Руслан открыл глаза, его голова покоилась на столе, правая щека лежала на гладкой поверхности пластика столешницы, а очи смотрели на покрытый не только серым налетом, но и жирными, желтыми пятнами белый фаянс раковины. Губы его мгновенно дрогнули и сами собой скривились, а в голове пронеслась мысль: «Как же можно быть таким хряком. Как можно довести до этой грязи и нечистот собственную квартиру, которую так любила Танюша и в которой все время трепетно и с такой любовью поддерживала чистоту и порядок. Давай, поднимайся славянский парень, русич, иди вперед, отмой не только свою душу, но и квартиру».

Руслан поднял голову, оторвав ее от стола, и посмотрел на покрытый чернотой ноутбук, крышка которого, на удивление, была открыта, а на экране летали разноцветные мыльные пузыри, он широко развел в стороны руки, потянулся и даже произнес, что-то вроде: «А… а…а…!» и впервые за такой долгий срок улыбнулся. Потому как сейчас не только проснулось его тело, но и душа, и точно пробудилась она к жизни, впитав в себя уверенность и смелость от пережитого за ночь. Кухня была наполнена солнечными лучами, кои принесли в нее не только свет-начало жизни, но и тепло — ее продолжение. Мужчина обернулся, бросил взгляд на окно, которое теперь опять было на своем месте, полностью изничтожив всякое напоминание о широкой, белой, пергаментной полосе-экране. Пыльные стеклопакеты были также грязны, как и все в этой квартире. «Сон ли это, явь ли?» — сам у себя спросил Руслан, и, отодвинув стул, поднялся на ноги, да сделал широкий шаг вперед. И немедля ноги его коснулись разлитой, по поверхности линолеума, леденящей не только кожу, но и душу воды. Мужчина наклонил голову, пошевелил утопающими в воде пальцами, потом присел на корточки и провел ладонью по линолеуму, расталкивая воду в разные стороны и вызывая тем небольшие волны, и усмехнулся, вспомнив, как обратились видения в осколки, будто разбитой вдребезги сосульки. «Да… да..», — протянул вслух Руслан, и, покачав головой, повернулся и посмотрел на Барсика, каковой лежал на тапках, спасаясь от обступившей его со всех сторон воды и не желая поддаваться таким напастям, свернулся калачиком на своем низеньком островке. И только его левый бок, свисающий с тапочек, сваленной, косматой шерстью едва касался леденящей глади воды.

— Пора, пора, пора, убрать весь этот срач! — громко выкрикнул Руслан так, что испугал своим криком кота, который встревожено зашевелил ушами, и, подняв вверх хвост, раздраженно бросил его в воду, но при этом, не оторвав от своего острова, ни головы, ни лап, ни тела и даже не открыв глаза.

А хозяин Барсика, уже плюхая по воде босыми ногами, шел быстрым шагом в комнату, хранившую все тоже, что и кругом, запустение, грязь и даже, воздух в ней был наполнен запахом сырости да плесени. Войдя в комнату, Руслан подошел к шкафу, снял с себя джинсы, толстовку и бросил грязные вещи на палас, да взявшись рукой за створку шкафа, мгновение помедлил, посмотрел на свое отражающееся в зеркальной поверхности лицо, светлое и озаряемое широкой улыбкой и кивнул себе головой так, будто увидел старого знакомца. Затем он отодвинул в сторону створку, и принялся искать на полках, в ворохе не глаженого белья, чистые спортивные штаны и майку, а найдя их, поспешно натянул на себя, закатал на ногах штанины до колена, словно намеревался вступить в бурную, горную речку.

Когда Руслан оделся, он повернулся, обозревая тот беспорядок и ту грязь, что как и тишина теперь царили в его жилье… и внезапно, услышал тихую мелодию. Откуда-то издалека, вроде из кухни, или из совмещенной ванны и туалета, или может быть из-за закрытой двери на лоджию, а вернее всего прямо через бетонную стенку от соседей… стала долетать, доноситься, доплывать тихая, тихая, чудная музыка. Кто-то умело и необычайно красиво играл на жалейке, рожке, гуслях, балалайке, домре, волынке, свирели, кугикле, трещотках, калюке, ложках, сопелках, жужжалках, свистульках, бубнах, рубелях, пищалках, фурчалках, ревунах, варганах… кажется на всех инструментах разом, а быть может на каждом в отдельности… Тот, кто играл, пальцами нежно проводил по струнам, стремительно вдувал воздух в духовые инструменты, порывисто встряхивал ложки ударяя ими друг о друга… И мгновение спустя, когда музыка уже наполнила всю комнату, Руслан увидел, как прямо из невысокой ворсы пыльного, кофейно-голубого паласа стали подниматься и устремляться вверх травы, злаки, цветы, деревья и леса. Великие, могучие леса с крепышами витязями дубами, стройными тонкоствольными березами, осинами и ольхой, хвойными, смолистыми соснами, елями, пихтами, с кудрявыми рябинами и калинами. Темные, густые, красавцы леса те были полны зверья, были полны птиц. И рядом с теми лесами, прямо из голубизны паласа выплеснулись и потекли полноводные, зеленоватые реки, а в тех реках плыли огромные осетры, зубастые щуки, общительные сазаны, серебристые лещи, хищные судаки, и с покатыми мордами четырехметровые сомы…. И жила та земля полная злаков, луговых трав и цветов, жила та земля волей, наполнялась она тихими трелями соловья и жаворонка, звонким смехом детворы, которая как на подбор была русая: светло-русая, темно-русая, рыже-русая, а все потому, что народ тот носил имя — Русы…. Жалейка заиграла громче, она понесла звук и казалось смолкли все другие инструменты, затихли ветра, птицы и смех детей, а миг спустя смолкла жалейка, и послышался голос рожка более насыщенный, более грубоватый, но необыкновенно родной… и душа, душа Руслана всколыхнулась… Так как всколыхнулись в полях злаки, в лугах высокие травы, ветви деревьев в могучих лесах, точно всколебалась, выплеснулась на берег серебристая, чистая, река — Волга… Ра-река великая, которая издревле несла в своих водах, в своем названии, ту ведическую культуру, которую позже унесла в своем течение река Днепр, туда вниз, к порогам, к месту кое многие века называлась потом Перуновым…. Еще миг и смолкла музыка, пропали травы, злаки, деревья и реки…. а перед глазами Руслана лежал кофейно-голубой, ворсистый палас.

«Все народы любят веру отцов своих, и самые грубые, самые жестокие обыкновения, на ней основанные и веками утвержденные, кажутся им святынею. Так и славяне языческие, закоренелые в идолопоклонстве, с великою упорностию в течение многих столетий отвергали благодать…» Карамзин точно привязался к Руслану со своими какими-то глубоко ненавидящими веру, историю предков мыслями и внезапно, вот так возникая в голове, всяким сказанным когда-то давно словом, старался показать остаткам людей, истинно любящих Русь, как может опуститься человек в неуважении и раболепии перед властями…

«Погоди, погоди», — прерывая Карамзина на полуслове сам себе сказал Руслан, и, вспомнив фразу Босоркуна по поводу слова раб, подскочил к двум деревянным полкам, висящим на стене, как раз над креслами, протянул руку и снял толковый словарь Даля, да тут же открыв книгу, принялся перелистывать листочки в поисках значения этого слова. Раб, в толковании Даля, значил — невольник, крепостной; человек обращенный в собственность ближнего своего, состоящий в полной власти его.

«Выходит раб — это тот же яремник, крепостной, невольник, тогда непонятно, почему демон сказал, что раб — имеет другое значение?» — негромко, вслух спросил Руслан и опустившись на кресло, сел.

Он отвел глаза от странички книги, задумался, поглядывая на картину, укрепленную на стене над диваном, на которой был изображен притаившийся в густых зарослях травы тигр освещаемый солнечными лучами, и внезапно Руслана прямо-таки озарило, что Бога Солнца вышедшего из лика Рода — звали Бог Ра… Состарившись он передал свою повозку сыну Богу Хорсу, а сам обратился в небесную реку, та, что отделяет Явь от Нави, и Ра-реку, что нынче величают Волгой… Но в слове раб явственно слышится имя Бога — Ра… и быть может раб — слово на самом деле означающее, что-то светлое, а не то, что ему придают века… Ведь если слово раб разделить на ра и б, тогда ра — обозначает солнце, свет, а звук б… что может значить звук б?… Руслан перевернул еще один листок в книге, а затем закрыл ее, потому что внезапно услышал тихий шепот-подсказку своей души. Он тут же поднялся, поставил томик Даля на полку и найдя англо-русский словарь взял его в руки, да тотчас стал торопливо его листать в поисках слова раб на русском языке; вскоре он нашел русскую букву «Р» сверху на страничке, а чуть ниже искомое слово раб — slave. «Интересно, раб — это по-английски slave, а работа — work… у нас слова работать произошло от слова раб, а у них это совсем разные слова, не имеющие ничего общего… — подумал Руслан и потер левым указательным пальцем нос, потому как под ним обильно выступил пот. — Однако слово — slave, очень похоже на слово славянин, тогда как же по-английски славянин, славянский?» Руслан еще перевернул листок словаря, и, увидев то, что искал, громко хмыкнул: «Славянин, славянский — slav. Нормально… да, пишутся эти слова одинаково, и хотя у них не большие различия в произношении, но скорее всего они произошли от какого-то одного слова и наверно это слово имело, светлое значение, потому что принадлежало славянам. И это слово, принадлежавшее славянам, отличало этот народ от всех других народов… А что же могло отличать славян от других народов?… Без сомнения вера, вера славян была одной из древнейших, и носили они на себе знак Солнца… знак или символ… Наверно все же символ Бога Ра, символ Солнца, а потому слышавшие то латиняни, англичане в частности, и стали называть людей ведической культуры — раб-славянин… именно не яремник, вол впряженный в деревянный хомут, угнетенный, невольник, а светлым словом раб — человек несущий на себе символ самого Солнца, самого Бога Ра. А позже когда народ наш предал веру и перешел в услужение Чернобогу, властидержащие проводя многочисленные реформы языка, предали этому слову — раб скверное понятие яремника, невольника, крепостного, чтобы полностью уничтожить все напоминания о великом прошлом славян, и их вере… Ведь так часто случается, сначала слово имеет один смысл, а по прошествию веков, или даже десятилетий приобретает другой смысл, вот к примеру слово злачный, сейчас это слово несет в себе понятие чего-то скверного. Когда мы его слышим нам видится бандитское место, грязное и нечистое, а на самом деле, если посмотреть все того же Даля, злачный — это травный, травянистый, богатый растительностью, обильный злаками… Наверно поэтому, у русичей и не было рабовладельческого строя, оно как слово раб имело светлое значение, а невольничий смысл ему стали предавать намного позже».

Руслан прервал свои мысли, закрыл, громко хлопнув листами, русско-английский и одновременно англо-русский словарь, и убрав его на полку, приступил к уборке комнаты, да и всей квартиры в целом. Сгребая постельное белье с дивана и отправляя его в стиральную машинку, снимая грязные занавеси, протирая влажной тряпкой пыль, и отмывая стекла на окнах, пылесося палас, диван и кресла, аккуратно складывая в шкафу вещи. А в перерыве между мытьем и уборкой комнаты, он затер пол в кухни, помыл раковину и наконец-то, чашку, поел сам и покормил кота. Да вернувшись в комнату, продолжил разбирать шкаф, при этом все время, вспоминая пережитое и увиденное, прочитанное и переосмысленное, и в этих знаниях находя подтверждение тому, что и сам Исшу, и созданная под его именем религия, была ничем иным как попыткой захвата духовной власти, духовного яремничества не просто русских, но и всех других народов мира, и кроме боли, страданий и вырождения, ничего народам земной Яви не даровавшая… А сколько, сколько людской крови пролилось потом во имя Исшу, скольких людей мучили, сжигали, уничтожали во имя этой религии, которая на самом деле была выдуманной и наложенной на ведическую веру и ведические праздники.

И даже не прибегая к Интернету, Руслан нашел множество совпадений пожравших праздники древних славян, к примеру писал Карамзин в «Истории государства Российского» в первом своем томе: «24 декабря(7 января прим. авт.) язычники русские славили Коляду, Бога торжеств и мира. Еще и в наше время, накануне Рождества, дети земледельцев собираются колядовать под окнами богатых крестьян, величают хозяина в песнях, твердят имя Коляды и просят денег…»

«Точно, — подумал Руслан. — Накануне Рождества, славили Коляду, и я даже помню, народную песенку, которую в детстве с друзьями пел, ходя по квартирам в нашем доме:

и так далее, — продолжил он свои думы. — И главное нет там ни словечка про рождения Исшу. Потому как 24 декабря, по старому стилю, а 7 января по новому стилю, русичи и славяне издревле праздновали рождение великого Бога Коляды, которого родили Майя Златогорка и ДажьБог. В легендах сказано: Коляда явился вновь, чтобы дать людям ведическую веру, которую уже приносил Бог Крышень, и кою люди не уберегли. И сказано, что Бог Коляда явился, чтобы покарать демонов и принести Свет Ведических Знаний. И это именно к младенцу Коляде приходили по преданиям цари, волхвы и приносили дары — золото, серебро и пили они в честь молодого Бога медовую Сурью и славили, славили нашего Коляду, нашего русского Бога!»

Руслан аккуратно сложил большое махровое полотенце и убрал на полку, да заглянул во внутренность шкафа, где теперь царил полный порядок, а все вещи лежали и висели в строгом своем назначении, и осознал, что теперь и в душе у него появился тот же порядок, та же стройность, наверно не отделимая от чистоты тела и жилища. А в голове сами собой возникли строки песни, и секундой позже комната снова наполнилась быстрой, легкой, современной и в тоже время той старой, русской мелодией, играемой на сопелке, жалейке, свирели, а может быть на домре или скрыпке. И послышалось Руслану, как сначала тихо, потом звонче… насыщеннее запела давно уже почившая бабка Люба, жена деда Владимира, точно из далекого детства, из младенчества прилетела та песня. И другой голос еще более старый, голос который он слышал много раз, но обладателя, коего не видел, начал подпевать, а мгновение спустя этим двум, старым голосам его предков, стала вторить и его светлеющая душа:

И всколыхнулись в мужчине воспоминания, давно слышимой и позабытой песни, а после вспомнил он мифы славянские и имя не города, а дочери Бога Огня — Костромы. И когда возникшая музыка потонула, в тихо текущих воспоминаниях и мыслях человека, сам себе начал сказывать Руслан ту легенду: «У Бога Огня великого Семаргла, что стоит на страже и не пускает на нашу землю зло, которое кружится, вертится в смертоносном вихре кругом планеты, — он затих и на миг ему показалось, что такой сказ можно рассказывать не про Бога, а про планету гиганта Юпитер, который витает по Солнечной системе и охраняет Землю от опасностей, захватывая в плен мелкие частицы и астероиды, грозящие своими каменистыми боками и летящими на нашу голубую красавицу планету, мечтая ее задеть или уничтожить. Так вот, — продолжил Руслан свое повествование, и, намочив половую тряпку в воде, что наполнила ведро, принялся мыть линолеум в прихожке. — У Бога Семаргла от Богини ночи Купальницы родилось двое детей, близнецы: Купала и Кострома, судьба которых разлучила в детстве, а после злобно посмеялась над ними, и, встретившись, взрослые брат и сестра, не узнав друг друга, нареклись мужем и женой, но после свадьбы проведав правду о себе, покончили с собой, утопившись в реке. Боги, сжалившись над несчастными близнецами, обратили их в цветок Купала-да-Мавка или Иван-да-Марья. Потому наверно, на Руси 24 июня (6 июля по новому стилю) праздновался праздник Ивана Купалы, праздник посвященный Богу Огня Семарглу и его детям Купале и Костроме. Позже праздник Ивана Купалы, прикарии назвали днем рождения Иоанна Предтечи…. хотя полностью уничтожить обряды и традиции празднования этого дня не удалось. На Руси всегда было принято широко праздновать праздник Ивана Купалы, в ночь разжигался купальский костер, где употреблялся „живой огонь“ добытый стариками трением дерева, люди пели, веселились, водили хороводы…»

Руслан помыв пол в прихожке, подошел к полке с книгами и сняв томик Карамзина, хотел было его открыть, как внезапно изображенный на обложке книги Николай Михайлович ожил, подмигнул ему правым глазом, затем приоткрыв свой нарисованный и тонко подведённый по краю серый рот, показал не менее серый, длинный язык. Да широко разевая рот, морща свой высокий лоб сказал: «А, еще и пятидесятница… да, да, да, никакая она не пятидесятница, а Семик день и знаменует этот праздник окончание весны и встречу лета. Издавна он считался женским праздником и совмещал в себе обряды проводов русалок (духов воды) и поминовения усопших. На Семик, который начинали праздновать во вторник (именно в этот день поминали усопших предков), а веселья и гулянья продолжались до воскресенья, готовили караваи, яичницы, сочни, сырники. Семецкий четверг отмечался девичьими гуляньями: хороводами около берез в роще, кумлением, плетением венков и гаданием на них о женихах».

Руслан онемел и такой безмолвно-неподвижный, наблюдал за двигающимися губами Карамзина, его глаза расширились, упавшая вниз челюсть широко открыла рот. Когда же Николай Михайлович замолчал, напоследок блеснув красными бликами своих серых глаз, и злобно показав язык, Руслан очнулся, избавившись и от онемения и от неподвижности. Он негромко вскрикнул, почувствовав как внутри груди, быстро застучало его сердце и тяжело вздохнула душа и размахнувшись, гневно швырнул книгу к открытой двери лоджии. Еще какое-то время он стоял, и порывисто дышал, глядя вслед улетевшей и стукнувшейся о дверь книге в темном коричневом переплете, которая улеглась на паласе, распластав в разные стороны свои листья и обложку. Затем медленно поднял руку и утер заструившийся по лицу пот, подумав, что верный слуга Чернобога, Босоркун, так некстати умудрившийся залезть в нарисованный портрет Карамзина, все же хороший парень, так много открывший ему бесценных знаний, даровавший столько неоценимых сведений, пробудивший и его душу, и тело к жизни… Вот только одного так и не понял Руслан — зачем понадобилось демону его пробуждать? Если он один воин, каков тогда смысл в этом пробуждении, или быть может демон лжи, как всегда врет… и людей Света, людей несущих в себе ведическую веру много больше… Ведь кто-то же пишет эти статьи в Интернете, размещает свои мысли, сохраняет, перерабатывает мифы и легенды… А значит есть… непременно есть те люди, которые смогут организоваться и пойти против этого Исшу, против прикариев и властей, навязывающих эту религию…

Или не смогут они организоваться, может у них нет вождя? Ульянова? А пробужденный, очнувшийся от спячки Руслан, может он и будет тем вождем, тем бойцом… каковой их поведет… И если Босоркун, отвел ему эту роль, хватит ли сил у него вести этот бой?…

«Непременно хватит!» — громким голосом заявил Руслан, обращаясь к демону, Чернобогу и всему пекельному царству разом. И бросив раздраженный взгляд на распластанного и будто прибитого к паласу Карамзина, решив, что там ему самое и место лежать, бодрым шагом, ощущая в себе силы вести бой и храбрость свойственную всякому русичу, пошел на битву с грязной ванной и туалетом, поверхности которых несли на себе толстые слои серого налета и давно не оттираемой ржавчины.

А в голове Руслана уже летали новые мысли, многие из них шли, словно быстрые кони вскачь и мгновенно проскакивали внутри, другие подолгу задерживались и вызывали мучительные думы. И вспоминались ему легенды, а в них он видел великого Бога Велеса, одного из самых почитаемых славянами, одного из самых близких душам русских. Еще бы ведь он, как и сами русичи был рожден Коровой Земун, а отцом его был сам Род. Велес учил людей земледелию, звездной мудрости, грамоте, он подарил людям буквы, календарь, законы, был покровителем скота, духов, волшебных племен и животных. Этот Бог, также как и люди, много раз перерождался и имел разные имена и ипостаси, а потому на Руси звали Велеса: Волосом, Тавром Бусичем, духом реки Доном, Гвидоном…

«Погоди, погоди», — утирая тыльной стороной руки капающий с кончика носа пот в покрытую зеленоватым порошком ванну, прервал свои думы Руслан, и, открыв блистающий серебром кран, обмыл руки, наскоро вытер их об штанины и поспешил в комнату. Он шел торопливо, вроде опасаясь, что мелькнувшая догадка может испариться, направившись прямо к полке с книгами и протянув руку, взял оттуда сборник сказок Пушкина. Опустившись на кресло, присев лишь на его краешек так, чтобы не потревожить стоявшую там и опирающуюся о спинку кресла, гитару мужчина принялся торопливо листать книгу, а когда нашел искомое, громогласно хмыкнул, бросил гневный взгляд на замершего и не подающего никаких признаков жизни Карамзина, лежащего на паласе, и звонко зачитал:

Слыхал, Николай Михайлович… князь Гвидон — а ведь это имя принадлежит Богу Велесу, и упоминание лебедя, которую спас в «Сказке о царе Салтане…» Гвидон…? Понимаешь, ты это или нет, ведь, на самом деле это история из жизни Бога Велеса, ведь это он спас царевну Лебедь, дух Азовского моря, Азовушку от коршуна, а потом они поженились и построили на острове Буян волшебную обитель и лежал тот остров в Азовском и Черном море…. Охо…хо! так-то горе историк…, — обращаясь к обложке книги, где был изображен, не слышащий Руслана Карамзин, веки которого, однако, все же взволнованно и еле заметно вздрагивали. — Выходит, — дополнил мужчина, — наш великий поэт, наше достояние, наш Пушкин, слышал поверья о Богах славянских… Наверно от своей няни, простой русской женщины Арины Родионовны и сохранял их красоту так, чтобы не могли до них докопаться служители Исшу, и окончательно все извратить и уничтожить, — и в подтверждение своих слов прочитал:

Руслан услышал, как призывно запищала стиральная машинка, сообщив хозяину, что кухонные занавеси постирались, прополоскались и отжались. Однако прежде чем, успокоить призывно кричащую машинку, он положил на кресло томик Пушкина, поднялся и подошел к Николаю Михайловичу, лежащему на паласе и теперь, это было очень хорошо видно, испуганно моргающему и даже пытающемуся отодвинуться на задний план изображения, стараясь вжаться в сам коричневый переплет книги. Руслан некоторое время постоял над книгой, а когда изображение Карамзина вновь потеряло всякую живость и стало опять серым мертвым рисунком, присел на корточки, протянул руку и поднял томик, да посмотрел в лицо этого человека, вроде бы и русского на вид, на глубокие морщины прорезавшие высокий лоб, прямой нос, небольшие глаза и выпирающие вперед губы: «Всемилостивейший Государь! — писал Карамзин в предисловии, обращаясь к императору Александру I Паловичу. — С благоговением представляю Вашему Императорскому Величеству плод усердных, двенадцатилетних трудов. Не хвалюся ревностию и постоянством: ободренный Вами, мог ли я не иметь их?…»

— Тьфу, — вслух сказал Руслан, недовольно поглядывая на строчки подхалимства. — Наверно ты Николай Михайлович, как это сейчас, у нас говорится «писал историю по заказу» и потому столько тут лести, угодничества, что дальше-то и читать не хочется…

«…. — но мы спасены, прославлены; враг истреблен, Европа свободна, и глава Александрова сияет в лучезарном венце бессмертия. Государь! Если счастие Вашего добродетельного сердца равно Вашей славе, то Вы счастливее всех земнородных. — дочитал строчки Руслан, громко хлопнув, закрыл книгу и гневно глянул в лицо Карамзина. — Ну, разве так можно лизать зад…, — раздраженно спросил он у Николая Михайловича, который делал вид, что его не слышит и для этого даже прикрыл глаза. — Словно в войне двенадцатого года победил не народ и воины, а этот Александр, отсиживающейся в Петербурге… А что народ, который бился с завоевателями-французами получил, за то, что не позволил супостату захватить нашу землю, за то, что поднялся и ушел в партизаны и там кровью своей омывал просторы Руси?… А ничего он не получил, ни воли, ни даже простого спасибо… и помнится мне, что тех крестьян которые участвовали в партизанском движении еще и наказали, объявив беглыми…. А этот Карамзин… про какое, такое добродетельное сердце говорит, вот же… вот же… но все же будем воспитанными и ответим на это словами Омар Хайяма:

И этот человек, великий историк, автор „Писем русского путешественника“, издатель-редактор лучших для своего времени альманахов „Аглая“, „Аониды“, русский человек… или именно не русский… Может и не был он никогда русичем-славянином, потому как, ну! вот нельзя же в самом деле, выражать каждой строчкой, каждым словом такое угодничество, нельзя же каждой строчкой так ненавидеть древнюю веру, и предков-славян: „Итак, предки наши обязаны…… (религии в Исшу) не только лучшим понятием о Творце мира, лучшими правилами жизни, лучшею без сомнения нравственностью, но и пользою самого благодетельного, самого чудесного изобретения людей: мудрой живописи мыслей….“, — закончил Руслан мысли карамзинскими строчками и порывисто вздохнув, поднялся с корточек и подойдя к креслу, убрал книгу на полку, напоследок ей и ему сказав, — кроме вашего яремничества, кроме крепостничества, закабаления духовного и физического ваша… проклятая вера в Исшу ничего народу не дала. А ты Никола и вовсе продался с потрохами и душой своей черной, за осьмушку мяса, Босоркуну… Надеюсь, что твоя душа находится там в Пекле… переосмысливая все написанное, и явственно увидев и прочувствовав на своей спине, что все же правильной была древняя вера в Ирий-сад и Пекло, в языческих Богов, а не в вашего лживого, с извращенными понятиями Исшу!»

Когда Руслан поставил книгу, подверженную нынче таким, прямо сказать необъяснимым падениям, он развернулся и пошел в ванную. Открыв дверцу стиральной машинки, достал и выложил в зеленый, пластмассовый таз, чистые занавеси, пахнущие каким-то химическим ингредиентом. А потом подняв гружённый таз, направился развешивать белье на лоджию, на закрепленных, там вдоль окна проволочных веревках. Выйдя на лоджию, он услышал гулкий хлопок, закрывшейся двери подъезда. Руслан выглянул из-за развешенного белья и посмотрел на противоположный дом, из подъезда которого на двор вышел все тот же молодой мужчина, ведущий на поводке своего толи сына, толи брата — огромного кобеля, черного окраса с прибитой мордой. Подойдя к окну лоджии Руслан вгляделся в лицо это человека. Его маленькие глаза, были пусты, словно не обитало там ни мысли, ни жизни, казалось, вместе с этими потухшими глазами потухла и его душа. Мужчина был безобразно толст, а на его выпирающий живот с трудом натянулась синяя спортивная олимпийка. И почему-то Руслану подумалось, что наверно должно быть стыдно не только этому молодому человеку, но и ему, который к тридцати двум годам не обзавелся детьми, не продолжил свой род и кровь своих предков, что нянчится он не со своим сыном или дочерью, а с этим толстым котом, точно также как и его сосед по несчастью, нянчится с огромным кобелем. Еще мгновение Руслан наблюдал за мужчиной, а после, тяжело вздохнув, и взяв с пола лоджии таз, пошел в ванную, на ходу подумав о своем прадеде Богдане который был атеистом и никогда не верил в Исшу, и у какового к тридцати двум годам уже было семеро детей, пять сыновей и две дочери, а старшему сыну уже исполнилось четырнадцать лет.

— Да…, — протянул Руслан недовольно глянув на свое отражение в зеркале, в ванной комнате. — Не то, что я… сухая, голая ветка… без всякой листвы и даже почки… Ну, а вообще-то чего я себя хороню… теперь я уверен, все у меня будет по-другому, все… Выйду с отпуска, пойду с Риткой из технического отдела на свидание, а там гляди и в ЗАГС, ведь я уже давно вижу, как она около меня круги нарезает…и может опять у меня будет семья, и она родит мне пятерых сыновей…Ой! что-то я загнул… хотя бы двух, и то было бы хорошо! Вот же двух парней: старшего я бы назвал Богданом в честь прадеда, а младшего в честь деда Владимиром… А Танюша… что ж Танюша меня поймет и простит наверное…

Руслан продолжал уборку квартиры, обдумывая перспективы новой жизни в которой он все кардинально поменяет и свою веру, и одиночество, и обязательно начнет просвещать друзей, одноклассников, одногруппников… стараясь пробудить в их душах похороненную, а быть может лишь затаившуюся ведическую веру. Очередной раз, развесив белье на лоджии, и проходя мимо кресла, Руслан мельком глянул на синеватую обложку томика Пушкина и вспомнил, что у Александра Сергеевича в его поэме «Руслан и Людмила» тоже, что-то было из мифов:

«Леля — это дочь Богини Лады, и она является также как и мать Богиней Любви, а имя Людмила — это славянское имя, русское и значит оно — милая людям, — Руслан на миг прервался, открыв дверь холодильника и принявшись убираться на его полках, а немного погодя продолжил, — и главный враг Руслана, колдун Черномор, тоже не вымысел… Так звали русичи царя поддонного мира, морского повелителя Черномора, который оборачивался страшным ящером. И это Черномор, кстати, когда-то обернувшись ящером похитил невесту Бога Перуна, прекрасную Диву-Додолу… Ха…! Так может и Руслан имя русское, а никакое оно не тюрско-татарское… вообще любят наши языковеды все, что не могут объяснить в русских словах, спихивать на татар… а я читал, что Руслан происходит от тюрско-татарского „арслан“ — лев… Но может быть, надо поступить с этим именем также, как я поступил со словом раб, разделить его на слоги и звуки. Рус это явно образовано от русского, русича, а лан… интересно, что такое лан… что? что? — переспросил мужчина, что-то тихо шепчущую внутри груди душу. — Может — ла, — начал также тихо повторять за душой он, — ла — производное от имени Богини Лады и значит любовь, а „н“ буква, звук начала… Тогда выходит имя мое и того храброго героя Руслан — значит русский начатый или зачатый любовью?»

Руслан домыл холодильник, раковину, и, выжав тряпку положил ее на блестящую серебристую поверхность раковины, и удовлетворенно оглядел чистую кухню, вымытые окна, стиранные, пахнущие порошком занавеси, да довольный проделанной работой, засмеялся, и сказал обращаясь к Барсику, который, наконец-то, прервав свой вечный, каторжный труд под названием сон, подошел к чисто вымытой миске и протяжно мяукнул, требуя еды:

— Ты, Барс, жрать более не проси, ты и так жирный… аж противно на тебя смотреть, прости за нелицеприятное высказывание… Я же иду окупнусь и пойду спать, потому, что на улице уже темно, — и Руслан махнул рукой в сторону приоткрытого окна, через которое в кухню заплывал свежее-загазованный воздух и ночная тьма, и добавил, — а тебе хочу напомнить, — он опять на миг прервался глянул в сморщенную, недовольно взирающую на него, покрытую шерстью морду кота. — Вход на мой диван тебе заказан, там чистое белье, а если ты обормот, не пожелаешь мне подчиниться, будешь наказан… То есть завтра будешь вымыт… но вымыт не каким-то приятно пахнущим шампунем для кошечек среднего пола, а будешь вымыт простым и прекрасно убивающим грязь, блох и клещей, стиральным порошком, заметь очень, очень эффективным, потому как сегодня я в этом основательно убедился. Покедова!

И Руслан, торжественно шлепая босыми ногами по чистому, блестящему и слегка поскрипывающему линолеуму, пошел мыться в ванну так, как чистая квартира и очищающаяся от скверны душа требовала и чистоты тела.