Один.

Я был один совсем малую толику времени, а после со мной связался Родитель. Его бархатисто-мелодичные переливы голоса, точно впитавшие бас-баритон моего Отца наполнили помещение, отчего даже легохонько запульсировали стены, вроде сотворивши дыхательно-поступательное движение.

— Милый мой малецык, — умягчено произнес Он. — Как я рад видеть тебя! Тебя моего бесценного, неповторимого, изумительного малецыка на гарбхе. Поколь еще естество не начало формирование костяка хочу поприветствовать и научить правильности поведения, от коего ноне многое зависит. По первому тот процесс будет протекать вельми медленно и не очень болезненно, постепенно, одначе, набирая мощь. Главное, чтобы ты как можно дольше сдерживал свой крик… Так, абы он впитал как можно больше твоих переживаний и эмоций и выплеснулся с особой стремительностью и силой. Это, мой дорогой, вельми, вельми важно. Возможно, — Родитель на малость прервался, а засим с особой нежностью дополнил, — хотя я в том уверен, что всю его важность ты увидишь, ибо являешься особой неповторимостью Всевышнего.

— Меня уже несколько утомила эта боль, — подумал я, конечно, не надеясь, что Родитель меня услышит.

Тем не менее, Он услышал и более беспокойно вопросил:

— Разве малецыки не подарили тебе свои силы? — данное смятение прозвучало в переплетении с негодованием.

И я, ей-же-ей, испугался за своих братьев. В тембре гласа Родителя ощущалась забота и участие в отношении меня, и какое-то ощутимое безразличие в отношении всех иных Богов.

Я это почувствовал…

А почувствовав, встрепенулся. Резко дернул конечностями и застонал, а после торопко откликнулся, понеже не хотел, чтобы на моих братьев неправедно серчали:

— Братья все, все перекачали в меня. И они не заслуживают твоего безразличия, — я сказал это, не скрывая досады.

Ибо давно! уже очень давно, скажем так с первой нашей встречи, сердился на Родителя.

— Не надобно моя драгость на меня досадовать, — благодушно откликнулся Творец всех Галактик Всевышнего, и легкая дымка голубого сияния заколыхалась в белых стенах помещения. — Все мои сыны и малецыки мне дороги. Но ты просто особый случай. Да и потом, я все время ощущаю свою вину пред тобой. Что, твоим благополучием старался проучить своего старшего любимого сына. И не сумел до конца отстоять мягкость твоего взросления пред Законом Бытия.

Родитель, однако, резко смолк, так как я застонал…

Днесь застонал от боли, каковая прямо-таки пронзила меня насквозь и вызвала резкий дрыг конечностей.

— Началось мой милый, — все с той же заботой произнес Творец Галактик. — Я буду подле тебя до самого последнего мига. Отключусь пред выбросом крика, чтобы ты своей мощью не оглушил меня. Впрочем, сразу создам единение после того выброса.

И вновь острой болью полоснуло мое естество, точно игольчатые шипы, дюже такие тонкие и длинные, вонзились в правую мою стопу проникнув почитай до лядвеи.

— Малецык, постарайся поколь не молчать, разговаривая со мной, — продолжил толкования Родитель. — Чтобы на начальном этапе отвлечься от боли.

— Ы…ы, — застонал я и мысленно послал, потому как колючая рябь заколотилась в устах и в целом на лице, — да, как можно от этого отвлечься…

Мне показалось, я даже не успел домыслить, ибо шипы теперь ударили в обе ноги, воткнувшись в пятки и выскочив, где-то подле стана, а мгновение погодя такой же энергичной атаке колотья подверглись руки, голова, и в целом все туловище…

Нет! тот процесс не протекал медленно, как обещал Родитель. Похоже, Ему и вообще не стоит верить. Он вразы увеличивая мощь, будто волны, окатывал мое естество болью, и изредка вскидывая вверх голову, я видел, как купно кипело красно-коричневое человеческое и божественное месиво, выбрасывая вверх едва зримые испарения. Однозначно, я кипел. Варилась моя плоть и сие, оказывается, происходило (как пояснил Родитель) по причине того, что гарбха, твореная из ильмза, стала нагреваться. Точнее даже накаливаться, черпая температуру чрез полый рукав прямо из раскаленного ядра планеты. И тем самым нагоняя температуру в помещении и на самой поверхности гарбха. Посему медлительно спаивалось костяно-кровавое месиво с моим сиянием, ноне втягивая в себя сосуды, жилы, нервы, мышцы формируя как мой костяк, скелет, так и сгущая в той варке имеющуюся мешанину, вываривая из нее саму плоть… мяса… телеса… кровавую основу.

Крошечные пузырьки, вначале создающие мой скелет, медлительно перекатывались по сиянию. Они сталкивались меж собой, образовывая ярко-желтые, крупные бляхи. А серебристая поверхность гарбха уже приобрела рдяной цвет и по ней зазвенев суетливо заплясали раскаленные, вязкие расплавы горных пород. Те самые, каковые извергаясь из жерловин вулканов на поверхность Земли, вследствие взаимодействия с газами образовывали лаву. Огненно — жидкие капли днесь принялись слепливать меж собой сами бляхи. Степенно придавая образующемуся костяку мельчайшие, пурпурные вкрапления на поверхности.

По мере нагнетания температуры и выхода с под полотна гарбха силикатного расплава созидались кости скелета и череп. Формировались кости перст на руках, ногах, стопы, кисти. Это оказался довольно-таки быстрый процесс, не медленный, как предполагал Родитель, допрежь находящийся рядом не только голосом, но и самим своим все проникающим взором. Посему Он часто просил меня потерпеть.

И я терпел… терпел, поелику знал, старшие братья еще в чревоточине и айван Дивного не достиг безопасного для них места. Да и сама чревоточина еще не закрыта, а это значило, что своим криком я мог им навредить.

— Слишком быстро, слишком, — встревожено говорил Родитель, и как мне чудилось, вздыхал. — Потерпи мой милый… потерпи.

— Замолчи! Замолчи! — раздраженно посылал я на него свои мысли, ибо итак понимал, что должен… обязан терпеть… ощущая, что могу причинить боль и вред моим сродникам.

А бляхи тем временем спаявшись, сочленившись с вязкой лавой и моим сиянием сотворили целостный костяк, где явственно наблюдался скелет, состоящий из черепа, позвоночника, грудной клетки, костей верхних и нижних конечностей, соединенных между собой весьма подвижными полусуставами и суставами. Каковые в свой черед были образованы токмо из сияния (составной формы плазмоида) и силикатной массы ядра планеты, да переплетались с мышцами, нервами, сосудами так, что чудилось, последние плотно обвивали те суставы. Сами кости отличались от человеческих не только своей длиной, но и шириной, количеством и тем, что внутри были полыми. Рудо-желтая их поверхность, желтая с красноватым оттенком, была купно покрыта мельчайшими вкраплениями пурпурных искр. Позвоночный столб, поддерживающий голову и верхнюю часть туловища, вельми широкий имел значимо, в сравнении с человеческим, большое количество позвонков. А межпозвонковые диски не ограничивали движения, отчего сам столб становился очень подвижным. Грудная клетка состояла из ребер соединенных передними концами с грудиной, а задними с грудными позвонками. Она была сплющена с боков и достаточно удлинена, с пятью парами широких и толстых ребер. Несколько измененными в отличие от людских выглядели верхние и нижние конечности, где соответственно предплечье имело лишь одну схожую с плечевой кость, также как и не было малоберцовых костей в ногах.

На какое-то время, после формирования скелета, боль притихла, не то, чтобы она ушла, просто на малость снизила свое давление. Часть сияющей плазмы и красно-коричневое месиво все еще комковалось над костяком скелета, как и мышцы, нервы, сосуды, до конца не превращенные в структурированность. И тогда я, наконец, смог полностью разобрать речь Родителя, ибо дотоль объятый болью посылал на него раздраженные просьбы смолкнуть.

— Создание скелета завершено, мой милый, — произнес Он, и я уловил в его голосе озадаченность. — Теперь последнее не менее болезненно пройдет формирование самой плоти, а после…

— Братья? — вновь только помыслил я.

И Родитель, прервав свою растянутую речь, немедля ответил:

— Все в порядке, они в безопасности. Чревоточина закрыта.

— Ты тоже уходи, чтобы я тебе не навредил, — додышал я и застонал.

Застонал, похоже, также мысленно. Абы теперь боль выплеснулась и вовсе рывком на меня. Заполонив не только все мои только намедни образовавшиеся кости, но и остающиеся неприкаянными вже частью сваренные бляхи плазмо — сияния и красно-коричневого человеческого естества Валентины. Вместе с той болью раскаленная поверхность гарбха, на немного притушившая выброс огненно-жидкой лавы, резко дернулась вниз, сформировав подо мной покатое углубление. В каковое я мгновенно опустился, с тем притопив костяк в нем. По краю образовавшихся невысоких стенок, тем не менее, значимо возвышающихся надо мной появились мельчайшие, круглые отверстия. Они разком свершили виток по спирали и выбросили из своих внутренностей вначале летучие компоненты, в основном состоящие из водорода, хлора, углерода, а засим прямо-таки плеснули на меня жидкое ядерное вещество наполненное железом, никелем и кислородом. Та расплавленная масса, в доли секунд, хлынув сверху, с боков и, вероятно, снизу на мой скелет поглотила не только весь его, но и остатки вываренного сияющего естества, каковой никогда не имел мозга, внутренних органов, ибо дотоль ощущал, осязал и оценивал все происходящее каждой частичкой собственной сути, некогда дарованной Першим и сдвоившейся с темной материей, энергией, чуждым геном, вже после наполнившимся костяком моего Отца.

Мой скелет, утонув в той студенистой мешанине газа и металла принялся формировать саму плоть. И теперь останки человеческой субстанции, те самые оные вязким своим месивом, плюхали подле костей али плотные бляхи мяса, уже сформировавшиеся в результате постройки скелета, начали перемешиваться с веществами составляющими основу ядра планеты. Плотно кусками лепились к скелету железо-никелевые сплавы, вобравшие в себя малые клетки человеческой плоти и костяка, и сверху покрывались сетью жилок, мышц, сосудов единожды растворяя остатки моего плазмо — сияния, вплетая в недра образовавшегося мяса клинопись и образы, являющиеся сутью Зиждителей и Родителя. Вся эта созидательная смесь не прекращала булькать, кипеть, выбрасывая вверх пары едкого дыма и пара. Гулко плюхали лопающиеся пузыри, иноредь разрывая и перепаивая отдельные нервы, сосуды и мышцы.

Боль была столь яростно атакующей, что я не имел сил кричать, так как все мое естество, мысль, понимание, вся моя многогранность тонула в том мареве кипения. Степенно сваренное в единое общее матово-серебристое месиво с золотисто-розовым оттенком плотно облепило скелет, покрылось сетью жилок, сосудами по которым толкаясь заструились серебряные, золотые, платиновые символы, письмена, руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы, геометрические фигуры, образы людей, существ, зверей, птиц, рыб, растений, планет, систем, Богов, Галактик. И тотчас из отверстий гарбха на меня выплеснулась парообразная вода.

Туманные испарения, опустившись на мои разгоряченные телеса, немедля окутали их густым маревом, тем самым остудив и единожды вызвав и вовсе непереносимую боль… Боль от каковой, я днесь обретший уже зримые контуры губ, просто, как и все остальное, не покрытое кожей, закричал.

Оттого крика, столь мощного и досель сдерживаемого мелко… мелко задрожала моя вновь рожденная матово-серебристая плоть, и заколебалось на нем золотисто-розового оттенка сияния, составляющее одну из его основ, затрепетали капли сине-марной крови, слагающиеся из прописанной определенным образом клинописи.

А затем я увидел мощную фиолетово-черную субстанцию…

Огромное тело, напоминающее человеческое сердце имело вид сплюснутого, конусообразного органа. Где явственно просматривалась нижняя заостренная часть, при том несколько потянутая влево и вперед, а также основание, вельми широкое, направленное вверх и вроде как назад. Это могутное тело, в своих формах и размерах, оное бы не только человек, но и Бог назвал необозримым, было покрыто сверху множественными вогнутостями, бороздами, ложбинками, схожими с кровеносными сосудами. Едва зримо тот боляхный орган вибрировал, касаясь своими внешними стенками таких же безмерных сердец, отличающихся лишь особой световой гаммой, чью суть составлял тот же черный цвет. Точно плотно подогнанных к тому видимому для меня центральному телу…

Телу… сердцу… органу… Вселенной… имя которой Всевышний.

Сам Всевышний, с фиолетово-черными стенками, подобно невообразимо раскинувшемуся пространству хоронил в себе не менее купно прилаженные стыками, своих прозрачно-марных окоемов, сравнительно мелкие, вытянутые по двум концам, зернятки. Их нагнанные друг на друга бока, кажется, составляли единое целое, перемешивая радужную гамму, поигрывающих продолговатых полос меж собой. И с тем одначе промежду них располагались линии раздела, каковые не столько виделись, сколько понимались…

Наполненные изнутри, те мельчайшие для Всевышнего и Родителя, большие для Зиждителей и бескрайние для человека Галактики, межгалактическими газами, пылью, частицами, туманностями, созвездиями, системами, ноне воочью притушили собственное сияние. Оставив мерцать всего-навсе одного из своих собратьев. Загнутые по спирали четыре ярко светящиеся полосы, где плыли, двигаясь, бесчисленные мириады звезд составляли нутро самого сейчас яркого из тех зерняток — Галактики Млечный Путь. Галактики, каковая примостилась многажды правее от центра Всевышнего, отличающегося особой сине-багровостью и малым размером, живописующим по форме мощное колесо.

Круглый обод узловой, главной Галактики Всевышнего также притушив сияние, обаче продолжал наблюдаемо гореть золотыми переливами, где в середине огромными полосами света пролегали спицы, сходящиеся во вращающемся на вроде втулки навершие. От самого обода, как и от спиц, и от верхушки, в разные стороны отходили узкие вервие, трубчатые сосуды по которым протекали разные соки: жидкие соединительные ткани, горные породы, родниковые воды, разнообразные жидкие сплавы, раскаленная магма, обладающие особой текучестью жидкие кристаллы. Все то, что напитывая, создавало живое однородно-связанное существо, соединяло меж собой Галактики, системы, созвездия, звезды, планеты сердцевиной которого… сутью которого была Галактика… Колесо… Круговорот, величаемый Коло Жизни.

Галактика Млечный Путь находилась много правее от Коло Жизни, и густота звезд в ней порой казалась единым беловатым мерцанием, вроде пролитого по полотну полос парного молока. Впрочем, в центре тех световых полос, выделялось особое укрупнение, собранное в единое целое из вовсе несметного количества звезд с явственным созерцанием светящегося газа, напоминающего снятые с молока густо-желтые сливки. На одной из широких туманных полос, дальних для Зиждителей, и нескончаемых для человека, таилась Солнечная система, где основой движения и существования была звезда — Солнце, а жизни третья планета — Земля, еще величаемая Мир, Голубая планета, Терра.

Пятая по размерам среди планет Солнечной системы, и днесь, определенно, кроха для Богов, все еще необозримая в размахе для человека, та Голубая обитель, сверху укутанная в плотные белые пары облаков, удерживающих саму жизнь на ней, таила на своей поверхности: горные гряды, объемные массы воды, вытянутые равнины, возвышенности, низменности, целые пласты ледников и пустынные пространства на которых поместились величественные пирамидальные комплексы. Центральный и самый высокий из каковых, имел строго геометрическую форму, где грани ориентировались по сторонам света, а сами слегка вогнутые внутрь каменные стены выглядели вельми потертыми, местами облупленными. Макушки тех пирамидальных комплексов венчали устройства называемые малозвеки. По форме точь-в-точь повторяющие пирамиду, желтовато-розовые малозвеки, были направлены своими макушками на северные звезды в Созвездиях Стожар, чаще величаемые ноне как Плеяды, и установленный явно токмо давеча.

Нежданно малозвек, установленный на центральной пирамиде, зримо запульсировал сиянием. И враз острая его верхушка воронкообразно, развернувшись, показала серебристую полость, уходящую куда-то вглубь недр пирамиды, а миг спустя из нее вырвалась долгая, звуковая волна. Она немедля резонировала от соседних пирамид и венчающих их малозвек, да распавшись на два потока, направилась в разные стороны, по коло описывая дугу на Земле. С той же мгновенной скоростью, с коей звук вырвался из малозвека, он ударился соответственно в два идентичных пирамидальных комплекса на двух иных континентах, Америке, бывшей Амэри, и Евразии, бывшей Асии. И отразившись от венчающих те шесть пирамид малозвеков, вже общей широкой полосой звука понеслась вверх от поверхности планеты, по мере своего полета резонируя от подобных сооружений на других планетах Солнечной системы… других Галактик… Набирая мощь, быстроту и одновременно размах…

Во время движения приводя к колыханию не только стенки Галактик, вызывая трепет, составляющих их материй: газов, пыли, частиц, туманностей, но и встряхивая узкие вервие, трубчатые сосуды по которым протекали разные соки: жидкие соединительные ткани, горные породы, родниковые воды, разнообразные жидкие сплавы, раскаленная магма, обладающие особой текучестью жидкие кристаллы, наполняющие собой всего Всевышнего, объединяясь одновременно с центром и сутью Колом Жизни.

Еще самая толика времени, как сказали бы Боги… веремя, как молвили бы существа приближенные к ним, и от той волны задрожали стенки всех огромных Галактик… мельчайших зерняток, в одном ритме жизни… в едином колебательном движении. А затем крайние зернятки соприкоснулись, в той общей вибрации хода, с гранями Всевышнего, вызвав его однократное и вельми могучее сокращение, каковое махом надавило на соседние Вселенные. Так, что стенки тех соседних органов под мощью исторгнутой силы Всевышнего вдавились в собственные недра, заколыхав своим составляющим, собственными структурами, материей, сиянием.

И в том прерывистым сжатием, окружающих сердечных органов, Всевышний сообщил, что в его Вселенной, родился новый Бог, а значит, Она обитаема и населена множеством разнообразных форм и видов жизни.