День спустя, и это всего-навсе по земным меркам, на маковке в залу вошли Китоврас и Кентавр, да не мешкая остановились подле впустившей их в помещение стены. А все потому как в зале Господь Перший, вызвавший их на доклад, был не один. Помимо сидящего на троне старшего Димурга в зале находился поместившийся слева от него в объемном кресле Зиждитель Седми. Сын старшего Раса, как ведал Китоврас, был особо любим его Господом и обобщенно всей печищей Димургов. Воспитанник Кали-Даруги он почасту бывал в Северном Венце, и дацан Седми также не редко бороздил эту удивительную Галактику. Ибо частые его ссоры с Небо приводили Бога искать умиротворение туда, где по собственным замыслам он должен был расти. Китоврас, конечно, был много моложе Седми, но ведал от тех кто жил до него, что этот Бог по младости лет много раз пытался уйти из печищи Расов, и всяк раз возвращался туда под настойчивыми просьбами Дивного и Небо да уговорами Першего. Он возвращался, но только потому как очень любил Першего, расстроить, опечалить которого не мог, абы так был от него зависим. Метание Седми прекратилось сразу, как только в их печище появился Воитель, ответственность пред младшим наложила на поведение Бога обязанности, и он остепенился… Однако, не прекратил спорить с Небо, бывать в Северном Венце, словно ища там потерянное. Не однократно в своей жизни Китоврас становился свидетелем, когда к дацану Седми, прицепившемуся обок какой планеты, в их Галактике, пребывала пагода Першего или чанди Вежды. Зиждители которые могли всегда снять с Раса волнение, успокоить его разгоряченные метания, убедить или вспять охладить.

Вот и сейчас лицо Седми мало того, что смотрелось утомленным, хранило в себе неприкрытую тревогу. Гладь черного сакхи, по подолу усыпанному крупными синими сапфирами, переливалась синхронно мерцающим в левой мочке уха, украшающим ее по всему окоему, более бледным самоцветам. Подле серо-дымчатого кресла на оном Бог восседал, схожего с тоном кружащих крупных барашков– облаков в своде, стоял Кукер. Китоврас также ведал, что это удивительное существо, было создано Господом Першим и подарено Зиждителю Седми в помощь, поддержку. Неизменно соприкасаясь с данным творением Господа, император поражался его уму, степенности рассуждений и особой преданности, которую тот проявлял в отношении к своему хозяину.

Кукер был малого роста, едва превышая человеческого ребятенка десяти-одиннадцати лет, хотя с тем достаточно крепкого сложения. Все тело, руки, ноги, как и сама голова, по форме напоминающая колпак сужающийся к навершию, густо поросли короткой, курчавой черно-белой шерстью. На плотно укрытом шерстью лице просматривались лишь два больших ярко-желтых глаза да круглая дырка вместо рта, края которой огибали сине-сизые долгие усы. На самом лице не имелось лба, скул, аль подбородка, ибо оно казалось вельми плавно-закругленной формы. Мышцастыми были четыре руки создания, и широкими грудь, спина да плечи из которых зараз по две они и выходили, не менее крепкими, плотными ноги. Кукер имел родство с особыми существами, ведущими свой вид от так называемого племени кострубунек. Обряженный в укороченную черную тунику, едва прикрывающую стан, и без рукавов да такого же цвета шаровары, Кукер был обут в короткие черные сапожки с загнутыми кверху носами, украшенными по подошве крупными синими бериллами. На серебряной широкой цепи, огибающей шею кострубуньки, поместился почти с кулак, овальный, бело-черный самоцвет. Он удивительным образом вобрав в себя два эти цвета, перемешал их на своей гладкой, ровной поверхности единожды живописав каждый в отдельности. Кукер стоял подле кресла Седми по стойке смирно и хотя рот, чрез который осуществлялось дыхание, был приоткрыт, не один волосок на его лице не шевелился, точно он дышал через раз.

Только в залу вошли гипоцентавры, Кукер мгновенно перевел на них свой взгляд и очи его желтые, как и у многих иных существ, не имеющих склеры и зрачка, ярко блеснули. Первый признак, как ведал Китоврас, что кострубунька рад его видеть.

– Мальчики… идите к нам, – пригласительно молвил Перший, узрев нерешительность гипоцентавров, не желающих беспокоить своего Творца. – Сейчас я договорю с Седми и потолкую с вами.

Гипоцентавры тотчас ступили вперед, и, подойдя много ближе, остановились в нескольких шагах от беседующих Богов, степенно склонив головы пред ними. Перший легонько повел пальцами правой руки лежащей на широкой, деревянной облокотнице трона по краю инкрустированной серебряными вставками и черными крупными жемчужинами, повелевая тем испрямиться гипоцентаврам и промеж того добавил обращаясь к Расу:

– Иногда, мой милый, я тебе удивляюсь. Вроде бы взрослый, старший сын Зиждителей и так чудишь. Для тебя это предосудительно… Одно дело недопонимание с Отцом, – Димург всегда в разговоре с Седми называл Небо Отцом, стараясь тем сплотить тех, кто ему был так дорог. – А иное дело ребячество, желание как-то себя проявить… нарисоваться.

– Нет, Отец, это другое, – чуть слышно отозвался Седми и желваки на его не дюже выступающих скулах зримо засияли золотыми пежинами. – Я просто знал, что ты расстроен болезнью Крушеца, Стыня… желал помочь тебе.

– Моя бесценность, – тональность в бас-баритоне Першего приобрела особые переливы, наполнившись любовью так, что затрепетали не только губы младшего Бога, но рябью пошла шерсть на телах гипоцентавров и кострубуньки. – Для меня, как и для твоего Отца нет ничего важнее твоей жизни… Я это говорил многажды… многажды раз… Стоит ли повторяться? – Рас отрицательно качнул головой и с тем шевельнулись его пшеничные, короткие волосы. – Тем паче, ты видел сообщение Асила, что это был выплеск материи, вследствие того, что прохудились стенки самого Синего Око, и дело тут не в соседней Галактике, поэтому и образование заверти. А в этом случае ставить ловушечную поверхность не имеет смысла… Попробуем коллапсировать, как просит Небо… Но для этого Асилу понадобится моя помощь, впрочем, об этом потом. Сейчас главное, это твое поведение, твое отношение внутри печищи, каковое мне не может понравится. Твое самовольство, как ты теперь понимаешь, могло привести к тому, что заверть увеличилась бы в размахе и навредила соседним Галактикам. И погубило бы, что еще страшней, тебя нашего драгоценного малецыка.

Господь сызнова стих, и слышимо вздохнул… И немедля вздохнул Китоврас, ибо понимал, как сильно любит его Творец Седми, как тревожится за него, и это не только отражается в колыхание серебристого сакхи Димурга, но и в зябкой игре золотого сияния на губах и вкруг очей. Перший неспешно повернул голову налево, и, оглядев явно виноватое лицо Раса, нежно ему улыбнулся, все также наставительно добавив:

– Прошу тебя, мой милый, более так не поступать, не подавать дурного примера младшим… Потерять тебя, бесценность. Сама эта мысль для меня не переносима, тем паче после пережитой нашей общей беды.

Седми дотоль замерше смотрящий на пол, резко дернулся в направлении старшего Димурга, и, склонив голову, приник лбом к лежащей на облокотнице его руке, очень тихо дыхнув:

– Прости, прости меня Отец… Менее всего хотел расстроить тебя. Более такого не повторится, обещаю.

Перший незамедлительно склонился к голове Раса и полюбовно облобызал волосы на затылке и макушке, засим он вельми нежно огладил их ровность, и слышимо для сына молвил:

– Второго Светыча я не перенесу… Ты, это знаешь… Знаешь, как мне дорог, – и вновь говоря вслух продолжил, – вмале мы старшие Боги отбудем из Млечного Пути. И я хочу быть уверенным, что вы оба… Ты и Вежды будете достаточно серьезны к тому, что на вас возложил Родитель. А он не меньше… не больше возложил на вас работу от которой зависит не только пополнение наших печищ новым Богом, но еще и более значимое событие. Абы не было каких-либо искусственных вырей, вторжений из соседних Вселенных у нас должны рождаться Боги. И посему обитающие в иных состояниях создания должны знать, что наш Всевышний живой, населенный, бодрствующий. Это событие весьма важное составляющее нашего бытия… Поэтому ваша дисциплинированность, ответственность сейчас как никогда необходимы, абы своим самовольством вы не навредили нашему драгоценному Крушецу. Это в общем, а в частном, малецык, Кукера мог прислать одного, сам не приходить, отлежаться в дольней комнате.

– Там ничего нет Отец… хранилище почти пустое, – протянул устало Седми, наконец, поднимая голову с его руки и сызнова откидываясь на ослон своего кресла. – Небо срочно послал веление космической керемети Словуты доставить в Млечный Путь биоауру.

– Надо же какая неприятность в пагоде тоже, по-моему, ничего не осталось, последнее перед отбытием Опеча, я повелел перекачать в хранилище бурханища, – расстроено протянул Перший, и провел перстами по очам, тем самым скрывая от Раса свое огорчение.

– Ничего, кереметь скоро прибудет, – успокоительно откликнулся Седми и туго вздохнув, прикрыл глаза, собираясь вроде как уснуть. – Словута был недалеко от Отческих недр, полностью наполнил хранилище и отправил судно к нам… Сам же насколько я ведаю, остался там… Хочет встретить Опеча. Ведь малецык первая лучица, за которую он боролся и Словута вельми к нему всегда был расположен.

– Он умница… просто умница, – мягко протянул Димург, плохо скрывая, что взволнован за состояние Седми, и посему внимательно всматриваясь в его лицо. – Наш любезный Словута, как и Велет… Лишь Усач и Стыря довольно-таки напряжены. Но если Усач, в меру своей мягкости только напряжен, Стыря явно сердит. Я это почувствовал, когда мы с Асилом залетали к нему в Болотный Утес договориться о готовящейся встрече с Опечем. После я уже сам его посетил, без Асила. Сначала долго ждал в его космическом уляньдянь, а после он столь смурно меня слушал… Ходил по залу туды… сюды… молчал, иноредь мне казалось еще миг и он вообще уйдет. Так и не ответил, как решил поступить, обаче, я и без того увидел там такую мешанину боли, огорчения, и даже досады… Намедни, уже сюда в Млечный Путь прислал сообщение, чтобы когда я направился в Апикальную систему завернул к нему, он хочет полететь со мной.

– Наверно переживает, что был груб с тобой, – отозвался Седми и легохонько улыбнулся, изогнув полную верхнюю и тонкую нижнюю губы, слегка прикрытые волосками.

– Наверно, потому как прислал сообщение отображением, чтобы я не смог того переживания уловить, – пояснил Перший и теперь перевел взор с Раса на стоящего слева от его кресла кострубуньку. – Кукер поди ко мне, мальчик.

Кострубунька торопко шагнул вперед и синхронно движению ног замахал своими четырьмя ручками, вскидывая их высоко вверх. Он дюже быстро дошел до трона старшего Димурга, остановился в трех шагах от него и рывком развернувшись, склонил низко голову.

– Слушаюсь, Господь Перший, ваших распоряжений, – бойким и единожды насыщенно грудным голосом откликнулся Кукер.

– Да, нет, милый мальчик, распоряжения я тебе уже выдал… беса подключил, – мягко протянул Димург, с нежностью взирая на такое послушное создание, Творцом которого и был. – Сейчас только исполни две вещи.

Бог прервался, и, протянув руку в сторону кресла Седми, резко дернул перстами в бок. И тотчас из сидения кресла выкатились широким и высоким валом облачные пары, разком приподнявшие ноги Раса, а миг спустя дрогнул на нем и ослон, образовав под его спиной полулежак.

– Спасибо, Отец, – мысленно послал Першему Седми, и днесь плотнее прикрыв очи, точно погрузился в сон.

– Первое, сходи ко мне на пагоду и узнай у Ляд, каковы запасы биоауры, – продолжил говорить старший Димург, теперь, верно, успокоившись, что сын удобно прилег. – И второе проследи, абы беспятые благополучно переместили каземат с Мериком на тарель гипоцентавров. И как только сие будет произведено, пусть тарель с ним отбывает в Северный Венец. После обо всем придешь и доложишь. Покуда малецык Стынь на Синельке, воспользуемся его отсутствие и отправим черта на излечение.

Стоило Першему заговорить о Мерике, как Китоврас, поколь недвижно замерший напротив, гулко вздохнул, ибо днесь считал себя виноватым не только перед своим Творцом, но и пред тем, кто даровал ему титул императора.