Рушится ночь за ночью: Падай, безумье, падай! Мы пленены воочыо Грозной твоей усладой. Только метнет прожектор Резкую ясь — и снова Темный уходит Гектор От очага родного. В небо бросайтесь, в небо, Грохотом сумрак взроем, — С нами, кто смертным не был, Кто родился героем. Там в золотом убранстве, В мощи вечного пыла Плавает зоркий ястреб — Гонщик яростнокрылый, Мы ж из под вечных ярем, Из под темнин окружных Разом в него ударим Воем тетив содружных.

Сердец отчаянная троя Не размела времен пожар еще, Не изгибайте в диком строе, Вперед, вперед, вперед, Товарищи! Эй, эй! Один склоняет веки, Хватая день губами мертвыми, Взвивайте горы, грозы, реки — Он наш, он наш, он вечно горд вами! Эй, эй! Он брат нам, брат нам, брат нам Его, его земель и прав длинна… Не будет здесь на ветре ратном Его дыхание окровавлено. Увидите: на море это На сухопутье и на воздухе! Такая ль воля — не допета, Пути ль не стало этой поступи… Гляди, гляди больней и зорче, Еще, еще, еще на мир очуй, Мы бьем, мы бьем по кольцам корчей, Идем, идем к тебе на выручу.

Осмейте Разговор о смерти, Пусть жизнь пройдет не по моему Под глупое тявканье пушек, И неба зрачки наполнив помоями, Зальется дождем из лягушек. Я знаю, как алчно б Вы бросились к этой стране, Где время убито, как вальдшнеп, И дни все страшней и странней; И эти стихи стали пачкой летучек, Которых прочесть никому но посметь, Где краской сырою ложится на тучах «Оксана жизнь и Оксана — смерть!» Чьи губы новы и чьи руки — не Вы, Чьи косы длиннее и шире Невы, Как росы упали от туч до травы, И ветер новых войск: — Небывших дней толпа Ведет межмирный попок, Где синий сбит колпак И эту русую росу И эту красную грозу Я первый звездам донесу.

Гляжу с улыбкой раба; Одного за другим под знамена Грозясь несет ведеба, Взывая в даль поименно! Какой человек в подъемнике Подбросился вверх, как мячик!.. — Склонились внезапно домики Для взоров искусно зрячих, Их много вдали игрушечных Свалилось, как черный козырь, Когда от дыханий пушечных Бежали по небу розы. Светись о грядущей младости Еще не живое племя… О, Время! Я рад, что я достиг Держать тебе нынче стремя.

С улиц гастроли Люце Были какой-то небылью, Казалось — Москвы на блюдце — Один только я неба лью. Нынче кончал скликать В грязь церквей и бань его я, Что он стоит в века Званье свое вызванивая? Разве шагнуть с холмов Трудно и выйти на поле, Если до губ полно И слезы весь Кремль закапали Разве одной Москвой Желтой живем и ржавою. Мы бы могли насквозь Небо пробить державою. Разве Кремлю не стыд Руки скрестить великие Ну так долой кресты! Наша теперь религия;