Нелегкой выдалась зима для принца Густава. Новости приходили одна печальнее другой. Шведам был не нужен ни русский союзник, ни сам принц. Шведский флот успешно высадил десант у Нарвы и горожане тут же открыли ворота скандинавскому отряду пехоты. А вскоре около тысячи всадников с разрешения русского царя проскакали по Ижорской земле от Финляндии до Эстляндии и укрепили гарнизон города. Мало того, пользуясь тем, что польский великий гетман коронный Ян Замойский увел армию в Молдавию, шведский регент Карл лично возглавил наступление своей армии на польскую Лифляндию. Карл действовал открыто, а царь Борис — тайно. В январе в Москву прибыл член Таллиннского магистрата Херт Фризе. И опять-таки с принцем Густавом свидеться не пожелал, а передал дьяку посольского приказа Василию Щелкалову грамоту о том, что Таллинн готов перейти под власть царя, если государь всея Руси возьмет таллиннцев от шведов и от поляков в защищенье.

Василий Щелкалов грамоту прочел и проворчал по-русски:

— А как Таллинн взять в защищенье, если между Москвой и Таллинном Нарва, а в Нарве войско дюка Карла?

Следующим в Москву прибыл старый знакомый принца — Арманд Скров. Он, в отличие от таллиннского посланца, о принце Густаве не забыл, зашел в гости. Попал как раз на масленицу. Катарина, которая уже училась праздновать русские праздники, щедро угощала его блинами с икрой, медом, вареньем, сметаной.

Черная икра Скрову понравилась. А пришедший вместе с ним дьяк Щелкалов сердито думал про себя: «Эх, эта данцигская горожанка не сообразила угостить нарвского палатника хотя бы бараниной. Холопка, она и есть холопка!

Вслух же сказал:

— У нас икру едят зимой возчики. В это время года день короток и они экономят время, чтобы как можно больше проехать до темноты. Дело в том, что еда получается сытная и недорогая, а съесть ее можно быстро, не тратя времени на приготовление обеда. Вот и съедают с караваем хлеба. Потом зачерпнут снега, утолят жажду — и в путь. Еда возчиков!

«Какая бестактность! — подумал про себя принц. — Чем Щелкалову так не угодила моя супруга?»

Принц не знал, что дьяк гневается оттого, что связанные с судьбой принца Густава тайны большой политики царь обсуждал с Афанасием Власьевым, а не с ним.

Арманд Скров неожиданно засмеялся, а потом добавил:

— Я помню. Еда возчиков! Ее Высочество Катарина была самым очаровательным возчиком в мире!

Щелкалов ничего не понял, а Катарина улыбнулась — комплимент пришелся ей по душе.

— И еда замечательная, — Скров придвинул поближе к себе деревянную миску с черной икрой. — Надеюсь, что Нарва присоединится к России, и наши возчики тоже станут есть эту икру.

— Я слышала, — добавила Катарина, — что царь предложил помощь шведам в войне против Польши в обмен на Нарву.

— Увы, — ответил за Скрова дьяк Щелкалов. — Еще осенью в Стокгольм было послано московское посольство. В отличие от вашего посланца, — безжалостно сказал он принцу Густаву, — посланцев царя Бориса беспрепятственно пропустили через шведский город Выборг и морем переправили в шведскую столицу. Послы предложили шведам военный союз за то, чтобы Нарва была передана Московскому государству. В ответ шведы заявили: «Пусть московиты сначала подтвердят условия давнего мира, по которому подданные царя не имели права плавать в Балтийском море». То есть, Нарву получите, но торговать с Европой напрямую не будете. И мало того. Герцог Карл потребовал за Нарву огромную сумму денег. К тому же царь обязан был немедленно напасть на Польшу со всем войском, а обещание отдать Нарву Карл давал лишь устно. Разве можно было согласиться на такое?!

В уроженке Данцига проснулся польский патриотизм. Катарина заявила:

— Ничего, польские гусары разобьют армию Карла, и тогда он готов будет отдать Москве хоть Таллинн, лишь бы спасти свою шкуру.

Василий Щелкалов посмотрел на холопку другими глазами. «А она, бесспорно, умна, надо бы держаться с ней повежливее».

«Глупышка моя чудесная, — вздохнул про себя принц Густав, — ты что не понимаешь, что такой вариант окончательно поставит крест на наших чаяниях?! Да, в этом случае Карл отдаст Нарву русским. Но не мне. И зачем им я, если нарвские бюргеры согласны перейти под власть Москвы, шведы не возражают, а поляков не станут спрашивать. Я стану вовсе не нужен. Не пора ли мне приступать к реализации собственного плана?»

Лишь Арманд Скров был в тот момент спокоен. Доедая икру, член магистрата Нарвы сказал банальную вещь:

— Будем надеяться на лучшее.

Вскоре дьяк и ратман откланялись…

День шел за днем. Однажды утром Катарина увидела, что ее любимый сильно нервничает, ходит, словно сам не свой. Принц отказался от завтрака, сказав, что нет аппетита. Ходил по комнате и вздыхал, на некоторое время уединился в своем химическом кабинете, после чего вернулся в комнату и неожиданно попросил у Катарины иголку. Его возлюбленная собралась кликнуть холопку, пусть зашивает то, что принцу необходимо зашить. Но принц повторил: «Иголку с ниткой мне!» Катарина с удивлением подумала: «Что у него за алхимический опыт такой, при котором нужно что-то зашивать?». Но уроженка Данцига хорошо разбиралась в приготовлении супов, а не химических ингредиентов, и решила не задумываться о непонятном.

Через некоторое время принц велел седлать коня:

— Хочу съездить в Немецкую слободу, посетить доктора Хильшениуса и рассказать ему о результатах своих исследований.

В руках принц почему-то держал меховую шапку.

Катарина не обратила на шапку никакого внимания. А зря!

Принц не взял с собой охраны, а когда ехал на гнедом жеребце по московским улицам, то несколько раз оборачивался, не едет ли кто за ним.

Он в самом деле прибыл в Немецкую слободу, но не к дому, где проживал доктор Хильшениус. А к дому купца Меллера. Торговец первым делом почтительно поинтересовался:

— Не желаете ли отобедать, Ваше Высочество?

— Не сегодня. Я буквально на минуту. Еду к доктору Хильшениусу, поговорить о химических опытах, а к вам заехал по пути.

— Надеюсь, Вашему Высочеству и доктору удастся открыть секрет, как превращать другие металлы в золото. Но что привело Ваше Высочество ко мне?

— Зимой вы говорили, что отправитесь в Ригу.

— Да, я уезжаю буквально через несколько дней.

— Не могли бы вы передать от меня подарок моему другу Генриху Флягелю. Он многое сделал для меня, я не имею достаточных средств, чтобы отблагодарить его, но хочу подарить ему хоть шапку из меха куницы.

— Можете не сомневаться, обязательно передам. Уверен, рижанин будет доволен не только потому, что это ценная вещь, но, прежде всего, потому, что это подарок Вашего Величества.

— Благодарю.

Принц Густав протянул купцу Меллеру шапку, попрощался с ним и вскочил на коня. Через пару минут принц уже входил во двор дома, где жил доктор Хильшениус. Был погожий весенний денек и доктор лично руководил работами в своем саду. Густава он встретил с радостной улыбкой и начал демонстрировать, что где будет расти, желая похвастаться своим счастьем:

— Никогда не думал, что прямо перед домом у меня будет собственный сад. Здесь я стану выращивать малину, здесь — розы. Но почти все место займут лекарственные травы. Видите, мой слуга копает грядки? Вот здесь будет расти валериана, здесь — ромашка, тут — подорожник, вот место для зверобоя… У меня будут все лекарственные травы, которые мне необходимы.

Пока пожилой врач радовался, его слуга деловито копал землю. Налюбовавшись садом, Хильшениус пригласил гостя в дом, тут же налил ему пива:

— Прошу вас, не побрезгуйте, мне его привозят бочками!

За обедом Его Высочество неожиданно проявил зверский аппетит, ел и нахваливал и суп из стерляди, и отварную говядину, и колбасы, которые делали в Немецкой слободе местные мастера. Врач с удовольствием потчевал гостя:

— Рад, что вам понравилось, Ваше Высочество.

Когда после обеда они вновь стали пить пиво, доктор поинтересовался:

— Продвинулись ли вы в ваших изысканиях?

— Последние дни я занимался исключительно политикой, — развел руками принц…

На следуующий день купец Меллер с рассветом поспешил в Кремль. Попав на территорию старинной крепости, он незамедлительно направился к каменному зданию Посольского приказа, построенному еще при Иване Грозном. Чиновники приказа гордились: когда стали сносить деревянные Приказные избы и строить солидные здания, Посольский приказ первым получил каменные палаты. Здание напоминало итальянский дворец с открытой галереей, лоджией, арками, карнизом. В общем, приказ стал одним из самых красивых кремлевских зданий. Здесь чиновники работали, здесь же получали бесплатные обеды. Когда купец и лазутчик сообщил, с чем он пришел, у выслушавшего его мелкого чиновника чуть глаза на лоб не полезли от удивления.

— Как же так?!

Меллер только развел руками:

— Сам был поражен.

Чиновник тут же помчался на второй этаж, где находился кабинет думного дьяка Посольского приказа, хранителя государственной печати Василия Щелкалова.

Один из главных чиновников России незамедлительно принял немецкого купца. Тот стал по русскому обычаю кланяться до земли. Василий Щелкалов, пожилой, хмурый, о котором ходили слухи, будто он так много работает, что иногда даже ночует в своем кабинете, потребовал:

— Да, говори же!

— Как только принц, передавший мне шапку, ушел, я тщательно ощупал ее и обнаружил шов. Вскрыл его, оказалось, что в шапке находится письмо. Конверт я вскрывать не посмел.

— Я сделаю это сам. Да, а письмецо то, что матрешка!

В письме оказался еще один конверт, маленький. И записка для Генриха Флягеля: принц Густав просил его доставить письмо людям польского короля Сигизмунда.

— Ах, ты!.. — не сдержавшись, грязно выругался Щелкалов. После чего повернулся к Меллеру: — Ты слуга верный, я в этом убедился. О твоем поступке при первой возможности доложу великому Государю, только он властен решать, как тебя наградить. О том, что здесь сегодня слышал, как и о письме, никому не слова! А теперь ступай, коли понадобишься, тебя позовут. Да, поездка в Ригу не отменяется, поедешь, как обговаривали.

Меллер невозмутимо поклонился и вышел. Уже покидая Кремль, подумал: «Как хорошо, что я сумел обнаружить письмо. А не нашел бы, отвез шапку в Ригу, так меня потом могли разоблачить и казнить» Купец Меллер понимал, что играет в опасные игры, но царь подарил ему сотни серебряных рублей, освободил от ряда налогов и эти подарки надо было отрабатывать. Немец прекрасно осознавал, что играет в игру, где на входе дают рубль, а если захочешь выйти, могут потребовать тысячу. Но, кто не рискует, тот не имеет палат каменных и не имеет доброго рейнского вина. «Кем я был бы в Любеке? Обычным приказчиком в купеческой конторе. А здесь я богач, вхож к министрам. Ради этого стоило вести полную опасностей жизнь!», — думал Меллер.

Дьяк Василий Щелкалов подождал, когда за Меллером закроется дверь, и только после этого вскрыл маленький конверт и стал читать, что хотел сообщить принц Густав своему двоюродному брату Сигизмунду. Принц писал королю на латыни, но дьяка это не смутило. Не торопясь, он вникал в содержание послания. Его Высочество желал родственнику здоровья, счастья, долгих лет жизни, информировал, что сам он в чести у московского царя, и узнал много его тайн, что его хотят сделать царем Ливонским, причем ничего не требуют взамен, даже не настаивают на его женитьбе на царевне Ксении, благодаря чему он счастлив со своей фавориткой Катариной. Но он, Густав, все же не очень хочет, чтобы пришлось благодарить всю жизнь за свое счастье московитов-схизматиков и готов вернуться. Конечно, при условии, что Сигизмунд поступит с ним по-братски, одарит поместьями, допустит ко двору, будет всем представлять как близкого родственника, титуловать Его Высочеством. А он, принц, призовет всех своих сторонников в Ливонии защищать владения Сигизмунда от шведских агрессоров, если потребуется, лично станет посредником на переговорах своего брата Сигизмунда и своего дяди Карла.

«Ну, погоди у меня, Твое незаконнорожденное Высочество! В темницу попадешь, ублюдок!» — мысленно негодовал Василий Яковлевич.

Думный дьяк размышлял: «Ох, добр царь Борис. А все потому, что сам худороден. Права карать не чувствует. Нет, разве это царь?! Вот Иоанн Васильевич Грозный — то был великий владыка…»

Щелкалов вспомнил, сколь неодолимый страх внушал сей государь врагам, а также, как верные опричники наказывали не только смутьянов, но и их женок, безжалостно и с удовольствием бесчестя этих женщин, как Иван IV приказал казнить хранителя печати и дьяка Посольского приказа Ивашку Висковатого, усомнившись в его верности. Ивашку публично обвинили в том, что был он агентом польской и турецкой разведок, собирался передать королю Речи Посполитой Новгород, а султану — Казань и Астрахань. Оправдываться Ивашке не позволили, отрубив ему голову сразу же после предъявления обвинения. Его богатые поместья, а потом и его должность передали Василию Яковлевичу Щелкалову. Конечно, Щелкалов не поверил, что Висковатый был басурманским шпионом. Он был виновен не в том, что служил другим странам, а в том, что утратил доверие государя. За то поделом ему и мука!

Нынешнего царя Щелкалов не любил. Сожалел, что много лет назад не удался заговор против Бориса — тогда еще потенциального претендента на трон. А ведь если бы заговор удался, то блудливую Ирку Годунову, сумевшую под царя Федора улечься, схватили бы, насильно увезли в монастырь, где митрополит тут же постриг бы ее в монахини и поставил бы государя перед свершившимся фактом. А то вела себя она совсем нагло: послов вместо царя Федора принимала, заседала в Боярской думе, бояр фигурой своей красивой от государевых дел отвлекая. А вообще, дура была набитая. Ну не получалось у болезненного Федора сделать ей наследника престола, так нашла бы помощника — мало ли на Москве в то время было молодых Рюриковичей-красавцев, род от первого на Руси князя ведших?! Так нет же, верность больному царю хранила. Такой только в монастыре и место! В монастыре Ирку бы быстро уморили. Вместо нее подобрали бы государю нормальную бабу, которая смогла бы родить наследника. Неважно от кого. А Борьку отправили бы на плаху, в крайнем случае, в Сибирь бы сослали, и был бы у страны достойный государь. Эх, если бы удалось сковырнуть с престола этого Борьку и посадить на трон представителя древних родов — Шуйских или Романовых!

Сын простого попа Василий Щелкалов не терпел выскочку Годунова — сына худородного дворянина, человека, которого он четверть века назад величал то Бориской, то Борькой, а тот в ответ почтительно произносил:

— Слушаюсь, Василий Яковлевич!

И ведь когда заговор тот давний раскрылся (уперся вдруг Федор, что никто из женщин ему, кроме его любимой не нужен), то Борис показал, кто он таков. Правя от имени царя страной, никого казнить не посмел. Даже митрополита Дионисия всего лишь лишил сана и постриг в монахи, свершив то, что Дионисий хотел свершить с его сестрой. Главу светских заговорщиков хитроумного Василия Шуйского сослали ненадолго в провинциальный город, а потом и вовсе вернули в Москву. Добр Бориска, ибо слаб! И людей подбирать не умеет. Почему вместо него, Щелкалова, сношениями с государями иностранными все больше занимается этот Афонька Власьев?! Вот и дозанимался. Змею на груди государства пригрел. Ничего, он теперь утрет нос Афоньке, а предателя Густава, ублюдка незаконнорожденного, в темнице уморят, Катьку его, бабу распутную, стрельцам на поруганье отдадут. А его, бдительного Василия Щелкалова, еще больше возвысят. Впрочем, быть может, и не возвысят. Ну, ничего, не вечно же Борьке скипетр в руке держать! Есть у Василия Шуйского, да у него на примете один чудаковатый паренек — Гришка Отрепьев из Чудова монастыря. И когда появится на Руси новоявленный царевич Димитрий, будто бы чудом спасшийся, то худо худородному Борьке придется! Ибо сделал он уже непоправимую ошибку — настроил против себя весь служилый люд. А именно служилый люд в государстве всё и решает. Ведь черным людям все равно, кому налоги платить. А служилые могут выбирать, служить государю или сменить его на троне на другого.

Вот Иван Васильевич Грозный служилый люд любил. Ничего для опричников не жалел. Иногда, правда, головы им рубил, ну так мертвые не только сраму не имут, но и мятежей не устраивают. И ведь всем известно, государство русское велико и обильно, а денег в казне всегда мало. И жалованье у служилых людей маленькое, да и платят нерегулярно. Вот и выкручивались служилые, как могли. А что Борька? Возьмет дьяк, приказа начальник небольшую взятку — мешок с рыбой, али мех на шубу, так ему тот мешок на шею повесят и по Москве в нем возят. И чуть ли не на каждой улице задницу оголяют и розгами порют. А когда сознание потеряет, посадят в темницу и держат там долго. И хорошо еще, если после этого в Сибирь сошлют, а не на плаху отправят. А если судья взятку возьмет? Небольшую, рубль, например. С него штраф — тысячу рублей, имение конфискуют и останется судья без всего имущества. И суди потом с голой задницей! Обидел Борька чиновный люд, кровно обидел. Дошло до того, что взяточники стали всего бояться, придумали даже такой способ: на Пасху дарить пасхальное яйцо, а вместе с ним рубли в руку совать. Кто в такой день посмеет сыск производить?! Вот только Пасха, увы, бывает раз в году. И приходится теперь даже Василию Щелкалову денежку считать. Ох, любому предлогу от Бориски избавиться служилый люд рад будет.

Но если с Борисом Годуновым еще предстоит разобраться, то лживому и неверному принцу Густаву конец должен наступить незамедлительно!

Так по-русски называли в то время членов магистрата. — Прим. авторов.