Часть I
ВОСХОЖДЕНИЕ
1
Когда я оглядываюсь на свою жизнь, я понимаю, что родился в том Месте и в то Время. Парад Планет пошел вспять, чтобы вопреки всему мироустройству я взгромоздился на крышу мира, да еще так, что этого почти никто не заметил.
Я всегда был предприимчив настолько, насколько это позволяла советская власть. Умение договариваться, решать вопросы мирно и бесконфликтно помогало моему движению вперед. Я был человек-коммуникатор — связующее звено между людьми разных взглядов и характеров. Я выигрывал на том, что сводил людей, неспособных договориться между собой. Во мне практически отсутствовало чувство стыда, я был не обидчив и развил в себе ценнейшее качество — не показывать удивления, что бы ни произошло.
После школы в 1978 году я поступил в Плехановский институт без особого труда. В 1983-м, после окончания экономического факультета с отличием, я был направлен по распределению в Новомосковск, на комбинат химических полимеров. Пять лет после института прошли спокойно. На комбинате меня все считали за своего, и, к моему удивлению, ни одна интрига меня не коснулась.
Но эти годы мы с Мариной жили впроголодь. Зарплаты всегда не хватало, я занимал у друзей и сослуживцев. Иногда деньги присылали родители. Мы часто с женой мечтали, сидя у телевизора, как я начну получать зарплату начальника и как мы будем откладывать деньги на сберкнижку, и каждый год что-нибудь покупать для семьи. И мы купим ей дубленку, а мне пальто.
Годы и месяцы шли, а я, к моему искреннему удивлению, оставался все также беден. Мой ум не приносил мне дохода. И я начал подозревать подвох, который от меня скрывала власть. Мои мозги, знания и умение договариваться в любых ситуациях — вовсе не гарантия благополучия. Я могу так и остаться в безвестности и уйти на пенсию с должности замначальника какой-нибудь пронырливой сволочи.
Такая перспектива не привлекала ни меня, ни мою жену.
— Влад, нам нужно перебираться в Москву, — в который раз жена заводила со мной беседу о переезде.
— Мариша, но ведь я жду повышения.
— Ты можешь и не дождаться, что тогда.
— А я уверен, нужно ждать.
Жена больше ничего не сказала и ушла на кухню. Мы часто заводили этот разговор для самоуспокоения, понимая, что переезд не возможен. Потом жена всегда тихо ложилась спать, а я еще долго бродил по дому и рассматривал свою библиотеку. Я не жалел денег на книги, особенной моей страстью были биографии великих людей.
Я — раб обстоятельств, а они — цари, императоры, предводители, полководцы — вершители судеб. Как далека моя жизнь от их жизни. Как ничтожен каждый мой день по сравнению с их делами…
Я женился на красивой и по странному стечению обстоятельств умной и обаятельной девушке, которая родила мне дочь и сына. Мы жили мирно и счастливо. Но мир вокруг нас начал меняться. Молодые и предприимчивые инженеры бросали сдыхающие заводы и уходили без оглядки в бизнес. Тогда не было страха, была только дерзкая мечта разбогатеть и затмить мир своим богатством. К началу 1992 года наш завод покинули все, кому было меньше сорока. Остался я один.
Марина постоянно заводила разговоры о том, что и мне пора уйти с завода и начать свое дело. Но я не поддавался, интуиция подсказывала мне, что грандиозные перемены застигнут меня именно здесь, на родном заводе.
Я пересидел всю перестройку. К началу 1991 года мы были банкротами. Продукция лежала не отгруженной на складах и под открытым небом. Спасались мы тем, что выпускали полиэтиленовые пакеты для магазинов.
К концу 1991 года завод стал выходить из кризиса исключительно за счет пакетов. Начали поступать заказы на пакеты с эмблемами и рекламой. Я стал главным дизайнером, разработчиком и маркетологом.
В начале 1992 года меня наконец утвердили в должности заместителя генерального директора. Карьера по советским меркам сногсшибательная. В тридцать два года я второй человек на крупном заводе. Директор уже далеко пенсионного возраста, и через два-три года я вполне смогу занять его место. Зарплата моя выросла в два раза, и летом мы с семьей поехали в Сочи в правительственный санаторий «Россия».
Мои бывшие одноклассники уже зарабатывали неденоминированные миллионы и покупали себе «мерседесы» и банки. Волшебное время вседозволенности, когда все зарабатывали на всех и никто не был в проигрыше. Как это получалось, теперь уже не ясно. Но тогда казалось, что так будет всегда. Умный и предприимчивый поведет за собой глупых и наивных. Волшебное время вселенского бизнеса, бирж, акций, ваучеров, проходимцев, авантюристов, идеалистов и брокеров.
В том же, 1992 году по протекции директора я попал в президентскую программу по обучению молодых российских руководителей за границей и на год уехал в Голландию. В Гаагском институте всемирного менеджмента я обнаружил две стороны одной странной медали. Наше советское образование оказалось лучше всех, но языковая подготовка хуже всех.
На те гроши, что мне платили в виде стипендии, я нанял преподавателя английского и французского. Уже через месяц занятий я понял главное: два этих языка есть фактически одно и то же, только с разным произношением. Я овладел обоими языками за полгода и первый семестр магистратуры сдал на «отлично».
Уже через две недели обучения я оказался в постели с боливийкой, которая училась со мной в одной группе. По мне пронесся ураган латиноамериканской страсти и южноамериканского умения. Мне открылась такая правда, от которой чуть не повредились мозги. К тридцати двум годам своей жизни я познал больше тридцати женщин и был уверен, что знаю многое. Но то, что творила в постели Изабель, повергло меня в шок. Я понял, что среднеевропейская женщина знает о сексе столько же, сколько бельгиец о потенциальных последствиях спирта двойной очистки в морозную ночь близ Диканьки.
Там, в Нидерландах, я купил себе первый дорогой костюм, двубортный «Черутти» за триста долларов. Тогда для меня это имя ничего не значило. Я просто понял, что костюм мне нравится, и купил его. Это были последние деньги, но в новой нарождающейся экономике России этот костюм должен был окупиться тысячу раз.
Несколько лет спустя я стал владельцем маленького ателье на аристократической окраине Милана. Ателье оказалось в моих руках по странному стечению обстоятельств. Мне срочно понадобился фрак для приема в честь русских ученых-физиков, который устраивал Нобелевский комитет в королевском дворце Стокгольма.
Новость застала меня в Милане вечером. «Сесна» уже была арендована на семь утра. На фрак — всего одна ночь. Я нашел старую тэйлорскую мастерскую. Заносчивый владелец, разбуженный мной, сообщил, что сам Папа не позволил бы себе такой наглости и дождался бы утра. То, что я оказался русским, его не удивило, эти русские бесцеремонны и нахальны. Однако за пятьдесят тысяч долларов он сошьет мне фрак, подняв с постели всю свою мастерскую.
Он полагал, видимо, вызвать у меня удивление, но к тому времени я уже стал воспринимать деньги как безотказный инструмент воздействия на человека и их количество меня мало волновало. Однако я все же поинтересовался, почему фраки так дороги нынче, пусть и по ночному тарифу. На что он сообщил мне, что ночной тариф здесь ни при чем. Ателье его в закладе, дела идут из рук вон плохо, молодые и энергичные модельеры шьют костюмы-fusion, которые носит молодежь, а истинные джентльмены куда-то исчезли. Он должен банку пятьдесят тысяч долларов, и раз сумасшедшему русскому нужен фрак ночью, есть шанс покрыть свои долги. Ситуация оказалась сложной. Меня однозначно загнали в угол, но из этого угла я должен выйти с еще большим достоинством, чем я туда зашел.
В голове мелькнула шальная мысль, которая принесла радость, и я сразу же предложил выкупить мастерскую. Как человек очень русской души, я заплатил не пятьдесят, а двести пятьдесят тысяч долларов и стал владельцем ателье.
Хозяин бурно оживился и сказал, что это его лучшая ночь со времен брачной. Он пустился в воспоминания о былой Европе и джентльменах, населявших ее каких-нибудь тридцать лет назад. Он да же вознаградил меня самым мощным своим комплиментом, сказав, что раньше он встречал только одного такого Великого клиента — Онассиса. Тому тоже срочно понадобился смокинг, за который он расплатился золотом.
Сегодня мой гардероб только в амстердамском особняке вмещает более ста костюмов. Но тогда в Голландии мой первый костюм от-кутюр был для меня сокровищем, согревавшим душу. Помню, как я с сожалением осмотрел сорочку «Ланвин» и галстук «Смальто» и вернулся домой на завод, мечтая когда-нибудь ни в чем себе не отказывать.
Дома меня встретили с восторгом. Друзья шли к нам в двухкомнатную квартиру в течение двух недель. Я рассказывал всем одно и то же, только в разных картинах. Потом с женой, лежа в постели, мы мечтали о простом человеческом счастье. Большая квартира, подержанная иномарка, дети — в МГУ, мы — на Черном море…
2
Сегодня дети — в Кембридже, у меня — свой самолет и собственный остров в океане. Необитаемый остров я купил у голландца Ульриха Ван Гога. Он запутался в долгах и продал мне свой остров гораздо дешевле его рыночной стоимости. Небольшой атолл на Антильских островах, недалеко от Кюрасао.
Сегодня мой любимый модельер — Van Noten, у которого я делаю заказов на сто тысяч долларов в год. Я ношу часы «Магеллан 1521», играю в поло на слонах в Непале и коллекционирую вина столетней давности.
Мы никогда об этом не мечтали, мы просто не успели об этом помечтать. Это стало реальностью так быстро, что у меня рябило в глазах от дикой синевы океана, омывающего мой остров. То, что нечеловеческое счастье свалится на меня уже через три года, мы не могли представить в самой смелой и авантюрной части нашего коллективного семейного разума.
Став обладателем нескольких десятков килограммов ценной, аккуратно нарезанной, плотной, приятной на ощупь бумаги, я обнаружил, что одни часы, один автомобиль и большая квартира не есть предел мечтаний. Много часов, много машин и много домов — лишь старт в гонке тщеславия и безмерного наслаждения.
Механизмы богатства запустили жернова другой жизни. и огонь мечтаний разгорается с бешеной, неудержимой силой.
Сейчас, оглядываясь назад, я удивляюсь, как мы сохранили человеческое лицо в эпоху всеобщей жестокости и подлости. Нашему директору в 1993 году исполнилось восемьдесят лет, и он добровольно ушел, передав завод мне по старой коммунистической традиции. В тридцать три года я стал генеральным директором крупнейшего завода Московской области.
Никаких интриг и заговоров, чистый династический переход власти от короля к наследнику. Ни одна криминальная разборка не коснулась нас. Мы оказались маленьким государством в государстве, которое никто не заметил. Система отношений на заводе позволяла решать все спорные вопросы внутри коллектива. Так криминал просто не попал к нам.
Началась приватизация. Мы превратились в акционерное общество. По требованию правительства завод провел акционирование, и крупнейшим акционером стал я. Я получил 28,5 % акций комбината из ничего, из посткоммунистического воздуха, из холостой идеи зарождающегося капитализма.
Уже на первые дивиденды я купил себе первую иномарку, «ауди 80», 1991 года выпуска. Это было моим главным достижением того года. Я еще позволял себе мыслить о счастье только советскими стандартами. Иномарка, квартира, дача, сберкнижка. Как скоро это станет лишь мелочью. Мелочью в жизни Больших Людей.
Мы так хорошо прожили первую половину девяностых на полиэтиленовых пакетах, что не заметили бурь и катастроф того времени. Впитавший дух истинных ленинцев, я считал верным и единственно правильным платить людям хорошую зарплату и сохранять завод.
Рабочие получали по четыреста-шестьсот долларов в месяц. К концу 1997 года я скупил акции всех желающих и стал хозяином завода. Почти 80 % акций в одних руках. Рынок полиэтиленовых пакетов стал бурно расти, и появилось много конкурентов, в том числе и иностранных. Мы начали терять рынки. Нужен был новый передовой продукт. Продукт-флагман.
И я нашел золотую жилу. Изобретение офисного века — файловая папка. Цена в три раза выше себестоимости. Эльдорадо, которое не снилось ни Колумбу, ни Кортесу.
Развитие офисной культуры, появление стабильных оборотов в бизнесе породили бум офисной канцелярии. Россия, как это и принято в стране нарождающегося капитализма, где видимость бизнеса важнее самого бизнеса, потребляла офисных папок в 7 раз больше, чем США.
Даже самая захудалая бумажка, по мнению россиян, приобретала респектабельный вид, если она помещалась в файловую папку. Желание буквально каждый документ обратить в полиэтиленовое покрытие привело к тому, что российский рынок рос на 40 % каждый год.
Почти 70 % доходов моего предприятия давали продажи внутри страны. Я мог бы обойтись и без заграничных рынков, но меня манила перспектива всемирного контроля над офисами. Сама идея, что моими папками будут швыряться на Пятой авеню или в Силиконовой долине, приводила меня в экстаз.
Мы поставляем наши папки в двадцать пять стран мира. Мы продаем восемь с половиной миллиардов папок в год. Позже мы запустили в производство еще несколько продуктов, основанных на той же файловой папке, — офисная папка с 12, 20 и 45 файлами, визитницы и файловые блоки.
А уже через год мы стали полноценной компанией, производящей большой спектр канцелярской продукции. На пустующих площадях завода я развернул широкомасштабное производство офисной канцелярии. Но со временем моей особенной гордостью стало производство ежедневников. Вслед за простой файловой папкой ежедневники стали хитом продаж. Каждый уважающий себя бизнесмен заводил себе солидный, пухлый кожаный органайзер. Его наличие укрепляло деловую репутацию бизнесмена, демонстрируя солидность и занятость, даже если внутри не было ни одной записи.
Со временем производство и сбыт наладились до совершенства. И однажды, сидя в кабинете, я ясно понял, что мне нечего делать в этом кабинете. Все работает и без меня. Я свободен, свободен творить жизнь и менять мир, как мне хочется.
Когда я осознал, что я стал миллионером, я был счастлив, как мне казалось, навсегда. В Эпоху всемирного стяжательства я достиг вершин общества, выполнив заветы коммерческих богов американской цивилизации. Я гражданин мира, глобалист, звено мирового бизнес-сообщества, важнейший элемент демократии.
И тут я обнаружил главную привилегию действительно богатого человека — свободу. Свободу передвижения, возможность путешествовать по всему миру. Занудливым англичанам эта истина открылась давно. Они считали, что лучшее лекарство от тоски и скуки для аристократа — это кругосветное путешествие. Именно возможность поехать туда, куда тебе хочется, и есть главное богатство человека. Наша размеренная, однообразная, каждодневная жизнь так убога и бедна перед роскошью нашего мира.
Я стал путешествовать по самым удивительным и загадочным местам земли: пирамида Хеопса, Мачу Пикчу в Андах, Фивы в Египте, Теоуакан в Мексике, Стоунхендж в Англии, полуразрушенные замки Шотландии и уцелевшие замки Франции, разрушающийся Анкгор-Ват в Камбодже и величественный Боробудур в Индонезии, Лхаса в Тибете и загадочные великаны на острове Пасхи.
Я начал открытие мира с пирамид. Я грезил Египтом, пирамидами, фараонами и гробницами, как и многие подростки в мое время. Визит в страну фараонов я представлял как верх везения советского человека. Теперь Египет стал дешевым туристским направлением, и я могу изучать пирамиды месяцами. я как раз разбирал приобретенные в очередной поездке по Египту древности, когда мои мысли прервали телефонные звонки. Три сотовых телефона разрываются мелодиями. На всех мои топ-менеджеры.
— Алло, что случилось? — спрашиваю я.
— Владлен Григорьевич, в Юго-Восточной Азии цунами. Смыло завод «Два льва». Нам звонили из Берлина и Цюриха с предложениями о поставках.
— Сколько им надо.
— Боюсь, много.
— Бояться не надо, сколько.
— Один миллиард штук.
Такого я и правда не ожидал. Один миллиард файловых папок в течение двух-трех месяцев. Это сразу еще один завод. Но азиаты быстро восстановятся. Пока я куплю завод и запущу линии, они уже вернут свои мощности. Так, эту ситуацию нужно серьезно обдумать.
Не успел я подумать, как через несколько дней после цунами получил посылку от азиатских конкурентов. Ящик французского бордо урожая 1811 года. Жуткая редкость. Кейс стоит не менее ста тысяч евро. Роскошный подарок. Расчет на то, что я не буду запускать новые мощности.
Мои друзья, знакомые, деловые партнеры и клиенты знают мою страсть к вину. Год назад меня безоговорочно приняли в закрытый элитный винный клуб «Рыцарей вина», когда я на очередной симпозиум клуба выставил два ящика «Муската красного камня» знаменитой крымской Массандры урожая 1939 года.
3
Сегодня у меня назначена встреча с Валерием Узрамаевым. Очень интересный господин, занимающийся, как и я, офисной канцелярией. Он пригласил меня на деловой обед, который мы непринужденно начали с шампанского. Он подчеркнуто изыскан, зная мою тягу к вину. Он еле выдержал шампанское, «эту кислятину». Он терпит, потому что бутылка «Кристалла» — это этикет и правило, а он чтит правила как пропуск в высший свет. Мы выпиваем бутылку, потом чрезмерно обильный мясной ужин заливаем красным бордо преклонных годов. Переходим в сигарную комнату, где нас ждут бокалы с коньяком «Луи Трез» и никарагуанские сигары.
— Я слушаю вас, барон, — сказал я, — когда мы перешли в сигарную комнату.
Я нарочито назвал его бароном, зная, что он поймет мой намек. Он купил титул барона во Франции за три тысячи евро, пожалев, однако, на титул графа, который стоил в три раза дороже. В Европе давно торгуют титулами направо и налево обедневшие аристократы.
Но и титул барона Узрамаев купил не ради развлечения. Один знатный европейский астролог после долгих изысканий сообщил ему, крупному российскому бизнесмену, что он является тридцать пятым воплощением фараона Тутмоса Третьего на Земле.
Узрамаев плохо разбирался в династиях Древнего Египта и решил, что этот самый Тутмос есть самый главный из всех египетских фараонов, живших когда-либо. Чтобы хоть как-то узаконить свой новый необычный статус в окружающем пространстве, он и купил наследственный титул барона.
Да, чтобы было понятно, Валерий Узрамаев — мой главный конкурент в бизнесе. Вернее, это я его главный конкурент. Его завод имеет мощности в два раза больше моих, но они простаивают. Его рынки сбыта в эти же два раза меньше моих. Его завод находится в Новоуральске, мой — в Новомосковске. Он не очень жалует меня, я отношусь к нему как лишь еще к одному человеку на моем пути. Никаких особенных чувств, скорее всего равнодушие.
Он жаден до безумия, до паранойи. Бросил свою первую жену с двумя детьми ради молодой шлюхи и практически отказался от их содержания. Вот все, что мне о нем известно.
Правда, год назад одна из его любовниц, оставленная им без средств к существованию, прибежала ко мне за помощью. Она рассказала, какой Узрамаев подлец, и сообщила, что у нее есть тайна, которая разрушит его карьеру, и она, естественно, готова поделиться со мной этой тайной, но не бескорыстно. Я сразу обнадежил девушку, сообщив ей, что меня чужие тайны не интересуют. Видимо, я сказал это таким тоном, что у нее не осталось сомнений — ее тайна ничего не стоит. И через минуту она взахлеб выдала все, что знала. Оказывается, Валерий заставлял ее заниматься с ним сексом, будучи облаченным в доспехи рыцарей средневековья. Меня это не удивило — наверное, подобным образом он утверждался в роли барона.
Мы вернулись к разговору.
— Я буду краток, с вашего позволения, и сразу перейду к делу, — еле слышно произнес Узрамаев после затянувшейся паузы.
— Хорошо, — сказал я.
— Я хотел предложить вам на рассмотрение проект нашего совместного бизнеса. Я хочу предложить объединить наши бизнесы в один. Создать одну компанию, где вы будете президентом, а я исполнительным директором. Я понимаю, что предложение неожиданное и на первый взгляд в нем больше заинтересован я, а не вы, но все же посмотрите бизнес-план и подумайте над моими аргументами, может быть, они будут для вас интересны.
— Не думаю, что мне это интересно, но давайте я взгляну.
Он передал мне бизнес-план. Пухлая пачка бумаги. Я бегло ее просмотрел, сделал заинтересованное выражение лица, и через минуту мы расстались. Предложение, конечно, оказалось для меня неожиданным и странным. Первым делом надо было бы поинтересоваться, зачем Узрамаеву понадобилось объединять наши бизнесы. Хотя мне это неинтересно. Бредовая идея конкурента, жаждущего еще больше денег, не более того.
Для меня деньги давно не имеют значения. Деньги дают свободу. Но главная свобода, которую дают большие деньги, — это свобода от денег. Вы просто перестаете их чувствовать. Порога болезненных растрат не существует. Никакая цена ни на что не способна вас удивить. Нет желания, на которое мой банковский счет скажет — нет. Чувство вседозволенности раскрывается молниеносно, и этого беса нужно держать в узде.
Я независим от денег, и это чувство независимости — важнейший элемент богатства. Когда вы смотрите на них, на ровно нарезанные листки красивой бумаги, вы видите истину, как на скрытой голограмме.
Необходимо сохранять независимость сознания от денег. Они все, и они ничего, роман с деньгами, где ты должен быть только сверху. Не дать поработить себя, играть с ними так, чтобы в момент банкротства уже грезить о финансовом могуществе.
Добыча и сохранение денег — это наше главное занятие в жизни. Все остальные хобби второстепенны и зависят от первого. Разные общества, правители и правительства то ограничивали это стремление человека, то разрешали ему обогащаться почти бесконтрольно. Всю жизнь мы добываем деньги, храним, тратим, дарим, получаем, оставляем в наследство, теряем и мечтаем о времени, когда их будет хватать всегда и на все.
4
Как член высшего общества ответственно заявляю, что такого понятия, как «высшее общество», — уже давно нет на карте мира. Оно разделено странами и кланами. Новые русские — это такое пестрое понятие, которое включает в себя людей с разных планет: от академика, ушедшего в бизнес, до человека без образования с неясным криминальным прошлым и весьма туманной кредитной историей. Одни любят слушать вымирающие камерные оркестры Европы, другие — рев толпы где-нибудь в западной Англии на футбольном матче.
Европейские аристократы вообще скрытны и, как заговорщики, собираются в пустынных землях и полуразрушенных замках, не принимая в свои братства чужих. Американские миллиардеры разношерстны и пестры, как перуанские нищие.
Однако остались, остались еще места, где можно встретить нас всех вместе. Одно из таких мест — показы мод. Я приезжаю на показы только в Италию, в Милан. Французская мода давно состарилась и работает сама для себя. Итальянцы динамичнее и тонко чувствуют перемены вкуса.
На одном из миланских показов я познакомился с Габриэлой Фризанти. Роскошная флорентийка, со смуглой кожей и пылающими губами. Сдержанная на публике и ненасытная в постели. Она говорила мне, что, наверное, сам черт поселился у нее между ног.
— О, Влади, — она делала ударение на вторую гласную, как французы, — ты должен был родиться итальянцем.
— Почему, мои шер.
Она неистово закатила глаза и тихо прошептала:
— Потому что ты весь соткан из итальянских удовольствий — вино, еда, машины, мода, секс.
— Да, но французы тоже любят все это.
— Конечно, но о сексе они предпочитают больше говорить, а я люблю настоящие удовольствия.
Да, она требовала удовольствий, но и сама щедро одаривала мужчину самыми изысканными наслаждениями. Очень редкий вид женщины в сегодняшнем мире. Утром я всегда с упоением смотрю на ее длинные прямые черные густые волосы, разбросанные по плечам и груди.
У нее две страсти — Флоренция, ее родной город, и итальянское вино. Флоренция — музей под открытым небом, который она изучала неистово, все его сокровища, дворцы, картины, статуи. Вино — только итальянское. Наши страсти совпали, и потому мы стали очень близки.
Так и сегодня нас ждала душная ночь с оргазмом южных ароматов и сладкая любовь. Потом, утром, мы едем к «Булгари» и я покупаю ей рубиновое колье. Мой «Ламборджини» ревет на двухсоткилометровой отметке. Я включаю Вагнера «Полет Валькирий», и мы уносимся с Габриэлой на север Италии.
У нас, у небожителей, есть излюбленные места отдыха, о которых не знают простые люди. В основном мы предпочитаем старушку Европу. Озеро Гарда на севере Италии, где плотность миллионеров и миллиардеров на один квадратный метр просто ужасает. Сардиния, которую итальянцы так и называют «остров миллионеров». Здесь вообще высаживаться опасно, не дай бог, затопчете, чью-нибудь частную травку. А остатки нашего высшего общества обитают в районе Женевского озера.
Как видно, мы любим маленькие озера и небольшие острова. Хотя я как русский предпочитаю безмятежные, необитаемые острова Антильской гряды, у меня тоже есть поместье на Сардинии, которое купила моя жена. Она еще в школе изучала итальянский язык и мечтала иметь загородную дачу в Италии. Я сделал ей такой подарок на тридцатипятилетие.
Европа для меня, как детский калейдоскоп, прекрасный и непредсказуемый в каждом своем движении. п осле зноя Италии я люблю всепроникающие ветры Шотландии. Еще с детства у меня осталось особенно восторженное отношение к Шотландии благодаря романам Стивенсона. Шотландия представлялась мне краем мрачных и величественных замков, где текли реки из виски и вересковые поля простирались до горизонта.
Поэтому пару раз в году я приезжаю в Westin Turnberry Resort, чтобы восстановить тело и душу и почувствовать себя настоящим шотландцем. «Тенберри» находится прямо на океанском побережье, недалеко от Глазго. Главная достопримечательность здесь — скука.
Да, да скука, тишина, покой — это лекарство для измученных топ-менеджеров и простых миллионеров со всех концов света.
Неимоверная, изнуряющая скука, но ведь я за ней и приехал, как и все остальные. Леность настолько проникает в мышцы и мысли, что ты перестаешь ощущать себя деятельным человеком и превращаешься в инфузорию.
Правда, в отеле есть забавный обычай, оживляющий присутствующих. После шести часов вдоль фасада проходит волынщик, и звуки его инструмента означают, что наступает время вечера, время развлечений и вредных привычек.
Отель начинает гудеть, я надеваю, свой килт и до двух часов ночи брожу от одной компании приятных джентльменов к другой, не вынимая сигару, с бокалом виски. Так я могу выдержать два-три дня, а потом сбегаю в Лондон. Пару часов уходит на поиск спутницы, и мы отправляемся в Nobu. Более гламурное место трудно найти во всем Соединенном Королевстве. Меня всегда сопровождают азиатки или негритянки — люблю экзотику. Мы отправляемся есть черную треску и вяленые помидоры.
Потом уже на другом конце Земли я продолжаю веселье. Варадеро оглушителен и разнуздан. Еле вылупившиеся в женщин кубинские девственницы ищут место и время, чтобы расстаться с невинностью, ибо здесь она никому не нужна.
Любовь плюс социализм — вот рецепт коммунизма на Кубе. Энергия любви важнее для всеобщего счастья, чем энергия света и тепла. Здесь тепло и свет дает природа, и, значит, главное, что нужно для счастья, — это любовь на песке на ночном Варадеро в бликах умирающей луны.
Так однажды я начал коллекционировать женщин, как картины. Я поставил себе цель переспать с женщинами всех существующих на свете национальностей. До моего миллионерства, т. е. до тридцати пяти лет я переспал с сорока тремя женщинами. Да именно и точно с сорока тремя.
Каждый мужчина помнит всех своих женщин и ведет им свой счет. Никогда не верьте заявлениям типа: у меня их столько было, что и не упомню, а уж имена и подавно. Жалкий, жалкий бред.
Он помнит всех, каждую. Ведь это его богатство, это его утешение, это его победы. Как можно забыть победы. Это главная награда, смысл бытия, удовлетворение от собственного существования. Мужчина тысячи раз перебирает имена покоренных женщин, собирает их и разбрасывает во времени, тешит себя завоеваниями и мечтает о новых.
И однажды количество переходит в качество. Ты уже безошибочно знаешь, как уложить ее в постель. Трофеи растут, множатся и классифицируются. Мы вспоминаем о них, когда нам грустно, — ведь я смог, я овладел, я завоевал.
Я не веду спортивного счета женщинам. У меня нет такой цели. Одни романы заканчиваются одной ночью, другие могут длиться больше года. Но все чаще на моем пути попадаются корыстные, пустые женщины.
Русские модели, зарабатывающие в год более миллиона долларов, все равно быстро очаровываются свежевылупленными миллионерами со своей же родины. Более капризных и беспринципных женщин мне не приходилось встречать нигде. П од маской респектабельности всегда скрывается высокооплачиваемая гейша, постоянно стремящаяся к совокуплению с сильными мира сего.
Тело богатого человека постоянно требует новых удовольствий. Последние годы я предпочитаю развлекать себя хорошими ресторанами. Причем географическое положение ресторана не имеет значения. В этом есть свой кайф: поужинать в Берлине и лечь спать дома в Москве. Мое последнее гастрономическое открытие — ресторан «Еl Bulli». Он находится у черта на куличках, в испанских нагорьях, в двух часах езды на спорткаре от Барселоны. Здесь ужин превращается в перфоманс. В ресторане открытая кухня, и из-за столика виден весь процесс приготовления.
Шеф-повар ресторана родом из Тремонтаны, города, где родился Дали. Поэтому кухня такая же сумасшедшая, как и картины самого Дали. Сюрреализм в тарелке приобретает почти реальные формы. Превыше всего я ставлю куропатку, в которой нет мяса собственно куропатки, она начиняется мясом лобстера, а соус к этому блюду приготовлен на морской воде.
Так незаметно для себя я начал погрязать в роскоши и удовольствиях. Удовольствия лились как из рога изобилия. Жизнь превращалась в абсолютный праздник, вечный и прекрасный. День перетекал в ночь и снова рождался утром, и только удовольствия наполняли жизнь.
Города мира проносились бесцветной радугой. Париж уже не радует, Нью-Йорк на обед. Милан — бутики мелькают больными огнями. Сидней скучен, Лондон почти банален.
Люди кружат вокруг меня, стараясь обратить на себя внимание. Все эти роскошные блондинки с длинными прямыми волосами и идеально очерченными губами переходят тебе дорогу так, чтобы их было хорошо видно.
Какие-то люди постоянно предлагают мне слетать в космос для развлечения, но восторга эта идея у меня не вызывает. Куда интереснее гонять на «ягуаре» по бретонским пескам. В моем гараже стоят десятки роскошных машин. Я покупал и покупаю все машины, которые мне нравятся.
У меня внушительная коллекция авто. Машину я всегда выбираю по настроению. Когда у меня сексуальное настроение, я беру желтый «Ламборджини». Когда встреча с девушкой в первый раз, — «мерседес» от «Макларен» — он внушителен и раскован. Чтобы сразить партнера или конкурента, я приезжаю на «мэйбахе», а когда я инкогнито выезжаю в ночной город, я беру «альфа-ромео».
Иногда глубоким утром из окна отеля в Риме или Вене, я наблюдаю за суетливой спешкой людей, стремящихся на свои рабочие места. С тяжелыми лицами и нестираемой маской вечной заботы о своем будущем.
А я вчера вечером просадил с друзьями почти двести тысяч долларов в ресторане, стрип-баре и, кажется, в казино. Эти люди, снующие внизу, продали бы душу и все последующие свои жизни только бы иметь эти двести тысяч в этой Жизни. А я распылил их по миру без сожаления и уже почти без удовольствия.
Мои разум и тело постоянно требуют новых ощущений — необычных, шокирующих, ярких, таких, которые бывают редко и не со всеми. И судьба, внимая моим желаниям, уже готовила для меня особое, изысканное угощение.
5
Раз в году мы с женой и детьми отдыхаем в своем поместье на Сардинии. В прошлом году мы неожиданно получили приглашение на закрытую вечеринку «а ля рюс». Мы с Мариной были удивлены этим приглашением, так как вели затворнический образ жизни и ни с кем на острове не поддерживали дружеских отношений. Приглашение нас озадачило, но из чистого любопытства мы решили его принять.
В палаццо семнадцатого века в восемь вечера нас встречал дворецкий в костюме эпохи Возрождения. Нас никто не спросил о приглашении, что меня немало удивило, и мы через минуту оказались во внутреннем дворике дворца. Мы пребывали в неведении больше часа, как вдруг я увидел знакомое лицо. Это был Валерий Узрамаев собственной персоной.
Интересно, подумал я, а этого сюда как занесло. Он быстро подошел к нам и без удивления спросил:
— И вы здесь?
— Да, — ответил я сухо.
— Очень хорошо, а вы уже успели поприветствовать хозяина?
— Нет, — сказал я, — мы понятия не имеем, кто здесь хозяин.
— Жаль, — тихо сказал Узрамаев, — ну тогда хотя бы познакомь меня с женой.
— Марина, — это господин Узрамаев, — сказал я.
— Очень приятно, — ответил Валерий.
— Взаимно, — сказала Марина.
Воцарилась глупая тишина.
— Как вы здесь оказались? — спросил Валерий.
— Толком не знаю, — сказал я, — получили приглашение.
Узрамаев кивнул головой и заговорщически отвел глаза в сторону.
— А вы знакомы с хозяином? — спросил я.
Валерий как будто проигнорировал мой вопрос и ответил что-то неопределенное:
— Да странно, я тоже получил безымянное приглашение, возможно, какой-нибудь наш олигарх собирает соотечественников.
— Может быть, но я нигде не вижу этого олигарха.
— Да я тоже, — сказал Узрамаев, — хотя угощения царские.
Больше как будто говорить было не о чем, и Узрамаев удалился. Меня эта «случайная» встреча и непонятная вечеринка сильно насторожили. Особенно странным было отсутствие хозяина дома и то, что это никак не смущало веселившихся вокруг нас людей.
Через полчаса мы с Мариной решили покинуть дворец, прошли через внутреннюю парадную и очутились во дворике с фонтаном. Здесь в центре фонтана стояла ледяная статуя Бахуса, из которой хлестало «Фалерно». Рядом каскадом на серебряных блюдах была разложена севрюжья икра. Полуобнаженные вакханки разносили гостям вино и сладости. Мы попытались покинуть дворик через задние ворота, но они оказались заперты. Вернулись к парадным воротам, но и они оказались на замке. Я начал нервничать и бессмысленно ходить взад-вперед около ворот. Мое поведение, видимо, привлекло внимание метрдотеля, который неизвестно откуда вдруг появился перед моим носом.
— Извините, сэр, вы хотите покинуть дворец?
— Да и немедленно.
— Но ведь еще не было главного действия.
— Боюсь, оно нам не понадобится, — сказал я настойчиво, даже не вникнув в слова метрдотеля.
— Хорошо, сэр, как пожелаете, — и он быстро открыл ворота.
Уже за воротами меня разобрало любопытство, но было поздно, и мы вернулись домой. На следующий день я уехал в Амстердам, а жена с детьми остались в Италии.
В Амстердаме находится мой главный офис, а сам я живу в замке, который располагается в предместье голландской столицы. Когда я купил замок, мне в довесок достался наследственный титул графа. Мой замок похож на огромный музей, коллекции которого ломятся от картин, гобеленов, старинной мебели и скульптур. Я комфортно и уютно чувствую себя в окружении барокко и готики. Но скоро меня ждет новая готика — Нью-Йорк.
Я давно задумал полномасштабное наступление на американский рынок и хотел обсудить с Найджелом, моим агентом в Новом Свете, организацию дистрибьюторской сети.
Через неделю я вылетаю из Амстердама в Нью-Йорк на своей «Сесне». Над Атлантикой глубокой ночью я почувствовал мощный толчок. Я всегда сплю в самолете сидя. Мне предлагали оборудовать самолет кроватью, но я не могу спать лежа в небе. Я установил в салоне кожаное кресло «Конрад», в котором поместился бы и слон.
После толчка я резко почувствовал, как падаю в пропасть, и тут же проснулся.
— Сэм, что происходит? — спросил я.
Ответа не последовало.
— Сэм, — заорал я, — где ты?
— Да здесь я, сэр.
— Что происходит?
— Мы теряем высоту, я не знаю, в чем дело, что-то с топливной системой. Топливо не доходит до двигателей. Сколько раз я говорил вам, шеф, что на таком самолете нельзя перелетать океан, купили бы «Дуглас», моя смерть будет на вашей совести, сэр, а у меня трое детей.
— Спокойно, Сэмми, умирать еще рано.
Самолет начал выравниваться, прошло, кажется, полминуты. Потом опять нас бросило в воздушную яму, да так, что я почувствовал сердцебиение у себя во рту. Самолет то взлетал вверх, то опять проваливался в яму.
Мы чудом дотянули до Нью-Йорка. Самолет совершил аварийную посадку, и его загнали в ангар для технического осмотра. Специалисты обнаружили странную поломку. Провода подачи топлива имели несколько надрезов, но настолько филигранных, что их почти не было видно. Мой самолет чудом не свалился на землю. Давление в проводах скакало с бешеной силой, то нагоняя топливо в мотор, то ограничивая его поступление.
— Вы проверяли самолет перед вылетом? — спросил меня американский механик.
— Нет, — ответил я, — он стоит на моем частном аэродроме, и проверки только плановые.
— Значит, кто-то пробрался на ваш частный аэродром и порезал провода подачи топлива.
— Не может быть, — сказал я, изобразив на лице стоическую уверенность, хотя сам уже не был уверен ни в чем.
— Может, — сказал механик, — поверьте мне, сэр.
— Да, сэр, все может быть, — сказал мой летчик.
После этого случая я приказал выставить охрану возле ангаров. Я пошел на эту меру, прекрасно понимая, что действовать надо было раньше, но так мне было спокойнее.
Именно с этого момента я ощутил, что кто-то дышит мне в спину. Первая мысль — конкуренты. Но кто? Азиаты, европейцы, американцы. Такие методы борьбы, как порча самолетов, не характерны для цивилизованных людей. На западе тебя вытолкнут с рынков квотами, ограничениями, торговыми войнами. А здесь налицо угроза, предупреждение, запугивание. Если бы меня хотели убрать, перерезали бы провода и все. Да, дело очень странное.
Вечером, после приземления в Нью-Йорке, я решил расслабиться и забрел в «Caviar bar». Сел за самый дальний столик и заказал водки и икры.
Была середина недели, и бар оказался почти пуст. За стойкой я заметил беспокойного господина, который широко размахивал руками и постоянно что-то требовал от бармена. Я выпил водки, съел пару ложек икры и начал размышлять, что мне делать дальше. Я должен был как-то отреагировать на то, что случилось с моим самолетом. Нужно немедленно что-то предпринять.
Через полчаса размышлений я заметил, что в баре остались только двое: я и беспокойный господин, который на русском языке пытался общаться «по душам» с барменом. Ну, так я и думал, я сразу заметил, что беспокойство у него было какое-то родное.
Еще через какое-то время русский взял бутылку и, не найдя в бармене собеседника, направился к моему столу. В баре был полумрак, и я разглядел его лицо только тогда, когда он сел рядом со мной. Каково же было мое удивление, когда я увидел знакомое лицо — это был Виталий, мой одногруппник из Плехановки.
Встреча меня не удивила. Нью-Йорк давно кишит успешными русскими. Нахождение в этом городе совсем кружит им голову, и они все встречают вас взглядом, в котором настойчиво читается: «The world is mine».
Типично русское заблуждение, наивное и самонадеянное. Любой пьяница в нью-йоркском пабе будет уверен, что вечер крутится вокруг него, если он угостит виски всех посетителей. Благодарности окружающих хватит минут на пять, а потом все позабудут про него.
Виталий, в свою очередь, тоже был сильно удивлен и первые пятнадцать минут только и повторял: «Не, ну как такое возможно». Он уже сильно выпил, и его тянуло на разговор. Он тут же сообщил мне, что имеет серьезный бизнес в Штатах. Он владел лесопилкой в Дэнвере, которая ему досталась каким-то чудом от хозяина за многие труды. Он воплощал в себе «американское счастье» и жутко гордился своим успехом.
— Влад, а ты чем зарабатываешь на жизнь? — спросил он.
Вопрос был очень русским. В Америке обычно спрашивают, какой у тебя бизнес. Такой вопрос очень деликатен, и на него не обязательно отвечать определенно. И только русский может спросить конкретно и нагло — чем зарабатываешь на жизнь.
У меня совершенно не было желания рассказывать ему о своем олигархическом прошлом, особенно после аварийной посадки моего самолета. Для таких случаев у меня был заготовлен дежурный ответ:
— Я эксперт ООН по вопросам организации бизнес-процессов в странах, ставших на путь капиталистической экономики.
Виталий сделал вид, что переварил мои слова, но по взгляду было хорошо видно, что он так и не понял, хорошо ли я зарабатываю. В Америке словосочетание «хорошо зарабатывать» означает, что вы получаете хотя бы не менее пятидесяти тысяч долларов в год.
— А свой бизнес у тебя есть? — спросил Виталий.
— Нет, — с поддельным сожалением ответил я.
— Да, это странно, ты был самым перспективным в нашей группе и вот так все закончилось, — он угрюмо помотал головой.
— Да, — ответил я многозначительно.
— Давай выпьем, что ли, за встречу, — сказал Виталий.
Он был явно расстроен, что встретившийся знакомый оказался бесполезен и выгоды из этой встречи ему не вынести. На таких знакомых в Америке не принято терять время.
Мы сначала допили его бутылку, потом мою, потом заказали блинов, осетрины и еще икры, и в нем проснулась русская душа.
— Ладно, переходи ко мне, будешь заниматься маркетингом в Восточной Европе.
— Да нет, спасибо, — сказал я, раззадориваясь от этой глупой ситуации, — я буду экспертом на жалованьи.
— Но ведь ты был умнее нас всех и так кончил, — он вздохнул искренне и глубоко, сильно закатил глаза и выдохнул воздух с шумом. Да, неисповедимы пути Господа, если будет совсем худо, звони, — и протянул свою визитку.
— О'кей, — сказал я, и мы попрощались.
Я вышел в каменные джунгли Нью-Йорка и растворился в толпе успешных людей, бороздящих Манхэттен.
На следующий день у меня было назначено несколько серьезных и не терпящих отлагательств встреч. Адвокатская контора «Бутман и Грасс» стояла на страже моих интересов. Аудиторские проверки, которые они провели, вывели мои компании в чистые игроки и позволили разместить акции на Н ью-Йоркской фондовой бирже. Для меня это был серьезный прорыв. Мне нужно было реноме западного бизнесмена с прозрачной бухгалтерией и чистой кредитной историей. В течение недели я уладил все свои дела и вернулся в Европу.
Я сижу в Реймсе, в Cafe du Palais, с французскими компаньонами, на улице льет дождь, и уже темно. Я смертельно пьян, выпил почти четыре бутылки шампанского. Это много даже для меня. Звонит телефон, я с трудом осознаю, кто это. Один из моих менеджеров с тревогой в голосе сообщает, что на рынок выброшена серая партия канцтоваров по очень низким ценам и потребители требуют скидки на нашу продукцию. Ярость не расцветает во мне, она утоплена в шампанском, завтра разберемся, говорю я и проваливаюсь в небытие.
На следующее утро, быстро придя в себя, я получаю анализ рынка. Кто-то впустил на рынок канцтовары неизвестного производства из Юго-Восточной Азии на тридцать миллионов долларов. Эта интервенция не согласована с клубом поставщиков. Это намеренная диверсия и очевидно, что партию впустил в Россию крупный игрок. Таким образом, решив совершить мини-революцию в нашем бизнесе. Товар разошелся моментально через тысячи мелких оптовиков по всей России.
Мы быстро реагируем, сбрасывая цены под предлогом праздничных скидок. Я убедил основных игроков рынка в том, что мы должны продавать товар фактически на уровне себестоимости только для того, чтобы уничтожить неизвестного нам импортера.
Интервенция захлебнулась. Теперь самое время выяснить, кто это сделал. Я звоню членам клуба и провожу консультации. Все в растерянности, такого давно не было на рынке, кому понадобилась эта акция и кто за ней стоит? Этот вопрос интересовал всех профессиональных трейдеров. Но больше всего он волновал меня.
А что если эта интервенция связана с покушением на меня. Возможно, меня решили прощупать первым. В принципе это разумно, я самый крупный игрок клуба. Да, наезд серьезный, сразу с двух сторон. Нужно прощупать азиатский рынок, раз товар пришел оттуда, значит, там и следы.
Для этого я подключаю к делу Найджела, он имеет влияние в Сингапуре и Бангкоке. Через него мы начинаем «сканировать» всех известных производителей офисной канцелярии и их торговые трафики за последний месяц. В течение недели Найджел так ничего и не обнаружил. Похоже, товар пошел в Россию с подпольных, не зарегистрированных фабрик. Найджел обещал мне, что все равно найдет «серых» поставщиков. На следующий день я возвращаюсь домой в Россию.
6
Дома я обнаружил, что пресса начинает проявлять повышенный интерес к моей персоне. Один репортер даже напросился на интервью для серьезного западного журнала. Я уже согласился на встречу, как в последний момент журналист исчез, а скоро в одном из западных деловых журналов появилось мое «интервью», которого я не давал.
Но удивило меня даже не это, а то, что журналист, «слепивший» это интервью, знал обо мне очень многое. В частности, о моем увлечении вещами Александра Македонского и моих посещениях известных аукционов, на которых, кстати, гарантируется конфиденциальность.
Это заставило меня серьезно задуматься. Откуда простой журналист знает обо мне больше, чем он должен знать.
Звонит телефон и отрывает от размышлений.
— Владлен Григорьевич, это Жанна, звонил какой-то господин, который сказал, что вы будете рады его слышать.
— Интересно, давай телефон.
— 7 918 303 53 43.
Я позвонил и услышал голос Валерия.
— Здравствуйте, господин Марьянофф.
Его голос дрожал, я это понял сразу.
— Зачем же так официально, господин Узрамаев.
— Хорошо, можно и не официально, я хотел предложить вам встречу, есть важный разговор.
— Опять о слиянии бизнеса?
— Не совсем, скорее о перспективах развития нашего бизнеса.
— Нашего? — удивился я.
— Я имел в виду наши рынки сбыта, только это.
Последние слова он проговорил с придыханием и надеждой на то, что я соглашусь.
— Ну что же, можно и встретиться.
— Хорошо, я жду вас в «Палаццо дукале» в шесть вечера завтра.
— О'кей.
На следующий день мы встретились в «Палаццо дукале». Я пришел первым и, заказав аперитив, стал наблюдать за подъезжающими авто.
Минут через десять около ресторана остановился спортивный автомобиль неизвестной мне марки, из которого вышел Валерий в сопровождении двух девушек. Уже внутри я обнаружил, что они были просто восхитительны. Красота лица соединялась с красотой тела, каждая деталь изгиба, каждая возвышенность груди были потрясающими. Но здесь и сейчас они были лишними. Я сразу перешел в наступление, как только Валерий присел за стол.
— Я полагал у нас деловой ужин, — сказал я, не дав ему даже поздороваться.
— Конечно, деловой, но…
— Надеюсь, ты не хочешь меня уверить в том, что это твои деловые партнеры.
Валерий сразу растерялся и не знал что делать. Он понял, что девушки оказались лишними и его дешевый трюк провалился.
— Я думаю, им лучше прогуляться или сесть за другой столик.
Валерий одобряюще кивнул, прошептал им что-то на ухо, и они пересели за самый крайний стол.
Прошло полминуты, и Валерий первым возобновил разговор.
— Марьянофф, у меня к тебе серьезное предложение.
— Опять предложение?
— Да, очень серьезное.
— Хорошо.
— Мои юго-восточные партнеры хотят купить твой бизнес.
Вот так в лоб и без подготовки.
— Ну и что?
В этот момент бармен принес коньяк. Валерий осушил свой бокал и тут же заказал еще две порции.
— Мои партнеры готовы заплатить любые деньги за твой бизнес, — сказал он уверенно.
— Любые вообще?
— Нет, любые в рамках разумного.
— Понятно, значит, на любые они все равно не согласны.
— Но ведь я говорю — в рамках разумного.
— Понимаешь, Валерий, любые деньги не могут быть ни в каких рамках, а, значит, мне это уже неинтересно, и потом, что это за «твои» партнеры.
— Это мои друзья из Азии.
— У тебя есть друзья, забавно. Интересно, а почему ты не продашь друзьям свой бизнес.
— И свой тоже, но их интересует доля не менее 50 % нашего рынка: у тебя 30 %, у меня где-то 22 %. Такой пакет их устроит.
— «Их устроит» — это интересная формулировка. А почему ты думаешь, что это устроит меня?
— Они предлагают бешеные деньги.
— Сколько? — спросил я из чистого любопытства. Я и не думал продавать свой бизнес, но мне было интересно, во сколько меня оценили за границей.
— Полтора миллиарда долларов только за твою долю.
— Меня это не интересует, — сказал я спокойно и встал из-за стола.
— Марьянофф, они все равно сожрут нас, ты помнишь последнюю интервенцию, мы все снизили цены наполовину, чтобы выжить. А если они кинут на наш рынок партию в десять раз большую, что будем делать тогда?
Ага, вот и обнаружился Иуда. Значит, это его рук дело, он вывел партию «черного» товара в Россию, используя свои связи. Все так просто и банально.
— Тебя ведет жадность, тебя пошло купили Узрамаев.
— Все равно подумай, за ними вся Юго-Восточная Азия, ты их не одолеешь.
— Мне это неинтересно, прощай. Хотя постой, а что у тебя за машина?
— Что, понравилась, могу прикрепить ее бесплатным приложением к сделке.
— А, так ты и машину притащил, чтобы соблазнить меня на сделку. Это зря, я в состоянии купить ее сам.
— Только не эту.
— Да, интересно почему, так дорога?
— Нет, цена для такой машины более чем разумная, всего триста пятьдесят тысяч евро, но вот очередь на нее, — и он закатил глаза.
— О'кей, как называется?
— Pagani Zonda.
— Пойду становиться в очередь, прощай.
Я давно уже сам себе хозяин, и мир с его миллиардами душ и мириадами звезд есть лишь место, где реализуются мои желания. Что сдерживает меня от моих желаний? Правительства, президенты, ООН, Интерпол, культура, традиции? НИЧЕГО.
Мы — те, на ком сейчас держится этот мир. А ведь он на ком-то держится. Поколение за поколением передают мир из одних рук в другие. Одни поколения справляются с содержанием мира лучше других. Кто-то приводит его в запустение, и потом следующее поколение, более талантливое и одержимое, опять начинает приводить этот мир в порядок только для того, чтобы следующие снова уронили его в грязь.
И так вечная, бессмысленная смена поколений и битва амбиций. Сейчас мир в наших руках, в моих руках, и, значит, я творю эту жизнь как художник. Люди просто живут, а я создаю эту жизнь. Как Бог.
В наших кругах стало очень модным страдать буддизмом. Вот сегодня я на вечеринке в честь семисотого воплощения Будды в нашем мире. Конкретно в Москве.
я не принадлежу к официальной московской тусовке, да мне это и не надо. Я завсегдатай ресторана «Антонио» и клуба «Infinity», но об этом никто не знает. Я вхожу в общую массу неких «новых русских», которые там бывают. Я в массовке московской тусни, тихо наблюдая за клаберами, юзерами, и экстравагантным бомондом.
Какие-то глупые журналисты норовят называть всех этих людей элитой. Это, конечно, сущий бред. Элита — это такие, как я. Элита — это люди, от которых зависит страна. Которые помогают ей жить и решают ее судьбу.
А эти, эти всего лишь марионетки славы — бомонд. Очень точное определение. Но мы взаимозависимы. ОНИ стремятся в элиту, а НАМ хочется быть в гуще их беззаботной жизни, и, значит, мы нужны друг другу.
И кажется, что мы сливаемся, образуя общее, пузатое облако веселья, которое летит над столицей. И только утром облако лопается, бомондная элита отлепляется от нас, и мы расходимся в дневном свете.
И только мрак опять слепляет нас в страшное, нежизнеспособное чудовище, которое веселится до утра. Хорошо, что мы сливаемся в единое целое только ночью, когда страна спит и не видит нас.
Только в нашей сумасшедшей стране еще возможно, что нищий и миллиардер когда-то учились в одной школе. Уже наши дети будут жить в разных районах города или мира и ходить в разные школы.
Когда все уляжется, у простых людей не будет шанса залезть наверх. Никогда. Россия устроила «ледовое побоище» в начале девяностых за место под солнцем, мы бились насмерть, зная, что места наверху будут принадлежать нам и нашим потомкам на века. Грандиознейшая бойня элит. Мы умрем, сдохнем от болезней и нервов, но наши потомки будут властвовать в этой стране несколько столетий.
У меня во владении находятся сорок семь поместий, домов, вилл, замков, квартир, апартаментов и бунгало по всему миру. Мне приятно осознавать, что я — Владелец. Какие-то странные механизмы жизни делают за несколько лет из выпускников-голодранцев солидных господ, распоряжающихся миллионами всемирно признанных денежных знаков.
В моем портмоне лежат электронные ключи от всех моих поместий, замков и домов. В каждом доме у меня кодовый замок, и я помню все коды, как таблицу умножения. Я тасую эти цифры в голове во время ничегонеделания, например в ожидании самолета, чтобы память постоянно их сохраняла.
В нескольких своих домах я храню крупные суммы наличных денег. В долларах, евро, йенах, английских фунтах. Я не уверен ни в чем в этом мире и держу пятьдесят миллионов в долларовом эквиваленте в наличном виде в подземных сейфах моих домов. Сейфы невозможно взорвать, вскрыть или унести. Электронные замки открываются только по сигналу через спутник, сами сейфы сделаны из сверхпрочного сплава, который используют только в космической промышленности.
Когда мои финансовые возможности еще были сильно ограничены, я покупал себе пальто один раз в два-три года. Я всматривался в каждый ценник, строя сложные уравнения в голове. Купить пальто из шерсти за тристи долларов или из кашемира за семьсот долларов. Эти расчеты отнимали кучу времени и нервов, и от них зависел весь мой годовой бюджет.
Теперь я не смотрю на цены. Дело вовсе не в беспечности. Просто при моем состоянии я покупаю все, что мне нравится. Даже когда я случайно обнаружил счет за итальянское кашемировое пальто на семнадцать тысяч евро, купленное в Милане моей женой, мне было все равно. Мое состояние каждый день увеличивается на сумму, в десять раз превышающую эту.
Раз в месяц я посещаю Милан — город бутиков. Я трачу пару дней на полное обновление личного гардероба. Мелькание марок высокой моды, тэйлорских мастерских, обувных ателье, где из кожи гиппопотама и змеи шьют туфли за пять тысяч евро, бутиков кожаных аксессуаров, хрустальных витрин из часов и портфелей, пирамид из платков и галстуков, нескончаемых рядов пальто и фраков. Все это здесь, в Милане, в витрине сдержанного города, где просто жить — уже большая роскошь.
В Нью-Йорке район проживания скажет о человеке все. Если это Манхэттен, то ты небожитель, если Квинс, тебе немного не повезло. То же самое с Парижем. Шестнадцатый округ, тихий и жутко буржуазный. Недалеко находится четвертый округ французской столицы, где обитают не самые респектабельные парижане.
Здесь, на Западе, существует алгоритм удачи. Удача имеет четкую формулу, под которую безропотно подгоняются жизни сотен миллионов людей. Формула содержит несколько обязательных элементов, которые и являются слагаемыми гарантированного успеха.
Ты должен много и усердно учиться, и тебе в награду дадут перспективную работу. К пятидесяти годам ты будешь иметь гастрит, расстройство нервов и перспективу вот-вот стать четвертым вице-президентом своей компании.
Твой отпуск составляет сорок дней, но реально неделя. И эту неделю ты отдыхаешь на Таити в бунгало за пять тысяч долларов в день, и, когда жена уже спит, в соседнем бунгало тебя развлекают три полинезийки во все места, где обнаружены эрогенные точки, потому что именно за этим ты сюда и приехал.
К шестидесяти ты вице-президент, не принадлежащий себе, и почетный инфаркт в шестьдесят девять. Полгода на трубках, и в день семидесятилетия, как подарок, родственники отключают твои системы жизнеобеспечения, и вице-президент переходит в мир иной, где он просто раб Божий.
Так выглядит удача на Западе.
А у нас удача — это балаган. В России балаган крутит судьбами, то возвышая очередное убожество, то уничтожая гения. Законов восхождения наверх не существует. Те, кто наверху, не могут объяснить, как и почему они туда попали. Это загадка даже для них.
Они вгрызаются в небеса, но новый «Калиф на час» все равно разрушает им жизнь.
7
Однажды у меня появилось новое необычное хобби. Я начал собирать личные вещи Александра Македонского. Мне всегда был интересен античный мир. Собирать машины мне быстро наскучило. Если в год собирают три тысячи «бугатти», и ты можешь купить одну из них, то вещи Македонского могут появляться на рынке только раз в десятилетие. Обладать такими раритетами могут себе позволить лишь единицы. А значит, это развлечение достойное меня.
Сегодня в моей коллекции хранится часть доспехов Македонского, в том числе пластины кольчуги, копье, с которым он сражался в индийском походе, а также кубок для вина из его вавилонской резиденции, несколько манускриптов, возможно, написанных его рукой, и наконец мое последнее приобретение — сбруя его коня Буцефала.
Во время похода в Индию в одном из боев Александр был ранен. Он упал с лошади, зацепив сбрую. После боя ее подобрали индийские воины.
Она хранилась больше двух тысяч лет во дворце одного из махараджей и в 2004 году была выставлена на аукционе в Лондоне. Кожаная сбруя с серебряными пластинами. Она имела двойную ценность, так как на ней осталась кровь самого Александра Македонского. Хотя пятен уже почти не было видно, следы крови оставались на коже в виде малозаметных разводов.
Сбруя была выставлена на аукционе с первоначальной стоимостью миллион долларов. Аукцион начался в три часа дня. Зал был полупустой, но все присутствующие излучали ауру богатства и загадочности. Претендентов на вещь Македонского оказалось достаточно много. Но после пятимиллионной отметки покупателей осталось только двое — я и еще какой-то суетливый господин.
По тому, как он нервничал и постоянно звонил по сотовому телефону, было очевидно, что он брокер и самостоятельных решений принимать не может. Как только я это понял, я быстро перехватил инициативу, доведя предложение до семи миллионов.
После этой цифры брокер потерял самообладание и начал тихо оседать. Для того чтобы полностью вывести его из игры и произвести фурор, я показал десять миллионов долларов, минуя сотни тысяч, и через тридцать секунд стал обладателем сбруи Буцефала — великого коня великого Александра.
Если бы тогда я знал, к каким катастрофическим последствиям в моей жизни приведет эта покупка, возможно, я бы отказался от сбруи. Но в тот день я вышел из здания, где проводился аукцион, абсолютно счастливым человеком.
Эксклюзивные джентльмены нашей страны предпочитают собирать вещи великих людей прошлого. В нас живет уверенность, что обладание этими вещами передаст нам энергию великих людей и единая цепь правителей мира будет связана в один энергетический поток. Я, например, лично знаком с человеком, который собирает вещи Наполеона.
Итак, в тот день я вышел абсолютно счастливым человеком, и именно в этот момент боги начали на меня охоту.
Они не любят абсолютно счастливых людей. Зависть богов, может погубить человека, когда ему уже кажется, что зависть людская не способна ему помешать.
В тот час, когда я стал хозяином самой ценной вещи в моей македонской коллекции, на меня началась охота. Могущественный и сильный человек открыл на меня охоту, но я об этом еще ничего не знал.
8
Раз в месяц я провожу мониторинг своих активов. Сегодня в очередной раз я сверил все счета, доходы, недвижимость, инвестиции. Даже не считая автомобилей, поместий, винных коллекций и бриллиантов, состояние мое перевалило за миллиард долларов.
Я несколько раз пересчитал все активы. Все так и есть. Я СТАЛ МИЛЛИАРДЕРОМ. Тихо, не помпезно, не публично. Я никому не сказал об этом, даже жене. Она и так счастлива, какая разница — миллионом больше, миллионом меньше. Месяц назад у меня было 944 миллиона долларов, и вот в сорок пять лет я миллиардер с двумя высшими образованиями, знающий три языка, с женой и двумя детьми. Готовая обложка для журнала «Life».
Я тихо сел в кресло, закурил сигару. Хорошо, что сегодня я один. Мне нужно осмыслить это. Я сижу в своем замке на севере Нидерландов. Кто из нас не мечтает иметь свой средневековый замок. Я купил замок тринадцатого века, один из самых древних в Европе. Я оборудовал здесь аналитический центр всех своих инвестиций и владений, огромную библиотеку на пятьдесят тысяч томов и винный погреб.
Я бродил по замку с бутылкой арманьяка. Пил прямо из бутылки и не мог усидеть на месте. Я бродил из комнаты в комнату. Вот на стене в огромной гостиной висит портрет последнего владельца замка. Замку более семисот лет. Он переходил из рук в руки много раз, но всегда только в сильные руки. И вот теперь я Хозяин Замка и в моих руках миллиард долларов.
П ока я думал об этом, я стал богаче еще на десять или двенадцать тысяч долларов. Вот они странности жизни, лет пятнадцать назад двенадцать тысяч долларов составляли мой годовой бюджет. Я мерил весь год этими деньгами, распределяя расходы на себя, жену, детей, квартиру. Я месяцами строил комбинации расходов и накоплений. Я был замкнут в эти пределы и вынужден был мириться с этим обстоятельством. Я, чей разум разорвал все границы, был скован жалкими грошами этого мира.
Границы моих возможностей измерялись тысячей великих американских долларов на один календарный месяц древних римлян. И вот теперь эта сумма стала лишь мельканием, десятиминутной динамикой роста моего состояния.
Такое событие надо отметить. Я подарю себе что-нибудь грандиозное и неприлично дорогое. Но что?
Я уже осушил полбутылки арманьяка, и в голове бродил туман. Желание вонзилось в мозг и требовало немедленной реализации. Я долго ходил по каминному залу вокруг огромного обеденного стола. Я хочу что-то, что будет напоминать мне о моем первом миллиарде. Да именно первом, это только первый миллиард, потом будет второй, пятый, десятый, пятидесятый. Голова закружилась, меня затрясло, сердце бешено стучало, вырываясь наружу, кровь прилила к вискам и больно запульсировала.
Я решил сесть за компьютер, подключился к Интернету. Вошел в поисковую систему. Так машины. Самая дорогая и раритетная — «бэнтли» 29-го года — три с половиной миллиона долларов. Нет, не масштабно. Самолету меня есть. Яхта? Да, неплохо. Самая дорогая — тридцать шесть миллионов. Но я равнодушен к яхтам. Так, что еще.
Арманьяк уже подходил к концу, когда на экране компьютера появилась страница с предложениями о покупке частных подводных лодок. Подводная лодка — вот оно, вот то, что мне нужно, я буду капитаном Немо.
Дизельная подводная лодка последнего поколения. Пять кают ВИП-класса. Все отделаны белой кожей и красным деревом. Носовая часть усилена пластинами из дюралюминия для совершенства хода. Библиотека, джакузи, плазменный экран 2×2 метра, кают-компания на десять человек, противорадарное устройство.
Я был уже крепко пьян, когда позвонил и заказал подлодку по номеру своей кредитной карты. Потом я уже ничего не помнил.
Около одиннадцати утра следующего дня меня разбудил телефонный звонок:
— Алло, господин Марьянофф? — услышал я в трубке голос, говоривший по-английски.
— Да.
— Вас беспокоит компания «Акватек текнолоджис», простите, вы делали вчера предварительный заказ на подлодку «Скат» в ВИП-исполнении?
Я вспомнил вчерашние желания и выпалил:
— Да, да, конечно.
— О'кей, вы назвали номер своей кредитной карты, и дальше мы потеряли связь с вами.
После этих слов последовала продолжительная пауза, смысл которой мне был не понятен. Я ждал, когда голос в трубке продолжит разговор, но он молчал.
— Да, — сказал я, все так и было, — в моей голове бродил туман.
— Извините, но на вашей карте только сто пятьдесят тысяч долларов. Сумма солидная для карты. Мы, э… поняли, что вы клиент серьезный, но это лишь аванс? — Тишина в трубке.
— Конечно, — сказал я, — сколько еще надо?
— Простите, сэр, еще сорок два миллиона триста пятьдесят тысяч.
— О'кей, сегодня я переведу их на ваш счет. Данные я помню.
— Да, сэр, а как вы планируете забрать товар?
Как, откуда я знаю как?
— А как его обычно забирают? — глупо спросил я.
— Сэр, мы предоставляем вам временную команду, готовим все документы, и вы приезжаете к нам забирать вашу лодку.
— А куда это к вам?
— В США, Балтимор.
— А, вот так, О'кей, я сообщу вам о своем приезде.
— Спасибо, сэр, мы признательны и благодарны вам, что вы выбр…
Я повесил трубку. Ну, конечно, вы благодарны и очень признательны мне, особенно этот менеджер, который звонил. Он за один звонок заработал не менее 1 % от этой сделки, а это почти полмиллиона великих американских долларов. Где еще он найдет такого клиента.
Отлично, вот это будет номер. Найджел будет в шоке, когда я всплыву у него в бухте, на подлодке с залпом и фейерверком. Найджел — мой главный агент и покупатель в Штатах. У него роскошный дом на восточном побережье, и в его бухте найдется место для стоянки моей субмарины. Весь его городишко сбежится посмотреть на сумасшедшего русского, который всплыл на настоящей подводной лодке около настоящего американского дома.
9
Несколько раз в году я езжу во Францию для закупки вина непосредственно на винодельнях. Я беру Grand Cru только в самих замках. После скандала с фальсификацией бордоских классифицированных вин лучше брать вино на месте. Пару лет назад был громкий скандал — в бутылки стоимостью пятьсот евро заливали пойло за двести евро. Европа сильно переживала. Я не так чтобы сильно, у нас и не такое делали, но сам факт для меня, гурмана, был неприятен, и поэтому я стал делать закупки в самих Шато.
Я гоняюсь за винными раритетами по всей Европе и Новому Свету. Мое хобби переросло в серьезный бизнес. Мое лучшее вино созревает в подвалах, в прохладе слушая музыку Моцарта и Вивальди. Жемчужиной моей коллекции является Brunello di Montalcino урожая 1993 года от Marchesi de Frescobaldi. Вино хранится в магнумах, 1,5-литровых бутылках, дизайн которых делал Джанфранко Ферре. Бутылку сопровождают шелк, золото, и покоится она в деревянной коробке, покрытой тридцатью пятью слоями китайского лака.
Я не пропускаю ни одного значимого винного аукциона, особенно «Сотбис». В декабре 2003 года я оказался на очередном аукционе в Лондоне. Там я познакомился с лордом Барксом, известным коллекционером старых французских вин. Мы схлестнулись с ним из-за магнума Шато «Лакомб» 1933 года. Не самый лучший урожай в Бордо, но тем не менее битва была ожесточенной.
В конце концов бутылка досталась мне за сумму, превышающую первоначальную в двадцать раз. Аукционист был на седьмом небе от счастья, а лорд решил познакомиться со мной лично.
— Говорите по-английски? — спросил он вежливо, вытянув руку для приветствия.
— Да, — сказал я.
— Лорд Барке, к вашим услугам.
— Марьянов Владислав.
— Русский, все понятно, вы бьетесь до конца, для вас эта бутылка так важна?
— Не могу сказать, что я за нее отдал бы душу, но несколько тысяч долларов запросто, а вам, я полагаю, она очень, нужна?
— Да, эта бутылка была в коллекции моего отца, он купил ее мне в подарок в год моего рождения. Во время войны он был вынужден продать свою коллекцию, в том числе и эту бутылку.
Вот так сын советского инженера и носитель знатной английской 1000-летней фамилии стали друзьями. Лорд пригласил меня к себе в замок, представил жене и пригласил поиграть в гольф.
— Если не возражаете, — сказал лорд Барке, — я предоставлю вам свой набор клюшек.
Слуга принес сумку с клюшками. Я взял главную клюшку, покрутил в руках. Это оказался отличный паттер от «Waterford».
— Превосходный паттер, сказал я громко и с силой провел клюшкой по воздуху.
— О, вы разбираетесь в клюшках.
— Теперь да, — сказал я с гордостью.
Мое первое знакомство с гольфом, естественно, было дилетантским. Мой первый американский партнер был помешан на гольфе и пригласил меня поиграть с ним в гольф-клубе. Знакомство с клюшками и желание понять, зачем они все нужны, заняли у меня полдня. Инструктор объяснял мне отличие «айрона» от «вуда», значение «драйвера», необходимость «сэнд-вэнджа» и величие «патера». Я плохо усвоил правила выбора клюшек, и первый же мяч, по которому я ударил, улетел в озеро. Сделка у нас не вышла, но зато я в полной мере оценил значение гольфа в иностранной бизнес-среде. С тех пор я научился разбираться в клюшках и неплохо попадать по мячу.
— Ваш удар, сэр, — сказал лорд Барке.
Я выбил мяч в игру. Мы передвигались по полю более трех часов. Барке, естественно, выиграл. После игры мы перешли в летнюю оранжерею, где был накрыт обед. Во время обеда мы обсуждали положение дел в мире.
— Вы отлично играете для не англичанина, где вы научились? — Барке резко сменил политическую тему, показав, что она ему наскучила.
— В Шотландии, я брал уроки гольфа, но не долго.
— Все равно неплохо, мой друг, очень неплохо.
В английском языке словосочетание «очень неплохо» означает «очень хорошо», просто англичане сдержанны и не привыкли давать превосходных оценок.
После обеда лорд показал мне свой погреб. Он превышал погреб его отца в два раза. Мы распили две бутылки кларета преклонных годов и закончили Сотерном. Утром я покинул поместье Баркса по-английски, не прощаясь. На массивном рыцарском столе в гостиной я оставил бутылку, купленную мной на аукционе, в подарок лорду.
Я вернулся в гостиницу на окраине Лондона в прекрасном расположении духа. Я заказал обильный завтрак и открыл «Летописи Александра», античные манускрипты, недавно приобретенные мной при содействии одного лондонского музея. Я откинулся на кресле и погрузился в размышления.
На Восток, вот куда стремился великий Александр. Он искал другую мудрость, отличную от мудрости его учителя Аристотеля. Сам Александр стал великим только благодаря Аристотелю. Его отец, король-варвар, как и варвары XXI века, хотел видеть сына образованным и утонченным, а получил воина.
Так написано в бессмертных скрижалях великой Персии. Александр пронесся через сатрапии Востока, исполняя великую цель олимпийских богов — объединение мира под дланью высокорожденного сына мудрого Зевса.
Как написано в древних книгах индийцев, мечты о едином мире есть главная цель бога.
Древние римляне опять возведут в ранг высшей цели принципы Александра — ORBIS UNUM. ЕДИНЫЙ МИР как высшая, великая цель человечества, так пророчество всех богов, как главная Истина.
Но где расположилась эта главная Истина?
Одни боги противоречат другим богам. Одни боги призывают человека присоединиться к ним величием своих дел, другие унижают человека и требуют слепой покорности.
И только Будда дает любому человеку возможность стать Богом здесь, на Земле. Я вспомнил свое первое посещение Боробудура, священного дворца Будды в Индонезии. Этот дворец — открытая книга Будды, где все стены расписаны его изречениями. Чтобы познать их, нужны годы. Но тогда, первый раз, я искал лишь одну скрижаль, скрижаль о власти. На верхних ярусах храма я нашел то, что искал. Местный монах перевел мне текст:
«И восстанут цари, лишенные царств, и короли древности проплывут в ладьях вечности, возвещая Новый Мир. Земля обретет новый круг. Святой и блудница соединят жизни, и новый Царь возглавит последнюю битву мира с небесами».
Помню, как у меня возникло ощущение дежавю. Я где-то уже встречал подобные изречения. Построение слов было кардинально другим, но смысл тот же. Ну конечно же это Библия: «Кто был ничем, тот станет всем». Но как буддийская мудрость оказалась в Библии?
10
Мой бизнес требует информации со всего мира. Биржевые индексы, курсы валют и металлов, демографические взрывы, экономические подъемы и депрессии, рецессии и прогресс влияют на мой бизнес. И потому мне нужна полная картина дико пульсирующего современного безумного мира.
В 12.00 у меня большой совет компании. В разгар обсуждения заходит Елена, мой секретарь, и показывает мне специальный знак. Это знак того, что есть вопрос, не терпящий отлагательств. Я прерываю совещание и включаю селектор.
— Владлен Григорьевич, на связи Амина.
— О'кей.
— Влади, бон суар.
— Здравствуй.
— Как твои дела, са ва?
— Почти, говори по-русски, пожалуйста.
Мой тайный агент Амина училась со мной в Плехановке. Когда я вышел со своей продукцией на мировой рынок и мои акции стали продаваться на биржах мира, я начал посещать экономические форумы, которые расплодились по всем сторонам света. Первый раз я появился на форуме экономического содействия стран Латинской Америки. И в первый же день встретил Амину. Оказалось, что она работает во Всемирном банке. Она всегда преклонялась перед величием французской культуры и любила мешать русский язык французскими изысками. Мне это нравилось, меня это возбуждало, но не сейчас.
— Какие новости, — спросил я.
— В Аргентине вот-вот будет дефолт, это видно по экономическим показателям. Почти уже не секрет. Вливания пойдут из Америки через Мексику. Надеюсь, что тебе нужна эта информация.
— О'кей, спасибо, до встречи.
Мы заканчиваем совещание уже ночью. Наутро я собираю аналитический отдел, и мы обсуждаем перспективы мировой экономики. Информация Амины оказывается как всегда полезной, и мы корректируем наши планы.
Мой почти тайный агент Амина — роскошная чилийка. Я получаю от нее анализ динамики развития мировых финансов, она получает от меня секс и деньги. Каждый раз после сумасшедшей ночи мы отправляемся тратить мои деньги.
Я питаю страсть к южноамериканским девушкам за ихпоистине странное сочетание греха и невинности. Растрату своего тела разным мужчинам они, прилежные католички, считают грехом, но для своего мужа они творят такие грехи, от которых ужаснулась бы любая религия. Преданность домашней собаки и изысканность в исполнении любых желаний ставят латиноамериканских женщин вне конкуренции. Их воспитывают так, чтобы они доставляли удовольствие своему мужчине. Если в поле моего зрения попадает венесуэлка или чилийка, я забываю о женщинах всего остального мира.
Когда мои возможности стали неограниченными, я решил переспать со всеми женщинами, которые отказали мне в моей «прошлой жизни». И они все без отказа начали свое шествие в мою спальню. И мне стало скучно. Я стал брать женщин, как Наполеон. Даже не раздеваясь, без ухаживаний. И почти без удовольствия.
Умные женщины теперь встречаются крайне редко. Умные дуры — очень часто. Это очень распространенный тип женщин. Они считают себя умными, но их мнение не совпадает с мнением окружающих их мужчин.
Вот одна из таких женщин, Ирина. Мы лежим с ней в постели и молча курим. Она первая прерывает молчание. Ирина — распространенный тип русской бизнесвумен, уверенной в своей окончательной победе над всеми обстоятельствами этой странной жизни. Слагаемые ее успеха просты — напористость, знание рынка и обаяние. Причем размер обаяния не имеет значения, будь то невинная улыбка партнеру по переговорам или ночь в постели с потенциальным клиентом или чиновником.
— Влад, вы знаете, я бы отнесла вас к третьему типу мужчин, — она сказала это очень спокойно и закурила сигарету.
Я изумился и хотел было аргументированно возразить, но вдогонку к первым словам услышал продолжение:
— Да, к третьему, все-таки первый тип жестковат, второй вообще не ваш, но третий — это самый лучший, он тебе подходит.
Если после первой фразы я еще хотел поинтересоваться современной классификацией мужчин, то после второй интерес у меня пропал, и я выпалил:
— Солнышко, я не делюсь на типы, я один сам по себе.
Она удивилась и решила даже поспорить со мной, что разозлило меня вконец, и я ушел из номера через пять минут.
Таких женщин, как Ирина, я называю женщина — cosmo. Тяга разложить все и всех по типам и видам навевает на меня первобытную скуку. Я радуга этого мира, его веселье и радость, и не в один тип я не попадаю по определению. Я только сам по себе.
Я вообще не доверяю никому и ничему в этом мире. Доллары и фунты — бумага, золото — металл, бриллианты — камни. Однажды они перестанут нравиться человечеству, и оно выбросит их на помойку.
У меня есть тайники по всему миру, я вкладываю деньги во все, что приносит доход. Мои деньги хранятся во всех валютах. Мне принадлежат компании и фирмы на всех континентах. Роскошный миланский ресторан и самая большая забегаловка Шанхая. И никто там не знает, что я хозяин.
При любом кризисе, перевороте, смене экономических формаций и даже пришествии инопланетян я останусь богатым. Я разложил свои финансовые яйца по всем мыслимым и немыслимым корзинам этого мира. После краха английского банка «Бэрингс» в 97-м году я вообще ни в чем не уверен.
Миллионеры и миллиардеры, унаследовавшие свои состояния, знают жизнь только с одной стороны. С той стороны, где у них есть все. Вот почему прозорливые и умные папаши создают своим отпрыскам искусственные проблемы в жизни, чтобы приучить их ценить накопленные ими миллионы и миллиарды.
Самое лучшее место для выращивания наследников миллионных состояний — английская школа Итон. Родители платят десятки тысяч фунтов стерлингов, для того чтобы их детей воспитывали в спартанских условиях, лишенных хоть каких-либо удовольствий.
И все равно миллионеры в третьем или пятом поколении не знают жизнь по-другому. А я знаю. Моя жизнь всегда будет до и после. И мои дети будут знать это. Они вырастут в полном достатке, но всегда будут помнить и передавать через поколения историю их отца, который, родившись в бедности, покорил этот мир.
Став богатым, человек меняет качество своей жизни в одночасье. Просто кардинально. Еще вчера ты задыхался летом в «жигулях», а уже сегодня у тебя «мерседес» с кондиционером. Кондиционер появляется дома, в офисе, у родственников. Твой сок — только свежевыжатый, костюм — только индивидуальный пошив, где на внутреннем кармане вышито твое имя. Вино — только Бордо, женщины — только звезды. И весь мир становится для тебя Е Pluribus Unum.
Богатство, как гигантская, черная дыра, всасывает вокруг тебя все и всех. Все крутится вокруг тебя или рядом с тобой: биржевые сводки и вице-президенты корпорации, биржи и люди, новости и книги, президенты и премьер-министры, цены на нефть и золото.
Я никогда не был в Куршевеле, обо мне ничего не знает журнал «Форбс», о моих оргиях не знает желтая пресса, но бароны этого мира звонят мне по секретным телефонным линиям узнать, что будет с мировой экономикой завтра.
Иногда, сидя где-нибудь на краю земли в ожидании запоздавшего самолета, я проворачиваю в своем сознании все метаморфозы жизни. Где эта поворотная точка, которая отправила меня во всемирный полет. Вот я сижу, жду самолет на Фиджи, вылет рейса запаздывает из-за тропических дождей. Если бы не перемены, которые вынесли меня наверх, я бы никогда и не знал, что бывают тропические ливни, которые льют два-три месяца в году.
Незаметно для самого себя я стал частью мира, удивляясь до сих пор его абсурдным законам. Я летаю такими авиакомпаниями, которые в самом начале полета не могут гарантировать благополучное приземление. Но после аварийной посадки моей «Сесны», на которой я летел посреди Атлантики, я перестал бояться и был готов встретить любую судьбу с широко открытыми глазами.