ценность?

— Это еще полдела, в записке сказано, что его оберегает Валтасар.

— Да, ребус не для слабонервных.

— Ну, хорошо, если мы все знаем и про Слезы, и подвалы нашли, тогда что такое Валтасар?

— Я думаю, это ключ, ведь в записке написано, что он оберегает, значит, это какое-то помещение или ключ, объясняющий связь итальянского вина и чилийских подвалов.

— Не знаю, мне на ум ничего не приходит. Этот Валтасар — это что-то из древней истории?

— Да, знаменитый царь Вавилона, который вместо того чтобы защищать город от персов, закрылся у себя в тронном зале и устроил грандиозное винопитие.

— И что нам это дает? Может быть, это намек на то, что вино — это ответ на любой вопрос: выпил — и нет проблемы.

— Не думаю.

— Может, это имя винодела, или хранителя погреба, или одного из предков владельцев винодельни?

— Ладно, чего гадать, поехали на экскурсию к «Конча и Торо».

— Я уже был на экскурсии.

— Да? И где же?

— Долина Мауле.

— И ничего не нашел?

— Ничего.

— Ладно, поехали в Курико.

— А почему туда?

— А не почему, просто поехали.

— Логика меня устраивает.

— Значит, едем.

Макс и Ласаль отправились на экскурсию по винным подвалам винодельни «Конча и Торо» в долине Курико. Экскурсия ничем не отличалась от той, на которую Макс ездил с Роббером.

— Ну и что?

— Ничего, никакого намека на Дьявольские Подвалы.

— Да, я тоже ничего такого не обнаружила.

— Все зря.

— Макси, ну не расстраивайся, ну черт с ними, с этими подвалами.

— Действительно, а черт-то сними.

Макс и Ласаль так бурно смеялись, что привлекли внимание экскурсовода.

— Молодые люди, — услышали они на английском, — позвольте узнать, откуда вы к нам приехали.

— Из Франции.

— А, ну тогда понятно.

— Что понятно?

— Вы ищете «Подвалы Дьявола».

— Да, а откуда вы узнали?

— Просто их все ищут.

— В каком смысле все?

— Но ведь на этикетке бутылки написано, что вино хранилось в Подвалах Дьявола, и все, конечно, жаждут увидеть подвалы, напоминающие людям их представление о преисподней.

— Мы даже не знаем, толком, что хотели бы увидеть.

— Ну, раз вы французы, расскажу вам правду. Подвалы действительно называли Подвалами Дьявола, и вот почему. В конце XIX века в Чили был свергнут режим президента Хосе Бальмаседы.

— Да, я что-то припоминаю из учебника истории.

— Я вообще никогда о нем не слышал, — сказал Макс.

— А вы чилийка?

— Да.

— Ясно. Так вот Бальмаседа был нашим первым Пиночетом.

— Кем?

— Ну, мы его так называем, в действительности у него ничего не получилось.

— Тогда почему вы его называете Пиночетом?

— Он поссорился с парламентом и пытался взять власть в свои руки. Хороший был человек, душевный.

— А что он такого сделал душевного?

— Ну, он добился принятия закона о разрешении гражданского брака.

— Гражданского брака, в католической стране?

— Да, он был министром внутренних дел и добился принятия такого закона.

— А потом что?

— Ну что, как всегда. Он стал Президентом Чили и сразу взялся за политические реформы, пытался объединить страну и сделать ее независимой.

— И что, получилось?

— Бальмаседа решил взять всю власть в свои руки, но проиграл и покончил жизнь самоубийством.

— Все так печально! — воскликнула Ласаль.

— Да, он хотел сделать Чили супердержавой в Испанской Америке, но ему не дали.

— Хорошо, а при чем здесь подвалы?

— Да, из-за противостояния Бальмаседы и парламента началась гражданская война, она длилась восемь месяцев.

— Ну, а подвалы-то здесь при чем?

— Ах, да, чилийских солдат прятали в погребах «Конча и Торо», а чтобы никто туда не совал носа, придумали эту историю с дьяволом.

— И что?

— Рано или поздно солдаты выходили из подвалов здоровыми, и люди начали говорить, что каждый выходящий из этих подвалов живым продал свою душу дьяволу.

— А где эти подвалы?

— В долине Курико, здесь, где мы с вами стоим. Так вот солдат лечили вином, ну конечно, легко раненных, промывали раны, восстанавливали силы.

— Это что, прямо в больнице?

— Молодой человек, никаких больниц не было, бинты и вино — вот и все средства.

— Не может быть.

— Почему, конечно, может, еще во времена Бернандо О'Хиггинса солдат освободительной армии лечили вином.

— Это когда было-то?

— Во времена борьбы за независимость от Испании.

— Очень интересно, расскажите нам подробнее, — сказала Ласаль.

— Хорошо. Наша страна одна из первой освободилась от колониальной зависимости Испании. Позднее одна за другой страны Латинской Америки отвоевывали себе независимость. И вот в 1819 году предводитель всех революций на континенте Симон Боливар объявил о создании государства Колумбия.

— Колумбия?

— Да, он так называл все страны Латинской Америки, весь континент.

— Что это значит?

— Боливар мечтал создать из всего континента Соединенные Штаты Латинской Америки, сначала у него все получалось. Он объединил Эквадор, Венесуэлу и Колумбию в единое государство.

— В какое?

— Современные историки дали ей название — «Великая Колумбия».

— Великая Колумбия?

— Да, но это только для того чтобы не путать с современной Колумбией, сам Боливар до такого пафосного названия не дошел.

— Правда, как-то очень вызывающе.

— Да, Боливар хотел объединить всю Испанскую Америку в одно государство и назвать его — Соединенные Штаты Южной Америки. Боливар, воодушевленный объединением трех стран, хотел вовлечь в союз весь континент.

— Вы сказали «Испанскую Америку».

— Да, раньше ее именно так и называли.

— А как же название «Латинская Америка»?

— Это название придумал племянник Наполеона Бонапарта, Наполеон Третий. Он решил завоевать для себя Южную Америку и назвал ее «Латинской».

— Хорошо, а что наша страна? — спросила Ласаль.

— Чили отказалась войти в союз: мы одними из первых завоевали независимость и тут же входить в какой-то союз было не в наших интересах. Страна стала независимым государством в 1812 году, а Боливар пытался создать Латинские штаты только в 1819 году.

— И что, у него получилось?

— Да, он объединил почти треть континента и помог нескольким странам разбить испанцев. Соединенная Латинская Америка продержалась немногим больше десяти лет. В 1830 году Боливар сам отказался от поста Президента, понимая, что его мечта о Соединенных Штатах Южной Америки — утопия.

— Утопия?

— Все кончилось через год после его отставки, все страны стали самостоятельными.

— Очень интересно.

— Конечно, прошлое таит много тайн, ну да ладно, я вас заговорил.

— Спасибо вам большое.

— Не за что, тут рядом живет наш старый винодел, он знает больше моего.

— Да, спасибо, обязательно найдем его.

— Ласаль, пошли, мы здесь только теряем время.

— Старый Валтасар все знает.

— Стой, — Макса, словно опять пронзили мечом в сердце, как в том странном сне.

— Что с тобой?

— Кто такой этот Валтасар?

— Да он знает все о подвалах.

— Спасибо Вам, — сказал Макс.

— Да вы меня уже поблагодарили.

— Нет, спасибо вам еще раз. Пошли, мы должны найти Валтасара.

— Макс, уже вечер, давай завтра.

— Нет, сегодня, мы должны найти его сегодня.

— Зачем?

— Там в записке отца сказано, что Валтасар оберегает Слезы Христа в Подвалах Дьявола.

— И что это значит?

— Найдем его, узнаем.

— Но только завтра, Макси, уже почти сумерки, и я хочу…

— Хорошо, завтра.

На следующий день Ласаль и Макс снова оказались на винодельне.

— Да, все хорошо, только бы еще этого Валтасара найти.

— Да, а спросить вчера ты не догадался.

— Ну, ты же понимаешь, как я был вчера перевозбужден.

— Да, я заметила.

— Ласаль, ну при чем здесь это?

— Ладно, давай пытать всех подряд.

— Да вон там группа туристов, пойдем к ним, попытаем экскурсовода.

Им сильно повезло, экскурсовод только закончила экскурсию и прощалась с туристами.

— Извините, бога ради, мы ищем человека по имени Валтасар, он раньше здесь работал. Может быть, вы что то знаете о нем?

— Наверное, Балтазар.

— Да, — встряла Ласаль, — по-испански будет вернее Балтазар.

— Тогда это, видимо, Балтазар Валенсио, он один из наших виноделов, сейчас на пенсии.

— Ему много лет?

— Да ему больше ста лет, но точно никто не знает.

— Он чилиец?

— Нет, он родился не в Чили.

— Не чилиец.

— Нет, он приехал еще мальчиком из Европы, но откуда, точно я не знаю.

— А вот это мы и должны выяснить, — сказал Макс.

— А вы знаете, где он сейчас живет?

— Да, у него дом где-то в Ромероле.

— Как вы сказали?

— Это на востоке Курико.

— Долина Курико, я понял, а что такое Ромероль?

— Это часть долины, местность называется Ромероль.

— Ясно.

— Да, поезжайте, старик еще в своем уме и любит рассказывать про старые добрые времена.

Макс и Ласаль вышли на улицу.

— Все сходится, ты понимаешь, все в одной точке, вот тебе и Ромероль, ведь в записке сказано, ответ найдешь в Ромероле. Ты понимаешь, Ласаль, я все нашел, я нашел!

— Ты уверен, Макси?

— Да, конечно уверен! Смотри, в Ромероле живет человек, которого зовут Валтасар и он работал в «Подвалах Дьявола».

— А «Слезы Христа»?

— Я уверен, что он знает, что это такое, ведь он не чилиец.

— Ты думаешь, что он…

— Ну, то, что он не с Украины, это точно, значит, итальянец.

 

6

— Здравствуйте, — в дом первой вошла Ласаль.

— Здравствуйте, прекрасная сеньорита.

Балтазар Валенсио оказался очень крепким мужчиной, мало похожим на старика.

— Располагайтесь, молодежь, рад вас видеть, с какой бы целью вы ни пришли.

Макс прошел в центр комнаты и остановился около камина.

— Я могу предложить вам только вино, ничего другого я не пью.

— С удовольствием, — сказала Ласаль.

Балтазар посмотрел на Макса и спросил:

— Вы не чилиец?

— Нет, француз.

— Француз, значит, вы будете пить вино.

— Да, спасибо.

— Но а вы, моя дорогая, конечно же чилийка?

— Да, сеньор.

— Хорошо, но вот молодой человек что-то скрывает от нас. Вам так не кажется, сеньорита?

— Я скрываю? — удивился Макс.

— Да.

— Простите, но…

— Ваше происхождение.

— Ах, да, моя мать — итальянка.

— Вот это вернее будет, все сходится.

— Что сходится?

— Как и у меня, моя мать — тоже итальянка. Ведь вы здесь по очень важному делу.

— Да, по очень важному, сеньор Валенсио.

Макс достал записку и показал Балтазару. Тот долго изучал эти несколько строчек.

— Вы полагаете, что это я Валтасар?

— Мы не знаем, просто вы наша единственная зацепка.

— А где вы взяли эту записку, молодой человек?

— Мне ее оставил отец, перед тем как исчезнуть.

— Да, история путаная. Как зовут вашего отца?

— Грегуар Шанталье.

— Да, я что-то слышал о нем и о его двоюродном брате. Они пытаются создать какое-то необычное вино, но, по-моему, это все ерунда.

Ласаль настороженно спросила:

— А все-таки, вы не скажете нам, что значит это записка?

— А вы точно хотите знать, что она значит?

— Я хочу, — сказал Макс.

— Хорошо. Я родился в Италии в декабре 1896 года. Весь этот год наблюдалась повышенная активность Везувия, весь год ждали, что он проснется. Вулкан так и не подал признаков жизни. Но вот виноделы в округе говорили, что вино уродилось удивительным, и будет жить не меньше ста лет. Мой отец купил несколько ящиков «Лакрима Кристи» этого года и сказал, что оно будет жить очень долго, потому что Везувий дал этому вину долголетие.

— И что, это оказалось правдой?

— Не знаю, но я пил это вино очень долго, и вот, как видите, жив до сих пор.

— И что, оно у вас до сих пор есть?

— Нет, конечно. То, что я забрал с собой, когда уезжал из Италии, кончилось давно.

Все дружно посмеялись.

— Я постоянно пополнял запасы вина, но, естественно, тот урожай должен был когда-то закончиться.

— И что?

— Последний раз «Лакрима Кристи» 1896 года я выпил на свое сорокалетие.

— А что же вы делали потом?

— Потом я начал пить 1897 год.

— Так, а сейчас у вас какой год?

— Сейчас я пью 1968 год.

— И никакого другого вина вы не пили в своей жизни?

— Никогда, только «Лакрима Кристи» из Кампании.

— А сколько вы выпиваете?

— Ровно один литр. Я обедаю в семь вечера и начинаю пить вино, ровно в одиннадцать я допиваю последний бокал и ложусь спать.

— И так каждый день?

— Да.

— А жена, дети?

— Да, жена знала об этом, я всегда предлагал ей тоже стаканчик, но она не любила вино.

— Ее уже нет?

— Да, 17 лет как я один, дети — в Европе.

— Так, а что продавцы?

— Они быстро поняли, что это вино для меня много значит.

— Да, тут не трудно догадаться.

— Да, ведь вино оберегает Валтасар.

— Так, ничего не понимаю, вы сами себя оберегаете?

— В некотором роде, но ведь вы знаете, что такое Валтасар?

— Нет.

— Валтасар с ассирийского значит — тот, которого оберегает Бог.

— Бог?

— Да, тот, кого оберегает бог, живет долго — вот и вся разгадка.

— Ничего не понимаю.

— А нечего тут понимать, поэтому и бутылку назвали валтасар.

— Какую еще бутылку?

— Молодой человек, ведь вы, полагаю, где-нибудь учились виноделию?

— Да, в Университете Бордо.

— Ну и вы не знаете, что такое валтасар?

— О боже, это же бутылка емкостью 12 литров!

— Конечно, именно в этой бутылке я и привез «Лакрима Кристи» 1896 года сюда, в Чили, и эта бутылка до сих пор хранится в моем погребе.

— Значит, Балтазар — это человек, оберегаемый Богом?

— Да, причем это единственное имя из древнего мира, попавшее в европейские языки.

— Разве?

— Ну вы встречали где-нибудь в Европе человека, которого бы звали Навуходоноср или, скажем, Мафусаил?

— Нет.

— Конечно, нет, а вот Балтазар прижилось.

— Хорошо, а тогда при чем здесь «Подвалы Дьявола»? Может, в них попал пьяница Валтасар после смерти?

— Молодой человек, у вас очень живое воображение, вам надо романы писать.

— Спасибо.

— Да, люди и не такое придумают, насочиняли, что я храню какое-то странное вино в подвалах, чтобы на него никто не покушался.

— А откуда они узнали?

— Деточка, жизнь большая, меня постоянно донимали расспросами о долголетии, и я придумал это красивое объяснение. Я думал, что на этом все успокоятся, но после того как мне перевалило за сто, люди просто обезумели.

— Какие люди?

— Вам это так интересно?

— Да.

— Приходили очень серьезные люди, которые ищут рецепт долголетия, очень долго расспрашивали меня, что за вино я пью, сколько лет я его пью, каждый ли день, или нет.

— И вы им рассказали?

— Нет, конечно: тайны надо беречь, а не рассказывать, иначе они перестают быть тайнами, а люди без них долго жить не смогут. Да, теперь я вспомнил, ваш отец был среди этих людей.

— Мой отец?

— Но ведь вы сказали, что ваша фамилия Шанталье?

— Да.

— Значит, это был он. Тайна должна быть запутанной, иначе она не тайна. Видите ли, ваш отец тоже на это купился и примчался сюда, в Чили.

— Значит, вы считаете, что «Лакрима Кристи» именно того года дало какое-то особенное вино.

— Видимо, да. Возможно, почва получила повышенную концентрацию полезных веществ из Земли, а лоза впитала их.

— А мой отец и эти другие, чего хотят от вас?

— Они думают, что я знаю, какие урожаи были лучшими за эти сто лет.

— Зачем?

— Я не знаю, но это ведь ваш отец, вот и спросите у него, зачем ему это.

— Да, обязательно спрошу, если еще увижу живым.

После этих слов старик замолчал и погрузился в дремоту. Ласаль и Макс поняли, что им пора уходить, они сели в машину и по пыльному шоссе поехали в Сантьяго.

— Итак, мы выяснили, что вся эта загадка от начала до конца — небольшой розыгрыш. Отец наверняка знает ответ, но зачем он мне подсунул эту записку?

— Позвони Робберу.

— Но он ведь и Робберу ничего не сказал.

— Да, выглядит все очень странно.

— Я думаю, нам нужно выяснить, что это за люди, которые хотят создать супервино, и зачем им понадобился французский винодел.

Роббера в Сантьяго не оказалось, он был на винодельне, пришлось еще два часа провести в дороге.

— Здравствуй, Роббер, — приветствовал его Макс.

— Привет, Максимилиан, а кто это удивительное существо?

Макс смутился.

— Вы не поверите, но это существо — тоже винодел, — ответила Ласаль очень спокойно.

— Макс, она шутит, надеюсь?

— Нет, она проходит практику у «Конча и Торо».

— Ладно, я поверил.

— Ты что-нибудь узнал об отце?

— Нет.

— И что дальше?

— А вы что накопали по записке?

— Да, накопали, но результат пока что, как бы тебе сказать, бесполезный: мы узнали часть какой-то мозаики, но вот какой, пока неясно.

— Я думаю, Грегуар знает.

— Ну и что мы будем делать?

— Ничего.

— Как ничего?

— Он сам найдет тебя.

— Ясно, значит он не один.

— Да.

— Ты что-то знаешь?

— Зная твоего отца, я думаю, он сюда приехал не только ради вина.

— Давай выкладывай.

— Ты уверен, что хочешь это знать?

— Да.

— Они познакомились на выставке вина в Калифорнии два года назад.

— Она американка?

— Нет, испанка, но живет здесь, была замужем, но неудачно.

— Так, значит, он из-за нее уехал.

— Нет, Макс, скорее всего, она его подтолкнула. Твой отец сумасшедший, он всегда хотел того, чего не существует в реальной жизни.

— И чего же?

— Совершенства. Он хотел неземной любви, необычной страны и вина, которого не с чем сравнить. Он влюбился в Чили, ты понимаешь, о чем я говорю.

— Не очень.

— Это как с женщиной, ты влюбляешься — и все, тебе все равно, кто ее родители, богата она или нет, что будет дальше, ты ничего не чувствуешь, кроме своей любви, остальные чувства вымирают, их просто нет.

— И что с отцом было так?

— Да, он сразу понял, что здесь его судьба.

— Хорошо, как ее зовут?

— Кого?

— Судьбу.

— Изабель.

— Да, я совсем не знаю своего отца.

— Макс, тебе нельзя его осуждать.

— Да я и не собирался.

— Ты знаешь, я ведь ему завидую, я так свою женщину и не встретил.

— Кстати, о вине, — перевел разговор Макс, — ты сумел сделать супервино?

— Не знаю, пока, наверное, нет.

— А ты пытался то же самое сделать дома, во Франции?

— Во Франции это уже сделали до нас.

— Это как?

— Ну ты же знаешь про гаражистов.

— Да.

— Ну вот тебе и ответ.

— Ты пробовал что-то?

— Макси, ты что! Это все столько стоит, что попробовать это могут немногие, у них же урожаи всего по несколько тысяч бутылок. И потом их страшно не любят во Франции, а тут нас все любят, — и Роббер рассмеялся от удовольствия.

— Прямо рай у вас.

— Не рай, а Эльдорадо.

— Это лучше?

— Конечно, лучше, в раю скучно, а здесь весело.

— Конечно, поэтому ты отца сюда и сманил.

— Как бы не так!

— Что это значит?

— Твой отец имел семью и не мог ее бросить, а я был свободен. Это он заразил меня этой страной, вот я и уехал.

— Как-то очень грустно.

— Еще бы, женщину я так и не встретил, вино мое мало кто знает.

— Значит, надо было творить дома.

— Нет, Макси, все великие вина Франции давно сделаны, а человек не может стоять на месте, он должен идти вперед. К тому же твой отец, я и сотни виноделов считают, что вино должно быть доступным, его надо пить, а не забивать им погреба на десятилетия вперед и потом долго обсуждать его на редких дегустациях. Оставим Европе ее игры.

— Какие игры?

— Игры в рейтинги, здесь это просто не нужно. Чили приняла почти все благородные европейские лозы, все они начали давать превосходные результаты. Вот что всех напугало. Карменер, забытый у нас, потом каберне совиньон, мерло, мальбек, американский зинфандель, бургундское капризное пино нуар, южноронская сира, испанский темпранильо, итальянский санджовезе, шардоне, совиньон, гевюрцтраминер.

— Это все растет в Чили?

— Понимаешь, это Европа в концентрате, без филлоксеры и с идеальным климатом для каждого сорта винограда внутри одной страны.

— Так не бывает!

— Бывает, это и есть страна Эльдорадо, европейцы искали здесь золото, но как всегда, не увидели, что золото растет буквально под ногами.

— Что это значит?

— Здесь можно собрать все лучшее, что дала Европа, и вырастить на одной земле. Ты задумывался, какое будущее у вина?

— Не знаю.

— Не знаю — это простой ответ, просто не задумывался. Твой отец — идеалист: он хочет создать доступное вино высочайшего качества — и сделать это можно только здесь. Но есть и другие, которые хотят оставить вино привилегией избранных. Но тут еще и третья сила появилась. Они хотят не вино, а этакую бомбу здоровья, накачанную ресвератролом.

 

1

— Я не для того бросил Францию и твою мать, чтобы тут просто зарабатывать деньги, я хотел создать супервино.

Макс смотрел на живого отца и не верил самому себе.

— Папа, мы тебя искали, что ты делал все это время?

— Искал.

— Что искал?

— Наш виноградник.

— А для чего ты придумал эту записку?

— Чтобы ты прошел испытания.

— Какие?

— Я хотел, чтобы ты понял главную вещь в своей жизни — хочешь ли ты быть виноделом.

— И только для этого ты гонял меня по всему свету?

— Макс, если бы тебе это было неинтересно, ты бы не искал меня.

— Жаль, конечно, я нашел столько интересного…

— И оно обязательно нам пригодится.

— Пригодится?

— Да.

— Для чего?

— Видишь ли, Макс, в мире есть очень богатые люди, которые хотят прожить больше, чем им отведено судьбой, и они ищут рецепты долголетия. Впрочем, ничего удивительного в этом нет, человек всегда мечтал о том, чтобы жить если не вечно, то очень долго.

— А при чем здесь вино?

— Вино рассматривается этими людьми как один из элементов долголетия.

— Да, я уже кое-что знаю об этом, Роббер мне рассказал.

— Хорошо. Так вот, старение человека — это химический процесс, основой этого процесса является окисление, которое вызывают свободные радикалы. Когда их в организме больше чем нужно, они начинают разрушать клетки и приводят к мутациям в ДНК.

— Ну а вино здесь при чем?

— В вине есть мощный антиоксидант, то есть борец с окислением, ресвератрол.

— И что ты об этом думаешь?

— Мы пока не все знаем, а вот на человеческую глупость я насмотрелся с избытком. Представляешь, один энолог из Франции сформулировал идею, что человек должен выпивать в год вина столько, сколько он весит. Он начертил массу графиков и диаграмм, доказывающих свою теорию. Потом один местный винодел настаивал на противоположной теории: раз в год нужно чистить кровь, для этого в течение календарных суток нужно выпить пять с половиной литров вина, это объем крови в нашем организме. Потом еще веселее: нужно проводить раз в месяц ночь в ванне с красным вином.

— Тебя пригласили работать вместе с ними?

— Да, Макс. Но знаешь, что больше всего меня поражает? Люди, владеющие огромными состояниями, как дети, верят этим сказкам.

— А что ты им предложил?

— Делать хорошее вино.

— И все?

— Но это все, что я умею делать в жизни, обманывать людей — не моя профессия.

Грегуар хитро улыбнулся себе в усы с видом человека, который знает все.

— Вино не один из элементов, оно главный элемент.

— Ты хочешь создать панацею.

— Может быть.

— Вас много?

— Кого?

— Ну, тех, что верят в твои идеи.

— Я, твой дядя и пара чилийцев.

— Ну и с чего вы начали?

— Со спутника.

— Со спутника?

— Мы подключили спутниковое сканирование всех виноградников Чили.

— И что ты хочешь узнать?

— Все, сынок. Спутник отслеживает все то, чего мы с тобой не можем увидеть на Земле — то, на что у нас уйдут годы наблюдений.

— Рассказывай!

— В программу входит, например, определение степени вызревания винограда: спутник отслеживает уровень содержания воды в ягоде, набор массы ягоды, для большей точности используются фотографии в инфракрасном диапазоне.

— Ты меня удивляешь!

— Да, Макси, я думаю, старый Арсен не узнал бы своего сына. Ну, слушай дальше. Инфракрасный след позволяет определять густоту листвы, а также изменение цвета при вызревании гроздей, но самое главное — это данные о поливе винограда: вода — это главная проблема для чилийских виноградников. Но самое-самое главное даже не это.

— А что?

— При помощи спутника мы получаем данные обо всех виноградниках, и я смогу определить, где лучше вызревает виноград. Если бы я это делал вручную, у меня ушли бы годы, а так уже по урожаю 2009 года я сделал несколько потрясающих выводов.

— Но это же стоит денег!

— В пересчете на бутылку будущего вина меньше полудоллара.

— Не может быть.

— Сначала мы тоже так думали, но инфракрасный объектив приносит только прибыль.

— Роббер с тобой?

— Да, он согласился мне помогать. А ты, что ты обнаружил?

— То, чего ты не ожидал, папа.

— И что же это?

— Наш мир больше и удивительнее, чем мы думали.

— Тебе это подсказал Жюно.

— Да Жюно лишь рассказал нам об этом, но то, что я увидел, сильнее его рассказов.

— Ладно, поговорим завтра, мы все чертовски устали.

— Может, вина на сон грядущий?

— Я думаю, можно.

— А что с ресвератролом, ты так и не договорил?

— Это главный элемент, который обнаружили биохимики в красном вине, он оказывает наибольшее воздействие на организм человека.

— Ты в это веришь?

— Ну почему нет, у вина много полезных веществ, и, возможно, одно из них обладает большим действием, чем все остальные.

— Но ведь ты не веришь, что только ради этого стоит пить вино.

— Конечно, вино обладает комплексным действием, но люди всегда хотят найти что-нибудь очевидное.

— А наши вина?

— Они бедны этим элементом.

— Почему?

— Это неизвестно, но больше всего ресвератрола в испанских и чилийских винах.

— А как увеличивать его содержание в вине?

— Это не главное, Макси. Вино содержит такие вещества, как полифенолы, один из них ресвератрол. Да, он мощный антиоксидант. Они — эти искатели долголетия — уверены, что необходимо увеличивать количество ресвератрола в вине по максимуму. Сегодня есть технологии, способные накачивать вино этим антиоксидантом. Ни на что другое они не смотрят. Ресвератрол — это то, с чем сегодня все носятся. Они одержимы идеей создания ресвератроловых бомб.

— Ну, может, это не так плохо?

— Макс, в погоне за химерой можно потерять сам смысл вина. Ресвератрол, конечно, важен, но это не все, что может дать вино. Хотя я не удивлюсь, если скоро на бутылках будут указывать количество ресвератрола, и это будет лучшим показателем для покупателя. Увеличение ресвератрола может привести к неконтролируемому воздействию на организм человека. Это уже искусственная накачка мускулов у вина, а мы хотим лишь выделить максимально полезные свойства каждого сорта винограда и соединить их вместе в одном вине.

— И что мы должны делать?

— Искать.

 

2

— Ну и что ты нашел, Макс?

— Алеатико.

— Алеатико?

— Да, папа.

— Это что-то новое.

— Да, именно это я и выяснил, когда искал твои «Слезы Христа».

— А именно?

— В 1830 году был основан исследовательский центр — Квинта Нормаль. В Чили ввезли лозы французского и итальянского происхождения: каберне совиньон, карменер, мальбек, мерло, шардоне, из «итальянцев» санджовезе и алеатико.

— А дата точная, именно 1830 год.

— Да, на это есть исторические документы.

— Только два итальянских сорта?

— Да.

— Ты знаешь, сынок, некоторые сумасшедшие пытаются теперь выращивать и неббиоло.

— Почему сумасшедшие?

— Но ведь ты наполовину итальянец.

— Да.

— Ну, значит, ты должен знать, что такое неббиоло.

— Да, капризный сорт.

— И тем не менее, его здесь возделывают.

— Хорошо, но меня удивляет одна дата — это 1830 год.

— Что тут удивительного?

— Я уже встречал эту цифру, и она имеет отношение к алеатико.

— Давай рассказывай.

— На Украине, в бывшей Российской Империи, алеатико появился именно в 1830 году.

— Ну и что тут интересного?

— Ты знаешь, папа, я по твоему необычному заданию обнаружил очень много интересного, так вот в Россию алеатико завезли в 1830 году.

— Это я уже понял, а что тут необычного?

— Необычного? Папа, а разве это обычно — везти итальянскую лозу древнего происхождения в Россию?

— Ну, в мире много где выращивают итальянский виноград.

— Папа, во всей России известен только алеатико, причем он распространился даже в азиатскую часть бывшей России.

— Боже, и что там из него делают?

— Десертное вино.

— Не может быть!

— Может, и насколько я могу судить, очень неплохое.

— Очень интересно.

— Да, но еще более интересно то, что в этом же году алеатико попал в Чили.

— Так, ты видишь какую-то взаимосвязь?

— Возможно, но пока не знаю, какую.

— Когда узнаешь, посвяти меня в это.

— Хорошо.

Макс вспомнил ту версию, которая его так взволновала там, на Украине. Макс залез в Интернет и проверил историю Италии за десять лет с 1825 по 1835 год. Узнал он много интересного, и главное, то, что подтверждало его версию. После Июльской Революции 1830 года во Франции по всей Европе прокатилась волна революций. В Италии поднялось революционное движение под девизом «Италия освободит себя сама». Предводителем движения стал Джузеппе Мадзини. Революционеры ставили перед собой задачу объединения всей Италии в единое демократическое государство.

— Папа, я нашел.

— Что ты нашел?

— В 1830 году в Италии началось революционное движение под предводительством Мадзини.

— Так, это очень интересно.

— Так вот, я уверен, что кто-то, ожидая то ли репрессий, то ли военных действий, решил вывести лозу алеатико, потому что считал это важным.

— Пока не очень понятно.

— Ладно, зайду с другой стороны: я нашел информацию времен Австрийской Империи.

— Давай выкладывай.

— Австрийцы презрительно относились к итальянскому виноделию, считая его примитивным, и хотели засадить всю страну своими лозами.

— Но ведь ты говоришь, что итальянцы подняли восстание, зачем им тогда вывозить лозы?

— Да, но Мадзини действовал из эмиграции, он жил в Марселе, так что, возможно, кто-то, зная, что Италия начнет воевать, решил спасти лозу, развеяв ее по миру.

— Да это абсурд, и почему именно алеатико?

— Нет, папа, не абсурд, то же самое было и в Чили.

— И что же здесь было?

— Испания запрещала производство чилийского вина на протяжении 300 лет, потому что боялось конкуренции. Каждый дворянин из Испании был обязан брать с собой в путешествие по Чили количество вина, необходимое для удовлетворения собственных потребностей.

— А если им не хватало на удовлетворение этих потребностей?

— Не знаю, пап, но есть еще более интересный факт.

— Ну что там?

— Ты же знаешь, что о брожении в XIX веке знали очень мало.

— Да.

— Так вот, еще в 1818 году в Праге вышла работа, которая называлась «О качестве и крепости пива».

— И что, при чем здесь Чили?

— Там высказывалась революционная мысль, что дрожжи — это живой организм, который и приводит к брожению.

— Допустим?

— Так как работа была опубликована в Праге, а не в Вене, к ней специально не проявили никакого интереса, хотя это была очень важная работа.

— Почему важная?

— Пиво часто скисало, и никто не знал, как контролировать этот процесс.

— Да, те же проблемы что и с вином.

— Ну вот, видишь.

— Макси, насколько я знаю, все значимые винодельни в Чили появились во второй половине девятнадцатого века.

— Да, папа, я ждал от тебя этого вопроса.

Грегуар был сильно удивлен.

— Ну и что ты еще накопал?

— Не поверишь, но в 1830 году открылась винодельня «Сан Педро».

— Да, их теперь консультирует Жак Люртон.

— Опять 1830 год, тебе не кажется, что слишком много совпадений?

— Да, сынок, я смотрю, ты много чего накопал.

— Но я хотел бы узнать еще одну вещь.

— Какую?

— Что случилось с дедом? — Макс неожиданно изменил тему разговора.

— Он умер, так же как и его отец.

— Папа.

— Что ты хочешь от меня услышать?

— Правду.

— Это тайна нашей семьи.

— Вот я и хочу узнать эту тайну нашей семьи.

— Еще рано.

— Папа, я не буду с тобой разговаривать, пока ты мне не скажешь, как умер дед.

— Мужчина принимает решение, что он достаточно прожил и ему пора покинуть этот мир…

— Самоубийство?!

— Нет, так называть это нельзя.

— Дед умер в подвале. Что он там делал?

— Пил вино.

— Вино?

— Да, он пил вино до тех пор, пока сердце не выдержало.

— Ничего не понимаю.

— Любое вещество, даже полезное, превращается в яд в больших количествах.

— И сколько он выпил?

— Семь бутылок.

— Нашего?

— Конечно.

— И ты знал об этом?

— Да.

— И ничего не сделал?

— Это его решение, его отец, мой дед, сделал то же самое.

— Это что, такая традиция?

— Что-то вроде.

— А ты что об этом думаешь?

— Пока ничего, но Арсен всегда говорил: «Я родился в вине и в нем умру».

— Почему он с нами не попрощался?

— Шанталье не прощаются.

— Поэтому и ты уехал, не попрощавшись?

— Может быть. Но я уехал ради тебя: я хотел, чтобы ты сам решил, кем ты хочешь быть. Мой отец все решал за меня. Я стал виноделом, как и он, я люблю свою профессию, но я хотел делать свое вино, а он мне не давал, я хотел пробовать другие вина, он мне запрещал. Он женил меня на женщине, которая нравилась ему.

— Ты маму никогда не любил?

— Это сложный вопрос, сынок, очень сложный, и сейчас я не готов это обсуждать.

— Просто скажи, любил или нет, больше ничего не надо.

— Я не могу тебе врать.

— Значит, не любил.

— Когда я сделал первый урожай, Арсен его забраковал. Он открыл три бутылки, попробовал из каждой и разбил их о стену замка.

— Почему?

— Он сказал, что это плохое вино: «Кислота должна быть частью вина, а здесь она выпирает, она солирует в этом вине, я ничего не слышу после нее».

Отец замолчал и долго ходил по комнате, явно подбирая нужные слова, чтобы не обидеть сына.

— Поэтому когда его не стало, я решил, что имею право провести вторую половину своей жизни так, как я хочу. С матерью мы уже давно чужие люди, отца не стало, ты вырос и стал мужчиной.

Я дал тебе право выбора. Я все это сделал, чтобы ты увидел, как огромен мир, сколько людей делают вино, и это вино разное, и каждое имеет право быть достойным. Я хотел, чтобы ты сам решил, хочешь ли ты быть Виноделом.

— И все только ради этого?

— Твое восхищение Жюно меня не удивило, я ведь тоже был… — отец осекся.

— Папа?

— Да, сынок, я был его лучшим учеником.

— Ты, ты учился?

— Я проучился год, и Жюно хотел отправить меня на практику. Арсен, когда узнал, что я не буду помогать ему с урожаем да еще и уеду, взбесился страшно.

— Вот это да.

— Он пошел в университет и наговорил Жюно неизвестно что, так что я больше туда не вернулся.

— Не может быть, чтобы дед так с тобой поступил.

— Да, сынок, но его нельзя осуждать, времена были тяжелые, я был нужен ему, и потом он считал, что я всему научусь у него.

— Он ревновал тебя.

— Да, я был лучшим учеником у Жюно.

— Теперь все понятно.

— Что понятно?

— Он назвал меня по фамилии на первой же лекции.

— Значит, он узнал тебя.

— Да, папа.

— Да, сынок, профессор в тебе не ошибся.

— О чем ты говоришь?

— Ты ведь так и не делаешь записи?

— Нет, я все держу в голове.

— А я везде вожу за собой мои и трясусь над ними, как над сокровищем, у меня уйдут годы на то, что ты сможешь сделать за месяцы.

— Ты так веришь в меня, отец?

— Да, сынок, теперь я знаю что ты — Винодел.

 

3

— Макс, Макс, вставай.

— Что случилось?

— Землетрясение.

Ласаль стояла посреди номера, уже почти одетая и упаковывающая ноутбук в сумку.

— Что?

— Землетрясение, быстро одевайся и собери документы.

— А как ты почувствовала?

— Нас здесь все время трясет.

Макс и Ласаль уже через десять минут были на улице. Было около трех часов ночи. Все постояльцы отеля высыпали на улицу. Час никто не решался войти в отель.

— Может, пойдем спать? — зевая спросил Макс.

— Да, Макси, сразу видно, что ты европеец и ничего не знаешь про землетрясения.

Макс, страшно сонный и еле соображающий, что происходит, невинно развел плечами.

— Спать нельзя, это все может повториться.

— И сколько мы будем ждать?

— Не знаю, но обычно после этого люди не спят несколько дней.

— Ласаль, ты что, да я усну прямо сейчас стоя, как боевая лошадь.

— Не знаю, как там у вас боевые лошади спят, а спать ты не будешь.

— Да ничего не буд…

В этот момент, не договорив, Макс упал, что называется «на ровном месте». Послышались звон разбитого стекла и крики людей. Крики были отовсюду. Они нарастали то с одной стороны, то с другой.

— Что это? — в глазах Макса застыл ужас.

— Это то, что ты назвал «ничего не будет». Ну что, пойдем спать?

— Нет.

Только сейчас Макс заметил, что улицы начали наполняться толпами народа. Начало рассветать.

— Что будем делать?

— Нужно найти Роббера и отца, — и Макс достал сотовый.

— Уверена, что связь не работает.

— У отца спутниковый телефон.

— А у Роббера?

— Обычный.

— Звони отцу.

Макс набирал номер отца, но в ответ только слышал тишину.

— Ничего.

— Может, просто разрядился?

— Да, я тоже хотел бы так думать.

— Ну, раз не отвечает, значит батарея села.

— Или…

— Макс.

— Спутниковый телефон ловит, только если видит небо.

Макс набирал попеременно то Роббера, то отца, но слышал в трубке одно и то же: «Сбой сети, повторите позже».

— Интересно, что с Интернетом?

— Думаю то же, что и с сотовой связью.

— Нам нужен Вай-Фай доступ.

— Пойдем искать, может быть, где-нибудь он чудом сохранился.

Через полчаса Макс увидел кафе и значок Вай-Фай. Кафе не сильно пострадало от землетрясения, и официанты, не зная, что им делать, зачем-то накрывали столы и расставляли посуду. Макс достал ноутбук, попытался подключиться.

— Ну что?

— Ничего.

— Плохо дело, в гостиницу возвращаться не имеет смысла.

— Ладно, поехали в Сантьяго.

Макс сел за руль и тут же включил радио. Все радиостанции молчали.

— Ласаль, покрути радио, вдруг что-нибудь поймаем.

— Давай попробую.

Минут десять радио молчало и вдруг:

«Аэропорт Сантьяго сильно пострадал, все самолеты, находящиеся в полете, перенаправляются в аэропорты Аргентины. Взлетные полосы повреждены. Также пострадало здание аэропорта, одна из опор коридора выхода к самолетам рухнула. В Сантьяго хаос, жители пытаются покинуть город».

— Это Аргентина передает.

— Скорее всего.

— Все, связь пропала.

— Звони отцу.

Макс снова набирал номер отца, потом, отчаявшись, номер Роббера.

— Ничего.

— Макс дай я сяду за руль, ты не контролируешь машину.

— Нет, не надо.

— Макс, волноваться еще рано, ведь нет никаких…

— Я не могу потерять отца сейчас, только когда нашел его.

— Но с чего ты решил?

— У меня плохие предчувствия.

В столице стоял полный хаос. Узнать хоть что-нибудь об отце не удалось. Офис, в котором он работал, был пуст. Сантьяго жил в состоянии страха, люди боялись заходить в дома и предпочитали спать на улице. Джипы ООН везде развозили макароны и воду.

— Интересно, что там с виноградниками? — зачем-то сам у себя спрашивал Макс.

— Кого сейчас волнуют наши виноградники, Макси?

— Давай искать связь.

Макс нашел связь в одном из уцелевших кафе. Новости были неутешительными. В эпицентре землетрясения оказались два миллиона людей, число погибших около 800, но это только погибших, а пропавших без вести три или четыре тысячи. Около полумиллиона зданий повреждено. Сильно пострадали порты Икика и Вальпараисо, пострадал провинциальный город Курико.

Макс подскочил от неожиданности.

— Что такое?

— Курико сильно разрушен, а вдруг он там?

— А Роббер?

— Он должен быть в столице.

— Ну и как мы его будем искать?

— Не знаю, поехали к нему домой.

Ласаль и Макс через час добрались до дома Роббера. Дом был частично разрушен. Макс несколько часов разгребал обломки.

— Его там нет, это точно.

— И что нам делать?

— Не знаю.

Прошли сутки, Макс не вылезал из Интернета, который работал с перебоями. Других каналов связи не было. Макса больше всего волновало, что мать ничего о нем не знает. Сотовая связь не работала, а Интернет ничем не мог ему помочь.

— Да, вот это мы влипли.

— У нас это часто бывает.

— Часто?

— Да, последний раз ровно 50 лет назад в 60-ом году, мне дед рассказывал.

— Он выжил?

— Да, он и его сестра, больше никого.

— Где мы будем ночевать?

— Не знаю, поехали к Робберу.

— Давай.

Макс и Ласаль вернулись в дом Роббера. Страх перед новыми толчками не остановил их. Сил больше не было, ни физических, ни духовных.

— Давай спать на первом этаже.

— Хорошо.

Ночью послышались какие-то крики и звук бьющегося стекла. Человеческие голоса приближались к дому, но потом резко стихли. Макс увидел в окне проблески синих огней.

— Что это?

— Полиция, спи.

Утром они проснулись от новых толчков. Толчки были слабее первых, но все же было очевидно, что землетрясение продолжается.

— Пойдем за свежей порцией новостей.

На удивление всего квартала в маленьком «Макдональдсе» полностью восстановили связь, и десятки людей сидели с ноутбуками, пытаясь выудить новости о землетрясении.

— Смотри.

— Что?

— «Гугл» запустил новый сетевой инструмент, ориентированный на помощь людям, пострадавшим во время землетрясения в Чили.

— Дальше читай.

— Новая система «Гугл Персон Фикшн» позволяет искать данные об их родных и близких по имени или ранее оставленной информации. Система работает на английском и испанском языках. На сегодняшний день в системе более 44 тысяч сообщений. За их достоверность Гугл ответственности не несет.

— Ясно.

— Да, смотри дальше: на «Гуглс Мэп» запущены карта сейсмической активности и карта разрушений.

— Что еще?

— Смотри, НАСА пишет, что из-за землетрясения в Чили ось Земли сдвинулась на восемь сантиметров, однако это обычное явление при землетрясениях. Вот еще о помощи заявили Япония, Австралия и Россия.

— Макс, мы не можем больше сидеть здесь, надо искать твоих и что-то делать.

— Хорошо, завтра будем выбираться из города.

Макс с Ласаль снова заночевали в доме Роббера.

Ночью Макс услышал страшный грохот, и тут же что-то тяжелое с неимоверной силой ударило его в грудь, и он потерял сознание.

— Макс, Макс.

Макс очнулся и увидел перед собой лицо Роббера.

— Макси, ты слышишь меня?

— Да.

— Вот и хорошо, твоя девушка в порядке, все хорошо.

— Ты нашел нас?

— Не я, русские спасатели вытащили вас.

— А ты где был, мы думали, ты погиб.

— Нет, я спал на улице два дня.

— А где отец?

— Не знаю, — хмуро ответил Роббер, — он был в Курико.

— Что там?

— Полная катастрофа, сведений о нем нет.

— Роббер, а что с виноградниками?

— Пока сведения очень скудные, многие пострадали — это точно, но не это главное.

— А что?

— Через пару недель начинается сбор урожая, вот это серьезнее. Кто его будет собирать и где делать вино — это вопрос.

Макс попытался подняться, но у него ничего не получилось.

— Лежи, Макс, тебе нужны силы. Сейчас придут врачи, и мы тебя отвезем в госпиталь.

— Откуда у нас взялись русские?

— Они прислали два самолета с врачами.

— Где Ласаль?

— Она в порядке.

— А что мной?

— Нога кровоточит сильно, врачи сказали, нужна операция.

— Операция?

— Да, ничего страшного, не переживай.

— А кто ее будет делать?

— Русские, у них тут полевой госпиталь.

— Роббер, а что с отцом?

Больше Макс ничего не помнил. Его перевезли в операционную.

— Ну что будем делать? — спросила Ласаль.

— Я еду домой. Как Макс придет в себя, позвони мне, — сказал Роббер.

— Как домой?

— Мы ничего с тобой сделать не можем, а лоза не ждет, нужно собирать урожай.

— Как ты можешь сейчас думать об этом?

— Я винодел, Ласаль, мой брат меня бы понял.

— А я не понимаю?

— Лоза, как ребенок, она не может ждать, не соберем урожай сейчас, она перестанет рожать виноград.

— Да разве это сейчас важно?

— Да, важно, это будет урожай столетия, поверь мне, Чили потрясет весь мир своим 2010 годом.

— Почему? Только потому, что все запомнят, что это год землетрясения?

— Именно, из-за землетрясения, это то, о чем мечтал Грегуар.

— Мечтал?

— Да, Макс объяснит тебе, он поймет, о чем я говорю. Оставайся с ним и звони мне каждый день.

Макс очнулся через три дня. Рядом сидела Ласаль и держала его за руку.

— Какой ты красивый.

— Что ты говоришь?

— Ты такой благородный, с сединой, царапинами, исхудалый.

— Ты цела?

— Да.

— А что со мной?

— Теперь все в порядке.

Макс от страха попытался встать и не смог.

— Мои ноги, они целы?

— Да.

— А почему я не могу встать?

— Ты потерял много крови.

— Ласаль, что с отцом, что-нибудь узнали?

— Да.

— Что? — чуть не выпрыгнул из постели Макс.

— Без вести пропавший.

— Что это значит?

— Его не нашли, Макси.

— А где Роббер?

Ласаль вся наполнилась возмущением и выпалила:

— Твой дядя, этот человек…

— Что с ним?

— Он бросил меня здесь одну и сказал, что поедет к себе собирать урожай.

— Ах, да, здесь же все наоборот: уже осень, пора урожая.

— Да какой к черту урожай, ты без сознания, твой отец без вести пропавший, а он поехал собирать виноград!

— Ласаль, лоза не может ждать, ты же это знаешь.

— Он мне то же самое сказал, — захлебываясь от слез, бормотала Ласаль, — но не сейчас, не сейчас.

— Сейчас.

— Он сказал, ты поймешь его.

— Да, все правильно.

— Он говорил, что это лучший урожай века, что люди запомнят 2010 год, потому что…

Макс подпрыгнул с постели.

— Да, да Роббер прав, вот оно, вот то, что я искал, то о чем мне говорил отец — урожай века. Мы пытались создать супервино, а природа сама нам его подарила.

— Макс, что ты говоришь, это землетрясение, все разрушено, вокруг хаос.

— Да, но лоза получила за этот год больше, чем за все предыдущие десять лет, она же все впитывает из глубин Земли. Вот оно, супервино, и Роббер понял это.

— А твой отец?

— Отец был бы счастлив, только нужно собрать как можно позже, чтобы лоза все вынула из земли. Ласаль, это будет вино, которого мир еще не пробовал.

Прошло две недели, Макс встал на ноги. Робберу звонили каждый день. Тот круглые сутки проводил на винограднике.

— Макси, у нас почти нет разрушений, а если бы ты видел грозди.

— Ты пробовал?

— Да, это чудо, это не карменер, а божественный эликсир.

— Хорошо, мы будем тебя ждать в Сантьяго.

Город восстановили достаточно быстро. Электричество, газ, свет, вода, госпитали, развернутые странами, приславшими спасателей.

— Как город?

— Все уже хорошо, и главное, белоснежная статуя девы Марии все так же хранит этот город.

— Да, да конечно.

— Что ты сказал?

— Нет, ничего.

— Ты меня не понял, Макси.

— Не понял?

— Ты не знаешь, что наш город охраняет дева Мария?

— Ласаль, я прошу тебя, ты же знаешь, как я отношусь ко всем этим религиозным верованиям.

— А, так ты не знаешь?

— А что я должен такое знать?

— Ты знаешь про статую Христа в Рио-де Жанейро?

— Конечно.

— Конечно, более чем утвердительно, ну кто не знает про это.

— А что не так, Ласаль?

— А то, что Сантьяго тоже есть кому охранять. Статуя Девы Марии, она хранит Сантьяго с вершины горы, и у нее так же распростерты руки, как и у Христа в Рио.

— Да, ладно.

— Выйдем отсюда, и я тебе покажу.

— Хорошо.

Макс уже начал поправляться и самостоятельно ходить.

— Я думаю, пора погулять по городу.

— Давай.

Макс и Ласаль целый день бродили по Сантьяго.

— Тебе нравится?

— Да, у меня странное ощущение, что я в Париже.

— Странного тут ничего нет.

— Почему?

— В конце XIX века город разрушило сильное землетрясение, и его восстанавливали по французскому образцу.

— Опять землетрясение?

— Да, такова наша жизнь.

— Я так понимаю, раз в полвека Чили переживает апокалипсис.

— Может и так.

— А при чем здесь французы?

— К этому времени у нас уже было много французов-виноделов, вот и столицу выстроили на французский манер, в высшем обществе с французов брали пример в еде и питье.

— Ну, я смотрю, ты тоже представитель высшего общества.

— Почему?

— Ну ты же себе нашла француза.

— Тебя?

— Да.

— Мне больше нравится в тебе итальянец.

— Да, значит, я был прав, эти зеленые бульвары, много зелени и фонтаны, — все это похоже на Париж.

— Так этот район так и называется «парижский квартал».

Макс каждый день искал отца через Интернет. Никакой зацепки, сведений из Курико почти не было.

— Надо ехать туда.

— Куда мы поедем, ты еле стоишь на ногах.

— Ты поведешь машину.

— Нет, пока врачи не скажут, что ты здоров, мы никуда не поедем.

— Но.

— Никаких но.

Не прошло и недели, как в больнице объявился Роббер.

— Ну, что тут больной?

— Выздоравливает, — спокойно ответила Ласаль.

— Конечно, в присутствии такой красавицы я бы уже давно бегал.

— Роббер, отец — в списках без вести пропавших.

— Да, я знаю.

— Его нужно искать!

— Встанешь на ноги, тогда и будем искать.

— Я уже почти здоров.

— Значит, как только врачи разрешат, поедем в Курико.

— Страшное землетрясение.

— В 1960 году землетрясение было еще хуже.

— Чем хуже?

— Почти десять баллов по шкале Рихтера. Спустя два дня после землетрясения началось извержение вулкана Кордон Каулле. Оно, как цепочку, потянуло за собой извержение других вулканов. Никто точно не знает, сколько их было, но старые чилийцы говорили мне, что это был ад. Настоящий ад.

— Где-то я уже слышал про ад на земле.

— Ты думаешь, его уже нет в живых? — спросила Ласаль.

— Ребята, вы лучше меня все знаете.

— А что там с урожаем?

Роббер с трудом скрывал радость и шепотом проговорил Максу:

— Это чудо, такого никогда не было, это…

— Значит, все правильно.

— Да, Макси, это будет суперурожай, сверхвино, я даже боюсь говорить об этом.

— Да, я знаю.

— Это то, что твой отец искал здесь, он пытался собрать все воедино, но природа сделала за него все сама. Жаль, что он так и не узнает об этом.

Макс начал свыкаться с мыслью, что отца нет. Вокруг было столько горя, что его личное горе мало что значило. Прошло еще три дня, и Макса выписали из госпиталя как абсолютно здорового.

— Итак, все в Курико.

У Роббера был старый «Рэнч Ровер», прошедший без малого полмиллиона километров и не подававший признаков усталости.

— Картина будет не из приятных.

— Много разрушений?

— Да, когда я собирал урожай, вода в речке была красной.

— Как?

— Очень просто, многие винодельни разрушены, и вино вылилось в реки.

— И что теперь будет? — спросила Ласаль.

— Не знаю, разрушений много, бочки разбились, чаны для брожения лопнули, винодельни разрушены.

— Все так серьезно?

— Да, «Конча и Торо» сильно пострадала, они потеряли много вина, виноград некому собирать, сборщиков некуда селить, «Casa Silva» серьезно пострадала, да и портам досталось, Вальпараисо работает вполсилы.

Через несколько часов компания въехала в Курико. Город начал восстанавливаться. Появились вода, свет и Интернет.

— Где у него офис?

— Здесь у него не было офиса, он жил в гостинице.

Через двадцать минут вся компания была около гостиницы, где снимал номер Грегуар. Гостиница была сильно разрушена. О постояльцах ничего не было известно.

— Что будем делать?

— Пойдем в мэрию, может, что узнаем.

В мэрии сказали, что в этой гостинице никого не нашли, и спасатели уже неделю как закончили разбирать завалы:

— Сейчас не сезон, гостиница была почти пустая, так, несколько человек.

— А что с ними?

— Мы не знаем, числятся без вести пропавшими.

— Значит…

— Скорее всего так, мне очень жаль, простите, у нас много работы.

 

4

Макс включил телевизор. Шли местные новости: «Крупнейшие винодельни страны собрались для обсуждения дел в отрасли после землетрясения. По предварительным данным организации „Вина Чили“, страна потеряла в ходе землетрясения 125 миллионов литров вина. Пострадал, в основном, урожай 2009 года, хотя, например, хозяйство „Монтес“ лишилось пятой части запасов элитных вин предыдущих урожаев. Как сообщалось ранее, больше всех пострадала винодельня „Конча и Торо“, хотя потери не фатальные. Пострадали хозяйства в Курико и Мауле. Шестую часть запаса вин потеряла винодельня „Вью Мане“. Стихия ударила буквально за декаду до начала сбора урожая.

Последний подобный удар по виноградарству Чили нанес знаменитый Эль Ниньо в 1998 году. Но сегодняшние последствия превосходят по масштабам события двенадцатилетней давности. Однако все производители с оптимизмом смотрят на урожай 2010 года. Это будет великолепный урожай. Как говорят французы, чтобы лоза родила великое вино, она должна страдать».

— Ты слышал, Макс, похоже, Роббер прав.

— Да, все может быть, эта теория о вулканическом пепле мне кажется интересной.

— Но, Макс, это всего лишь удобрение почвы, неужели ты думаешь, что можно сделать особенное вино, только использовав вулканический пепел?

— Не знаю, над этим надо думать и экспериментировать. Но то, что я узнал в Украине и в Италии, и здесь подтверждает мою теорию.

Позвонил Роббер.

— Макс, пока ничего.

— Робберти, я уже привык к этим твоим словам, может, мы перестанем его искать, это только больно ранит меня.

— Тебе легче думать, что его уже нет?

— Нет, дядя, не легче, просто мой разум говорит, что это так, надеяться не на что.

— Хорошо, сынок, я думаю, ты прав.

— Мы с Ласаль поедем домой к матери.

— Когда думаете вылетать?

— Через неделю.

— Ладно, позвонишь мне перед отъездом.

— О'кэй.

Через неделю Макс и Ласаль прилетели в парижский Орли. В столице было холодно и очень дождливо.

— Да, это не Чили.

— Бордо тебе понравится.

Они взяли машину напрокат, и вечером Ласаль стояла около замка Шанталье.

— Не может быть, Макс, это же замок!

— Да, замок.

— Макс, это же настоящий замок, а ночью здесь, наверное, страшно.

Максу передалось волнение Ласаль. Он посмотрел на свой дом глазами другого человека. А ведь как он мог не замечать таких простых вещей? Все его предки работали не покладая рук, только чтобы через двести лет он, Макс Шанталье, получил этот замок в наследство.

— Но Роббер говорил мне, что у вас полуразвалившееся поместье, а здесь настоящий французский замок. Боже, Макси, я еще больше люблю тебя.

— Ласаль, ты меня пугаешь.

— Не бойся, я буду тебя любить, даже если это превратится в развалины.

— Я тебе почти верю.

— Сынок, — это был голос Моники.

Моника встречала их в саду.

— Сынок, здравствуй.

— Здравствуй, мама, это Ласаль.

— Здравствуйте, — тихо сказала Ласаль.

Моника кивнула в знак приветствия и позвала их в дом.

— Что с отцом?

— Мам, он числится без вести пропавшим.

— Ясно.

— Все еще может быть.

— Не надо, Макси, ты же знаешь, Шанталье уходят не прощаясь.

— Не прощаясь?

— Но ведь отец тебе говорил, что это семейная традиция, вот и мой Грегуар ушел не прощаясь.

— Мама?

— Но ты ведь знаешь про Арсена.

— Да, отец мне рассказал. Но ты почему это знаешь?

— Знаю.

— Мама?

— Я нашла Арсена в погребе еще живым.

— И ты молчала?

— Он потребовал, чтобы я ушла.

— И ты ушла?

— Нет, я сначала не поняла, что с ним происходит, и хотела вызвать неотложку.

— И что?

— Я побежала вызывать «Скорую», а он заперся в подвале.

— И что потом, они приехали?

— Нет, твой отец остановил меня.

— И вы просто ждали, когда он умрет?

— Макс, мы не вправе распоряжаться его жизнью.

— Значит, один я не знал.

— Сынок, мы забыли про нашу гостью, что она про нас подумает?

— Да нет, мне так все интересно, не успела попасть в настоящий французский замок, и уже проникла в какие-то тайны.

— Ласаль, я потом тебе расскажу.

— Да нет, не надо, это ваши тайны.

— Ладно, дети, пойдемте пить чай.

Они долго сидели у камина, пока часы не пробили полночь.

— Мне пора спать, а вы еще посидите.

— Хорошо, мам.

— Сынок, отведи меня в комнату, а то ноги что-то не слушаются.

— Давай, мам, пойдем.

Макс проводил мать до спальни, когда засыпающая Моника ожила:

— Сынок, это та девушка.

— Мама, ты ее знаешь один вечер.

— Женись на ней.

— Ма, но ведь ты ее не знаешь, и потом Ласаль почти молчала весь вечер.

— Мне ничего не нужно знать, я видела, как она на тебя смотрит, это она, сынок.

— Она, мама?

— Да, твоя судьба.

— Ты уверена?

— Мы с ней женщины Юга, с горячей кровью и любящим сердцем, она предназначена тебе, я это почувствовала сразу.

— А с Анлор ты ничего не чувствовала?

— Чувствовала.

— Что?

— Что это не твоя девушка.

— А почему же ты мне не сказала?

— А ты бы меня послушал?

— Нет.

— А сейчас послушаешь?

— Да, мам, я ее люблю так…

— Я знаю, сынок.

Макс и Ласаль неделю провели в замке. Ласаль наслаждалась каждым днем. Они гуляли по окрестностям, посмотрели виноградник и погреб.

— Макси, ты хочешь вернуться в Чили?

— Да.

— Мне здесь так нравится.

— Мы будем приезжать сюда всегда, когда тебе захочется.

Моника не противилась их решению и даже была рада, что они будут делать вино вместе с Роббером.

— Я на него зла не держу, поцелуй его за меня.

— Хорошо, мама, пока.

— До свидания, дети мои.

В Орли творилось что-то странное, один за другим отменяли рейсы, и когда подошла очередь на регистрацию Макса и Ласаль, выяснилось, что рейс Париж — Сантьяго тоже отменен.

— Что происходит? — пытался выяснить Макс в бюро авиакомпании.

— В Исландии проснулся какой-то вулкан.

— И что?

— Он выбросил пепел на высоту восемь километров, видимость для самолетов нулевая.

— И что делать?

— Ничего, ждать.

— Черт знает что!

— Вот именно, черт только и знает.

Макс вернулся к Ласаль.

— Что там, Макси?

— Да глупость какая-то, в Исландии какой-то вулкан проснулся, и теперь из Франции нельзя лететь через океан. Но это же ерунда.

— Ну, им виднее, Макс.

— Да глупости это все.

— Давай посмотрим европейские новости.

Новости были просто ужасающими. Недалеко от столицы Исландии Рейкьявика проснулся вулкан с непроизносимым названием. Он «спал» почти двести лет и вот неожиданно начал проявлять активность.

— Макс, там что-то серьезное, давай посмотрим в Интернете.

Последствия вулкана были просто катастрофическими, заволокло все небо над Европой. Почти все рейсы отменены. Активность вулкана постоянно нарастала.

— Что будем делать?

— Ничего, ждать.

— А вдруг это на несколько дней?

— Доживем до завтра, там будет видно.

На следующий день ситуация только ухудшилась. Все европейские аэропорты закрыли сообщение.

— Макс, тебе не кажется это слишком?

— Что?

— Сначала Гаити, потом наше землетрясение и вот теперь вулкан, который спал двести лет.

— Не знаю.

— А меня это настораживает.

— Просто стечение обстоятельств.

— Дай бог, чтобы так. Так что будем делать?

— Ждать.

Прошло еще два дня томительного ожидания. Вулкан добрался до Юго-Восточной Азии, самолеты не летали в Европу из Китая, Сингапура и Таиланда.

— Макс, я так больше не могу, давай поедем в Париж или вернемся в Бордо.

— Еще денек подождем.

— Но чего?

— Один день, Ласаль.

— Ты не хочешь спать у себя дома?

— Хочу, но только потом у меня не будет сил вернуться в Чили.

— Ты еще веришь?

— Это не вера, я чувствую.

— Макс, но ведь ты разумный человек.

— Ласаль, я это понимаю, но чувствую другое. Прошел день, и к вечеру неожиданно для всех начали объявляться рейсы.

— Макси, смотри, не может быть, первый рейс на Нью-Йорк.

— Точно, — Макс дремал, лежа на двух сиденьях. — Да.

— Отлично, значит, скоро и мы полетим.

Через пятнадцать часов открылся рейс на Сантьяго. В Сантьяго стояла солнечная погода и была почти тропическая жара. Роббер встретил их в аэропорту.

— Ничего? — спросил Макс.

— Ничего, сынок.

— Ладно, я уже смирился и мать тоже, мы хотим тебе помогать.

— Ну что же, лишние руки мне не помешают.

Троица приехала в поместье Роббера.

— Завтра идем работать, — сказал Макс.

— Прямо завтра, может, отдохнете?

— Нет, нужно работать, иначе я сойду с ума.

— Хорошо.

— Я с вами?

— Женщина на винограднике?

— Не женщина, а профессионал.

— Хорошо, сеньора, как скажете.

Вечером все сидели в гостиной у Роббера.

— Да, потрепал вулкан старушку Европу.

— Еще неизвестно, что будет дальше.

— Ну, самолеты пустили, значит, все нормально будет.

— Дай бог.

— Ты знаешь, Роббер, многие верят, что это вы во всем виноваты.

— Кто это вы?

— Ну, все это связывают с предсказанием майя.

— А мы-то тут ни при чем? — возразил Роббер. — Мы на земле инков, а они ничего такого не предсказывали.

— Очень смешно.

— Тихо, — сказала Ласаль.

— Что там еще?

— Опять что-то про вулкан, что-то показывают:

«В Европе поднялись цены на сельскохозяйственную продукцию, в частности, импортируемую из Африки, это касается, в первую очередь, фруктов и цветов.

В плюсе оказались виноделы Старого Света. Многие из них планируют использовать вулканический пепел для удобрения виноградников…»

— Вот так, — улыбнулся Макс.

«…Эта мера приведет к повышению качества вина, но такое вино будет стоить дороже».

— Так, значит, все-таки вулканический пепел?

— Да, Макси, похоже, твоя теория не такая уж и фантастическая.

— Его теория, о чем ты говоришь, Ласаль? Виноделам давно известно, что вулканический пепел — очень хорошее удобрение.

— Каким виноделам?

— Нашим, многие даже на этикетках пишут, что их почвы подверглись влиянию активности вулканов, ведь мы замыкаем «Огненное кольцо» Земли.