В очередной раз, пробудившись и открыв очи, Руслан долго смотрел на прислонившуюся к спинке кресла гитару, которая делала вид, что ночью нигде не бывала и ничего не видела, однако накрученная на голове челка-струна явственно свидетельствовала об ином. И не только гитара, но и вся комната, скрывала пережитые мужчиной ночные события, потому что кресла стояли на своих прежних местах, полки висели на стене, а в них аккуратнейшим образом были расставлены книги. Да и на стене не просматривалось не только кого бы то ни было проема, но даже разрыва или царапины на обоях. Все… все было возвращено в исходное состояние, все за исключением челки и небольшого ожога на верхней губе… да и еще, затаенного в Руслане испуга… Там где-то в глубине его бессмертного духовного существа от угрозы Босоркуна, возник и затаился маленький, похожий на детский кулачок страх… страх за свою жизнь… страх, что вскоре придется ему уйти в Сварожьи луга, а проще говоря умереть…

Умереть… О! если бы это угрозу… это обещание услышал он несколько дней назад… как бы он ему обрадовался, как бы он возликовал… Наконец-то он сможет прекратить эти душевные муки и умереть… Но теперь, когда Руслан познал истинную веру, и сущих Богов, когда он узнал ложное учение в Исшу, когда он увидел создание галактики, смерть Яви и возрождение жизни… он так изменился…. И в первую очередь, изменилась вся его духовная сущность, он словно проснулся и от страшных пережитых событий, и от лжи которая окружала его народ, его землю. А проснувшись, он глотнул свежего воздуха и захотел жить… Жить, чтобы жизнью своей опровергнуть рассуждения Босоркуна, что души людские все во власти Чернобога. Чтобы жизнью своей и борьбой продлить существование Яви и земных людей, и помочь русичам, славянам, да и всем другим народам прозреть, познав истину… И так теперь захотелось ему жить и видеть это голубое небо, это живое, теплое светило Солнце, чувствовать запыленный, загазованный воздух, дорогого сердцу, города, в котором он родился, жил, учился. Города, где его маленького мальчика во Дворце пионеров торжественно принимали в октябрята, и старшие ребята застегнули на синем пиджачке, красную звездочку с изображением маленького Ульянова. А пару лет спустя на центральной площади, которая раньше носила имя Ленина, его принимали в пионеры, и где он, и такие же как он, мальчики и девочки, торжественно приносили клятву своей великой стране… Руслан любил этот город с покоробленным асфальтом, с мертвыми, многоэтажными домами-уродцами, вытеснившими своей бетонной массой и конструкцией, своим ростом, маленькие, двухэтажные домики, утопающие в зелени карагачей и дубов. Он любил этих людей, и тех, что жили около него и настойчиво лезли в его жизнь, и тех, что жили кругом него, может рядом, а может далеко и не знал ни его имени, ни вообще его такого… И конечно же, до судорожной боли души он хотел, чтобы Явь была жива, и были живы его друзья — Серега, Сашка, Володька, пусть и не близкие… пусть просто товарищи, знакомые, но, чтобы была у них надежда, был шанс, была жизнь… Но слова Босоркуна поселили в его душе кулачок страха, и пусть это был лишь кулачок ребенка, однако это был страх… и казалось Руслану, точно возрождая душу его, освобождая от своей власти, еще раз наполнил ему, демон, кто на самом деле повелитель Яви, царь Земли, а следовательно и всех душ, что живут тут.

Мужчина все еще продолжал лежать, смотреть на гитару, пальцем поглаживая ожог на губе, и неожиданно вспомнил, про крыж каковой бросил в лицо демона, символизируя тем свое освобождение от этой лживой веры и от власти Босоркуна. Тут же подскочив на диване он сел и ощупал грудь, на которой не было ни крыжа, ни цепочки — подарка Танюши. Руслан поднялся с кровати и принялся искать цепочку перетряхивая плед, подушки, простынь. Он искал цепочку на паласе, отодвигая в сторону кресла, и в самих креслах, и даже, на всякий случай, осмотрел гитару, но… увы!.. Тогда, когда он сорвал крыж с груди, тонкая цепочка порвалась и наверно соскользнув, упала вниз, оставшись навеки в той ледяной покрытой пурпурным дымом трубе, в компании с крыжом и крючком… Руслан тяжело вздохнул, прекратив поиски, подумав, что в жизни за все приходится платить, а за освобождение от духовного ярма он заплатил, столь дорогим его сердцу, подарком жены. Еще немного он постоял, глядя себе под ноги на кофейно-голубой палас, и прогнав из души тоску, которая хотела, было подкрасться сзади и навалиться на него, начал убирать постельное белье с кровати в шкаф, одеваться, направляя свои мысли на виденную ночью древнюю летопись «Велесовой книги». И намереваясь, сегодняшний день посветить тому, чтобы разыскать в Интернете и саму книгу и историю о ее находке, и обязательно, уже в более спокойной, домашней обстановке, изучить, понять все касаемо этих знаний о своих предках.

История — это наверно, самая увлекательная наука, самая интересная, и в тоже время самая не предсказуемая… Непредсказуемая по той простой причине, что в любой миг, ты можешь, не только — вдруг, найти древний город который перевернет все основы традиционной хронологии. Но и, потому что в любой миг, новый президент, генеральный секретарь, император, царь, государь, князь захочет нечто в ней поправить. Да так, что после в ней исчезнут целые десятилетия, века жизни народа. Да так, что события в этой истории начнут рассматривать не под тем углом, и ты будешь хвалить зло, а ругать добро, не очень то понимая при этом где добро, где зло и как отличить одно от другого. И может быть сейчас, когда мы славим князя или царя, говоря о нем хвалебные речи, не зная о нем всей полноты правды… правды, кою скрывают те кто находится у кормушки власти, мы все ошибаемся…ошибаемся и на самом деле называем Господом — Чернобога, ангелами — демонов, великими правителями — предателей и мучителей. А знай все о них, о тех, кто правит нашими душами и телами, знай всю правду, как бы мы стали к ним относиться, чтобы стали говорить, пошли бы в ропату и одели бы на грудь крыжи?…. Но при всех этих не знали…. и чтобы делали… история все равно остается историей, познанием того, как жили твои деды и бабки, что ели и пили, что им заменял холодильник и телевизор, как они умели любить, и воспитывать свое многочисленное потомство… А потому, всегда затаив дыхание, ты слушаешь рассказ отца или матери о дедушке и бабушке, о прадедах и прабабках. И то, что ты узнал от родителей хранишь потом в душе и передаешь это своим детям… детям… если конечно они у тебя есть… или хотя бы будут?..

Руслан верил теперь, несмотря на угрозы демона, верил, что дети у него будут. Он сейчас, выбрав ту единственно верную тропу, среди множества неверных дорог и окольных путей, двинулся вперед по ней, осознавая, что духовное возрождение, жизнь не только его, но и его народа зависит оттого, будут ли рождаться в Яви дети, и будут ли духовно прозревать люди, потому как одно без другого невозможно. Так и Руслан, теперь он был занят духовным прозрением, прерываясь лишь на редкие перекусы, чтобы засунуть в рот колбасу и сухой хлеб, сохранившийся в хлебнице с воскресенья, выпинывая недовольно мурлыкающего, прямо-таки стонущего и выпрашивающего еду, Барсика из кухни.

Разыскав в Интернете «Велесову книгу», мужчина настойчиво познавал историю, хотя и отрывочную, но все же истинную повесть о славянах и русах. Узнавал Богов Света, которые на протяжении истории, всегда помогали своим сыновьям, поддерживая их в битвах и жизни, уважая в них храбрость и свободолюбие. И внутри русича исчезал страх, испуг отступал, словно враг, пятясь назад, потому как теперь в его душе, на место императора — царя Исшу, пришли другие истинно сущие и живые Боги: Бог битв и войны Перун «кто вел нас стезею правой к битве и тризне великой»; ДажьБог, чьими внуками и любимцами были русы; Семаргл, что «светит аж до мерцающего рассвета», защищая славян, своим очистительным от всякой скверны огнем; Велес, что «учил праотцов наших… и к заре приводил нас до врат (Ирия)»; Сварог Отец Небесный «из чьих пальцев были сотворены славяне».

Весь этот день, до позднего вечера Руслан провел за ноутбуком в кухне, сидя за столом, не сводя изумленно — восторженного взгляда с голубоватого экрана, и читая, познавая, неторопливо разбирался в вере и истории собственного народа. Только теперь он это делал, не потому что его заставил Босоркун, а потому что так хотела его душа и он сам. И все это время, в джинсовой куртке, висевшей в прихожке на вешалке, в кармане, тихо верещал сотовый телефон, возвещая о том, что кто-то очень сильно хочет отвлечь Руслана от его интересного занятия и непременно с ним пообщаться.

Однако человек, точно, не слышал недовольного мурлыканья кота, приникшего к двери кухни, точно не слышал этих призывных верещаний телефона, он был занят… и торопился… торопился все время себя, подгоняя. Будто страшась до ночи не узнать чего-то, что просто необходимо было изведать, и что он, возможно, не услышал, или не разобрал… там, в ледяной трубе в каковой пел ему голос предка. Он прервал свое чтения, лишь, когда солнце скрылось за соседним домом, и в кухне наступила темнота. Отведя взгляд от экрана, пошевелил уставшими, затекшими от долгого сидения в неудобной позе плечами, спиной и руками, и наконец-то поднялся из-за стола, перед этим выключив ноутбук и закрыв его крышку. И в наступившей мгле, пошел в коридор. Теперь его душа не вздрагивала, а сердце стучало ровно и монотонно, теперь он не боялся Босоркуна, потому что снял с себя ярмо — крыж, связывающий его с демоном. Открыв дверь, подле которой сидел изнывающий от голода Барс, сразу же ломанувшийся вовнутрь кухни, к пустой миске, Руслан протянул руку, дернул за шнурок ночника, что помещался на стене напротив вешалки, и когда прихожка осветилась тускловатым светом, шагнул к вешалке и достал из кармана куртки телефон. Он предполагал, что звонки были с работы, и оказался прав, все звонки и сообщения тоже, были от начальника, а в них настойчиво просил, требовал Александр Васильевич выйти утром, в пятницу, на работу, хотя бы часика на два. Мужчина, молча, смотрел на телефон, словно пытаясь разглядеть эти обещанные часика два в них, и усмехнувшись, сам себе заметил:

— Ага, часика на два… выйдешь на два, пробудешь весь день и нифига не заплатят.

— Уж — это точно… мур…, — согласился выходящий из кухни кот и громко фыркнув, уставившись своими желтыми глазами на хозяина, добавил, — вот же какой ты жадный Руслан… Ну, чего тебе, в самом деле, жалко этого сухого, дурно пахнущего и неизвестно из чего произведенного корма насыпать? Чё весь день морил голодом? Аж, желудок у меня свело… слышишь как верещит.

Руслан при первых же словах, округлив глаза, неопределенно глянул на кота. Барсик же демонстрируя свое голодное состояние, миновав дверной проем, прошелся по коридору, неслышно ступая по линолеуму и сел. Он поднял вверх переднюю левую лапку и провел ее по животу, который действительно заверещал, а вернее запищал, так как попискивает пойманная в мышеловку мышь. Затем он провел лапой по глазам и носу, утирая выступившие на них слезы и сопли, и жалостливо мурлыкнув, негромко заурчал, продолжив с онемевшим хозяином разговор:

— Мур… и чё ты, вот это впаривал Танюше, что в детстве любил Антуана де Сент-Экзюпери и его сказку «Маленький принц»… Вот, как я погляжу, врать-то ты мастер… Это, что ж такое… Выходит сказку любишь, главного героя тоже, а мысли его нифига… Но ведь он писал, для таких дурняков, как ты: «Зорко одно лишь сердце… И ты всегда в ответе за всех, кого приучил.» Понял дуралей… ты в ответе за меня… обязан, ты значит за мной ухаживать, сраки выносить, хорошо кормить… А у нас, что получается? — кот на мгновение прервался, и тихо обиженно зафырчал. — Ни какой такой в тебе нет ответственности, по поводу моей жизни, все время ты пихаешься, толкаешься, пинаешься… Ну, да ничего то еще можно пережить… но ты тяперича и вовсе оборзел, кормить не желаешь…! Нет, вижу я, зря тебя, Босоркун — мой повелитель пробудил, и твоя душа, да и ты сам забыл главное зачем здесь живешь…. Телефон целый день не брал, а что если начальник рассердится и попрет тебя с работы, что будешь делать тады? Где такое, очередное ярмо… ой! вернее такую работу, где найдешь…. Ну, да работа ладно… тебе уже можно и не работать… но вот то, что я целый день голодный, то ни в какие ворота ни лезит так и знай.

Руслан слушал длинную речь кота, которая прерывалась недовольным мурчанием, редким постукиванием хвоста по линолеуму, да утиранием слез, а когда Барсик наконец-то окончил, все еще не сводя глаз с хозяина, тот, слегка приглушенным голосом, спросил:

— Ты говоришь?

— Руслан, ты чё?… — возбужденно-раздраженно промурлыкал кот. — Ну, то, что ты дурень, это я давно заметил, но то, что ты еще и глухой дурень, этого я не знал…. - и Барсик, точно потешаясь над хозяином, протяжно фыркнул. — Конечно я говорю, но главное это не то, что я говорю… мур, главное, что я говорю… мур… Какая-то бессмыслица получилась, — кот прервался и приподняв лапку потер голову, как раз в том месте, где у человека находится лоб, заметив, — главное, Руслан, ты должен понять, кормить меня надо было хорошо. Хорошо! Ну и по возможности не пинать ногами, оно как мне с моим толстым задом было и не больно, но не очень приятно….мур… И я надеюсь, ты теперь понял кому я служу, и не хорошо…ой! не хорошо-то слуг демонов обижать… Оно энто может, очень прискверненько закончится, для всяких там возродившихся и посветлевших душ…. Да и потом, коли «назвался груздем — полезай в кузовок», я поясню, для особых дуралеев… Любишь Экзюпери будь добр корми кота хорошо, так как это делал он.

— А с чего ты решил, что Экзюпери хорошо кормил котов? — спросил Руслан, немного придя в себя, от нежданно заговорившего так хорошо и так много кота. — У него может, вообще котов не было…

— Было… не было… ты это не знаешь, а мне виднее, потому как я слуга демона, а ты так нечто бестелесное… мур, — сказал кот, и, усевшись на свой зад, выпрямив спину, принялся расправлять свои белые, длинные усы розовыми подушечками обеих передних лап.

— А, ты, Барсик, — обратился Руслан к коту и положил в карман куртки, все еще сжимаемый в руке телефон. — Вроде раньше все больше молчал, а теперь заговорил, да еще и обзываешься… это, что Босоркун тебе даровал знания русского языка… Ха…ха… мне душу вернул, а тебя говорить научил… так, что ли…

— Не… ну ты, точно глухой дурень, — сердито произнес кот, продолжая оглаживать свои усы. — Служу я Босоркуну…служу. А потому ему коль надо, он даст повеленье, и я тотчас, тебе на китайском запою… Да не тока, я ему служу, а все те живые твари, которые сидят на вашей просторной шейке и поворачивают ваши отупевшие отцовские и материнские чувства в другие стороны… Ну, разве — то нормально, когда меня волосатого, жирного котища, Танька твоя, сыночком называла… тьфу ты, одним словом… мур…

— Не смей! замолчи! — гневно прикрикнул Руслан на Барсика и топнул ногой так, что кот испуганно подскочил на месте, встав на четыре лапы и подняв кверху свой хвост. — Меня дурнем, называешь пусть… получишь за то… но имя Танюши не смей трогать, она болела и потому так тебя называла, бессердечная ты тварь…

— Дуралей ты… Руслан, — зашипев на хозяина откликнулся кот. — То, что я бессердечная тварь оно и так понятно… у меня души нет… только тело… А у тебя и Тани твоей… у вас же есть душа «бессмертное духовное существо, одаренное разумом и волей» так сказал твой любимый Даль… Так вот вы и должны перво-наперво думать о душе, а не о попе своей… мур… Болела жена твоя, родить не могла… ну, и, что… а сколько этих детишек в детских домах живет, брошенные, несчастные, ждущие родителей, ласки, любви… Что вы не могли усыновить, девочку, мальчика… двух мальчиков: Богдана и Владимира… И даже если бы Таня умерла, ты бы остался не один. У тебя были бы дети… твои дети, потому как приемные дети умеют любить и всегда становятся родными, если умеешь любить ты…. А вы, ты и Таня, да и не только вы… а все кругом вас… вы любите лишь себя, свое благополучие, желудочек, проще говоря, свой зад… И мечты у вас ущербные да лишь об одном, чтоб заду вашему было тепло, уютно и хорошо… мур… Вот потому вы и взяли меня, а я, что… я слуга Босоркуна — сру и жру… и душонки ваши чернотой обмазываю, нашептывая вам то, что нужно демону.

— Как же, но кошек, издревле держали в доме, чтобы они мышей ловили, — тихим голосом молвил Руслан, в душе полностью соглашаясь с мудрыми словами кота.

— Хму…хму…хму… — вновь присаживаясь на зад, и оскаливая морду, засмеялся кот. — Вот только прошу тебя не смеши меня… хму… хму… Может когда-то коты и ловили мышей, не буду спорить… Например у твоего прадеда Богдана, у которого было двенадцать детей… Может его кот и ловил мышей, потому как в той семье все жили трудом… мур…, — Барсик поморщился оскалив свою пасть, откуда выглянули небольшие белые зубы, покрытые желтоватым налетом, и все тем же хихикающее-недовольным тоном продолжил, — ну, а сейчас уволь меня. Сейчас мы мышей не ловим… Ты мне вот скажи, ты видел, чтобы я хоть одну мышь поймал, или паука, муху… ага!!! Сейчас прям… Дурак я… Бегать, ловить их, а еще потом и есть… такую вонь есть! Нет уж, дурень у нас в квартире ты, а не я… Так, что сам и лови! Вон их у тебя в кухне ночами полным полно бегают, особлива по шкафам и стенам, все время шебуршат в помойном ведре…. мур… Так, что вперед дуралей, приступай к их поимке… хму…хму… как раз поймаешь пару штук, покеда…. покеда жив еще… хму…хму… А мне их ловить без надобности, потому как оно мне не надо… Твоя кухня, твои мыши, ты и лови… а я здесь для другого приставлен!

— Вот ты, наглец, — возмущенным голосом ответил Руслан и покачал головой. — Не… наглец… хам… одним словом… Это ж надо дуралеем меня называет, а теперь еще и мышей предлагает ловить… Да я, да я… я тебя никогда сыном не называл… Тьфу, ты…, — плюнул на кота Руслан и вылетевшая изо рта слюна упала рядом с Барсиком на линолеум. — И не назову… я тебе сейчас пинка как дам… и ты кубарем полетишь в кухню и вспомнишь кто я, кто ты и главное как надо ловить мышей.

Барсик опустив голову, несколько секунд смотрел на харчок лежащий на линолеуме, затем перевел взгляд с него на хозяина, и, хмыкнув, сказал:

— Уж если мне и придется когда-нибудь вспомнить как надо ловить мышей, то это произойдет не от твоего пинка… поверь мне… И мышей в твоей затхлой кухне я ловить не стану… мур, — Барсик поднялся на четыре лапы, и бесшумно ступая направился к входной двери. — Потому как заговорил я с тобой не просто так, а по надобности… а надобность состоит в том, чтобы я показал тебе кое-что…

— Что? — уже менее гневно спросил Руслан, наблюдая за котом, подошедшим к входной двери и трущимся о его кожаную поверхность поднятым кверху хвостом.

— Босоркун… после того как потерял над тобой власть, не может к тебе приходить, потому повелел мне, мур…, — заурчал Барсик. — Повелел мне показать тебе Пекло… мученье попавших туда душ… гибель вашей земной Яви…

— А, что разве земная Явь гибла не один раз? — удивленно переспросил Руслан.

— Нет… ну ты еще обижаешься, шмур…, — зашипел в ответ кот, и бросил гневный взор в сторону человека. — Вот же такой дурень… глухой еще ко всему прочему… Конечно, Явь гибла множество раз… ни один, ни два, а много… Босоркун показал тебе лишь одну гибель Яви, а я покажу другую… потому что такие дуралеи, как ты, все время чего-то хотят большего, чем простые радости жизни… Хотят они хапать, жрать, одевать — семь штанов и двадцать туфлей… Они, эти дуралеи, забывают о простоте жизни, о ее духовности, и тады усё, каюки вам… А теперь давай открывай дверь, да поживее и так стока времени я потерял, болтая тут с тобой… а часики то идут, времени совсем немного осталось, и тебе дружочек надо непременно… хму…хму… с утреца мне за кормом сбегать.

Руслан слушал кота, потрясенный знаниями этого хвостатого слуги Босоркуна и тем, что земная Явь оказывается, гибла уже не раз. Он тяжело вздохнул, на миг вспомнив увиденные прошлой ночью ледяные поля, города и страны, и неторопливо, словно не хотя, подошел к двери, отомкнул замок. И все также медленно, взявшись за дверную ручку, толкнул дверь вперед, отворяя ее. И тотчас в нос его ударил стойкий запах гниения, сырости и плесени. Руслан выглянул за дверь, но не увидел там ни площадки, ни лифта, ни лестницы ведущей на второй этаж. Теперь там, с обратной стороны двери, начиная от порога, располагалась крутая, уходящая куда-то вглубь и резко вниз бетонная лестница с покатыми ступеньками, и округ неё сквозила тьма, не просто тьма, а холодная непроницаемый мрак…

Кот чуть слышно мяукнул, ступил на первую ступеньку и принялся спускаться вниз, утопая в этой черноте. Руслан обернувшись, глянул на тусклый, а теперь показавшийся очень ярким ночник, который точно маяк света, освещал всю полутемную прихожку, квартиру и весь дом и отрывисто выдохнув, неторопливо пошел следом за мелькавшим перед ним бело-серым пятном, Барсиком.

Мужчина спускался медленно и все время оглядывался. Сзади все еще виднелось желтоватое пятно дверного проема, а впереди и по бокам парила и правила непроглядная тьма. Но по мере спуска желтоватый свет дверного проема гас, а кругом Руслана стали появляться маленькие, крошечные и очень далекие точки серебристого света. Чем дольше спускались кот и его хозяин, тем больше возникало таких точек, и тем крупнее они становились, а вскоре наверху, справа, слева и даже внизу, там под лестницей показались скопления точек, туманов, облаков, и не только серебристого, но и розового, оранжевого, синего цветов, напоминающие головы быков, лис, овец, собак, в которых ярко блистали и мигали золотые или серебристые звезды. И тогда Руслан догадался, что он находится где-то в космосе, в какой-то галактике, а может, что вернее всего, в бесконечной Вселенной, и спускается он по бетонным покатым ступенькам прямо к необыкновенной туманности. Сама туманность, похожая на огромное чудовище с головой антилопы гну, ограненная по краю белым светом, была темно-бурого цвета, ее бока ярко мерцали синевой. На той голове явственно виднелись уши, округло-тяжелая морда, и даже более бурые глаза. Руслан смог разглядеть взлохмаченную бороду, причудливо изогнутые рога, а на лбу и горле, плечах косматую гриву. Казалось антилопа гну — чудовище встало на задние ноги, согнув в коленных суставах передние с копытами на концах. Она даже чуть-чуть подалась вперед и наклонилась, надеясь наверно опуститься на все четыре копыта, но после передумала, да так и замерла, на тысячи, а может миллионы лет. Рядом с антилопой, напротив ее морды, ярко горела розовая шестиконечная звезда, и именно от ее лучей светились края фигуры синеватым цветом. К чудовищу вела красноватая дорожка, в которую плавно переходила лестница по коей и спускались кот с человеком. Но вот справа от антилопы проступили, точно вышли из тьмы, еще две туманности более темного цвета, почти коричневого, похожие на башни крепости.

Барсик идущий впереди и мягко ступающий по ступенькам, остановился. Ярко полыхающие туманности и звезды, освещали, наполняя беловато-алым светом, лестницу и пространство вокруг нее, а потому было видно словно днем и остановившийся, вслед за котом, Руслан, глубоко вздохнул. И почувствовал, разряженный воздух, так будто он находился сейчас высоко в горах, и ему не хватало дыхания от долгого и томительного подъема, да каждый вздох был каким-то судорожно прерывистым. В этих местах царила небывалая тишина, такая, что слышно было, как кожистые подушечки кота касались ступеней, окутанных неплотным, алым туманом… Слышно было, как ноги русича, одетые в носки, проходя сквозь эти испарения, разрезали их клубящуюся густоту, и опирались, поскрипывая, на поверхность бетона. В космической дали ничем не пахло, хотя Руслан все же улавливал носом очень легкий запах разлагающейся плоти, впрочем дух этот был тонкий, едва… едва ощутимый.

Внезапно, где-то прямо над Барсиком и его хозяином, в космической дали, что-то ярко вспыхнуло так, точно взорвалась звезда. Подняв вверх голову, Руслан увидел движущуюся прямо на него кроху света. Кроха та стремительно увеличивалась в размерах, а свет, наполняющий и окружающий ее, разрастался. Еще миг и смог русич разглядеть огромного черного змея, с горящими красными глазами, разинутой громадной пастью утыканной тонкими острыми, похожими на кинжалы, зубами, да стекающей по ним и из самой пасти кроваво-черной слюны. А еще Руслан рассмотрел длинный, черный раздвоенный язык, за конец которого крепко держался, натягивая его через раскрытую верхнюю челюсть, толи сидящий, толи стоящий на змее высокий человек… О! да, то был не человек… То Бог! У Бога мощный, крепкий стан богатыря, высокий рост, серебряные, волнистые волосы и горящий золотым, солнечным светом нимб над головой. Бог был в легком золотистом одеянии, скрывающем не только тело, но и ноги. Левой рукой он держал змея за язык, а в правой сжимал длинный, серебристый с обоюдоострым клинком меч.

— Это ДажьБог…, — прервав молчание, не громко пояснил Барсик. — Он бьется с Чернобогом… И бой их будет долгим и жарким… Но ДажьБог победит! Ведь он ратник Света, он Сварожич!.. А пока идет их бой, и властитель Пекла отсутствует, пойдем, я покажу тебе царство тьмы… мур.

И Барсик, все также неслышно и мягко ступая, продолжил свой спуск вниз. Руслан же не двигался с места, он зачарованно и, в то же время, взволнованно смотрел, как длинный хвост змея неожиданно обвился вокруг стана ДажьБога, и покачнувшийся да побледневший прародитель русичей, вскинув ввысь меч принялся острым клинком рубить тело повелителя Зла. Видел он, как натягивал змеиный язык притягивая голову Чернобога-змея к себе Сварожич, видел, как кружились, вертелись в поединке Боги и улетали в далекую черноту, постепенно уменьшаясь в размерах и яркости, туда, куда-то в бесконечность. Руслан все еще глазел вслед потухшей точке, а после пошел нагонять ушедшего вперед кота, продолжив спуск в сторону чудища-антилопы гну, которая оказалась землями Пекла.

Ступени все больше и больше утопали в кроваво-черном дыму и Барсика уже не было видно. Торчал из тумана лишь конец его поднятого кверху хвоста, каковым он едва помахивал из стороны в сторону, словно указуя хозяину направление движения, да слышался его урчащий голос негромко ведущий повествование: «Когда-то Боги: ДажьБог и Чернобог, бились не на жизнь, а на смерть, в славянских легендах говорилось, что спор и бой был у них из-за Богини Марены….мур… Но то лишь легенда… легенда… На самом деле Боги бились за души людские, за путь по которому шли те души, бились они за Правду и Кривду, Свет и Тьму, Добро и Зло!»

Барсик прервался и остановился, он поднялся на задних лапах, выпрямил спину. И стал внезапно похож на циркового кота, коего долго учили ходить на задних лапах и коему, наконец-то, удалось освоить эту трудную, чудную науку. Он высунул свою бело-серую голову из дыма, и, развернувшись, заглянул своими желтющими глазами в очи Руслана, а быть может и в его светлую, голубую душу.

— Победа в том бою досталась ДажьБогу, а вот как это случилось и, что потом, после той победы произошло, ты увидишь, когда мы войдем в Пекло… — Барсик замолчал, лапкой притронулся к розоватому рту, призывая к тишине и опустившись, нырнул в кроваво-черный туман.

И опять, из этого леденящего своим цветом и густотой плотного испарения, выглянул призывно зовущий за собой конец хвоста, еле заметно вздрагивающий и покрытый шерстью, которая растопырилась в разные стороны, скаталась и теперь стала похожа на острые колючки или шипы. И Руслан двинулся следом за этим призывающим его хвостом-шипом. Вскоре ступени лестницы закончились и ноги наткнулись на мерзлую почву. Даже через носки ощущал человек комковатую, с небольшими выбоинами и ямами, с угловатыми острыми камнями землю. Даже через носки ощущал он, что шел, по чему-то неживому, мертвому, где никогда, ничего не росло, где эта мертвенность исходила и наполняла не только парящий туман, но и стопы, и, поднимаясь вверх наполняла все тело, так, что в груди расширилось сердце и тревожно бухнуло, кожа покрылась не просто гусиными пупырышками, а какими-то огромными волдырями, и волосы на голове встали дыбом. И только душа… душа Руслана, сидящая внутри него, была торжественно спокойна, и не подавала никакого признака тревоги, точно знала, что теперь ей не должно и стыдно бояться сил Зла.

А землю, что расстилалась впереди, укрывал уже багряного цвета туман, сменивший кроваво-черный. Он стелился над поверхностью земли, поднимаясь почти до колена, не позволяя взглянуть на саму почву и рассмотреть ее. Но даже через эту густоту, через эту плотность чувствовала телесная плоть русича, царящую кругом него смерть, холод и тьму. В воздухе очень сильно запахло сладковатой гнилью и плесенью. Почти не слышалось звука, лишь изредка откуда-то долетало тихое повизгиванье, такое будто где-то, очень… очень неблизко нещадно мучили, терзали маленького щенка или поросенка, разрывая, разрезая живую плоть на нем.

Чем дальше шли Барсик и его двуногий хозяин, тем сильнее ощущались лежащие кругом, в этом багряном тумане, безжизненные пространства. Раньше виденное Русланом чудовище — антилопа гну, обернулась теперь в бескрайние уходящие на много вперед земли, покрытые парящими облаками, туманами, буро-серого, темно-синего, черно-красного и багряно-бурого цветов, без всякого намека на существование здесь живых существ, растений, животных. Однако эта безжизненность царила не только на земле, она была и там, в небесной, космической вышине. Там, где небо было черным с синеватыми по поверхности облаками… Оттуда тоже исходила смертельная пустота, словно там, в вышине было не небо, а бездонная, глубокая пропасть, стылая и мертвая, точь-в-точь, как и лежащая под ней земля.

Но вот мгновенно поднявшись из тумана, парящего возле земли, появилось здание, увидев которое Руслан ошарашено, негромко вскрикнул, и, прибавив шагу, поспешно подойдя ближе, встал, чтобы хорошо его рассмотреть.

Еще бы… ведь, точно такое здание он уже раз видел…

Тогда, в первый день своего духовного прозрения, когда в гневе хлопнув деревянной дверью ушел с ропаты, и оглянулся… И вот сейчас оно, это здание, стояло здесь и своей молчаливой бездыханностью и пустотой смотрело на человека. Невысокое, двухэтажное здание, было кособоким, с несколькими башнями и малюсенькими квадратными окошками. Одна часть здания, хотя и выглядела мертвой, однако не несла в себе такого порушенного вида, как другая его часть. Где из черных стен не только вырвали окна, но и расстреляли всю их поверхность, из какого-то массивного огнестрельного орудия, а через появившиеся огромные выемки и дыры теперь обозревалась такая же малоприятная, черная его внутренность. Сверху здание завершалось сине-черными, высокими куполами, блистающими мелкими крапинками рассыпанной голубоватой изморози. А венчал центр купола черный, длинный шпиль с плоским белого цвета кругом, на каковом сейчас горели два черных глаза, и казалось те глаза были живые. Потому как стоило Руслану увидеть это здание и вскрикнув, остановится, как плоский круг развернулся, будто его крутанул порыв ветра, и горящие на нем черные… черные очи, в которых было собрано все зло земной Яви, посмотрели прямо на человека.

И, почувствовал человек, как раздалась его грудь надвое и оттуда выглянула голубая душа, да качнула своей чистой головой… И тотчас вспомнилось Руслану все плохое, что натворил он в своей жизни и в легком черноватом дыме, появившемся перед глазами, как пелена, мгновенна прошла, вся его ложь, все слезы мамы, несправедливые слова сказанные отцу и Танюше. Промелькнули удары, посланные в лица товарищей, проскользнули мелкие подлости, и такие же мелкие и низкие поступки, злые шутки, пинки живых тварей, грязные слова, сказанные вслух, протекли в руках потоки нечистот…. И на душе у него стало так тяжело, точно придавили и его самого, и его душу огромным камнем…И захотелось закричать, заплакать, захотелось бить себя руками по лицу, рвать волосы, а потом упасть на колени и кусать, грызть зубами эту мерзлую, мертвую землю. И сама собой, склонилась перед этими глазами голова Руслана, согнулась шея и спина, дрогнули в коленях ноги, намереваясь свалить своего хозяина в этот багряный туман… Однако неожиданно душа, выглядывающая из груди, душа в которой жили теперь Боги Света, стала петь слова из «Велесовой книги» и губы человека, побелевшие толи от холода, толи от переживания, толи от взгляда черных сил стали повторять вслух услышанное:

Досказал, допел те чудесные слова жизни русич, и губы его снова наполнились алой жизнью, спина и шея разогнулись, грудь сомкнулась, поглотив голубую душу, и ноги в коленях окрепли, перестав трястись. Он широко улыбнулся, и смело глянул в черные очи Зла, ибо Свет и Добро живший теперь в нем, не позволяли бить челом перед темной Ночью. Руслан помотал головой, пошевелил плечами и почувствовал внутри себя силу… ту силу, которая не давала право мучить и изводить его голубую душу, когда-то совершенными и давно уже познанными и продуманными ошибками, кои свойственно допускать человеку на своем трудном жизненном пути. И как только почуял он в себе силу Богов Света, черные очи в кругу потухли, а через секунду и вовсе заполнили своей темнотой, бывший некогда белым круг, поглотив, сожрав все светлое по краям, и обратив его в тьму, без всяких крапинок и примесей. А Руслан, лишь чернота поглотила свет, пошел дальше, вперед… туда вглубь Пекла, вслед за выглядывающим из плотного тумана хвостом Барсика, который продолжал идти, не замечая того, что хозяин останавливался и преодолевал зло тьмы, наверно его, серо-белого кота, это и вовсе не касалось. Но стоило Руслану догнать кота, поравнявшись со зданием и обходя его слева, Барсик тихо замурлыкав, молвил:

— Это храм Чернобога… мур… Здесь собрано все Зло Вселенной, отсюда Повелитель и Господь Тьмы раздает свои приказанья и рассылает по Яви демонов.

Руслан слушал кота внимательно, однако он уже и сам догадался, прочувствовав это на себе, что перед ним храм Чернобога, повелителя Пекла и властителя Севера. Он, молча, оглядел здание слева, затем сзади и поразился тому, что со всех сторон храм выглядел одинаково разрушено, кособоко и уродливо. И, казалось, что не только тот, кто сидит в этом храме был злом и смертью, но и само здание насытилось, напиталось злом и смертью.

Руслан уже миновал храм Чернобога, направляя свою поступь за хвостом кота, когда внезапно уловил молниеносно пролетевший, мимо него, сладковатый запах цветов. Запах был не только мимолетным, но и таким обманчивым, что русич так и не понял, ощутил ли он тот аромат на самом деле или тот ему всего лишь почудилось. Потому как только улетел этот аромат цветов, вновь нестерпимо сильно запахло плесенью и гнилью, и еще, по мере того как Барсик и его хозяин шли вперед, к этим двум запахам стал примешиваться запах крови. Это был тоже тонкий запах, но он не был мимолетным… и почему-то Руслан предположил, что где-то недалеко, может всего лишь в двух шагах от него, кто-то ножом надрезал человечью плоть и выпустил на землю, и туман красную людскую кровь.

А меж тем кругом них продолжала, царить тишина и теперь уже не слышалось повизгивания измученных животных, да и туман стелившейся подле земли не колыхался, а стоял на одном месте, и съедал он и поступь кота, и поступь самого человека.

Они шли довольно долго, кот впереди, а его хозяин позади, внезапно, без всяких предупреждений Барсик остановился, поднялся на задние лапы, выглянув из, теперь ставшего синем, тумана и махнув головой вправо, тихо заурчав, сказал:

— Видишь, там… вдали ледяные горы, в них торчат головы правителей, князей, государей, царей, королей, кесарей, императоров, монархов, президентов, если сказать короче — всех тех, кто поставлен был Богами Света править своими народами. Править, заметь себе, справедливо и честно… Но они забыли о дарованной им чести и теперь, теперь слезами, которые выплакали их народы, пытаются растопить эти льды и спасти свои черные души… мур… Да, вот беда только… слезы людские, пролитые от их правления, никак не растапливают эти льды… Потому что слезы те — слезы страданий и боли, в них несчастье и горе, тяжелая, а порой и невыносимая жизнь… и в них нет света и добра, а поэтому не могут они растопить эти льды… Хму…хму…хму… — захихикал кот. — А эти дурни того не знают… ведь они чернющие, как само зло… хму…мур…

Кот опустился на четыре лапы, и замер на месте, продолжая тихо смеяться в синем тумане, хвост его, поднятый кверху и похожий, Руслан, наконец-то догадался, на булаву, утыканную острыми колючками, слипшийся шерсти, взволнованно вздрагивал от того смеха. Еще долю секунды человек смотрел на этот хвост, подавляя в себе возникшее желание, пнуть этого злобного кота в зад, а потом перевел взгляд и посмотрел туда, куда только, что указывал Барсик. И увидел как, словно из земли укрытой синим туманом, вверх мгновенно устремились высокие горные кручи, они дотянулись до черной усеянной звездами вышины, и своими угловатыми верхушками затерялись где-то там. Сами горы были покрыты льдами бело-голубого цвета и утыканы черными, похожими на тени головами. Но при этом в отличие от тени, черные головы душ сохраняли свой телесный образ и на них были хорошо видны и глаза, и рот, и нос, и брови, и щеки, и уши и даже короткие, точь-в-точь подстриженные под троечку волосы. А сами части лица смотрелись более темного цвета, почти чёрными, чем вся остальная физиономия.

Горы выросли совсем рядом так, что казалось, сделай несколько шагов, и ты наступишь на душу-голову какого-то тирана, обильно умывающегося людскими слезами. Руслан пригляделся и смог увидеть у самого основания одной горы, что была ближе всех к нему, голову-душу того самого князя….предателя веры предков, истории и Богов. Да только теперь лицо того государя, было совсем не радостным и счастливым как загодя, а наоборот очень даже несчастным, из его черных глаз текли мелкие серебристые слезы, похожие на крошечки соли, они проделали на его щеках глубокие голубоватые борозды. Вытекающие из глаз и струящиеся по бороздам на лице соленые слезы, будто и не сбегали теком, а скатывались и падали на ледяную поверхность горы, тотчас оборачиваясь льдинками.

— Нет, ему прощения, никогда! — тихо откликнулся кот из своего синего тумана и довольно заурчал.

— Да, — чуть громче сказал Руслан, и, собрав полный рот слюны, сплюнул, намереваясь покрыть тем плювком лицо предателя. — Никогда не будет ему прощения!

Но белая слюна гнева человека, вылетев изо рта, не долетела до головы государя, а почему-то приземлилась на стелющийся по земле сине-черный туман, и, упав сверху на него, так и осталась лежать, выделяясь своей беловатой прозрачностью.

— Далеко, — пояснил Барсик, утопающий в тумане, но верно видящий сквозь его плотное покрывало, как плюнул в сторону князя-предателя Руслан. — Это все иллюзия… на самом деле он очень далеко от тебя и твоя слюна вряд ли к нему долетит… хму…хму… мур.

— Жаль, — гневно заметил русич и так как кот двинулся дальше, и его помахивающий хвост-булава начал удаляться, пошел вслед за ним, все еще поглядывая на ледяные горы и плачущего правителя. — А мне бы очень хотелось, плюнуть ему прямо в лицо, за все, что он натворил с моей землей и народам, продав свою душу за золотые ложки.

— Да… уж… мур, — ответил из тумана Барсик. — И не ты бы один, туда ему харканул… не ты один… хму… хму… Но могу тебя успокоить, думается мне, он давно пожалел, что когда-то захотел похрямать с золотых тарелок… Потому, как текущие слезинки уж очень болезненные, да и вся оставшаяся, уже к несчастью, бесформенная часть его души, находящаяся внутри горы…. тоже скажем так… хму… хму… мучительно побаливает… Хму… хму…. точно хочешь, ты есть и не можешь, хочешь пить и не смеешь, хочешь согреться… ан, нет!.. хму… хму… мерзни, мерзни волчий хвост.

Руслан шел за Барсиком, и его почему-то коробило от слов кота, словно тот был доволен мученьями черных душ, а ледяные горы, как внезапно вставшие из сине-черного тумана, также неожиданно провалились в него или может, опустились. Пройдя еще немного вперед, кот вновь заговорил:

— А теперь Руслан, посмотри налево и ты увидишь там тех, кто наказан за предательство веры. Там на поле вечной вьюги, где носятся метели, бураны обсыпающие ледяными снегами, ждут прихода истины все те, кто когда-то пошел по пути лживой религии и заставлял людей познавать и верить в Исшу… мур… Там находятся те кто выше предков, земли своей и народа своего, ставил веру в Исшу… Проще говоря, поясняю… потому как ты дуралей, не очень-то сообразительный, там находятся прикарии, старшие прикарии, и все служители ропаты, от самого малюсенького до того кто в высокой белой шапке во лбу носит крыж…. мур.

— Еще раз назовешь меня дуралеем, и я тебя пну, да так, что улетишь, прямо к тому, кто во лбу носит крыж, — раздраженным голосом изрек Руслан и посмотрел на хвост кота.

— Хму… хму…, — захихикал Барсик, и негромко добавил, — смотри я улечу, а ты тут тогда навеки останешься и будешь, как призрак ходить и костлявыми руками дзинь…дзинь… дзинькать… хму… хму… хму.

Услышав шутку кота, Руслан улыбнулся и даже тихо засмеялся, представляя исхудавшее свое тело, лицо с впалыми глазами, постукивающие друг о дружку костистые руки и вечную прогулку в этих туманах. Да оценив шутку… хотя и очень злую шутку кота, повернул голову налево. И в ту же секунду в нос ему ударил запах свежей крови, багряно-бурый туман стоявший кругом них, и незаметно пришедший на смену синему и сине-черному, мгновенно рассеялся и увидел человек, славянин, сын светлых Богов, души тех, кто насильно впихивал, вталкивал, кто подлым обманом навязывал русским чуждую религию в царя Исшу. И нынче там, на черной, черной, каменистой почве, где в воздухе носился ураганный, ледяной вихрь, засыпающий землю и тех, кто там был, большими кусками льда и огромными в ладонь человека снежинками, там на той самой земле, где упавшие снежные массы, стремительно таяли, находились черные души. Некоторые из них стояли на коленях, другие сидели на присядках, третьи лежали на земле, а четвертые стояли, подняв голову вверх и устремив взгляд в черную высь. Те кто находился рядом с землей, черными руками переворачивали почву, точно искали что-то, гребли по ней теми местами, где у человека покрытого плотью находятся пальцы и ногти. Те же, что лежали на земле, приникнув к ней лицом, казалось, грызли ее зубами, и все они… все, что-то искали там, там на этой черной, черной, каменистой почве…. Ураганный же вихрь поднимал с земли, оброненные льдинки и снежинки и опять бросал на предателей веры. И Руслан видел, как судорожно вздрагивали души, когда касался, их этот лед, и хотя он находился далеко от этих полей, однако все же чувствовал небывалый холод царивший окрест и касающийся, но не обжигающий его тела. И слышался ему тихий, еле различимый, звук, такой, будто кто-то скребет ногтями по стеклу или когтями по асфальту, и долетал до него такой же тихий не разборчивый шепот.

— Что они делают? — вздрогнув всем телом, спросил Руслан.

— Хму…хму… ох! не могу, смех, да и только, — опять неприятнейшем на слух голосом ответил кот, перемешивая смех и радость от зримых мучений. — Они эти дурапегии, на этом поле ищут истину… Прикинь истину…! На этом черном поле, обсыпанные каждый миг, леденящими снежинками, которые вызывают мучительные, рваные раны на душе, ищут истину… Хму…хму! Им же был обещан после смерти уход в рай… Ну, а так как предателем веры заказана дорога в Ирий, что и есть рай… Теперь этим шальным, блаженным приходится искать истину тут… «Как же так, — шепчут они сами себе. — Обещали тепло, блаженство, райские сады, а вместо этого чернота… наверно я потерял истину, а поищу-ка я ее на этом поле, в этой черной земле… ай! ай! как больно, а где же тепло, где блаженство…? Может оно там наверху… погляжу наверх… ай! ай! как холодно и там тоже нет! Опять поковыряю землю, а может погрызу ее…» Хму… хму… и шепчут они себе это под нос из час в час, изо дня в день, из века в век… Дурапегии, разве они не поняли, что сожрали они все там… в земной Яви, там у них был рай… хму… хму… А тут Пекло, холодное и обжигающее льдом Пекло… Копаются тут… шепчут, а не знают они главного, истина то совсем рядом… И истина та проста, все они эти души — уже мертвы и ждут одного, смерти вашей Яви… Лишь только погибнет ваша Явь… погибнут и те головешки-правителей с растекшимися телами в ледяных горах, и эти скребущие и вгрызающиеся в землю прикарии… Нет и никогда не будет у них иного возрождения… Хму… хму… хму… — истина та одна, все они мертвяки — предатели веры и народа!.. мур…

— А Танюша, мать, отец…, — испуганно прошептал Руслан, услышав молвь кота. — Они где?

— Они заблуждались, — недовольным голосом пояснил кот, и двинул свою поступь дальше и хвост его с растопыренными в разные стороны шипами, начал покачиваться вправо и влево призывая Руслана следовать за ним. — У них… у тех, кто заблуждался, и у тех, у кого пятнистая душа… ну! такая, какая была прежде у тебя. У них будет надежда на возрождение, когда они пройдут наказание… Тока их в этой части Пекла нет… потому как, тут одни мертвяки… хму…хму… хму… Чуешь как подванивает тухлятинкой… хму… мур!

— Не смешно, — раздраженным тоном сказал Руслан, и пошел за котом да тотчас поля со служителями ропат утонули в багряно-буром тумане. Немного погодя, нагнав Барсика, человек спросил, — а зачем ты привел меня сюда?

— Вот дуре… не Руслан, но я же тебе сказал еще в начале пути, покажу Пекло, победу ДажьБога и гибель Яви…мур, — заурчал кот, и послышалось тихое шипение. — Тебе стоило бы показаться врачу, энтому который уши лечит… а то говоришь тебе, а ты не фига не воспринимаешь информацию, плата у тебя в голове, что ли сгорела… Я сейчас покажу тебе еще одно поле, а потом ты узришь то, что не видел ни один смертный.

— И, что это? — поинтересовался русич, в душе удивляясь не только хамству кота, но и тем новомодным словечкам которыми он щеголял.

Барсик шел теперь в буро-сером тумане, поглотившем его жирное, обросшее мягкой шерстью тело, и не спешил ответить на вопрос своего хозяина. Наверху черное высокое небо было усеяно яркими крупными звездами и туманностями, освещающими все пространство пекельного царства, холод, каковой блуждал подле поля служителей ропат, иссяк также, как и само поле, поглощенный багряно-бурым туманом.

— Глянь налево, — промурлыкал, так и не ответив на вопрос Руслана, Барсик. — Видишь там поле его бурую поверхность, а на нем какие-то зеленоватые травы… Это луг на котором живут помещики, феодалы, капиталисты, богачи, олигархи, короче все те, кои держали в своих руках золото и серебро, а не лопату, кирку, косу и соху… Те кои всегда так легко рассуждали о хлебе насущном, а видели его лишь в нарезанном виде… Те кои ели, пили, спали наживаясь на труде людском, обирая народ, унижая и угнетая его… А, тяперича здесь, на этом лужочке, они пытаются вырастить травинку своей жизни, чтобы утолить страшный голод который мучает их оплывшую жиром душу, и получить масенькую надежду на возрождение… Ах! Но, увы! Увы! Увы! Все они мертяки… мертвячина пахнущая плесенью… хму… хму… мур!

Руслан слушал кота, его злобные рассказы, и понимал, почему это животное, утопающее в буро-сером тумане, смеется и не по-кошачьи радуется смерти всех тех, в коих жила душа, кои в руках держали богатство земли и при том забывали о том, что они смертны… Наверно думая, что и там после смерти у них все будет в ажуре! Однако нет!.. Ажура у них не будет!.. И теперь по бурой земле ползали на коленях черные души, их было много… очень много. И луг, как назвал его кот, уходящий вправо, влево и куда-то вдаль был просто ими забит. Все эти черные души, когда-то именовались «хозяевами жизни», а теперь стали чахлыми, замученными, черными душонками. И всей своей чернотой они старались вырастить и уберечь такие же чахлые, как и они, зеленые побеги, по высоте которые едва достигали семи сантиметров, а в ширину были не толще листка бумаги. Всходы поднимались вверх, вылезая прямо из бурой земли, и несмотря на то, что ветра не было, они покачивались, наклоняясь вправо, влево, а затем внезапно ломались, где-то в серединке и падали на землю. Черные души взволнованно вздрагивали, глядя на сломанные, упавшие травинки, и также как прежде их ростки начинали качаться вправо, влево, а немного погодя они хватали упавшие травинки черными руками, и поспешно засунув в рот, принимались жевать… Но, увы! как сказал разумный Барсик, они были душами, и не могли утолить свой духовный аппетит этими жалкими крохами трав, каковые лишь только они начинали жевать, вываливались через их черный, пустой подбородок, летели вниз, а коснувшись бурой почвы, исчезали…

— Хму…видал… сожрать попытался… хму… хму…, — засмеявшись, сказал Барсик и на мгновение пристав на задние лапы, выпрямил спину, выглянул из тумана и указал на черные души. — Ан… нет, дорогушечка, ты уже отожрал свое, а нонче поголодай… Они всегда думали, что важнее их ничего нет, что знания их велики, ведь в кармане у них гремит золото… а то… хму… хму… гремели крючки демонов…. А теперь у этих дуралеев не получается вырастить ни одного всхода, а всего лишь травиночка, должна подрасти на десять сантиметров и все тогда… тогда будет надежда…. Но нет…! нет…! никогда всходик, травиночка не дотянется до нужных сантиметров… У всех у них перелом будет в серединочке… Что ж, Руслан поделом им, потому как нельзя человечушке живущему в Яви забывать, что каждому предстоит умереть… у всех один конец. И другого никогда, никогда не было и не будет, ни у кого… хму… хму… и у Исшу их него тоже, был тот самый положенный конец… А тяперича его головешка там в ледяной горе торчит… и ни в каком он не Небесном царстве… хму… хму… дуралеи вы все людишки… Ох! дуралеи…

Руслан смотрел на эти чахлые всходы, на эти несчастные души, на их жалкие попытки вырастить травы и получить надежду на возрождение, не зная главного, что все они обреченные и просто ожидающие смерти Яви, чтобы исчезнуть вместе с ней, и почувствовал тяжесть в своей светлой душе, которая каким-то волшебным, непостижимым образом смогла избежать… Да! несомненно, избежать этого пекельного ужаса! А Барсик вновь пропав в буро-сером чаде, и выставив вверх хвост, как ориентир уже уходил вперед, и Руслан поспешил за ним, не в силах больше глядеть на этих, как выразился кот, мертвяков.

Вскоре буро-серый туман сменился на черно-красный. И этот черно-красный туман, плывущий по земле, был очень холодный. И то ощутили не только почти босые ноги человека, но и весь он сам, потому что от холода его тело покрылось пупырышками и задрожало. Да ко всему прочему стелющийся туман был напитан капелью воды отчего немедля намокли носки и спортивные штаны до колена. А местам чад становился густым и плотным так, что из него было трудно вытащить ногу, словно кругом был не туман, а вязкая грязь. В воздухе теперь стоял стойкий запах плесени и гнили, и кроме урчания кота опять ничего не было слышно.

Но вот туман стал менее плотным, он начал редеть, и плавно опустившись на землю, покрыл ее своей красноватой пеленой, точно пленкой, и прямо перед собой увидел Руслан сидящего кота. Былое бахвальство покинуло бело-серого Барсика, и теперь он сидел притихший и немного испуганный. Он приподнял переднюю, левую лапу и направил ее вперед. Русич остановился подле кота и проследив за движение его лапы, узрел там, куда указывали, высокие гряды ледяных гор, создающих, что-то в виде полукруга. Горы были не просто ледяные, а будто сделанные из стекла, и на них не просматривалось ни единой выбоины, выемки, бугорка. Их поверхность была необычайно гладкой, а высота такой, что сверху на них сидели густые бело-синие облака и похожие на огромные, драгоценные камни, ярчайшие звезды синего цвета. Горы образовывали нечто вроде неприступной крепости, внутри каковой высилось чудное дерево. У дерева был могучий ствол и такие же мощные длинные ветви, на коих не имелось листочка иль почки. Там не было даже намека на зачаточку цветка, точно дерево умерло или высохло. Да только, на самом деле, дерево было живым, и то не столько зрилось, сколько слышалось по издаваемому им тихому скрипу, и по едва заметному колыханию ветвей. Кора дерева и на стволе, и на ветках была черной, а сверху покрыта голубоватой тончайшей паутинкой. И дерево было оплетено теми нитями так плотно, что между ветвями, и небольшими веточками висело голубоватое тонко-плетеное, кружевное полотно паутины, с крошечными бусинками-росинками. Росинок по поверхности паутинки располагалось бесчисленно множество, и они касаясь друг друга гладкими боками, издавали тихое дзинь… дзинь или громкое бом…бом, так как звонит колокол, призывая прихожан на службу в ропату. А еще в середине дерева, прямо там, где от ствола в разные стороны начинают отходить могучие ветви, висело укрепленное на золотой, тонкой цепи, золотое Яйцо с черными крапинками по поверхности. Яйцо было и не маленькое и не большое, овальной и очень правильной формы, в длину оно не превышало метра, а в ширину и толщину чуть больше полуметра. И это Яйцо, как и само дерево, чудилось живым, и видел Руслан, как золотые его стенки вздрагивали так, словно перед ним висело и пульсировало чье-то сердце, а может душа.

Корни дерева такие же мощные, черные и корявые, покрытые голубоватой паутинкой, находились на неровной глади бело-серебристой земли, и, извиваясь по ней как змеи, тянулись и опускались вниз в текущую черно-красную реку, замыкающую между собой гряду гор. Вода в той реке булькала, на ее поверхность выскакивали огромные лопающиеся пузыри, выныривали длинные, серебристые, похожие на руки осьминога, ноги, черные головы грешников, белые, очищенные от мяса человеческие кости и кости животных, вверх устремлялись высокие фонтанчики красной жидкости, которые разбрызгивали воду и распространяли отвратительный запах смерти, холода, гнили, крови, сырости и тления. И казалось, пахло всем сразу и в то же самое время каждым в отдельности. Руслан догадался, что перед ним вечное дерева Зла, по преданиям славян, в ветвях которого спрятана была смерть Чернобога — Золотое Яйцо. А ледяные горы и река с мертвой водой, охраняли подступы к тому величественному дереву, выглядывающие же из реки ноги, похожие на осьминога, наверно принадлежат змею, защищающему смерть повелителя тьмы.

Внезапно, где-то вдалеке, в черном, наполненном звездами и туманами небе ярко вспыхнула крупица. Русич поднял голову и увидел, как быстро, прям на его глазах, увеличилась в размере точка, миг спустя обратившись в Бога… Еще доля секунды и видит Руслан, как ДажьБог мощный, крепкий витязь-воин, в золотистом, местами порванном в бою, одеянии, с серебряными волосами, и блистающим золотым нимбом над головой, сжимая в руке длинный меч, приземлился прямо перед широкой мертвой рекой. ДажьБог встал на ноги, выставив вперед свой меч, а потом обернулся и заглянул своими небесно-голубыми очами в душу Руслана да нежно ему улыбнулся, так как может улыбаться лишь любящий отец, узрев дорогое чадо. И почувствовал русич необыкновенную радость, наполнившую его душу до краев любовью и светом…

Еще мгновение, и Бог, отец всех русов, шагнул ближе к воде, и подняв меч, потряс им в воздухе вызывая на бой трехголового змея. И сейчас же разошлись воды мертвой реки, отхлынув назад прямо к корням вечного дерева Зла, и оттуда вылез чудовищный змей-дракон. Он был белого цвета с легким голубоватым оттенком. В длину змей достигал метров десять. Его огромное, похожее на львиное, тело было утыкано длинными, острыми шипами, напоминавшими сосульки, особенно много таких шипов проходило по хребту змея. Четыре когтистые лапы оканчивались загнутыми голубыми когтями, а длиннющий хвост, вдвое превышающий тело, завершался ромбовидным наконечником, напоминающим острие копья. У змея было два огромных полупрозрачных крыла и три головы, усеянные теми же шипами, да короткой, хрустальной, редкой бородой. Три огромные пасти дракона широко раскрывались, показывая три бездонные, черные внутренности и голубые лопатообразные языки. На каждой голове находилось по два кроваво-красных глаза. Каждый раз, когда змей раскрывал свои пасти оттуда вырывалась, вылетая, холодная, зимняя вьюга. Пурга носилась, окрест, покрывая ДажьБога снежным покрывалом, но каждый раз Бог проводил рукой по лицу и одеянию, смахивая снег, и тот таял, стекая по одежде к его ногам, и весенними ручейками, весело звеня, скатывался на землю. И Руслан стоявший совсем недалече от своего прародителя и Бога, чувствовал холод кружащий возле ДажьБога и ощущал тепло исходящее от тела Бога, и слышал эти звенящие, весенние ручейки… Теперь он слышал эти ручейки и тихий, злобный рокот который издавал змей-дракон.

А отец русичей, великий ДажьБог, уже поднимал свой мощный, сверкающий меч вверх и срубал голову змею. И с каждым таким взмахом летела вниз голова дракона, и катилась она прямо к реке, погружаясь в мертвую воду и гибла там, ибо это был Бог, а это лишь тварь зла… Еще мгновенье и третья отрубленная голова полетела в воду, тело змея судорожно вздрогнуло и повалилось на землю, а длинный хвост зверя, по-велению руки Бога, упал на ту сторону берега, образовав нечто вроде тонкого мостка. ДажьБог ступил на этот шаткий, и все еще вздрагивающий мост, и, покачиваясь, пошел по нему на тот берег, к дереву. Шаг… еще шаг, душа человека испуганно замерла в груди, вначале, наблюдая за боем, а теперь за его переправой, еще шаг и Бог покачнулся, хвост дракона судорожно дрогнул, и ДажьБог оступился, его тело накренилось…

— Ах! — воскликнул Руслан и подался вперед, туда, к отцу и Богу, чтобы поддержать и помочь ему.

— Мур… мур…, — раздраженно замурчал сидевший Барсик, и, протянув переднюю лапу, придержал Руслана за ногу. — Куда ты дуралей… это иллюзия… иллюзия…мур. Дурень, ведь это было давным-давно… давно… давно… Стой на месте, где стоишь и смотри… коли летать не хочешь… дуралей…мур.

Руслан точно не слышал слов кота, но остановился и продолжал неотступно следить за своим Богом, который все же устоял на тонком, округло-покатом мостке-хвосте и благополучно перейдя через реку, ступил на бело-серебристую землю, да пошел прямо к дереву. ДажьБог направил меч в сторону Яйца и коснулся острием его глади. И золотое, в черную крапинку, Яйцо заметалось из стороны в сторону, вроде как осознавая, что сейчас оно погибнет, и, все же стараясь избежать смерти, и спастись от меча. А после Яйцо вздрогнуло, замерло и вдруг сильнее и громче забилось. И Руслан услышал это громкое бум… бум… бах!

ДажьБог занес над Яйцом свой меч, и, что есть мочи рубанул его, острием клинка, прямо по середке. И Яйцо тут же разломилось надвое из него вырвался огромный черно-белый луч, он ударил Бога прямо в грудь. И ДажьБог точно подхваченный этим лучом, с огромной скоростью полетел куда-то в темную космическую глубину, оставив после себя лишь белую тропу на черном мглистом небе. Руслан видел как далекой белой крупинкой в бесконечной, мрачной бездне погас ДажьБог, а затем, опустив голову, посмотрел на то, что осталось от Яйца. Из рассеченного надвое Яйца меж тем вытекал черный белок и белый желток, белая и черная сущность его смешивалась, и, стекая по стволу дерева, струились вниз, окрашивая землю в багряный цвет.

— ДажьБог, — негромко начал свое повествование кот. — Победил Чернобога, он добрался до Золотого Яйца, в котором была заключена смерть Зла, и расколол его… Но… мур, в этом Яйце была не только смерть Чернобога, в нем была смерть и ДажьБога… Потому что нет Тьмы без Света, Добра без Зла. Потому что рождение, жизнь должны заканчиваться смертью…. Там сказано в книге твоих предков «Явь — это текущее, то, что сотворено Правью. Навь же — после нее, и до нее есть Навь…» Есть рождение будет и смерть, все взаимно связано, все продумано и нельзя нарушать постоянство Вселенной… А вы людишечки — дуралеи, должны знать, что существование вашей Яви наполнено борьбой со Злом, и каждый человек, народ должен уметь бороться за свою волю, веру и Богов, люди должны побеждать и изгонять зло внутри себя, наполнять Правдой свою Явь. И тогда такая Явь, будет жить очень долго, и не придется Богам Света вступать в бой с Чернобогом… а бой тот извечно заканчивался гибелью Яви… мур… И не важно, пойми-то, дурень, не важно кто победит в той битве Боги Света или Повелитель Тьмы, и для них, а самое прескверное для вас конец будет один….мур! Смерть ваших тел и ваших душ! Смерть земной Яви!.. И если Боги после тех битв смогут возродиться, то ваши душоночки, уж я и не говорю о ваших телах, но ваши душоночки, увы! станут после гибели Яви ничем, они погибнут безвозвратно… мур… А тогда, когда ДажьБог бился за души дуралеев, похожих на тебя, он убил Зло и нарушил основу Мироздания… И смотри, что случилось дальше… мур…

И Руслан смотрел и видел, как стали осыпаться с дерева бусинки-росинки, тонкие паутинки, веточки и ветки. И вот заскрипев, надрывно заскрежетав, лопнуло в середине ствола и повалилось само древо. Затем стали трескаться стеклянные горы, и с них кусками принялись отпадать гладкие его части. Вначале это были небольшие куски, но потом стеклянная гора лопнула напополам и развалилась на огромные, бесформенные части. Прошло, совсем немного времени и под ногами содрогнулась почва. Еще миг, раздался мощный взрыв и земля распалась на туманы, а Руслана отбросило куда-то в космическую даль, голова его закружилась, и он почувствовал, как летит куда-то в тартарары и мелькают лишь в той круговерти перед ним его ноги, руки, хвост Барсика да его улыбающаяся, необыкновенно довольная, оскаленная морда, и открывающийся, будто каждый миг рот, громко выкрикивал:

— Хо…хо…хошечки, мур… До чего же классно, вот так полетать! Хму… хму…! Ты, заметил дуралей, как под ногами нашими разлетелась земля Пекла… еще бы погибла смерть, умерло зло… И, чтобы вернуть в мир смерть и зло, Род-родитель всего сущего, глянь, что сотворил!

И Руслан тотчас перестал крутиться, зависнув в черном пространстве космоса, и, находясь в состоянии невесомости, увидел перед собой планету Земля. Сначала далекую, далекую… однако уже через секунду она оказалась рядом, наполняя своей голубизной черное пространство кругом него, а еще через мгновение перед глазами человека показался какой-то чудной, каменный город.

И этот город, вроде Руслан парил, над ним, зрился словно с высоты птичьего полета. Дома в том городе были невысокими, по форме они напоминали египетские пирамиды, сверху обложеные гладкими, белыми каменными плитами, от каковых словно отражалось яркое солнечное светило. В городе были такие же необычайно длинные, белые дороги, а люди, жившие там, безмолвно замершие на улицах, не двигались и не поддавали никакого признака жизни. И все же они не были мертвы, они точно заснули все разом, так и не успев договорить, закрыть или открыть глаза. Чудилось что, внутри них даже не билось сердце, не наполнялись воздухом легкие, будто не только сами люди, но и их внутренние органы застыли, обездвиженные каким-то неизведанным указанием свыше. И так же замерли и затихли растения, птицы и животные, обитающие в городе и в земном пространстве вокруг него. В невысоких лесах, окружающих город, не колыхалась листва, не двигались ветки на деревьях, а животные застыли в необычных позах. Руслан видел большого, серого с маленькими ушами зверя, чем-то напоминающего собаку, который высоко подпрыгнул над землей, намереваясь, что-то схватить в густой траве, да так и завис в воздухе. Видел Руслан также неподвижно замерших с раскрытыми крыльями голубых птиц, в вышине над лесом. И тогда он понял, что течение Яви остановилось, потому как прервалась нить жизни, погибло зло и смерть, умер ЧерноБог и ДажьБог. Еще миг все было неподвижно, а русич, разглядывая людей откуда-то с вышины, смог приметить, что люди те намного выше его, и цвет кожи у них другой, вроде бы и светлый, но не телесный, как в его Яви, а какой-то розоватый, словно у молодого поросенка, и глаза у тех людей более широкие, и волосы белые с оттенком розового… То были другие люди, догадался он, не люди земной Яви, с которыми он жил, а совсем другие… чужие!

Но вот боковым зрением Руслан увидал, пронесшийся справа от него, прилетевший, оттуда из галактики, громадный желто-красный сгусток, похожий на горящий каменный шар. Сгусток упал куда-то вглубь города, послышался оглушительный взрыв, грохот и рокотанье и секунду спустя люди города ожили, ожили птицы, парящие в вышине, ожили звери, живущие в лесах, ожили сами леса…. Люди испуганно принялись оглядываться. Одни из них закричали, другие побежали, а третьи заплакали. А сгусток, между тем, превратился в пылающий, пожирающий все и вся шар огня, и начал, разрастаясь, двигаться, сжигая, уничтожая и людей, и зверей, и птиц, и каменные города. И слышал Руслан крики ужаса людей и визги зверей, зрел перекошенные человеческие лица, наполненные смертельным испугом, их широкие, синие глаза, их смерть, и возрождение зла.

— Род — наслал на землю огонь и через боль и гибель людскую возродил смерть, зло, Пекло и Чернобога, — громко мурчал в ухо хозяина, парящий где-то рядом Барсик, стараясь перемурлыкать боль и крики людей.

Руслан не в силах более смотреть на гибель Яви, закрыл ладонями лицо и почувствовал, как снова закрутилось его тело, руки, ноги и голова. И опять его понесло куда-то с той же огромной скоростью, с такой быстротой, что его внезапно затошнило и не переваренная еда подступила к горлу, выплеснулась ему в рот… Еще миг полета и резкая остановка.

Убрав ладони от лица, русич увидел перед собой великое дерево Зла, на его ветках висело, и пульсировало Золотое Яйцо — источник Вселенной, стеклянные горы и мертвая река, как и прежде, преграждали путь к нему.

— Хму…хму… дуралей… Это было очень давно, — заметил сидящий Барсик и поднявшись на лапы прошелся и провел концом своего хвоста по спортивным штанам Руслана. — То, что ты видел, дурень, было очень давно… и не зачем было тут пачкать землю пекельного царства своей плохо переваренной пищей…хму…хму… Это Босоркуну не понравится… Приперся тут, наблевал возле Святая святых Пекла — вечного Дерева Зла… Ох! не понравится то Босоркуну, уж он очень разозлится… Гляди, как бы тебе не досталось, за испачканную землю… хму… хму!.. Но, я, что-то отвлекся… короче говоря, если ты понял, не очень-то я на это надеюсь… была гибель той Яви, а после Боги Света опять возродили на земле жизнь, вашу жизнь… И ДажьБог, который стал, по преданиям, после той битвы с Чернобогом, не отличим от Всевышнего, сам творил своих детей — русских славян… и очень он любил вас, своих детей, славян… А вы, свиньи, дуралеи и тупоумки, потом, его отца Бога Перуна, который столько раз приходил к вашим предкам в страшные минуты сечи и спасал их от смерти… Вы, свиньи неблагодарные, тыкали в лицо его идола остриями копей, толкали палками, хлестали ветками и топили в реке Днепр…

Руслан стоял, молча, он слушал кота и соглашался с каждым его словом, сказанным, в адрес народа предателя и смотрел он на тайну тайн, дерево вечного Зла, на его голубые издающие дзинь… дзинь и бом… бом бусинки-росинки, и думал, что Яви его наверно не спастись… Что в этой битве с Чернобогом люди земли очередной раз проиграли свои души. И так как ДажьБог не ведет бой с Чернобогом, а Чернобог не поглощает землю льдами и снегами, то в этот раз гибель Яви будет какой-то иной… другой… И когда кот развернувшись, и махнув своим хвостом-поводырем пошел в обратный путь, Руслан содрогнулся всем телом, вспоминая искореженные страхом человеческие лица, утер лицо майкой и также поворотившись направился вслед за Барсиком.

Руслан и кот шли уже несколько часов, сквозь пекельное царство, однако теперь не видел он луга с богатеями, поля с предателями веры, не вырастали перед его глазами ледяные горы с головешками гнилых правителей, не высился кособокий храм Чернобога, не стелились густые туманы черно-красного, буро-серого, багряно-бурого, синего, багряного цветов. Теперь перед человеком лежала бурая, черная и сине-черная земля, усыпанная мелкими осколками камня, и каждый тот камушек блистал разными цветами. Были там красные, пурпурные, голубые камни, были там зеленые и фиолетовые, приглядевшись, перевернув ногой, с натянутым на нее черным, мокрым носком, парочку из них догадался Руслан, что под ногами его лежали драгоценные камни… много… много драгоценных камней. Там были алмазы, сапфиры, изумруды, рубины, турмалины, топазы, александриты и морганиты, и блистали они белыми, черными, розовыми, коричневыми, зелеными, желтыми цветами. И ярко поблескивали гладкими боками, призывно глядели на него. А вот под ногами мелькнула золотая крошка, но вот это уже не рассыпанная по черной земле крошка, а целый слиток золота, и лежит он и соблазняет своим огнистым сиянием. Сделав еще пару шагов, Руслан узрел слитки золота красного, белого цвета, а рядом лежал и топорщился, наполовину утопающий в черной почве, серый слиток платины, и тут же подле него почти касаясь его одним боком, находился слиток серебра. Человек, как завороженный неторопливо шел вперед, и созерцал на черной земле, не просто слитки, а уже украшения из золота, платины и серебра: кольца, печатки, кулоны, серьги, цепи, браслеты, колье, часы, броши, запонки, зажимы на галстук, а вот ах! царские венцы… и все эти богатства были искусно украшены, обрамлены драгоценными камнями.

Богатство!

Богатство!

Невероятное богатство, раскинулось под ногами человека и манило, манило его своей чистотой, сиянием и красотой!

Богатство которое он никогда не видел, никогда не держал в руках и теперь оно было под его ногами…

Лишь наклонись, подними!..

Скорей сними майку, сделай из нее мешок и собери все это золото, платину, камни и украшения!

Ох! И тогда весь мир будет у твоих ног, и красивые, большегрудые девы, и правители и прикарии, в белой шапке с крыжом во лбу… Ты… ты… Руслан в один миг станешь хозяином жизни… и перед тобой тут же все склонят головы, а те, кто не пожелает склонить… тех ты купишь… унизишь… покоришь… убьешь…! Все будет в твоих руках… торопись, подбирай…

И тихое дзинь… дзинь… дзинь… и громкое бом… бом… бом послышалось откуда-то из парящего невдалеке синего тумана, Руслан поднял голову, оторвав взгляд от этих блистающих богатств и в черном высоком небе покрытом яркими облаками и туманностями увидел небесно-голубые глаза Дажьбога, и его улыбку… Улыбку отца, Бога, прародителя… Он увидел его мощный стан и наполненную силой фигуру, так словно ДажьБог начертался в ярком тумане. А узрев его почувствовал необыкновенную любовь, наполнившую душу трепетным теплом к Богам Света и громко, громко так, чтобы обязательно услышал тот, кто всегда совращал души русичей, громко крикнул:

Руслан огляделся, потому что стоило ему допеть слова из «Велесовой книги» как смолк не только неприятный дзинь и бом, но пропали и наводнившие землю богатства, а перед глазами человека вновь поплыл багряный туман. И тогда тихо, тихо запела ему какая-то старая женщина, негромко и неспешно выводила она слова древней, как и сама, песни. Руслану был знаком этот голос, он слышал его с детства и затаил в своей памяти, в своей душе, но обладателя того голоса он никогда не видел и не знал…

Но может он ошибался… и неожиданно перед русичем всплыло лицо, старой женщины, покрытое тонкими морщинками. Это лицо смотрело на него, глаза старухи такие же как и у него карие светились добротой и нежностью, худые, натруженные, обтянутые дряхлой кожей руки потянулись навстречу. А миг спустя словно подняли его и прижали к груди, и тогда ощутил маленький Руслан необыкновенное тепло, любовь, идущее от этой женщины, и услышал он ее голос который тихо пел песню… И немедля всколыхнулась в нем память предков и понял он, что голос тот, и руки те, и любовь та принадлежали его прабабки Вере, коя пела песню и звала той песней своего правнука к бою, звала к истине… Она славянская женщина, мать двенадцати детей, простая русская баба, светлая и чистая, которая умела любить и жертвовать собой, которая смогла продолжить свой род и род своего мужа, и сохранить в душе истинную, вольную веру предков. И песня ее вылетела, из уст Руслана и поплыла она, и громким эхом — звоном отражалась она от чудища-антилопы, поднимающегося сзади, отражалась она, от курящейся рядом крепости. И часть той песни прилетала обратно, и кружила возле подымающегося по ступеням русича, а часть упорхнула в далекую Вселенную, наполнив своей волей и любовью к Родине, всю эту черную, с синими, оранжевыми, багряными туманностями и облаками бесконечность, имя которой Всевышний.

А Руслан смотрел вперед, ему не надо было оглядываться или смотреть себе под ноги. Нет! Он шел по бетонной лесенке, вперед, туда к ярко горящему ночнику, к дверному проему, он прозревший, вернувшийся к истинной вере, к сущим Богам простой, такой же, как его прадед и прабабка, русский славянин. На его светлом и чистом лице блистала, точно боевой стяг, широкая улыбка, улыбка сбросившего с себя ярмо человека, а в душе его голубой, неподкупной, без единого, черного пятнышка правил Он — Бог русских людей, отец, творец и прародитель ДажьБог!

Кот уже давно вошел в квартиру потерявшись в ней, а Руслан, подойдя к дверному проему остановился и на чуток оглянулся… Там позади него царила непроглядная тьма. Он глубоко вздохнул и почувствовал запах собственной квартиры, которая была наполнена теплом и жареными семечками, да, сделав широкий шаг, вступил в прихожку, взялся за ручку двери, и, стремительно закрыл ее.