Я пришел в себя уже в дольней комнате тогда, когда Вежды положил меня на вырь. Организм, прикрытый сверху дымчатыми субстанциями мягкими и единожды создающими влагу и насыщение. Пред тем Седми и Велет сняли с меня плащ, вероятно от той боли я и очнулся.

Голова моя теперь плотно приросла к воронке, что нежно обхватив плоть на затылке, вкачивала в меня биоауру. Я знал, что вырь, который видом своим напоминал треножник, оплетенный сосудами, был простейшим живым творением, вся цель которого заключалась в том, чтобы перерабатывая запасы курящейся кругом биоауры вкачивать их в плоть Богов.

Сине-марная даль дольней комнаты зримо для меня завершалась стекловидными плавными стенами, ибо в целом это помещение напоминало сфероид, несколько сплюснутый шар. Кружащие в нем многоцветные полосы, крупные сгустки пежин, полосы аль блики, порой меняющие цвета с блеклых на значительно яркие, также степенно принимающие разнообразные геометрические фигуры являлись особым компонентом, что добавлялся к биологической ауре, абы она не портилась. Компонент, величаемый помин, каковой производили в Отческих недрах, в Созвездии Ярга, особые, созданные Родителем существа кицунэ, имеющие облик Богов и одновременно животных, в частности лис, волков. Стекаясь со всех Галактик в Отческие недра, по вервиям, биоаура хранилась в отдельном энергетическом блоке, Рипейских клетях, обок Созвездия Ярга.

— Как ты, наша малость? — заботливо вопросил Велет и нежно меня обозрел.

— Кстати насчет малости, — чуть слышно отозвался я. Говоря слова столь медленно, точно теряя нить самих рассуждений. — Вы не приметили, что я несколько ниже вас, сие, конечно, не касается тебя Велет, я имею ввиду вообще Зиждителей.

Братья явственно встревожено переглянулись. Они стояли подле меня. Вежды и Седми слева, а Велет справа и я увидел не только проскользнувшую меж ними тревогу, но и воочью ошарашенные взгляды.

— В общем, — чуток погодя, молвил Вежды, точно данная речь была им на всякий случай заготовлена. — Ты и истинно будешь несколько ниже нас.

— Несколько, — насмешливо дыхнул я, и изогнул дугой губы. Днесь я это осуществлял не ощущая боли… лишь почувствовав малое покалывание, в месте движения уст. — По твоему Вежды семь мер, почти на голову ниже вас, это несколько? Это как мне, кажется, весьма значительно.

Старший брат молчал. Он, по-видимому, надеялся, что я до времени той разности не замечу. Он, определенно, не ожидал, что я точно назову разность в росте. Ведь Вежды не ведал, что я сразу увидел, стоило только ему поднять меня на руки, еще одно мое отличие от них. Брат не знал, как я, подсчитав данную разность, расстроился. К боли прибавилось еще и огорчение. Мне нужно было, чтобы они меня поддержали, успокоили.

— По первому, — вновь принялся говорить Димург. Он, несомненно, желал меня успокоить, что ощущалось в особой мелодичности его бархатистого баритона. — Мы думали, это вследствие короткой второй человеческой жизни плоти, ты не сумел набрать надобные параметры роста. Но нынче Родитель предположил, что вкупе с сиянием, цветом плоти, костяка и рост является твоей уникальностью.

Я гулко вздохнул. Теперь становилось ясным, почему после обряда и общения с Отцом в жизни Яробора Живко, он выглядел таковым расстроенным. Мой Творец уже тогда знал о проблемах в моем росте. Думается мне именно проблемах… не избранности, уникальности, как говорит сейчас Вежды, жаждая меня умиротворить. В целом, я хоть и предполагал таковой ответ брата, несколько так расстроился, и посему не скрываемо досадливо произнес:

— Так многаждым… многаждым от вас отличаюсь, почему? Не хочу того. Не хочу.

Сие я молвил и вовсе как разбалованный мальчишка… как человек, и немедля смолк. Сомкнув очи, прикрыв сверху одну плоть тонкой еще не одетой в кожицу плотью века, коя ноне больше напоминала сетчатое переплетение паука. Просто мне была тягостна мысль, что я, будучи уникальным, в росте оказался всего-навсе ущербным.

— Неповторимо изумительный, — проронил Седми, и, склонившись низко навис над моим лицом, воззрившись чрез ажурное сплетение сосудов и жилок в глубины моих очей. — Самое чудесное творение, которое видел наш Всевышний. Не надобно только тревожится, это надо принять. Ибо избранность, уникальность всегда сопровождается отклонением от общего типажа, штампа. Мы будем любить тебя таковым каков ты есть… Наш… наш, — голос Седми стих и мысленно он дополнил… мысленно, а значит на иной звуковой волне, — Крушец, — вкладывая в мое величание столько трепетной нежности, что я густо засиял золотисто-розовыми переливами, можно молвить даже с медным оттенком, в котором проступили едва зримо перемещающиеся серебряные, золотые, платиновые символы, письмена, руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы, а также геометрические фигуры, образы людей, существ, зверей, птиц, рыб, растений, планет, систем, Богов, Галактик.

— Малецыку нужно отдохнуть, — гулко вставил Велет, прерывая тем самым сияние моей плоти. — А нам надо отправляться. Ему нельзя долго пребывать в состоянии аморфности, он и так вельми утомлен.

— И, да, Вежды, — вклинился в речь Атефа Седми, выпрямляя свой стан. — Ляды как ты понимаешь, ждут твоих распоряжений. Они до сих пор не исполнили наших с Велетом повелений и не придали положенного движения пагоде.

— Если сказать точнее, — вставил Велет и громко загреготал так, что от той громогласности встрепенулись переливы биоауры и помина в дольней комнате. — Они и вовсе не придали пагоде какого-либо движения и даже не убрали стыковочный аппарат, потому мы до сих пор находимся в пределах четвертой планеты.

— Да, — согласно отозвался Вежды и в отличие от Седми не поддержал Велета смехом, ощущая свою значимость как старшего. — Пора уводить из Млечного Пути пагоду и тебя моя бесценность. Только ты не отключайся и смотри в верхнюю часть комнаты, так как данное зрелище для тебя.

Димург нежно мне улыбнулся, и, развернувшись, торопливо направился вон из комнаты, словно пропав в том марном полотнище. Хотя коли говорить точнее, миновав одну из дымчато-плотных ее преград. Вслед за Вежды менее спешно ушли Седми и Велет, пообещав мне вмале вернуться. А я воззрился в стеклянный купол дольней комнаты, и, будто раздвинув в стороны ее насыщенную синеву биоауры, увидел сам корпус пагоды, огибающий по контуру помещение.

Пагода.

Как можно догадаться, это была вновь сотворенная пагода. Ибо моя первая встреча с данной конструкцией космического судна, для последней закончилась вельми скверно. Первая пагода, вместе с созданиями наполняющими ее, была сожрата темной энергией. Посему, после возвращения от Родителя, Отцу пришлось наново создавать пагоду, або она являлась не только механическим, но еще и биологическим творением.

Впрочем, вернемся к данной пагоде. Ибо враз на внешнем стеклянном корпусе судна Отца значимо отразились лежащие по ту от нее сторону космические просторы. Я сразу сообразил, что выплыло зрительное воспроизведение происходящего за стенками корпуса пагоды, ибо сама дольняя комната располагалась внутри судна и не граничила с его внешним контуром.

Сине-марная даль космоса нежданно напиталась ярчайшей по своему сиянию межкосмической пылью, газами, частицами. Проступила главенствующая точка Солнечной системы огромный газовый светящийся шар, подле которого вращались восемь планет со своими спутниками, полосами астероидных обломков, несущиеся по различным траекториям метеориты, болиды, уранолиты, кометы. Особой красотой живописалась третья по счету от Солнца голубовато-зеленая планета, подобно шару, сплющенному по полюсам, укутанному белой густой пеленой атмосферы, подле которой вращался единственный спутник ошибочно и вследствие ограниченности памяти землян величаемый Луна.

Множество широких ярко-желтых рукавов подымающихся с поверхности планеты Земля все еще выкидывали ввысь черные, вязкие субстанции, мгновенно расплывающиеся по верхнему окоему колоземицы, поелику связующие их и установленный подле чревоточины мощный накопитель Навь широкие трубы были убраны. Также отсутствовали и контролирующие рождение сияющих искр Гриб-птицы, Моголь, Ногай и Гриф-птицы, отозванные куда-то в иные системы, а может даже и Галактики.

Определенным образом все! все было готово к гибели Солнечной системы. Впрочем, вернее будет сказать к переходу ее из одного состояния в другое. Ведь та самая биоаура, что поддерживала жизнь самих Богов, накапливалась как электрический заряд, вырабатываясь пережитыми эмоциями, чувствами человека и с тем создавая особую форму подле самого хода, движения мозга, искры… Искры али уже только ее производного — планеты, отломышка астероида, спутника, метеорита, аэролита, сидеролита, уранолита.

Ни чем! обобщенно ни чем, ни отличались люди от более (как они считали) примитивных форм жизни: животных, птиц, рыб, растений, ибо в конечном итоге также шли на прокорм.

В данном случае прокорм Богов и неких существ приближенных к ним.

Хотя…

Вместе с тем люди и сами получали жизнь лишь благодаря той самой начальной искре некогда пожертвованной четверкой старших Богов! И вновь, как всегда и во всем, соблюдалось Коло Жизни… искры… Галактики, дарованной Всевышним, составляющим Его суть, и дающим ход движению Вселенной. Сохранялось это Коло Жизни, как в масштабном значении Галактики, так и в значении системы, значении человека…

Коло Жизни… Круговорота…Колеса!

Каковым началом обязательно становилось рождение, а итогом смерть… Смерть или токмо переход в иное состояние, абы, как сказал один философ и поэт из землян Тит Лукреций Кар:

Словом он оказался почти прав.

И в том, что из ничего ничто и не рождается, и что по большей частью это происходит без помощи свыше. Вне сомнений по прописанным кодам, предписаниям, составляющим структуру любого вещества или создания во Вселенной. Все имеет круговорот. И коли не станет столь малой крохи, как человечество исчезнут сами Боги, строители систем, и вслед них пропадет и сам Родитель, и не ошибусь, коль предположу, и сам Всевышний. Ибо каждый из последующих Творцов имеет в составе своем людскую генетику, в сути своей ту самую мельчайшую пыль…искру, каковая продолжая бесконечное движение Коло Жизни, не прекращает биение сердца нашей Вселенной.

Но днесь Солнечная система вместе с планетой Землей должна была исчезнуть в своем первозданном образе и перейти в иное состояние. Я это знал, как и многое другое, будучи особым Творением Всевышнего. Посему наблюдал, как медлительно отдалялась от меня планета, вскормившая мои многогранности, даровавшая столько чувственности, эмоций, теплоты, любви. Той самой любви, что всегда становилась залогом рождения, залогом ухода.

Вмале не только Земля, но и вся Солнечная система отдалилась от нас, отчего едва зримо она теперь лицезрелась, диагонально наклоненной окружностью в нижней части одного из рукавов Млечного Пути. Внезапно, мельчайшей крохой огня блеснула Земля, и я резко дернув голову от воронки, на немного освободился от ее ласкающих стенок и тем рывком, несомненно, в доли бхараней сократил расстояние меж мной и системой… Мной и планетой.

Голубо-зеленая поверхность Земли проступила предо мной многажды насыщенней и ближе. На сиг пред моими способностями разверзлись плотные атмосферные массы, и я увидел грибоподобные столпы серо-бурого дыма выплеснувшиеся из глубин бетонных городов и поселений, будто разком атакованные кем-то. И я понял, земляне, не дожидаясь когда их уничтожат Боги, принялись умерщвлять себя сами. Может они испугались произошедшего при моем перерождении? А может, просто, будучи по своему естеству жестокими в отношении к себе подобным пришли к той самой грани, после каковой кроме гибели ничего более и не имелось.

Впрочем, немедля и пагода плеснула в направлении уже всей системы светозарным лучем. Северга в доли мига достигла Солнца и вошла своим несколько скошенным острием в ее пылающие глубины. И тотчас закачалась из стороны в сторону звезда. Еще малость и застопорилось вялотекущее следование всех планет, спутников, астероидов, метеоритов, болидов и даже пыли, газа, частиц, воззрившихся на центральное тело Солнечной системы.

Жизнь…

Теперь застыла и сама жизнь. Предчувствуя нечто новое…

И вдруг Солнце запульсировало с новой силой, точно кто-то рвался из его глубин. А засим звезда, пылающий газовый шар, треснул по коло так, что проступила широкая черная полоса. И тотчас Солнце, вздрогнув, распалось на махие частички, поглотив в них и саму севергу. Из недр звезды, дотоль сдерживаемые, вырвались рыже-кумачные лепестки пламени и немедля накинулись на все еще замершие планеты, спутники, астероиды, метеориты, пыль, газ. Также стремглав поглотив данное космическое пространство, и рывком вогнав некогда систему в мельчайшую, голубую кроху, которая свершив коловращение исчезла из Млечного Пути, оставив на своем месте только лазурный дымок света.

Исчезла… обаче лишь для того, чтобы миг спустя возникнуть той же самой голубой искрой в черном мареве соседней с Отческими недрами юной Галактики. Еще не имеющей звезд, систем, планет, астероидов, не имеющих даже туманных полос, наполненной всего-навсего межгалактическими газами, пылью и темным маревом вязкого испарения.

— Это твоя Галактика, наша драгость, — нежно продышал надо мной Седми.

Завороженный увиденным я даже не приметил, как брат вошел в дольнюю комнату, остановившись подле выря и с беспокойством оглядев лежащего на нем меня. Он тотчас ласково обхватил перстами обеих рук мою голову, и, надавив на нее, тем самым вернул в исходное положение. Глухое чваканье сообщило, что голова моя на прежнем месте, а стенки воронки мягко обвили мой затылок. И я догадался, почему пришел брат, наверно, они ощутили мою взволнованность и то, что я более не впитываю биоауру, и посему поспешили ко мне. Ибо в следующую минуту подле меня появился Велет, а потом и Вежды.

— Один ученый… Ломоносов, когда-то сказал, — медленно проронил я и вздохнул всей своей лишенной наружного покрова плотью. — Сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому, так ежели, где убудет несколько материи, то умножится в другом месте. Не правда ли порой люди бывают очень мудрыми.

— Конечно, мо й любезный, ведь знания людям ниспосланы божескими творениями. В частности землянам их присылали бесицы-трясавицы, изучая состояние развития человеческого мозга, определяя сияющие искры в них и подталкивая их к дальнейшему и скорейшему развитию, — немедля отозвался Вежды и улыбнулся с такой теплотой и любовью, что от той ласки плоть моя легохонько затрепетала. — При помощи особых устройств, так называемых звуковых маяков, бесицы-трясавицы посылали направленно на Землю особые сигналы, коды и тем определяли развитие и мозга, и самих искр… Ну, а поколь, наша бесценность, ты можешь придумать название вновь рожденной Галактике.

— Мне не надобно придумывать, — мысленно откликнулся я, распространяя тот особый звук сразу на всех братьев. — Название уже есть. Искорье… Я назову Галактику Искорье, что значит искры во множестве. Искры, которые и есть зачаток Коло Жизни, Всевышнего, бытия, существования всего в нашей Вселенной… Впрочем, как и в иных Галактиках… иных Вселенных.