Лушка или Трифонов forever

Вороны гоняли по крыше бойлерной теннисные мячики. Туда и обратно, обратно и туда. Мячи залетели на кровлю после того, как соседская тринадцатилетняя Майка поленилась идти на тренировку в спортзал. Била об стенку мячи, они на крышу и залетели. Мячиков было два, а ворон четыре. Иногда они клевали друг друга, за несоблюдение очередности. — Развлекаются…, — с улыбкой подумала Лена, глядя с восемнадцатого этажа на птичьи забавы.

Приближался отпуск, а перспектив у Пашутиной не было никаких. Все деньги, которые она должна была получить за отпуск, ушли на погашение кредита за норковую шубу. Вот хотелось ей шубу и все тут! Давно хотелось, еще со школьных времен… Стандартные дубленки, в которые её одевали родители надоели до отвращения. То ли дело норковая шубка! Мягкая, теплая, невесомая. Отношение к шубе было двояким. С одной стороны ей казалось, что это ханжество и мещанство, а с другой она чувствовала себя в ней женщиной с большой буквы. Вечерами Лена крутилась перед зеркалом, примеряла к шубе сапоги и шарфы, в общем, готовилась к зиме. Она садилась в кресло и небрежно откидывала с красивой ноги коричневую блестящую полу. Набрасывала шубку на плечи и быстрым шагом проходила из кухни в комнату, так что та шлейфом струилась за её спиной. Купить то купила, а отпуск полетел коту под хвост. Где тот кот и где тот хвост?! Осень! Каждый день все холоднее и холоднее. На дачу к предкам ехать не хотелось, друзья по мере наступления отпусков разъезжались в Турции и Египты, а кто покруче в Таиланд или на Багамы. Даже просто пойти погулять по лесу, и то было не с кем.

— Сегодня вторник, еще три дня и начнется отпуск, — думала Лена, стоя на балконе и бесцельно крутя белокурый локон. — Господи! Придумай хоть что-нибудь! Сделай так, чтобы мой отпуск не пропал! Только…. Только ни каких форс-мажорных ситуаций! А то мало ли что тебе в голову придет! Ты ведь и потоп с пожаром наслать можешь. С тебя станется…

Ни потопа, ни пожара не произошло. Произошло нечто странное, неожиданное и страшноватое.

После короткой вечеринки с сотрудниками, отмечавшими её уход в отпуск, Пашутина пришла домой и разревелась. Плакала просто так. Не из-за чего. Хотя как сказать не из-за чего! Из-за всего! Из-за того, что её такая молодая жизнь обыденна и скучна. Из-за того, что с дуру не вышла замуж на последнем курсе института за Леньку Маврина, из-за того, что у девчонок уже дети, а она одна. Что отпуск придется проторчать дома. Что денег как всегда не хватает. Что ей уже двадцать четыре, а жизнь не удалась!

С трудом успокоившись, она заварила чай и, набросив на плечи куртку, вышла на балкон, потягивая маленькими глотками ароматный напиток. Комок в горле постепенно проглатывался, сжавшееся сердце распускалось. Поплакать иногда полезно. Мужчины живут меньше женщин, потому что не умеют плакать. На бойлерной снова что-то творилось. Присмотревшись, Лена увидела, что посередине плоской крыши сидит большая птица, а вокруг нее штук пятнадцать ворон. Птица, не обращая внимания на ворон, что-то клевала, а чернокрылые нахалки с небольшими интервалами пытались дергать её за перья. Наконец гостье надоели приставания санитаров города, и она стала огрызаться. Птица была похожа на ленивую большую собаку по необходимости реагирующей на мелких шавочек. Лена достала из комода дедов бинокль и присмотрелась к птице повнимательнее. — Сокол, — прошептала она. — Как пить дать, сокол. И что он здесь делает? Каким ветром его к нам занесло?

Пашутина поежилась от холода, вдела руки в рукава куртки и оперлась о перила. И тут произошло нечто неожиданное. Сокол оттолкнулся от крыши, снялся и взлетел. Полет его был стремителен и быстр, и летел он ни куда-нибудь, а к ней! Пашутина вскрикнула, зажмурилась и вдруг почувствовала, что на ее руку кто-то сел. Через мгновение она с осторожностью приоткрыла глаза и увидела на руке, большую птицу с желтоватым оперением. Хорошо, что на ней была кожаная куртка, иначе от конечности ничего бы не осталось. Рожки, как говорится, да ножки. Коготки у птички были еще те! Птица посматривала на девушку темным глазом, склонив на бок голову. Горло у Пашутиной сжалось, на этот раз не от слез, а от страха.

— Эй, — прошептала Лена, — Ты это зачем? Давай, лети себе дальше. Лети в лес, в поле. Лови своих зайцев. Причем здесь я?

Словно в ответ на её слова сокол спрыгнул с руки на пол и вразвалочку пошел к балконной двери.

— Нет! Только не квартиру! — закричала хозяйка, отступая от опасной птицы назад. — Живи, если хочешь, себе на балконе, только зачем же, как татарин, в дом ломиться, — но птица, не обратив на Пашутину никакого внимания, ловко перепрыгнула через порог и вошла в квартиру. Лена осталась стоять на балконе ни жива, ни мертва. — Что же теперь будет? — в ужасе думала она, опасливо заглядывая внутрь.

Гостья, по-хозяйски протопав по комнате, направилась в коридор, из коридора её маршрут пролег на кухню и, осмотревшись, она взлетела на край стола. Пашутина на цыпочках проследовала за пернатой и, войдя на кухню, прислонилась к холодильнику. Сокол, поглядывая на нее агатовыми глазами, подошел по столу к ней ближе и издал резкий, неприятный крик.

— Ты чего, есть что ли хочешь? — дрожа, спросила Лена. — Как же тебя зовут? Кто ты девочка или мальчик? — вопрошала Пашутина бессловесное создание. — Давай я тебе окно открою, может быть, ты улетишь? — Бессловесное создание молчало, и улетать не собиралось.

От окорочка Буша птица отказалась, а вот мелко нарезанное филе говядины поела с удовольствием. Лапы птицы охватывали широкие кожаные ремешки. На одной полосочке было что-то написано. Но что?! Наклониться к гостье, Лена опасалась, и снова взяв бинокль, попыталась рассмотреть надпись. Там просматривались какие то цифры — 4, 8, две тройки, а дальше не читалось. Накрыть бы её одеялом… да прочитать, что там написано… — мечтала Лена. — Только такую накроешь… Как же. Пол пальца оттяпает, как нечего делать. — Сытый сокол слетел со стола и пешком прошел в коридор. Там он взлетел на мягкий «уголок», отряхнулся и прикрыл один глаз. Это было уморительно. Глядя на гостью, Лена тоже захотела спать. Плотно закрыв в комнату дверь и оставив на кухне открытым окно, Лена подумала, что утро вечера мудренее и тоже легла. Чуть свет она проснулась от странных криков и шума крыльев. Птица топталась под дверью комнаты, говорила «кьяк, кьяк» и явно пыталась разбудить хозяйку. На будильнике было шесть часов утра.

— Ты чего? С ума сошла?! Знаешь сколько время? — сорвалась Пашутина на незваного татарина. — У меня, чтоб ты знала, первый день отпуска. Имею я право поспать? — птица за дверью замерла, и некоторое время не шевелилась. Лена снова задремала, но поспать, все-таки не получилось. Сокол так шумно махал крыльями, что мог поднять и мертвого. Необходимо было встать, покормить пернатую и самое главное нужно было прочитать таинственные цифры на ремешке. Это мог быть и электронный адрес, и телефон хозяина птицы. При утреннем свете надпись была видна лучше и Лена, наконец, смогла её разобрать. Цифр было семь. Ничем другим, кроме как телефонным номером это быть не могло. Невзирая на раннее время, она набрала номер и стала ждать, когда кто-нибудь отзовется. Отозвался мужчина. Объяснив ситуацию и с трудом добившись от полусонного человека понимания, она стала ждать. Хозяин птицы появился буквально через пять минут.

— Вы уж меня простите, — скороговоркой говорил молодой мужчина приятной наружности. Он протянул птице руку, — и та послушно забралась на кожаную перчатку. — Хорошо, что Лушка к вам залетела. Если бы потерялась, я бы не пережил. Утрирую. Пережил бы. Но ведь жалко! Два года назад, когда я был в командировке на Алтае, мне её слётком подарили. Люблю я её! Мы же в ответе за тех, кого приручили? Правда? Её Лушка-полушка зовут. А меня Володя. Я тут по соседству живу, так же как и вы на последнем этаже. Простите ради Бога за беспокойство. Окно было открыто, она и вылетела. Чем я могу вас отблагодарить?! Просите чего хотите! Хотите в ресторан сходим или на охоту вас возьму? — Полусонная Лена кивала головой на всё. — Да?! Хотите? На охоту!? Луша нам уточек наловит. Я в следующую субботу утром приду. К семи. Вы только соберитесь. Форма одежды, соответственно, спортивная. Вот и ладненько, вот и поедем, — и он, накрыв голову сокола колпачком, ушел.

Неделя у Пашутиной прошла в домашних хлопотах. Её старания занять свободное время работой увенчались успехом. К вечеру она уставала так, что было даже не до телевизора. Визит птицы стал терять свою новизну и только лежа в постели, она вспоминала о своем обещании Володе. — А он ничего, сокольник этот, — сквозь сон думала она, — симпатишный…

Дни пролетали незаметно. Она съездила к родителям, вызвала слесаря, который заменил прокладки в кране, протерла квартиру от пыли и навестила беременную подругу. К пятнице она о своем обещании благополучно забыла, и субботний звонок в дверь застал её врасплох.

В пять сорок пять утра на Ленином пороге стоял Владимир в полном охотничьем облачении и с интересом рассматривал контуры её тела, просвечивающиеся сквозь тонкую ночную рубашку. — Никак забыла? — поинтересовался он, переводя взгляд с хорошенькой фигурки на лицо.

— Забыла… — пробормотала Пашутина, пытаясь собрать, спросонья мысли в кулачок. — Я сейчас. Я скоро…

У подъезда стояла дорогая машина. Какой она была марки, все еще дремавшая Пашутина не разобрала. На заднем сиденье стояла некая деревянная конструкция, на которой сидел сокол. На голове у Луши была шапочка с перьями на хохолке, а на лапке к кожаной манжетке с номером телефона был прикреплен бубенчик. Машина тронулась, и за окном замелькали дома, дворники в желтых жилетках, редкие в утренний час машины. Глаза у Лены от мягкого покачивания снова стали слипаться.

— Говорят, что соколиной охотой увлекаются Мадонна, Ричард Гир и Хулио Иглесиас. — сказал Владимир, следя за дорогой и не глядя на спутницу. — Ну, про то, что соколиная охота — царская, сама, наверное, знаешь. А вот выражение делу время, потехе час… Знаешь, откуда появилось? Соколиная охота была в давние времена в числе царских потех. Но у царя было много дел государственной важности, поэтому больше часа он соколиной охотой заниматься не мог. А в наших Сокольниках была охотничья слобода… — Володя продолжал еще что-то рассказывать, но Лена откинувшись на спинку сиденья, его не слушала и спала. Очнулась она от звука хлопнувшей двери. Оглядевшись по сторонам, Пашутина увидела огромное лазоревого цвета озеро, с правой стороны сильно заросшее камышом.

— Ну что, засоня, пойдем? — спросил Владимир, доставая из багажника охотничье снаряжение. Лена вышла из машины и сладко потянулась. На улице была благодать. Остывший за ночь воздух немного прогрелся на солнце и был почти стерилен. Луша подергивала крыльями и тихонько клекотала пол клобучком.

— Как же хорошо! — прошептала Лена удивленно. — Неужели может быть так хорошо? — снова спросила она сама себя и помотала головой, чтобы не впасть в сентиментальность.

— Давай надевай сапоги, природой потом любоваться будешь, — поторапливал её Володя, сажая на руку Лушу и закрывая машину. Лена надела резиновые сапоги, и они пошли по направлению к камышам.

— А знаешь, — нарушил недолгое молчание сокольник, — знаешь, что у охотников есть свой святой? Да, да. Святой Трифон. Я и охотником то из-за этого стал. Моя же фамилия Трифонов. Мне мама в детстве легенду вместо сказки часто рассказывала. У нас даже икона такая была — охотник с белым кречетом на руке. В общем так. Был у царя Ивана Грозного сокольник Трифон Патрикеев. И потерял как-то на охоте сокольник лучшего царского сокола. Разгневался царь и повелел растерёхе найти сокола. Сроку дал три дня, а иначе голова с плеч! Патрикеев не спал три дня и три ночи. Все кречета искал. Обходил все леса в округе, но птицу так и не нашел. Устал сокольник, набегался. Поди тут, не побегай, когда казнью царь грозится. Упал на колени в лесу и стал молиться своему тезке — мученику Трифону. Молился, молился, тут его и сон сморил. Спит он и видит сон, что стоит, на месте теперешней Трифоновской улицы в столице, дерево, а на дереве том, сокол сидит. Проснулся Патрикеев, побежал туда, а там и вправду дерево, а на том дереве беглец сидит. В память о своем спасении построил Патрикеев на том месте церковь и посвятил её святому Трифону. С той поры и стали охотники почитать мученика за своего святого. Ладно. Хватит лясы точить. Теперь потише пойдем. Тебе задание. Вот дойдем до тех зарослей, — и Трифонов показал рукой, на какую-ту кочку вдалеке с небольшим кустиком на верхушке, — потом ты одна пойдешь. Метров сто тихонько, а потом шуми что есть мочи. Вот тебе палка. По камышам ею бей. Поняла?

— Поняла, — шепотом отозвалась Лена. — А там змей нет? А то я змей очень боюсь.

— Змей нет. А если есть, то они тебя больше бояться. С твоего пути быстренько уползут. Что они глупые что ли, в ноги бросаться? Им тоже жить охота. Ну, теперь давай.

Лена сделала так, как велел Трифонов, но, пройдя буквально сто метров от кочки, громко чихнула. В тишине её чих прозвучал, словно пушечный выстрел. Из травы выскочила кряковая утка и полетела над камышами. Володя быстро снял клобук с Луши.

— Эх, милая! Подцепи, не промахнись! — закричал сокольник, жутко переживая. Добычу Луша взяла мгновенно. Стремительно взлетела в небо, сильно ударила утку грудью, и камнем бросилась за упавшей птицей вниз.

— Видела!? Видела куда она села? — закричал Лене Владимир и побежал в их сторону. — Слушай. Слушай где бубенец звенит!

Сокола они нашли быстро. Утка уже не дергалась, а Лушка, как деловая, сидя на дичи, выщипывала из нее перья. Владимир отнял добычу, убрал в ягдташ и дал соколу мяса, которое у него было с собой.

Потом Трифонов ловил рыбу, потом на машине доехал до лесного массива и поволок Лену в лес искать грибы, потом они жгли костер и коптили утку. Лушка, привязанная шелковым шнурком, сидела неподалеку на большом пне. Искры, отражаясь от её блестящих перьев, делали её золотой. Спать легли в спальниках у костра. Долго смотрели в бездонное небо и Трифонов рассказывая о звездах пробирался сложным маршрутом от звезды к звезде. Пашутиной было хорошо так, как не было хорошо никогда в жизни. В Трифонове было все, что она так долго искала в мужчине. Иногда они с Володей разговаривали, иногда молчали, и это молчание было естественным и совсем не напрягало. Их пальцы случайно соприкоснулись, и Лена ждала продолжения, но продолжения не последовало. Секса не было. Было то, что так трудно объяснить словами. Что-то возвышенное, торжественное. То, что всегда так манит людей, но не у каждого в жизни случается. Все, что было с Пашутиной в этот день, было похоже на сказку. Она смотрела в небо и повторяла про себя, — Трифонов for ever.

Вернулись они в Москву на следующий день. А потом… Потом начались телефонные переговоры, встречи, узнавание друг друга, нежность. Все то, что называется высоким и красивым словом Любовь!

Так продолжалось два месяца…Их роман был так скоротечен, что Лена опомниться не успела, как стала невестой. Осень сильно в тот год задержалась… И вдруг! Вдруг наступила зима. Не было распутицы, не дули пронизывающие ветры — зимушкины предвестники. Просто проснувшись как-то утром и выглянув в окно Лена, увидела, что все вокруг стало белым. Она достала из шкафа-купе свою любимую игрушку — шубу и надела её. — Ну что, красавица моя, вот и наступило твое время, — разговаривала Лена с шубой, как с живым существом. — Интересно понравлюсь ли я в тебе Володе?

Володи в эти дни в Москве не было, он уехал в командировку. За Лушкой должна была ухаживать его мама, приезжая в их район с другого конца города. Буквально за день до возвращения Трифонова, Лена, вернувшись после работы, домой, снова увидела на своем балконе Лушку. Сокол так же по-хозяйски, как и в прошлый раз вошел в квартиру и снова взлетел в коридоре на «уголок». Лена позвонила Трифонову, но на её звонки никто не откликнулся. Вероятно, Володина мама уже уехала.

— Да, родная… Ты себе в моей квартире уже и место определила. Прям, как дома… Нахалка ты Лушка! Ладно. Спи давай. А у меня еще дел по горло. — Пашутина сбегала в новой шубе в магазин. Хлопья снега на плечах растаяли и ворсинки стали влажными. Лена встряхнула шубу, надела на плечики и повесила на вешалку-стойку стоящую рядом с входной дверью. Пожелав Луше спокойной ночи, она легла спать и проснулась с мыслью о том, что вчера был последний день Володиной командировки и сегодня он вернется в Москву. Она встала и пошла на кухню варить кофе. Около входной двери творилось нечто странное. Весь пол был в темных пятнышках. Лена подошла ближе и увидела страшную картину. Сокол сидел на вешалке-стойке и выщипывал мех из её шубы!

— Пошла! Пошла! — в ужасе закричала Лена, сгоняя птицу с шубы. Луша слетела на пол и недовольно заковыляла на кухню. Рассмотрев шубу Пашутина поняла, что её любимая вещь безнадежно испорчена. Сдерживая рыдания, она бросилась к телефону и, путая кнопки, с трудом набрала номер. Володя сразу снял трубку.

— Трифонов, беда! — прошептала она. — Ко мне снова прилетела Луша и разодрала вдрызг мою новую шубу. — Дрянь какая! В чем же мне теперь ходить?!

Трифонов сначала онемел, а потом спросил. — Сколько она стоила?

— Да какая разница, сколько стоила? Две тысячи стоила. Мне что, еще год деньги на шубу собирать?

Трифонов появился, как всегда через пять минут. Ровно столько, сколько надо было пройти от соседнего дома до её.

Пашутина открыла дверь и чуть ли не с кулаками набросилась на Владимира. — Да как же ты можешь хищную птицу в городе держать, — кричала, не сдерживая рыданий Лена. — Эгоист проклятый! Она же и поклевать кого-нибудь может! Почему она у тебя улетает? Не умеешь — не берись! Сокольником хочешь быть, так езжай за город. Купи себе дом, благо финансы позволяют. Вон посмотри, как она мне шубу изуродовала! Воротник выщипан, плечи голые! Я же под нее кредит в банке брала, в отпуск не поехала! В чем я теперь ходить буду? — и, всхлипывая, она протерла ладонями мокрое от слез лицо.

Трифонов вошел в квартиру, бросил на стол какой-то сверток, посадил Лушу на рукавицу и ушел. Лена с опаской заглянула в конверт и обнаружила в нем две тысячи зеленых. Конверт выпал из её рук на стол, а сама она рухнула в кресло. — Что же я наделала? — с ужасом подумала Лена, — неужели шуба дороже наших отношений?!

Прошла неделя. Трифонов пропал, словно его и не было. Лена ругала себя почем зря. — Я дура! Сама шубу на вешалку повесила и не убрала. Могла бы подумать, что Луша может на нее сесть. Дура я дура! Зачем нагрубила? Володька то в чем виноват? Его же в Москве в это время не было. Это мама его на этот раз не уследила… Вот тебе и Трифонов for ever. Что же теперь делать? Я же его люблю! Я жить без него не могу! — она горестно качала головой и с каждым днем ненавидела себя все больше и больше.

Много раз Пашутина снимала телефонную трубку и, крепко сжимая её, быстро потеющей ладонью, придумывала слова, которые скажет любимому. Но слова были какими то банальными, избитыми. Ну, какими словами она могла выразить муку от расставания? В голову ничего не шло и через две недели, когда сил терпеть больше никаких не осталось, она, кусая губы, наконец, набрала Володин номер. На другом конце провода сработал определитель, потом там сняли трубку, и воцарилось молчание.

— Володь, это я. Прости меня, пожалуйста… Мне без тебя плохо. Я… Я не могу без тебя. Без тебя и без Луши, — и Лена замолчала, ожидая, что он скажет что-нибудь типа: «Ничего, бывает» и предложит встретиться, но Володя ничего не ответил и молча положил трубку.

— Ну, вот и все, — подумала грустно она. — И вся любовь. Ждала, ждала своего принца, да сама его и выгнала. Как же я теперь без него буду? Шубу в ателье отнесу, может быть починят. Воротник, вероятно можно заменить… Только перед кем я теперь в ней красоваться буду? — и от жалости к себе у нее снова потекли слезы.

Шли дни… Как-то выходя утром на работу, Лена чуть не столкнулась нос к носу с соседкой Майкой.

— А мы переезжаем! — возопила та и кинулась Лене на шею. — Представляешь! У меня будет своя комната! Из двушки в трешку! Скажи, повезло! Какой-то полоумный дядька предложил. Даже без доплаты! Все равно к тебе приходить буду. Можно?

— Да о чем ты, Май! Ты же мне как родная. Приезжай в любое время.

Майка, не потрудившись закрыть на ключ металлическую дверь, помчалась рассказывать подружкам сногсшибательную новость.

Через неделю у соседей был переезд. Целый день из тамбура доносился топот, падала мебель, громко разговаривали грузчики, а к вечеру, когда все, наконец, затихло, в дверь Пашутиной позвонили. Она отлипла от телевизора и как была в халате пошла открывать. На пороге стоял Трифонов, а рядом с ним на полу топталась Лушка. Дверь соседней квартиры была открыта.

— Я тут подумал, — нервничая начал он, — все равно Луша к тебе прилетает… Я скучаю… Шубу я тебе на свадьбу куплю… И…мы в ответе за тех кого приручили… Ведь в ответе? — и Трифонов потянулся к Лене.

— В ответе… — прошептала Лена и, зажмурившись, встала на цыпочки. Пашутиной не хотелось отрываться от его губ никогда, никогда… Но у ног стояла Луша и шелестела крыльями. Ей тоже было нужно внимание и любовь.

 

Спящая красавица

Раньше мой муж находил мое тело прекрасным. Он подолгу ласкал меня во время любовных игр, и это ему не надоедало. Но шло время, и повседневные будни сгладили, заретушировали, ввели в обыденность его восхищение. Увы и ах! Мы пришли к тому, что поужинав, Вадим заваливался спать, забыв о том, что я не только его жена, но и красивая женщина. У него в голове была работа, работа и только работа. Умом я все понимала, а сердцем нет. Не знаю как ему, но мне от такой пресной жизни стало скучно. Сначала я ломала руки, злилась на мужа за его равнодушие, а спустя некоторое время, меня и саму секс совершенно перестал волновать. Сердце и тело стали пустыми и холодными. Я только очень жалела, что у нас нет детей…

— Неужели я стала фригидной? — пугалась я своих предположений. — А может быть это климакс? Где-то я читала, что у английских женщин он наступает в тридцать пять лет… Мне правда тридцать, но чем черт не шутит… Я никого не хочу. Ни мужа, ни другого мужчины. Подруга Маринка ведь знакомила меня с друзьями своего бой-френда. И что? Бесполезно. Ничего внутри не ёкнуло. Какой к лешему любовник?! Мужчины стали для меня бесполыми существами. Как с этим бороться? И надо ли бороться вообще? — вяло переживала я.

Если я скажу, что мой муж стал импотентом или забыл о супружеском долге, это будет неполной правдой. Вадим, когда у него на работе все устаканилось, он неоднократно делал попытки вернуть нашу близость, но все уже было бесполезно. Я лежала в постели бревно бревном и абсолютно ничего не чувствовала. Вадик недоуменно пожимал плечами и откатывался на свою половину постели. Так длилось примерно два года. Наши чувства медленно остывали и вероятно мы оба, тайно подумывали о разводе. Это продолжалось до тех пор, пока однажды в почтовом ящике я не обнаружила вместе с газетами, яркий рекламный проспектик, приглашающий в массажный кабинет, открывшийся на соседней улице. Бросив газеты на стол в гостиной, я ушла на кухню готовить завтрак.

— Прям как в Таиланде! — громко удивился чему-то проснувшийся муж. Я заглянула в комнату.

— Видела? Массажный кабинет рядом открылся. Не хочешь сходить? — спросил он, с интересом рассматривая голых теток на картинке. Покрутив пальцем у виска, я пошла на кухню доделывать начатое.

Наконец он накормленный свалил на работу, а я рядом с рекламкой обнаружила энную сумму, и страшно разозлилась. — Черт с тобой! Хочешь, чтобы пошла на массаж? Да ради Бога! — пробурчала про себя я и отправилась по указанному адресу.

В салоне никого не было… Ну не в смысле совсем никого… А в смысле клиентов. Из кабинета вышел какой-то парень, пробил по кассе чек, принял от меня деньги и жестом пригласил в кабинет. С недоверием посмотрев на двухметрового бугая разминающего пальцы, я с ужасом подумала о печальном финале.

— Что станет с моим замечательным телом? — с ужасом думала я. — Зачем согласилась на эту пытку? — Мне тут же вспомнились методы инквизиции и застенки Гестапо. Стало себя безумно жалко, и я жалобно попросила своего палача: — Мне, если можно, щадящий…

Не знаю, какой это был массаж… Оздоровительный, укрепляющий, щадящий…. Но это было что-то! Обильно полив мое тело детским маслом «Джонсон беби» он приступил к работе. Сначала я настороженно следила за его передвижениями по моей спине, но потом отключилась и поплыла по волшебной реке под названием «Нирвана».

Сорок минут пролетело незаметно. Я не хотела вставать, а когда, наконец, ноги коснулись пола, и я взглянула на парня, мои глаза были мутными от желания.

— Неужели он ничего не чувствует? — стыдясь своих ощущений, подумала я. — Неужели ему не передались мои желания? — стыдилась я скромно прикрыв грудь полотенцем. Но парень оказался на удивление спокоен, доброжелателен и корректен.

— Развезло? — весело спросила невесть откуда появившаяся администратор, подхватывая меня под руку. — Понимаю. Сама через это прошла. Да, не принимайте Вы это так близко к сердцу. У Саши девушка есть, а таких как Вы, сотни. Если он будет на каждую реагировать — никаких денег не заработает. Для него это просто работа и не более. — Я понятливо покивала головой и поплелась домой.

Вадим дремал на диване под уютно урчавший телевизор. Раздевшись, я нырнула к нему под плед и прижалась к горячему боку. Тело звенело, словно натянутая струна. Вероятно, мои эротические флюиды передались мужу, и он властной рукой прижал меня к себе. Что у нас потом было! Описать невозможно! Но черт! Главное то было не это! Главным было то, что перед глазами у меня стоял мой массажист!

Массажный кабинет стал моим вторым домом. Я стала его посещать не менее двух раз в неделю. А между тем и с Сашей явно происходило что-то не то. Его руки становились все более нежными, а взгляд понимающим и сочувственным. Я качала головой и понимала. Беда! Мы запали друг на друга!

Так бы это все и продолжалось, если бы однажды вечером, возвращаясь из магазина домой, я не заметила в толпе горожан знакомую фигуру мужа. Рядом с ним, к моему изумлению, дозировал шаги массажист Саша. Скрываясь среди прохожих, я подобралась поближе и была уже у них за спинами, как услышала поразившие меня слова Вадика.

— Спасибо Санек! Ты просто волшебник! Жена в твоих руках расцвела. Если бы не ты, не знаю, чтобы делал. Замучила своей фригидностью. Я ведь однолюб, а тут хоть налево иди…Разводится уже думал. А теперь — песня!

— Кабы бы ты знал чего мне это стоит?! — отозвался Саша. — Она ведь у тебя красавица! Если бы ты не был моим другом — увел бы!

Мужчины свернули в кафе, а я еле успела спрятаться за угол дома. Я прислонилась спиной к стене дома и попыталась дышать медленно и глубоко. — Ах, так вы знакомы! Более того, дружны! И еще более… Саша восстанавливает мою сексуальную активность! Вадик… Да ты оказывается у меня массовик-затейник! — Отчего-то стало противно и как-то очень мерзко засосало под ложечкой. — Вот что удумал… — распаляла себя я, — нанял мужика для разогрева. Самому то слабо…

На следующий день, после очередного сеанса, я взяла Сашу за руку и сказала:

— Пусть Вас не смущает дружба с моим мужем. Он в курсе и все нам разрешил. Назначайте свидание. Я приду. — Мой гигант охнул и как то усох сантиметров на десять, потом растерянно махнул рукой и написал на визитке свой домашний адрес.

Прийти то я пришла, но не более того. Я выпила бокал хереса в его холостяцкой квартире и, извинившись, ушла. Злость куда-то улетучилась. Подумалось, что мой Вадим не такой уж и подлец. Что старался он ради меня. И не только ради меня, а ради нас двоих. И в том, что произошло, есть и моя вина. Нельзя быть такой ленивой! Могла бы восстановить все сама. И что секс сексом, а семья семьей. И мне кроме моего мужа никто больше не нужен. А спроси меня от кого бы я хотела родить ребенка, а кроме него никто и в голову то не приходит…

Вот такая селявинина у нас с мужем получилась. Но я, ни о чем не жалею. Сашины услуги нам очень помогли. Я беременна. Доктор посмотрел на аппарате УЗИ и сказал: — У вас будет девочка. Это всегда так бывает, когда муж жену больше любит!

 

Портрет

Погода, как всегда, англичан не баловала. Мартовский день был пасмурным и влажным. Туман оседал на ворсистом пальто Егорова и соединялся в мелкие капли. Несмотря на пресловутый английский климат, настроение у Сергея было прекрасным.

— Какой же я молодец, — нахваливал он себя. — Как правильно сделал, что уехал из Москвы. Давно пора было бросить работу и отдохнуть. — В голову снова полезли балансы и отчеты, но он отмахнулся от нежелательных воспоминаний и огляделся по сторонам. Маленький провинциальный городок был тих и задумчив. На горе виднелся средневековый замок с резными флюгерами на башнях. Решив, что в городе смотреть больше не на что, Егоров отправился туда.

Посетителей в замке было мало. Так, мелькнет за поворотом длинного коридора неясная фигура и пропадет. Со стен на туриста смотрели портреты владельцев замка и члены их семей. Лица, кроме равнодушия ничего не выражали. Москвич скользил взглядом по безразличным ко всему живому изображениям и повторял про себя классическую латинскую фразу «sic transit gloria mundi», что в переводе означало — так проходит земная слава. Он уже ускорил шаги, собираясь уходить, как его взгляд за что-то зацепился. Сергей, резко обернулся — на стене висел небольшой портрет в овальной раме. Портрет девушки в зеленом платье с венком полевых цветов на голове разительно отличался от других изображений. Он встал напротив и начал всматриваться в удивившее его лицо. Девушка была молодой и наивной, озорной и неглупой. Курносый нос совсем не портил это юное личико, а придавал, по мнению Сергея, его владелице только большее очарование. В ней как бы сконцентрировались все те качества, которые Егоров бесплодно искал в женщинах долгие годы. В свои тридцать пять лет он успел состояться как личность, занять высокое положение в банке, но он не совершил самого главного. Он до сих пор не женился, и у него не было детей. Этот печальный факт весьма его угнетал. — Вот если бы мне встретилась такая девушка, я бы женился на ней непременно. Женщина, имеющая такие глаза по природе не может быть стервой, — печально думал он.

— Хороша, правда?! Ну, просто Рыжик! Только носик немного подкачал. Ну, прям рязанской картошкой! — раздался за спиной голос, произнесший эту фразу по-русски. Боковым зрением Сергей увидел преклонных лет даму, переводящую взгляд с портрета на него и обратно. — Да! Вы бы подошли друг другу. Из вас бы получилась прекрасная пара…

— Откуда эта дама знает русский язык, и как ей удалось прочитать мои мысли? — подумал он, — стесняясь посмотреть более внимательно на неожиданную спутницу. Когда же он, наконец, повернулся, странной дамы уже не было. Она удалилась так же бесшумно, как и появилась. — Мистика, какая— то! — прошептал Сергей и протер руками лицо.

Еще несколько дней проведенных в Англии не дали туристу никаких более сильных впечатлений, чем недавно увиденный портрет. Он буквально заболел им и словно находился под гипнотическим обаянием давно не существующей на свете девушки. Сначала ему это даже нравилось…

Нравилось день, два, неделю… Но когда, уже будучи в Москве, и включившись в работу он продолжал видеть перед глазами очаровавший его образ, настроение стало портиться. — Ну, нет такой девушки! — почти кричал он себе. — Нет! Ее просто не существует! Выброси эти дурацкие мысли из головы! Надо жить реальностью, а не фантазиями. Вот пойду с горя да напьюсь! Может хоть это поможет…

Закончив работу он зашел в соседний ресторанчик и попытался выбить дурь крепкими спиртными напитками. За столиком у окна сидели две девушки и о чем-то болтали. Одна, с рыжеватыми волосами, подстриженными в форме «каре» сидела к Егорову спиной, и лица ее он долгое время не видел. Крутя в руке незажженную сигарету, он мечтательно рассматривал других посетительниц, но его взгляд все время возвращался к рыжеволосой девушке. — Вот было бы здорово, если бы она оказалась похожа на ту, на дочь лорда… — мечтал он. — Я бы рассказал ей о своих чувствах и заставил бы полюбить себя. Я сделал бы для нее все, отдал бы все что у меня есть… Только ведь не это главное… Главное чтобы она оказалась моей второй половинкой. Главное чтобы наши чувства были взаимны…

Его мечты прервало появление третьей в компании девушки, и рыжеволосая клиентка ресторана пересела к окну. Какого же было удивление Сергея, когда он наконец-то увидел ее лицо! От неожиданности Егоров буквально остолбенел. На него смотрела барышня с портрета. Тот же курносый нос, те же лукавые глаза, те же веснушки, рассыпанные по лицу. Глаза встретились, и что-то произошло. Их соединила невидимая нить, и они оба почувствовали странное волнение. Так бывает, когда ожидаешь чуда, и оно должно вот-вот произойти. Именно сейчас! В это мгновение! Чудо, которого ждешь всю жизнь! Егорову захотелось погладить девушку по волосам, прикоснуться губами к нежной жилке ровно бьющейся на шее. Захотелось сжать ее в объятиях, взять на руки и понести… Куда-нибудь далеко, далеко. Туда, где будут только они одни. Он вскочил с места и, подойдя к соседнему столику, попытался объяснить свой поступок. Он настоятельно требовал телефон Маши, так звали незнакомку, и подруга которой не замедлила его продиктовать. Настойчивые просьбы о продолжении знакомства девушка упорно игнорировала, но в ее глазах читался неподдельный интерес к его персоне. Даже не просто интерес, а чувство. Странное, неожиданное, желанное. Не солоно хлебавши, Сергей отправился домой с твердым намерением разыскать на следующий день девушку с портрета. Но на работе образовался аврал и только через три дня, Егоров, улучив свободную минуту, с трепетом набрал телефон Марии.

— Машу? Картошку нашу? — удивился детский голос на другом конце провода. — А она в больнице. Это ее брат.

— В больнице? Почему? В какой? Что случилось?! — испугался Егоров и не получив вразумительного ответа потребовал адрес мед. учреждения и номер палаты. Больница, в которой лежала Маша, оказалась косметической клиникой.

— Операция прошла успешно. Отеки спали. Сегодня сняли повязки. Можете забирать пациентку, — с улыбкой пояснила регистраторша. Что-то знакомое почудилось Егорову в лице пожилой женщины. Он отмахнулся от странного чувства, и уже собираясь подняться на третий этаж, услышал за спиной. — Чудо что получилось! Ну, просто аристократический профиль!

— Где-то я слышал этот голос и видел это лицо! — подумал он и словно в замедленной съемке вернулся к регистрационной стойке. — Да ведь эта женщина на удивление сильно смахивает на странную бабулю в английском замке… — размышлял Егоров. — Как бы мне с ней поговорить…, — но женщина, как и в прошлый раз буквально на глазах испарилась.

— Добрая фея, не иначе! Но, какие же повязки, какая операция?! — паниковал Сергей, все ближе и ближе подходя к палате. — Что же произошло за эти три дня, что мы не виделись? Боже! Сделай так, чтобы Маша была здорова! Больше ни о чем не прошу! Только бы с ней ничего серьезного не случилось!

Но, увидев девушку, внутри у Егорова что-то оборвалось. Упало, и подниматься на прежнее место никак не хотело. Его Рыжику сделали пластическую операцию и изменили форму носа. Лицо стало совсем другим! Исчезли обаяние и непосредственность, очарование и живость. Лицо стало таким, каких много. И только глаза… Веселые, с сумасшедшинкой глаза, в которых плясали чертики, остались такими же. Он тяжело опустился на лавку и сказал: — Та-та-там!

— Что?! Что-нибудь не так?! — испуганно прошептала Маша, не сводя с Сергея встревоженных глаз.

— Нос! Зачем ты это сделала?! — сдавлено пробормотал Егоров.

— Тебе не понять… Меня из-за него всю жизнь дразнили. Говорили, что у меня нос картошкой. Пятачком обзывали. Я что, уже стала на нее не похожа?! Я тебе такая не нужна?! — упавшим голосом спросила Маша и чуть не плача отвернулась к окну. Ее спина стала неестественно прямой и гордой.

Егоров подумал о том, что если он сейчас уйдет, то он никогда больше, никогда в жизни не увидит своего Рыжика! Эта мысль привела его в ужас. Он вскочил с лавки и подошел к Маше.

— Нужна! Нужна! — Ты мне нужна с любым носом! — в отчаянии прокричал он, боясь, что Мария на него обидится. Подойдя еще ближе и повернув ее за плечи к себе, он воплотил в жизнь свои мечты. Ласково погладив рыжеватые волосы, он потянулся губами к тонкой жилке на шее и нежно поцеловал ее. Потом, подхватив девушку на руки, понес к выходу, шепча ей в ухо. — Нужна! Нужна! Всякая, любая! Никому не отдам! — Говорить-то он так говорил, но про себя думал… — Где-нибудь через полгода я ее уговорю вернуть мой любимый нос на прежнее место. Так она будет мне еще нужнее…