Перший встревожено глядел на замерших пред ним Огнеястру и Трясцу-не-всипуху. Бог явно желал их прощупать и единожды страшился того, откладывая на потом все, что вскоре эти создания должны были ему открыть… и тем самым либо обрадовать, либо расстроить. Наконец, старший Димург оперся спиной об высокий ослон облачного кресла, и, сложив свои сухопарые руки на облокотницы, задумчиво оглядел саму залу маковку, пыхнущие на глазах в своде растущие толь от воды, толь от его беспокойства блекло-желтые облака, освещающие помещение. Также степенно он прошелся взором по лицу не менее встревоженного Небо, сидящего в кресле напротив, и прохаживающегося позадь него Стыня.

– Итак, – протянул Перший все еще не сводя глаз с сына, об ухудшении состояние которого ему ноне доложил не только Мерик, но и видевшая Бога Трясца-не-всипуха, посчитавшая сие плохим признаком. – Значит, вмешательство прошло успешно, и девочка вмале будет видеть, как и положено?

– Да, Господь Перший, – торопливо скрипнула Трясца-не-всипуха и порывисто закивала, тем словно оправдывая свое величание как трясухи. – Вмале… Коли считать по земным меркам, в двух-трех оборотах Земли вкруг своей оси с циклом в звездные сутки, госпожа будет видеть и вторым глазом.

– Хорошо, – торопливо перебил бесицу-трясавицу Перший. – Говори короче и проще… Не нужно этих лишний твоих любомудрий, они меня утомляют. – Голос Бога внезапно понизился, словно дальше он и не желал более выспрашивать, и слышать, будто итак понимая, что надежды его не оправдались. – Теперь ты Огнеястра… Хочу знать о состоянии девочки, и как ты понимаешь о ее сроке жизни. Надеюсь вы с Отекной просчитали развитие кодов.

Огнеястра склонила голову еще ниже, однако не ответила. Не то, чтобы она боялась Бога, просто выправляла свою речь в связи с выданными им Трясце-не-всипухе рекомендациями. Стынь немедля остановившийся, лишь старший Димург вопросил бесицу-трясавицу, сердито зыркнув в ее спину, довольно нервно дыхнул:

– Что ты все время тянешь Огнеястра. Все из тебя и Отекной надо выуживать.

– Успокойся, малецык, – вмешался в разгоряченную молвь младшего Димурга Небо и лоб его озабоченно располосовала глубокая морщина. – Не допустимо так тревожиться, что, ты, в самом деле. Ведь знаешь как для тебя это вредно… Давеча только вышел из дольней комнаты, и вот наново… Наново начал волнение. Перший, – обратился к брату Рас не скрывая беспокойства и одновременно вины в голосе, точно что-то намедни учудил. – Прошу повели Стыню сесть… Во-первых, это его волнение закончится тем же, чем закончилось на хуруле, а во-вторых у меня голова идет волной от его перемещения позадь меня.

– Малецык, – властно произнес Перший, указывая взором на пустое кресло слева.

– Прости, Небо, – спешно отозвался Стынь и подойдя к его креслу облокотился о грядушку ослона, с любовью глянув на сидящего в нем старшего Раса. Ноне также как и все иные Боги позабывшего венец и обряженного в белое сакхи, очень мятое. – Прости, и за то, что случилось на хуруле, и за то, что сейчас тревожусь… Иноредь с тем плохо справляюсь.

Небо медленно отклонился от ослона кресла, и с не меньшей тревогой и теплотой во взоре оглядев младшего Димурга, дюже нежно молвил:

– Не нужно просить прощение… Это не твоя вина, моя драгость. Это последствия тяжелого надлома, каковой ты пережил, мой милый, дорогой малецык. И я уверен, ты еще очень слаб. Тебе нужна поддержка, забота и особая бережливость спокойствия. Посему не тревожься, коли нет сил выслушать вести о девочке, уйди… Отец, погодя все тебе обстоятельно обскажет, но так волноваться нельзя.

Рас протянул руку и ласково провел перстами по лежащей на грядушке тыльной стороне пясти молодого Бога, стараясь своей любовью снять с него волнение. Стынь немедля склонился к руке Небо и не менее нежно прикоснулся к его пальцам губами. А Огнеястра, по-видимому, отрегулировав свою речь, резво тряхнув головой, дюже бодренько затараторила:

– В целом Господь Перший по поводу здоровья госпожи, могу сказать следующее, оно несмотря на перенесенное, довольно крепкое. И доносить, и родить госпожа сможет, и сие поколь никаким образом отрицательно на ее здоровье, сроке жизни не скажется. Впрочем, просчет кодов показал, что вмале начнется постепенное движение в сторону гибели, оное будет прогрессировать через шесть свати, следуя земным меркам около двух лет. Когда по первому появятся эпилептические приступы, каковые спустя выльются в резкое нарушение мозгового кровообращения с повреждением ткани и его функций, и как итог приведут к смерти. К смерти мозга. Однако, коли вами, Господь Перший будет указано мы сумеем предотвратить гибель мозга, до появления каких либо отклонений, чтобы лучица успела впитать естество человеческой плоти. А именно в определенный момент отключим всю мобильность организма, чем недопустим цереброваскулярного заболевания. Так, что у госпожи в запасе менее шести свати. Потом, наилучшем вариантом будет вмешаться, чтобы не начались дизфункции в мозге и как понятно проблемы у лучицы.

– Два лета, – чуть слышно дыхнул Стынь и в лице его поблекло сияние, а кожа начала наполняться марностью. – Почему так мало… Отец сказывал будет много больше времени.

– Мы, надеялись, Господь Стынь, что будет больше, – незамедлительно отозвалась Огнеястра и дернув головой вверх уставилась на Першего, который, как делал почасту, прикрыл дланью очи и часть лица, оперши грань руки на лоб, чтоб не показывать испытываемых им чувств. – Но лучица выбрала не самую лучшую плоть… Мы о том докладывали не раз. Посему и проводили вмешательства, пересадив почти все органы. Но проблемы, были и есть в самом мозге. Он с самого рождения был предрасположен к данному заболеванию. И нельзя забывать, что пришлось пережить госпоже за последнее время, вельми не прикрытое воздействие лучицы, выплески боли, стонов, воспоминаний. Мы установили пока блок-костеп внутри затылочной кости черепа обок яремного отростка, но это временное устройство… Да и возможно его придется снять, ибо приметив блок-костеп несколько возбудилась лучица.

– Возбудилась? – вопрошающе протянул Перший и туго вздохнув, выпустил дуновение сквозь всю поверхность своего белого сакхи.

– Да, всего-навсе возбудилась, – пояснила Огнеястра и в такт Богу выдохнула шумно и через рот. – Нам пришлось срочно вызвать Отекную, но та успокоила, что напряжения не просматривается, лишь легкое недовольство, испуг. Впрочем, ежели это недовольство сохранится, придется блок-костеп убрать, ибо днесь, как указал в определение Родитель, недопустимо волновать.

– Так мало времени, успеет ли Крушец восстановиться? Не собьются ли в нем сызнова коды? – взволнованно вопросил Небо, и также трепетно обхватив подбородок, сжал в кулаке свою курчавую золотую бороду. – Перший, а тебе, что надысь про малецыка говорил Родитель?

– Пока ничего, мой милый… Я бы тебе передал, – озадаченно проронил старший Димург, не в силах взглянуть на брата и сына, посему лаская их обоих только переливами своего голоса. – Говорил только про девочку, что доколь должна находится на маковке под присмотром бесиц-трясавиц.

– Нет, Господь Перший, госпоже, – молвила Огнеястра, кажется, теперь не желающая смолкать и что-то бурчащая себе под нос, даже тогда когда толковали меж собой Боги. – Госпоже нужно на Землю. По состоянию плода, вскоре в него должна войти искра. Если это не произойдет в должное время, ребенок родится слабоумным. У него итак проблемы с кодами выявлены, и если еще будет идиотом, вряд ли тогда нам удастся спасти функциональность мозга госпожи.

– Что? – старший Димург так властно поспрашал, что затрепетали блекло-желтые пузырчатые облака в своде.

Он также стремительно убрал руку от лица, немножечко подался вперед и тем словно пронзил взором бесицу-трясавицу. У Огнеястры тотчас дрогнули ноги в коленях и она качнувшись вперед… назад рывком повалилась на пол, плюхнувшись прямо на собственную тощую грудь.

– Встань, – многажды ровнее и мягче молвил Перший, – встань милая девочка. – Бог направил в сторону лежащей на полу бесицы-трясавицы левую руку, и легохонько шевельнул перстами.

Огнеястра и впрямь, будто поднятая тем едва заметным колыханием божественных перст, разком, если не сказать, рывком вскочила на ноги и пригнула голову.

– Каким образом ноне, должна вселиться искра, – размеренно произнес старший Димург, медлительно положив руку на облокотницу кресла. – Плоду должно быть не более двух месяцев по земным меркам.

– Да… по расположению материнского дна должно быть не более двух месяцев земных мерок, – пояснила Огнеястра и на удивление спешно заморгала, то отворяя свой единственный глаз, то скрывая его под серым веком. – Но плоду уже более трех месяцев, точнее около ста тридцати оборотов Земли вкруг своей оси с циклом в звездные сутки. – Одначе, бесица-трясавица, не мешкая, прервалась, понеже Господь слегка качнул головой, таким побытом, высказывая свое недовольство. – Скачок в развитие, – добавила она, миг спустя, – произошел из-за вмешательства Родителя. Слишком большая насыщенность эстрогенами и прогестероном присутствует в сетчатке, в оную были облачены органы госпожи.

– Кошмар! – резко дыхнул Стынь и с нескрываемой виной взглянул на Першего. Его мясистые губы туго дернулись, а золотой отлив кожи окончательно поглотился марностью, словно он собрался потерять сознание.

– Ну… ну, дорогой малецык, умиротворись. Сейчас же, а то тебе вновь станет плохо, – торопливо протянул Перший, испугавшись за состояние сына, и малозаметно кивнул на него брату.

Небо также спешно развернулся в кресле, и, положив руку на тыльную сторону пясти Стыня, крепко ее сжал, и этим мгновенно вдохнул движение в сияние его кожи.

– Драгость… ну, что ты… Ты сызнова меня хочешь напугать… Успокойся, разве так можно реагировать на все? – полюбовно протянул старший Рас.

– Успокойся, малецык, – голос старшего Димурга в отличие от тревожных, мягких полутонов Небо зазвучал непререкаемо требовательно и сам он весь стал таковым властным, что обе бесицы-трясавицы низко склонившись, почитай вогнали головы в собственные ноги. – Успокойся, а то я прямо сейчас выполню свое обещание и отправлю тебя на векошке в Северный Венец под наблюдение к Кали-Даруге. Столько сил было потрачено на твое лечение, а ты сызнова принялся своевольничать. Сколько об этом мы будем с тобой толковать… Когда начнем взрослеть… понимать, что можно, а, что в связи с произошедшим, нельзя. И вообще, коль бы ты так грубо не вмешался в замыслы, ноне не стоял бы тут вопрос, столь для меня сложный… Вопрос как поступить с девочкой, абы не навредить Крушецу. Посему малецык прекрати волноваться и успокойся… Ты меня своим непослушанием и излишним беспокойством утомляешь.

Перший смолк, поелику сказанное им прозвучало не только властно, но и достаточно строго. Однако, именно эта строгость вернула степенности взору Стыня, и, судя по всему, успокоила, так как кожа его сызнова ярко зазолотилась, и он много бодрее посмотрел на беспокойно взирающего на него Небо.

– Отец прав, дорогой мой малецык, – дополнил, поддерживая Першего, старший Рас. – Тебе надо отбыть в Северный Венец, под наблюдение Кали-Даруги. Потому как после произошедшего с тобой отключения в хуруле, я более не уверен, что ты здоров. Думаю, мы поторопились возложить на тебя слишком много обязанностей, а тебе нужно лечение.

– Нет! нет! – откликнулся Стынь и порывчато тряхнул головой, отчего враз полыхнули блекло-прозрачными огнями белые алмазы усыпающие его ушные раковины и мочки. – Я оправился… Последнее отключение, произошло, потому как я сорвался. Я буду спокоен, обещаю вам.

– Верится все с большим трудом… С большим трудом, моя бесценность, вериться, что ты будешь спокоен, – благодушно заметил Перший и перевел взор с лица сына на бесицу-трясавицу. – А, что за проблемы с кодами выявлены у ребенка?

Огнеястра немедля испрямилась и мелко… мелко затрясла головой так, что чудилось еще морг и она у нее отвалится и также скоро зачастила:

– Не очень существенны, Господь Перший, но есть. Значительно снизился срок жизни и небольшие физические отклонения. В частности выявлено укорочение нижних конечностей в сравнении с туловищем и руками.

– Это отразится на будущих отпрысках? – поспрашал Небо и еще раз нежно пожав руку Стыня, выпустил ее из цепкой хватки. Бог медленно развернулся и воззрился в полусогнутую спину бесицы-трясавицы, также колыхающуюся в такт голове.

– Сейчас поколь сложно сказать, надобно веремя. После вселения искры, нужно провести дополнительный забор генетического материала и просчитать коды, – отозвалась Огнеястра, и нежданно прекратив трястись, резко выпрямила спину. – Но думаю те изменения заденут лишь данного ребенка, – добавила она и голос ее прозвучал достаточно четко, несомненно, бесица-трясавица была уверена в том, что высказывала. – И обобщенно на отпрысках госпожи не отразятся. Может быть всего-навсе временная задержка в каких-то единичных кодах, что в основном будет применимо к сроку жизни, но спустя пару поколений это выровняется… Поколь коды у ребенка, Господь Перший, поправить не удастся, сие может отрицательно сказаться на лучице, коя и так несколько тревожно воспринимает любой осмотр.

– Хорошо, Огнеястра, я все понял… Не будем, раз вы советуете, беспокоить нашего бесценного малецыка, ему итак достаточно много пришлось пережить, – протяжно молвил Перший и благодушно улыбнулся бесице-трясавице. – Благодарю вас за работу, – он с той же теплотой посмотрел на Трясцу-не-всипуху, тот же миг испрямившую стан и резко вскинувшую взор на Бога. – И последнее, каков крайний срок возвращения девочки на Землю, чтобы не допустить слабоумия ребенка?

– Восемь-шесть оборотов Земли, – пояснила Огнеястра, но узрев негодование в крутнувшихся на скулах желваках старшего Димурга, тотчас замолчала и по ее сероватой коже зримо заструились тончайшие, синие паутинки, расчертившие саму поверхность во всех направлениях.

– Идите, – устало дополнил Перший.

Бесицы-трясавицы, не мешкая, поклонились Богу, и торопко развернувшись, скорым шагом двинулись к зеркальной стене залы, абы тукнувшись в нее головами, мгновенно туда провалится.

– Стынь, малецык, – обратился Перший к притихшему подле кресла Небо сыну. – В том, что произошло с Крушецом, мой милый, нет твоей вины… Поверь мне и успокойся. – Старший Димург внимательно вгляделся в лицо сына, вероятно, прощупав думы, и, похоже, мысленно огладил волосы, ибо черные кудельки на его голове легохонько заколыхались. – Произошедшее заболевание никак не связано с выпущенной севергой в Дари, так как Крушец совершенно не привязан к человеческому. Он несколько иной, и, что близко тебе, его не волнует. Чем вызвано его заболевание я скажу тебе несколько позже…

– Когда? – ретиво поспрашал Стынь и убрав с грядушки облокотницы обе руки, положил правую длань на плечо Небо, явственно желая, чтобы его успокоили.

Старший Рас слегка развернул голову и облобызал каждый перст руки младшего Димурга, после принявшись гладить тыльную сторону его пясти.

– Позже, – авторитарно отметил Перший, полюбовно обозревая сына и брата. Он малозаметно качнул головой на стены залы, где после ухода бесиц-трясавиц все еще поигрывала в поверхности рябь, и добавил, – а теперь отправляйся к Опечу. Малецык хотел показать и подарить тебе свое создание, оное давеча сотворил… Думаю, оно тебе понадобится и понравится, або весьма тронуло меня. К девочке поколь не ходи, она спит. А мне надо обсудить с братом не касаемо тебя.

Стынь гулко вздохнул, склонился к голове Небо и трепетно поцеловал его в плотные кучеряшки золотых волос, тем самым поблагодарив за поддержку. Он убрал с плеча Раса руку и направился к зяби зеркальной стены, войдя в нее медленно, точно все еще ожидая, что его остановят, оставив после ухода и вовсе разошедшиеся по всей глади витиевато-кружащиеся круги. Перший проследил взглядом за уходом сына, и все еще не отводя взора от стены, закрыл очи. Его вздернутые кверху черные брови, купно сдвинувшись, нежданно образовали тонкую нить морщинки. Едва зримо он качнул головой, и, открыв глаза, днесь воззрившись на сидящего напротив брата, молвил:

– Прости, милый, но придется подождать. Отправился не к Опечу, а на пагоду… Ох, этот Стынь… Ноне с ним решу и мы потолкуем с тобой. – Небо медленно кивнул и также замер.

Прошло не более четверти минуты, как в зале блеснула серебристая искра она вдарилась о черную гладь пола и обернулась Мериком. Черт поднялся с пола на задние лапы, и, повесив повдоль тела, вернее повдоль груди руки застыл. Нынче Мерик был обут в короткие, синие сапожки с загнутыми кверху носами, украшенные по подошве крупными фиолетовыми топазами, стан его огибал широкий сыромятный пояс с застежкой в виде двух сомкнутых кругов, усыпанных мельчайшим изумрудом и бирюзой, а на шее висела толстая, золотая цепь с большим белым алмазом в виде ока в середине. Большое ухо поместившееся на макушке головы, кончик которого порос тончайшими, розовыми волосками ноне украшали девять густо красных рубина. На длинном, тонком, кожистом хвосте, увенчанном кисточкой, поместилась золотая нить с желтым янтарем на самом конце. На каждом из шести пальцев находились золотые, платиновые перстни с аквамаринами, рубинами, изумрудами. Но самым изумительным по красоте и обилию самоцветных каменьев казался висящий на поясе в золотых ножнах кинжал, хотя коли говорить в отношении к росту Мерика меч. Это был не тот кинжал, оный принадлежал Стыню, и подаренный ему Воителем, это было иное оружие. Ибо ножны, как, похоже, и сам клинок оружия, имел глубокую изогнутость в середине, его, также искривленная, рукоять была покрыта платиной, а массивную головку заменял крупный сине-марный сапфир.

Лишь пред Першим возник Мерик, тот торопко прикрыл очи большим и указательным перстом левой руки и вельми тихо спросил:

– Что это? У кого украл?

– Ни у кого, Господь Перший, – бодро, своим приятным на слух баритоном откликнулся Мерик, и с тем зараз обхватив рукоять меча, резко сместил его вместе с поясом на спину, таким образом, укрыв оружие от взора Зиждителя.

– Ах, ты, безумная бестолочь, – голос старшего Димурга усилился. – До каких пор будешь все воровать… Сколько можно с тобой о том толковать… Ты, что думаешь, я не знаю, что этот дао принадлежит Кручу… Как смел у малецыка украсть?.. Как смел вообще шастать по батуре… А цепь, камни у кого утащил? – Черт резко вскинул вверх правую руку и прикрыл на груди белый алмаз в виде ока, заключенный в плетение золотой цепи. – Если у малецыка Дажбы, не обижайся на меня.

– Нет, нет Господь Перший, – на одном дыхании произнес Мерик и голос его слышимо вздрогнул. – На хуруле у Зиждителя Небо я ничего не брал… Сие все изъято на батуре… И не в горнице Бога Круча, а только у его созданий, оно как им без надобности.

– Много ты понимаешь, – все также сурово проронил старший Димург и убрав руку от лица пронзительно зыркнул на стоящего черта, вероятно, пробив его насквозь взором, отчего тот тягостно закачался взад… вперед. – Это ж надо такое сказать, – нескрываемо гневно продолжил говорить Бог, – изъято… без надобности. Вернуть!

Сейчас и вовсе голос многажды возрос в мощи и не просто толкнул черта, а прямо-таки шибанул его. Да с такой силой, что Мерик подскочив вверх, гулко плюхнулся на пол грудью. Раскатисто затрещали в своде блекло-желтые облака, и махом распавшись на части, явили прятавшуюся под ними ровную, фиолетовую поверхность. Словно мохнатые снежинки посыпались сверху кусками облака, единожды притушив свет в зале и покрыв пол в нем пухлыми, степенно истончающимися бликами.

– Вернуть не откладывая, – дополнил Перший много тише, поелику от его повеления встревожено дернулся и Небо, дотоль задумчиво и вельми благодушно смотрящий на черта. – Вернуть, но допрежь этого, найти Господа Стыня в пагоде, осмотреть и доложить о состоянии. Если все благополучно отправить к Господу Опечу… Поднимись.

Зиждитель смолк, предоставляя возможность черту встать на ноги, и когда тот выполнил распоряжение, благоразумно преклонив голову, добавил:

– Осмотреть, успокоить, доложить. А после отправится на батуру и все вернуть… Перстни ведь не Атефские я вижу… Очевидно, уворованы у малецыка Дажбы.

– Нет… Господь Перший, – отозвался Мерик, с каждым словом понижая голос. Он воочью не мог не ответить Богу, но вместе с тем хотел, чтобы его не услышали, – изъято многажды раньше… На Пеколе в тереме рани Темной Кали-Даруги, на космическом дацане Зиждителя Седми, на космической базилеке Зиждителя Воителя, на космическом кондо Бога Велета, на космическом чайтье Бога Усача, на космическом чанди Господа Вежды, на космическом вимане Господа Мора, на космическом айване Зиждителя Дивного.

– И даже у Дивного? – изумленно вопросил вступивший в разговор Небо и легохонько просиял улыбкой, подсветив тем волоски усов и бороды. – Эт, когда ж ты успел, Мерик?

– Когда вместе с Господом Першим и Господом Стынем посещал Галактику Косматого Змея, – ответил черт, точно не в силах скрыть собственного недостатка, а посему придавая своему голосу особую тональность звучания, где слышался неприкрытый стыд в сочетании с виной.

– Кошмар, как выразился бы мой сын, – раздраженно молвил старший Димург, покачивая головой туды… сюды. – Это не куда не годится… Коли бы не болезнь бесценного Стыня, я б тебя уже давно уничтожил, как испорченное создание… А теперь ступай, противно смотреть на то, что ты украл у малецыков. Еще хуже об этом слышать и ощущать себя Творцом такой воровливой пакости. Брысь!

Мерик незамедлительно исполнил указание Господа и рывком качнув своим большеньким ухом в котором густо сверкнули красные рубины, мгновенно исчез, лишь самую малость всколыхнув тем дуновением все еще расползающиеся по полу блики упавших туда облаков.

– Вот же неприятно как, – протянул Перший, разглядывая летящие со свода мохнатые облака, напоминающие снежинки. – Похоже рубины он уворовал у Воителя, а цепь у Дивного.

– Да, ничего страшного… Пусть пользуется, коль хочется, – благодушно произнес Небо и огладил перстом губы, убирая с них златые волоски, от улыбки несколько вздыбившиеся вверх. – Такое замечательное создание. Если бы не Мерик, не знаю, чтобы я делал… С драгостью малецыком, данное отключение случилось столь внезапно, что испугались не только Дажба и Круч, но и я.

– Я тебя предупреждал, – негромко отозвался старший Димург. – Что такое с малецыком иногда происходит. Вельми редко, но бывает и связано с волнением… Посему нельзя его… того волнения допускать. Надобно вводить в коматозное состояние самому. Родитель сказал, что погодя это пройдет, нужно подождать.

Перший поднял вверх в направление свода левую руку, и легохонько повел перстами, собирая в единый пласт куски облаков, прекращая их падение и придавая их поверхности голубоватый отсвет.

– Одно дело ты рассказывал, Отец, – молвил удрученным тоном Небо и теперь сияние на коже лица его зарябило, также как и дрогнул голос. – А другое это наблюдать… Дюже я тому испугался и растерялся. Наша драгость малецык, как стоял, так и рухнул плашмя… Хорошо, Мерик, был подле, мгновенно его осмотрел, успокоил меня и сынов да распорядился с перемещением в дольнюю комнату. Лишь потом я вызвал бесиц-трясавиц и поколь малецык не подключился, не отходил от него.

Судя по всему Небо уже не первый раз о произошедшем толковал со старшим братом, не столько ощущая вину от случившегося, сколько стараясь выговориться. Потому Перший слушал не с положенным в таких случаях вниманием, а просто давая младшему снять пережитое волнение.

– Да, в этом Мерик замечательное творение, – поддерживающе произнес Димург и мягко улыбнувшись брату, воткнул локоть левой руки в облокотницу кресла да прислонился к раскрытой длани щекой, подперев точно разком отяжелевшую голову. – Однако, его воровливость меня утомляет. И ладно бы тащил у наших созданий, так нет, ворует и у самих Богов… Вот к примеру обувка появилась у него после посещения дацана Седми, когда Стынь непродолжительное время там гостил. Малецык хоть и не потребовал возвращения, но я точно знаю и те, которые ноне были на Мерике, и иные некогда принадлежали споспешнику Седми, Кукеру. Пряжку он утащил у Велета, а сам пояс у Усача. Впрочем больше всех пострадала живица, когда Стынь у нее находился… Тогда Мерик украл не просто перстни, браслеты, цепи, обувку и одежды Кали-Даруги, но и венец.

– Венец? – чуть слышно вопросил Небо и гулко хрустнул смехом… именно хрустнул, потому как сие был не продолжительный, однократный прыск.

– Венец, – медлительно растягивая слова, принялся пояснять Перший. – И коли перстни, браслеты, цепи живице было не жалко, венец, в связи с особой его важностью, пришлось потребовать вернуть. Одначе, чтобы не тревожить Стыня, и не испепелить столь надобного Мерика, Кали-Даруга связалась со мной… И мне пришлось оставить все заботы и прибыть на Пекол. Благо я на тот момент находился недалече в Чидеге… Никогда не забуду выражение полной покорности собственному уделу на лице этой бестолочи, когда он снимал со своей головы венец живицы.

– Так он, что еще его и носил? – много живее поспрашал старший Рас и теперь засмеялся много громче, выплеснув золотое сияние кожи, одновременно, на белое сакхи своего одеяния и на вспыхнувшие переливами мерцания волосы.

– Носил, – протянул Димург и легохонько кивнул, воочью оставшись довольным смеху брата. Он, наверно, рассказал о произошедшем когда-то нарочно, абы снять волнение с Небо. – Да, представляешь, носил… Украл, водрузил на голову и носил… Снимал перед Стынем, чтобы не тревожить. Все демоны и демоницы были, скажем так, несколько ошарашены таковой наглостью этого создания, зная крутой нрав своей рани… Но Кали-Даруга как и по большей частью Боги, хоть я дал распоряжение Мерику все украденное вернуть, похоже не стала забирать свои вещи… Посему не раз можно увидеть на Мерике ее сандалии, аль, что поверь еще хуже, переделанный сарафан. То уже, конечно, и не сарафан, дабы размеры несколько не соответствуют его фигуре, обаче, расцветка и материя явно принадлежали когда-то моей бесценной девочке… – Перший прервался, заботливо оглядел довольное лицо брата, и, отклонив голову от руки, неспешно выпрямил дотоль изогнутую спину. – Сейчас оставим Мерика в покое и потолкуем о насущном, – отметил уже не терпящим возражения голосом Бог, укладывая вздетую левую руку на ослон кресла и слегка вдавливая ее в ту пухлую поверхность. – Ты не знаешь, почему Седми до сих пор не прибыл? Что его задержало в Синем Око? – Старший Рас немедля прекратив сиять, торопливо закачал головой, и лицо его враз приобрело серьезно-удрученное выражение. – Нужно, чтобы он прибыл как можно скорей, тем паче теперь мы знаем, что у плоти девочки такой короткий срок бытия. Свяжись, пожалуйста, с Дивным… Пусть малецык залетит к Седми и поторопит его.

– Хорошо, Отец, нынче же свяжусь с Дивным, – старший Рас плотно прижал спину к ослону кресла и его небесно-голубые очи заволокло прозрачно-вибрирующей рябью света, точно они переполнились слезами. – Что собираешься вернуть Есиславушку на Землю? А как же Родитель, опять будет на тебя досадовать.

– Ну, что ж мой милый, – в голосе Димурга прозвучала горькая отрешенность, каковая струилась в целом в его облике и как-то разом окаменевших конечностях. – Мне не привыкать выслушивать от Родителя. Однако, девочку надо вернуть. Теперь этот ребенок, если будет полноценным и продолжит род, в котором сызнова появится Крушец. Да и потом, вмале прибудут гипоцентавры… Давеча Китоврас со мной связывался, докладывал о полете. Они и пронаблюдают за девочкой и ребенком… Начнут постройку пирамидальных храмов, конечно достроить не успеют, но Крушец хотя бы узрит начальный этап того возведения… – Перший на чуток стих и теперь шевельнув перстами правой руки, вырвал махий кусок из облачной облокотницы, принявшись скручивать его об ладонь в тонкую трубочку. – Хотел поговорить с тобой по поводу Асила… Вскоре он вместе с Кручем отбудет, чтобы заняться окоемом крайних Галактик нашей Вселенной и конечно отвлечься от произошедшего с Крушецом. Я уверен, что Родитель в следующий раз, если возникнут какие неполадки, обесточит именно их. Я его о том вопрошал, и Он ответил неопределенно, что скорее всего значит – да. А потому пострадают в первую очередь ваши владения, в частности Галактика Отлогая Дымнушка и Травьянда – Асила… Более там ничего стоящего нет. И так как наш младший брат, будет выполнять мои указания, прошу тебя прекратить с ним всякие свары. Не допустимо, чтобы ты ему высказывал про Крушеца. Я о том говорил еще на нашей общей встрече… Зачем было приходить на батуру и о том с ним толковать.

– Я прибыл совсем по-другому вопросу, – отозвался Небо и суетливо вздернул плечами. – Просто он сам о том заговорил… и я не сдержался… и..

Перший энергично дернул правой рукой и выкинул уже туго скрученный в длинную, плотную серую трубку клок облака вперед. Почитай в три человеческие ладони, тонкая, свитая трубка, выпорхнув из перст Господа, упала на пол. И тотчас принялась раскручиваться против часовой стрелки, превращаясь в темно-сизый хобот ураганного ветра, с узким концом пляшущим по полу, и боляхной в размахе воронкой в навершие. По сизому дымчатому полотну того хобота заюлили яркие рдяные искры и послышались несколько приглушенные голоса Небо и Асила, первого гневающегося, высказывающего, второго явственно защищающегося.

– Сколько это может повторяться? Пусть Опечь. Пусть Круч… Но Крушеца я тебе не прощу… И не позавидую тогда тебе, коли с милой бесценностью, что-либо случится, – явственно раздался бас-баритон старшего Раса.

Перший немедля махнул рукой сверху вниз и тем движением закончил вращение воронки. Он той мощью вогнал ее вглубь черного пола так, что она доли секунд вращала блеклыми испарениями прямо по его глади.

– Как это так не прощу… не позавидую, – медлительно, и вместе с тем строго протянул старший Димург, укладывая руку на облокотницу. – Как ты такое можешь говорить младшему брату? Какое имеешь право его упрекать, стращать? Ты, вообще, знаешь, что с малецыком после услышанного было?

– Это просто молвь… не более того… гнев, – очень тихо продышал Небо и кожа его лица нежданно пошла пятнами… где просматривались отдельные пежины белого и золотого цвета.

– Нет, – явно прощупав брата, произнес Перший, понеже его очи наполнившись коричневой поглотили и зрачки, и склеру, выплеснув несильную марность на нос и губы. – Асил мне не жаловался, у меня есть догляд не только обок Стыня, но и подле малецыка… Мне пришлось после вашего разговора его вельми долго успокаивать, абы сие не смогла сделать даже Отеть. Более такое не твори… Никогда. Нельзя вызывать в малецыке постоянное чувство вины, я уже пояснял. Он итак достаточно пережил, выполняя указания Родителя, посему не стоит его теребить, упрекать. Надо помнить, что он старший печищи, и под его началом сыны: Велет, Усач, Стыря, Круч. Их спокойствие, уверенность напрямую зависит от состояния Асила. Ты, знаешь, как мне не было тяжело по поводу поступка брата с Кручем, я не стал, как содеял ты, игнорировать его. Ибо знал, что малецык достаточно порывист и хрупок, и это его окончательно обессилит. Ты же поступаешь с ним как с ровней. Но Асил тебе не ровня, он младший… И это ты должен помнить всегда, не только когда тебе, что-то от него надо.

– Ты… тоже не всегда помнишь, что он младший, – огорченно протянул Рас, только понималось ту досаду, он направляет не столько на старшего брата, сколько на себя. А сказывает лишь, або оправдать себя в собственных глазах. – Тогда ведь позволил мне его облыжничать.

– Милый мой, уж больно с вами сложно, – немедля отозвался Перший и слегка приподнял вверх уголки своих полных губ. И днесь понималось, что даже припомненный Расом обман, происходил по спланированному старшим Димургом замыслу. – А облыжничать тогда с Владелиной позволил, чтобы Седми с Асилом и Велетом примирился. Так как знал, коль малецык не добьется своего, продолжит неглижировать всю печищу, не только виновного Асила, но и ни в чем не повинных Велета, Усача, Стырю, с каковыми весь тот срок не общался. А все малецыки, не только бесценность Велет, очень меня просили уладить данное недоразумение, понеже переживали… Впрочем, как и наш младший брат. Что же касается Крушеца, так я скрывал его появление не столько от вас, своих братьев и сынов, сколько от Родителя. Абы именно с его замыслами не умею, в силу собственной слабости, справиться… Вы же, драгоценный мой малецык, мне не соперники. И ты, сам, понимаешь, коли я пожелаю, любая лучица войдет в мою печищу. А, Крушец. Я боялся, что Родитель наново его изымет у меня и отдаст теперь тебе… И если разлуку с Кручем я смог пережить, то с Крушецем, однозначно, нет. Он слишком много значил и значит для меня, даже не могу тебе ту чувствительность, ту нашу общность объяснить… Ее надо прочувствовать, поелику она связана с самим его появлением, его рождением, как оказалось… – Димург припомнив о собственной лучице, и вовсе широко улыбнулся, да с теплом посмотрел на брата, лицо которого, притушило все пятна и приобрело положенный бело-золотой оттенок. – Асила больше не смей упрекать, ни в чем… И примирись, поколь он не отбыл, а то будет все время переживать из-за вашего недопонимания. Ему хватит того, что зала батуры теперь восстановлению не подлежит. И это еще благо, что на тот момент Круча не было в батуре, да и я мгновенно явился, только мне сообщили о происходящем. Асилу надо помочь, поддержать, ты же приметил, как инертен, пассивен Круч. Видимо, это сложилось в нем, потому как мы не соперничали за него. Он не общался с нашими печищами, а жил в достаточно спокойной обстановке, и не сумел сформироваться в должной мере. Теперь надо подсказать с его воспитанием брату, а не сварничать.

– Я примирюсь с Асилом, – согласно отозвался старший Рас и гулко вздохнул, точно только сейчас успокоившись. – До его отъезда. Сходить к нему на батуру? Или лучше позвать к нам на хурул?

– Как хочешь, милый мой, – умягчено ответил Перший, и, качнув головой, провел поверхностью правой ладони по лицу сверху вниз, будто смахивая оттуда всю утомленность. – Только если будете толковать на хуруле, позови Дажбу. При малецыке ты будешь осторожен в словах и не скажешь нашему брату ничего лишнего, чтобы потом мне не пришлось поправлять еще и хурул.

Старший Димург замолчал и глубоко вздохнул, при чем заколыхалась не только материя сакхи на груди, но, кажется, и рукава и долгий его подол. Бог явственно переживал и за братьев, и за Стыня, и за Крушеца, но будучи старшим не позволял того себе показать, несомненно, жалея тех кто был зависим от него. Небо неотрывно смотрящий на Першего лишь тот смолк неторопливо кивнул, соглашаясь не только с разумностью его слов, но и с его старшинством… Ощущая в его поступках, мыслях то самое Отцовское, которое верно было присуще ему одному в отношение, как сынов, так и братьев.

А в своде облака нежданно выстроились в густые узорчатые переплетения, напоминающие многогранные лепестки цветов, и попеременно вспыхивая голубыми аль желтыми всплесками стали посылать ту приглушенность света в глубины залы.

– Еще, – точно припомнив не менее важное, молвил Перший, и в тех проблесках света его лицо проступило многажды четче, а посем вроде как утонуло в сизости облачного кресла. – Чтобы Стынь не волновался и не участились его отключения, я думаю, что отбуду из Млечного Пути несколько раньше твоего. Завезу его в Северный Венец, пускай Кали-Даруга осмотрит, все же им ноне много пережито. Ты тоже, когда будет подходить время отключения плоти девочки, увези Дажбу, ему это не надо наблюдать… Оставишь данное отключение на контроль Вежды и Седми.

– Хорошо, Отец, так и сделаю… Хотя, что об этом сейчас толковать, еще время будет, – дыхнул старший Рас, и, опершись обеими руками на локотники кресла медлительно поднявшись с него, испрямился. – Единственно, что стоит сейчас утрясти, это где будет обитать Седми. Дажба желает забрать свой хурул. И я хотел тебя попросить… Попросить, чтобы ты убедил Седми пожить у вас на маковке, с Вежды. Ибо стоит мне о том с ним заговорить, малецык сразу начнет возмущаться и упрямится, требуя свой дацан. А дацан мне нужен в Блискавице.

– Не тревожься, дорогой мой, я все утрясу с нашим мятежным сыном, – полюбовно отозвался Перший и также как брат степенно поднялся с кресла.