Я выполнил все, о чем меня просил Отец. С рождением не тянул, выбрал здоровую, крепкую плоть. Ей-ей, не сумел отказать себе в достойном мозге, и, конечно, с искрой. В недрах пористого вещества густо розового цвета испещренного многочисленными разветвленными сосудами, сияла рдяно-золотая искра, с тончайшими, платиновыми четырьмя лучиками, имеющими несколько зеленоватые острия. Вероятно, не надобно повторяться, что я вселился в уже достаточно взрослую плоть. Девочке было почти два года по земным меркам, а ее искра вже набухала, воочью жаждая отпочковаться. Впрочем, ноне у меня был столь большой рот, не впадинка, понеже я мигом ее проглотил. В этот раз я действовал столь мягко, точнее будет сказать опытней, степенней, что и сама плоть, и бывшие подле нее люди не приметили моего появления внутри черепной коробки.

Намотавшись вкруг мозга, я, как и положено, отключился, абы отдохнуть. И, одновременно, дать возможность плоти набраться сил, набраться лет, разума. Я подключался к ней не часто, еще и потому что знал, вскоре мне понадобятся все мои силы, и посему берег их.

В целом я, конечно, был не доволен и самой плотью, обладающей в меру своего личностного создания, заниженной самооценкой, и обществом в котором она жила, и ее родителями. Прощупывая родителей перед вселением в ребенка, я, безусловно, определил, что в их голове, ход мозгу даровали планеты. Те самые блекло-голубые, мрачно-красные, молочно-серебристые, бурые, не столько потухшие, сколько насыщенные иной составной газо-пылевого вещества, с поверхностями изъеденными рытвинами, вспученностями, бороздами, выемками. Обок которых кружили по коло только спутники, астероиды, аэролиты, сидеролиты, уранолиты, метеориты и вовсе обломочных форм, угловато-сглаженных с множеством углублений, отливающих металлическим отблеском, черные аль льдяные, словом выщербленные куски.

Отец девочки был потомком второй моей плоти Есиславы, а мать, очевидно, паболдырем, ведь не зря в их дочери жила искра Асила.

Впрочем, ноне я мог вселиться в кого угодно. Не только в потомков Владелины, Есиславы, но даже и Яробора, ибо обладал на то особыми способностями. Так, что зря выходит когда-то супруге Яробора Живко, Айсулу, не восстановили детородный орган и лишили их обоих возможности иметь дальнейшее потомство, предполагая, что мутность крови в общем дарует слабое здоровье последующим поколениям. Теперь я мог выбирать не только плоть, но и близкородственность. Более того замечу, я мог появиться и в ином любом человеческом роду, не важно, был ли это белый, черный, желтый али красный.

Для меня теперь не имелось преград! Абы я был юным Родителем!

Просто я не хотел, чтобы меня потеряли братья, Велет и Воитель, дотоль находящие на маковке четвертой планеты, оную человечество днесь величало Марс. Не желал как-то их тревожить и волновать, посему и родился в этой линии отпрысков, оно как ее вели создания ближайшие Богам.

Девочку звали Валентина. А сами родители Вали были атеистами, людьми отрицающими существование Бога. Вельми занимательно, ибо естество их дочери составлял Зиждитель, Господь, а плоть вскоре должна была стать основой божественного костяка.

Мне они не нравились.

Это были люди, которые, похоже, не могли, не умели и, очевидно, не хотели ладить друг с другом. Они бесконечно бранились, выясняли отношения меж собой при этом, не больно считаясь с собственным ребенком, не выбирая слов, оными один одного потчевали. Их постоянные передряги могли лишить разума любого, не только собственного отпрыска.

Самым огорчительным являлось то, что мои братья проявляли невмешательство, которое обязан был соблюдать и я. И честно сказать, коли бы не бабушка девочки, вернее упырь, каковой втянул в себя сущность человека, не ведаю, как долго я те самые конфликты смог выносить.

Мне же не только желалось повлиять на скандальное сумасбродство родителей Вали, хотелось поправить и саму девочку. Ее мысли, чувства, ощущения. Почасту желалось подсказать, что-либо во время обучения в школе, направить по особому духовному пути, в поисках истины и знаний. Но я помнил наставления своего Отца, выступать ноне, как Бог не изводить, не томить тоской и смурью, вспять успокаивать, поддерживать. Словом быть уже Богом, оный может предоставить право плоти, человеку идти своим путем, ошибаясь, падая и вновь подымаясь, абы найти собственное духовное начало и смысл жизни.

И если поначалу, впервые лет десять-тринадцать моего нахождения в плоти, я крепился. То погодя, когда началось сие самое духовное, самостоятельное становление личности Вали, справлялся с собственными желаниями с трудом. И также с трудом, выслушивал знания об устроение общества, рождения Солнечной системы, планеты в общем, и в частном, человека.

Вельми тягостно мне давалось понимание людей, каковые достигнув определенного развития в технике, науке, познании законов природы, что отразилось в создании устройств, машин, технологий во всех аспектах деятельности, как-то однобоко мыслили о творение такого уникального механизма Всевышнего, как человек. Предполагая, что неким эволюционным путем… путем случайностей и совпадений возник не только сам человек, но и все то невообразимое многообразие растений, животных, птиц, рыб вкруг него. Пытаясь понять, объяснить окружающий мир (толковалось в научных теориях развития природы) первобытный человек не только сам по себе заговорил, научился мастерству, ремеслам, наделил предметы и явления определенными свойствами. Он еще и сам воссоздал Бога, как личность к которой становилось возможным обратиться за помощью и советом, каковую можно было уговорить, задобрить али отпугнуть.

Общество, в коем ноне жила Валентина, было двояко разделенным, уж право молвить, не ведаю, что лучше. Обобщенно, одна его часть, и, это явственно большая, слыла атеистами, а другая верила в бога Ашеру. Того самого бога, оный когда-то возведенный на религиозный пьедестал потомками Есиславы пришедшими из Африкии и потомками Владелины возвернувшимися с Дравидии поменяли и сами верования, и имена истинных своих прародителей Богов Небо и Дажбы. Сейчас почитай не упоминались имена сих Зиждителей, не ведали современные люди и о Першем, Асиле, моих братьях. Время, подобно морской волне выкатившись на песчаный берег, смыло не только величания истинных Творцов, оно искоренило и имена тех, кто в свое время учил, лечил и воспитывал человечество. Таких созданий, как пестунов людей духов; учителей: гомозулей, белоглазых альвов, гипоцентавров. По большей частью имена этих великих племен сохранились всего-навсе в сказах, мифах, а события связанные с ними превратились в вымышленные, чудесные, фантастические случаи.

Что и говорить коли ближайшая летопись истории уже самого человечества была извращена. Так к примеру никогда и не существовала континента Дари, не было и катаклизма вызванного падением второго спутника, как и не было самой Луны. Строительство пирамидальных храмов в Африкии, Дравидии и Амэри отнесли к архитектурным строениям древнего народа, каковые степенно растеряв особые, уникальные свои знания и умения растворились в более примитивных человеческих племенах. Не было и знаменательных переселений народов лутичей, къметинцев, из Африкии и тивирцев, ирайцев, из Дравидии к части континента, что назывался когда-то Асия, а после Старый Мир. Не было и перехода людей Яробора Живко обратно в Дравидию. Да и сами религиозные распри внутри Старого Мира выдавались за войны между разными народами.

Словом все было не так как положено…

Все было ложью и вельми какой-то ущербной, и это на фоне полетов в космос, изобретения автомобилей, радио, телефонов. Точно люди, вырвав откуда-то технические достижения, толком не сумели ни повзрослеть, ни поумнеть, а вспять медлительно стали откатываться к тому самому предполагаемому атеистами первобытному уровню в духовном своем развитии.

Может потому я, почасту тоскуя, посылал ту смурь на девочку. Не редко во снах рисуя облик Отца, Кали, братьев, наполняя его далями космоса, где рыхлыми комками весили разноцветные туманности и ярко горели многолучевые звезды. Не редко, когда Вале было уже лет тринадцать я, досадуя на неверные поступки, глупые, ущербные мысли, серчал на нее. И тогда мое негодование отзывалось в ней болью, которую люди называют душевной, одначе, это была физическая боль. Она посылалась мной через недра мозга и вызывала в Валентине чувства убогости, полного самоуничижения, недостойности быть обок меня… стать моей гранью.

— Господь Крушец. Господь Крушец, — шептала в такие моменты ночью надо мной бабка-упырь, намеренно величая меня по имени.

И на малость представлялась в своем образе. Не седой, полноватой женщиной, с округлым лицом, крупными карими, как и у Вали, очами, вздернутым носиком, широким ртом, и блекло-розовыми губами, купно по уголкам испещренными сетью морщинок… Она представлялась в виде существа небольшого росточка с бурой кожей, отекшего или словно опухшего, оттого, что было проглочено. Большущим у упыря выглядел живот, явно короткими, толстыми ноги и руки, да напрочь отсутствовала как таковая шея или волосяной покров. Огромная голова упыря, занимала, кажется, не менее половины туловища, а кожа лоснилась точно залащенная. На таком же круглом, как и голова, лице находились два красных глаза, широкий и несколько плоский нос, где сами ноздри располагались на крыльях, и еще два входных отверстия подле переносицы. Вельми большим смотрелся рот существа, ведь не зря ему приходилось… всосать… сглотнуть саму человеческую плоть, пред тем ее слегка размягчив, а губы, трепещущие своими зигзагообразными, изрезанными краями и вовсе не имели как таковых очертаний.

Упырь всосал бабку Вали на маковке четвертой планеты, стоило только мне вселится в плоть ее внучки. Туда для того ее нарочно доставили. Я, конечно, этого процесса не видел, однако знал, что упырь вклинивался в человеческую плоть своими присосками губами, первоначально вытягивая из нее частично кровь, и одновременно наполняя особым составом, умягчающим костяк. Ну, а там оставалось только сглотнуть. Не надобно, наверно, сказывать, что мозг человека в таком случае погибал самым первым, або приостанавливался ход самой искры, планеты внутри него. Упыря как такового в своем истинном облике я видеть не мог, он, полностью всосав человека, преобразил параметры своей внешности. Тем не менее, обладая особыми, божественными способностями, я, заглядывая в очи бабки, наблюдал прошлое самого упыря… Прошлое, это недолгое развитие, становление на маковке четвертой планеты, в одной из горниц, в обществе еще десятка своих соплеменников.

— Господь Крушец, прошу вас, не изводите плоть, — шептала своим приглушенным голосом бабка-упырь и нежно гладила девочку по темно-русым волосам. — Что вы делаете? Вы сызнова ее мучаете? Давеча она вновь говорила со мной о нежелании жить. Остановите свое на нее воздействие, оставьте в покое. Дайте возможность самой определиться в выборе. Вы же обещали вашему Отцу, Господу Першему, выполнить его указания. Бог Велет и Зиждитель Воитель вам велели о том напомнить.

Я знал, что к девочке приставлен бес, а упырь осуществляет связь с маковкой, с существами приближенными к Богам, посредством собственных способностей, ибо в его кодировке записана передача при помощи ультразвука и звуковых импульсов информации направленно на Расов, в частности ноне на подручных Воителя.

Я слушал упыря…

Слушал…

И единожды смотрел на бабку. Теперь я умел видеть не только очами Валентины, но и своими. И тогда предо мной убирались все преграды, а сам мир показывался более красочным, с насыщенными оттенками цветов, которые человеческий глаз не воспринимает.

И видел я уже токмо посредством своих очей, своего зрения все то, что давало двигательно-поступательное направление деятельности мозга, даруя полноценную, разумную жизнь самому человеку. Видел я те самые планеты, астероиды, спутники, метеориты, аэролиты, сидеролиты, уранолиты. И если первые, те, что я величал планетами, хоть и слабо, но горели, ибо их суть составляло газо-пылевое вещество, оное еще могло сиять. То напоминающие астероиды каменные обломки, ошметки, имеющие обломочные, угловато-сглаженные формы, где поверхность зрелась выщерблено-неровной, с несчетным количеством выемок, углублений, лишь иноредь отливала металлическим отблеском, чаще будучи черна, как сажа. Еще более безжизненными смотрелись спутники, их выщербленные, темные, темно-бурые, темно-голубые аль льдяные поверхности, объектов точно вже давно прекративших свое существование. И вовсе вроде отбросов, останков некогда чего-то цельного, не в понимание цвета, а в понимание сути выглядели каменные, металлические с изорванными, обугленными али рыхлыми формами аэролиты, сидеролиты, уранолиты, метеориты.

Я смотрел на этих людей, чьими отличительными признаками были двуличие, корысть, лживость, жестокость, развратность, зависть, алчность, подлость, похотливость… Кто подменил понятия радости от простоты самой жизни, благостного труда, и продолжение своего рода, на жажду наживы, стремления к роскоши и безразличию… И уставал!

Я уставал!.. утомлялся от этих людей!

Мне становилось сложным на них смотреть, находится обок них, слышать их пустые, ничтожные разговоры, в коих редкостью стало услышать, что-то занимательное, увидеть неповторимое, пронаблюдать удивительное.

Посему я почасту отключался, абы не лицезреть кружащего подле меня, абы успокаиваться и набираться сил пред новым этапом в моем существовании.

Ведь не только общество вкруг меня могло привести вновь к сбою кодировок, не только на сие могли повлиять постоянные свары родителей Валентины. Но и не менее частые ночные и дневные стенания самой плоти так, что хотелось надавить на мозг и повелеть ему смолкнуть… смолкнуть раз и навсегда!

Не раз за годы взросления девочки, я жаловался упырю, оного, кстати, звали Нетопырь, на те самые невыносимые для меня условия существования. Не раз я посылал чрез беса, направленно на братьев просьбы, хоть чего-нибудь наладить в жизни этой плоти.

Но Нетопырь лишь успокаивал, а братья молчали.

И тогда я стал выбрасывать ту собственную усталость, зовом на Родителя, всяк раз столь плотно окутывая мозг своим сиянием, что девочка происходящего внутри ее черепной коробки не ощущала.

Очевидно, потому как мой зов достиг… наконец, достиг Родителя, вмале отец и мать Валентины погибли в автокатастрофе. Я б конечно желал, чтоб на людей как-нибудь повлияли блазни, но, увы!

Впрочем, после гибели родителей девочки, жить стало много легше. Потому как я несмотря на протесты Нетопыря очень мягко и властно успокоил Валю. Упырь мне позже пояснил, что мою просьбу выполнили по поручению Родителя, ховало Воителя. Ховало, существа имеющие множество глаз по своему прозрачному туловищу, почасту хоронящиеся в туманах, дыму и испарениях, абы и сами, собственным составом характеризовались большим содержанием мельчайших капель воды.

Валентина была крепкой девочкой, лишь по этой причине я в нее и вселился, с моей помощью она легко переступила, или как говорят люди «пережила» ту трагедию. Одначе, зачем-то обратившись к Богу.

Не к тому, конечно, который был на самом деле Творцом…

А к Ашере…

К религии, коя собственными догмами верила в искупительную роль, главного божества Ашера. Считалось, что Господь Ашер своими святыми поступками возместил грехи людей и даровал им после смерти духовную, счастливую жизнь в Чистых Чертогах. Верующий в Ашеру избирал путь служения Господу, сам отказываясь от всего падшего, греховного, отрицательного как внутри себя, так и в царящем вокруг него мире. Отказываясь от плотского удовольствия, гордыни, тщеславия, борьбы, избирая путь смирения и безропотности перед посланными испытаниями. Ашера следил за движением каждого поступка, мысли, слова отдельно взятого человека, чтобы после смерти послать человеку либо Чистые Чертоги, либо очищение в горящей преисподней. Главному божеству помогали в его благих делах множество разнообразных подручников, светлых и чистых людей достигших Чистых Чертогов, а также приставленных к каждому человеку божественных вестников.

Словом та религия, оная когда-то изгнала одну из моих граней Яробора Живко из Старого Мира, ноне стала обитать, в мозгах моей последней четвертой грани… даже не грани, а именно будущего костяка.

Через пару лет Валя вышла замуж. И, ее мужа незамедлительно сменили на упыря, коего звали Пугачем. Это случилось, понеже Нетопырь срок жизни которого оказался не большим, умер, а вместе с ним и плоть, всосанная в него. Пугачем оказался разумным упырем и стал вельми хорошим мужем… погодя отцом…

Обаче, сложно назвать Пугачем биологическим отцом ребенка, родившегося у девочки, так как упырь, как можно догадаться, не сумел бы даровать человеку потомство. Валентина понесла только благодаря вмешательству бесиц-трясавиц. Уж больно девочка это потомство желала иметь. Да и я так несколько настоял, сочтя, что появление дитя, отвлечет плоть от малахольной религии, молельных домов, где я, негодуя, насылал на девочку зевоту, сон и усталость. Пугачем, тоже молодец, он убедил Валю, что это не Ашера, а врачи излечили его от бесплодия и даровали ребенка, после… когда она понесла.

Ну, в самом деле, Пугачем был недалек от истины, ибо и впрямь Валентина понесла от правильных действ лекарей, только не земных, а, скажем так, поднебесных.

Тогда плоть забирали на маковку.

Вже, коли говорить, она там бывала вельми редко. Девочка тогда крепко спала, одначе бодрствовал я. Братья дюже были рады прикоснуться ко мне, и, прижимая к груди, нежно прикасались губами ко лбу Вали, ласково шептали мое имя. Помню, тогда на докладе Отекная сказала Богам:

— По состоянию лучицы можно заключить, что в течение следующей половины асти она начнет свое перерождение.

— Тогда может и не стоит, абы плоть становилась беременной? — тревожно вопросил Воитель, на тот момент прижимающий девочку к груди.

— Нет, надо. Сие согласовано с Родителем, абы прошено самой лучицей, — торопко прогнусавила Отекная. — Да и хочу заметить, состояние беременности благостно отразится на здоровье плоти, ибо выплеск эстрогенов и прогестеронов является залогом скорейшего соединения с естеством лучицы. Родитель считает также, что беременность дарует мозгу и плоти обобщенно новые ощущения, эмоции, что также будет благом для растущей лучицы.

Отекная, как и иные бесицы-трясавицы, была невысоким созданием. И своим внешним обликом имела много общего с женским полом человечества. Данное вельми худобитное творение, через серую кожу которого можно было узреть чагравые кости, особливо топорщила угловатости в суставах на локтях, коленях, плечах и запястьях. Бесицы-трясавицы не носили какой-либо одежды, не имелось у них также волос и признаков пола. Форма самого туловища, как и многое иное напоминающее божественное, тем не менее, имело несколько угловатый скат, в завершие, откуда и выходили худые ноги, заканчивающиеся здоровущими стопами, лишенными пальцев. Голова создания по виду походила на птичью, будчи крупной, широкой с ярко выраженным лицевым диском и маленькими, торчащими кверху на макушке ушками, слегка увитыми черными курчавыми волосками, обок которых присоседились короткие, серо-дымчатые лохмотчатые волосы. Само лицо не имело носа, вместо него на том самом месте лицезрелась полусферическая выпуклость. Выпученные губы создания, ограничивающие рот, чрез оный и осуществлялось дыхание да огромный глаз в центре лба, не имеющий радужким, одначе сберегший ярко-желтую склеру и крупный, квадратный, черный зрачок. Вежды не больно любивший многообразия, создал бесиц-трасавиц внешне подобными друг другу, и различать их определенно могли только Боги, обладающие более широким, чем человеческий глаз, цветовым спектром.

Ноне Отекная не просто исполняла свои основные функции, а именно следила за состоянием и развитием меня, как лучицы. Но и подменяла старшую свою Трясцу-не-всипуху, как я узнал у Воителя, або был дюже любопытным, отбывшей из Млечного Пути еще с Кали-Даругой.

Беременность и рождение сына у Вали и впрямь, как я и предполагал, сумели отвлечь ее и от религии, и от молельных домов. Она вообще как-то, и без моего влияния, в душевных своих исканиях вернулась к атеизму, к отрицанию существования Бога, словно желая подтвердить ранее сказанные утверждения Яробора: «Нежданно и сбивчиво возник, как в целом наш Мир, так и населяющие его творения. И просто человек не желает али страшится, признать себя и окружающее его самодостаточным, величественным. И с тем научиться ценить себя и природу, как высшее, разумное создание и единожды творца. Чтобы сверчь утверждение, что Мир сотворен Богами, вероятно, достаточно осознать собственную полноценность, как человека, так и мирского бытия.»

Вельми занимательно, что обе мои грани пришли к единому мнению в вопросе сотворения мира, и сие было их осмысление понятия, созидания всего живого. Это было лишь человеческое, неосознанно ощущающее над собой власть али гнет чего-то более мощного, с под чьего ига хотелось вырваться.

Тем не менее, вырваться не удалось.

Большую часть жизни, как раз с самого моего вселения в плоть, Валя воспринимала видения. Только правильно принятые мной они мелькали пред ее очами едва зримой дымкой, тенями…

Однако нынче пришли иные видения, не грядущего, а связанные с моим прежним обитанием в плоти: Владелины, Есиславы, Яробора Живко. Видения связанные с жизнью, чувственностью, эмоциями тех мозговых субстанций, что впитавшись в меня наполнив, стали сутью, моей многогранной сутью, с тем впрочем, всегда оставаясь индивидом, отдельным человеческим я, обособленной, хотя и соучастной личностью.