Всю ночь Владелина проспала не пробуждаясь. Во сне она, судя по всему, бредила, посему точно выныривая из темной ямы, видела пред собой оживших лопаст, вперевалку шагающих к ней на коротких, отекших ногах. В доли секунд в их гладкую, бурую с крупными и мелкими пежинами кожу вонзались стрелы, и из рассечений текла густая голубая кровь. Эти видения длились совсем чуть-чуть, кажется, не более мгновения, в коем чьи-то заботливые руки, приподнимая голову Влады, поили ее сладко-терпким отваром и ласково проводили по волосам. И от той, похоже дарованной самим Выхованком, заботы с тела девочки спадал жар али вспять озноб, прекращало натужно стучать сердце и налаживалось допрежь ослабленное дыхание.

Рано поутру, когда небеса едва только посерели, а солнце еще даже не появилось, отроковица пробудилась. Она лежала на правом боку, приткнув раненную руку к груди. Весьма тяжелая голова, будто от сна али от острой боли в руке, была неподъемной. Дюже хотелось пить… сухо было не только во рту, но вроде как и в самом желудке. Высохшие губы, обветрено-потрескавшиеся приоткрылись, и Владу еле слышно вздохнула, вобрав глубоко в себя протяжный, чистый воздух, стараясь хоть его свежестью придать влажность собственной плоти. Ворвавшееся в недра рта, глотки дуновение, самую толику взбодрило девочку, и тогда она, окончательно пробудившись, увидела в зарнице полыхающего костерка сидящего подле ее ног миловидного человека.

Это был не высокий, не намного выше Владелины, худой человек. Не мужчина, а скорее всего женщина, что виделось по ее выступающей вперед небольшой груди, с вельми красивыми чертами лица и длинными, пшеничными, прямыми волосами, заплетенными в мудреную толстую косу, чем-то напоминающую колосок злакового растения. Удивительной была форма головы этой женщины, слегка удлиненная на затылке и со значимо выступающим вперед подбородком, округло-островатым, верно не намного уже, чем затылочная часть и напоминающая по виду яйцо. Заостренными на кончиках и прижатыми к поверхности кожи головы были два уха этого создания, на левой мочке коего висел на продолговатой цепочке с ноготок каплевидный прозрачно-белый самоцветный камушек, вспыхивающий в бликах огня всеми цветами радуги. На каплевидном лице поместились миндалевидной формы глаза, большой, выдающийся с горбинкой у самого основания, нос, впалые щеки над которыми нависали угловатые скулы. Даже в предрассветном сумраке юница ладно рассмотрела белоснежную кожу лица и рук женщины, с весьма долгими четырьмя пальцами, вроде лишенными безымянного. Казалось, человек был нагим, оно как не проступало на нем каких-либо очертаний одежи, однако погодя Влада приметила, что белоснежное одеяние просто слишком плотно облегает стройное, красивое тело. Голубоватая, али лишь мерцающая в сумраке утра обувка также плотно охватывала и ноги женщины так, что сквозь ее толь прозрачность, толь тонкость проступали удлиненные стопы с четыре перстами на каждой.

Владелина едва зримо пошевелила правой, затекшей от неудобной позы, рукой. И немедля женщина повернула в ее сторону голову, воззрившись на девочку еще более дивными очами в каковых и вовсе не имелось радужки, и зрачка… только белая склера наполняла их. Нежданно склера изменила свой цвет на золотистый, такой каким подсвечивалась кожа Расов.

– Хочешь пить? – негромко вопросила красивым, лирическим голосом, приятного тембра женщина.

– Ты кто? – прошептала взволнованно юница, не сводя зачарованного взора с удивительных глаз создания, в оных попеременно то золотой, то наново белой становилась склера.

– Это царица белоглазых альвов Вещунья Мудрая, – вмешался в разговор, выпорхнувший из сумрака утра Двужил, и остановился подле дивной женщины. – Народ белоглазых альвов недавно прибыл на планету Земля по велению их Творца Зиждителя Седми, нарочно, чтобы обучить людей наукам волхования и звездной мудрости.

– Да… – кажется, сие просто шевельнулись ставшими безжизненными от сухости уста отроковицы.

Вещунья Мудрая протянула деревянную братину в направлении губ девочки и та привстав с земли, слегка облокотившись на правую руку, торопливо приникла губами к ярко-золотистому отвару. Миг погодя опустошив братину до дна. Густой, сладковато-терпкий напиток однозначно увлажнил и рот, и глотку, он тепловатым светом согнал сухость из желудка, и немедля мягко-подвижными стали уста отроковицы.

– Значит, это ты меня поила всю ночь? – вопросила девушка все дотоль продолжая глазеть на царицу, чуток приклонив голову на сторону. – А я думала это мне приснилось, – добавила Владелина и сызнова прилегла, только ноне не на бок, а на спину. Острая боль единождым махом отозвалась во всей руке, девочка чуть-чуть поморщилась и досказала, обращаясь уже не к Вещунье Мудрой, а к стоящему подле нее гомозулю, – такая малая рана… всего лишь вскользь… а так болит. И, чудится, на меня нагрузили, что-то дюже тяжелое и заставили нести. Оттого и болят ноне, и руки, и ноги… и верно все тело, как внутри, так и снаружи.

– Наконечниками стрел лопаст служат шипы морских существ, которые содержат убийственное или вредоносное вещество, способное погубить человека, – пояснила своим приятным голосом царица и укрыла тело девочки, плащом Могуча, подсаживаясь к ней ближе. – И это еще хорошо, что стрелы не воткнулись тебе в грудь… живот… не задели кость, Владушка. Иначе никто не успел бы тебя спасти. – Вещунья Мудрая надрывисто покачала головой и негодующе взглянув в лицо Двужила, днесь стоящего несколько левее, кожа которого нежданно приобрела такое же яркое полыхание как и волосья, заметила, – и то благо… Благо, что Зиждитель Воитель направил меня сюда, иначе бы к утру ты могла остаться без руки. Ибо яд, это не рана. Не было смысла Двужил жечь ее огнем, только не нужная боль для девочки… бесполезная боль. Надобно было связаться с порученцами Зиждителя Словуты, а не самовольничать… Ну, да, то пред Зиждителем Воителем тебе Двужил отвечать, я лишь передала его тебе недовольство.

– Вещунья Мудрая. – Отроковица высвободила из-под плаща руку и слегка дотронувшись перстами до ее гладкого одеяния молвила, – учитель Двужил хотел помочь. Боялся за меня, виновата одна я. Виновата, что пошла к лопастам. Но я не думала, что они нападут. И потом по первому в воде увидела лишь одного. Он купался, и я подумала… подумала, что один не опасен. Тем более он находился далеко от меня.

– Встреча с энжеем тебя ни чему не научила, – незамедлительно отозвалась царица, и медленно повернула в сторону юницы голову. – Это передал для тебя Зиждитель Воитель, Владушка… Не научила та встреча тебя быть опасливей.

– Я не боюсь, – наново прошептала отроковица, чувствуя как заалели ее щеки, то ли от подымающегося солнца, лучи которого позолотили верхушки деревьев и уже дотянулись до прогалины, где было разбито становище, то ли все же от слов царицы.

– Дело не в том, чтобы бояться, а в том, что надобно быть осмотрительней, – произнесла царица, а пальцы юницы, переместившись с материи одеяния, едва прошлись по тыльной стороны ее длани, положенной на землю, нежно огладив кожу, словно изучая последнюю. – Прежде чем вступить в толкование с каким бы то ни было новым существом, нужно к нему присмотреться, прислушаться… нельзя быть доверчивой. Ну, да ничего, благодарение порученцам Зиждителя Словуты я успела во время и у нас будет время, девочка, все это не раз с тобой обсудить. Ибо по велению Зиждителя Воителя я стану твоим наставником в освоении волхования и звездной мудрости. – И отвечая на проявленную теплоту, Вещунья Мудрая незамедлительно обхватила своей мягкой и необычайно теплой, можно даже сказать, жаркой ладошкой перста Влады да легохонько их сжала.

– А как же ратные занятия? – сердито поспрашал Двужил, может и жаждущий отойти от царицы, но поколь не смеющий.

– Что ж Двужил, поколь возможно ратные дела отойдут на потом, – теперь Вещунья Мудрая отвечала, не поворачивая головы в сторону серчающего и гулко фыркающего гомозуля, а неотрывно смотрела на юницу. – Ибо Владелине, как будущей правительнице Лесных Полян, мои знания будут необходимы в управлении… мудром управлении, как поселением, так и живущими в нем людьми. – Гомозуль сызнова, что-то несогласно хмыкнул и было уже открыл рот, чтобы чего-то сказать, и то даже зримым трепетанием отразилось на движение волосков прикрывающих сверху губы, да только царица резко дополнила, – но если ты против. Можешь о том молвить Зиждителю Воителю при встрече, думаю, твое мнение непременно учтут, особенно после вчерашнего.

Двужил тотчас суетливо дернул головой так, словно получил затычину по затылку и натужно вздохнув, развернувшись, направился к соседнему костру, за каковым почивали мальчики и Могуч.

– Думается мне… ты, Двужил не станешь высказывать свое мнение, – проронила Вещунья Мудрая вслед уходящему гомозулю, так и не повернув в его направлении головы. – Потому как придется допрежь того выслушать недовольство Зиждителя Воителя.

Юница, услыхав тихую молвь царицы и вовсе ядренисто покраснела, понимая, что это лишь из-за ее своевольства теперь учитель подвергнется недовольству Воителя, и абы вступиться за него, проронила:

– Вещунья Мудрая, Двужил ни в чем не виноват, это моя вина.

Царица немедля ласковенько улыбнулась и чуть сильнее сжала руку отроковицы в своей.

– Мы уже о том говаривали, – мягко протянула она. – Стоит ли повторяться. Это ты скажешь Зиждителю Воителю, не мне. Зиждитель Воитель будет решать своевольничала ли ты или проявила свойственную тебе любознательность.

Вещунья Мудрая смолкла и тогда девочка вздохнув, закрыла глаза. А вкруг нее лес, такой бескрайний, наполненный живыми существами, чистотой и благоуханием, запел на разные мотивы, приветствуя наступающий день и восходящее, на раскинувшееся осторонь планеты голубое небо, солнце. Слышались в том гомоне не только птичьи песни такие свистовые, отрывистые трели тце… тел… тек, но и более звонкие чок… чок, али глухое подсмеивание кхи… кхи, а после переливчатое щебетание да простой однотонный треск. Жжиу… тьюрри или цок… цок… цок, а погодя раздавался пронзительный окрик зверья да и вовсе какой-то насыщенный хриплый рык.

– Гомозули убили тех существ… лопаст, – погодя молвила отроковица, и, открыв очи, воззрилась на царицу. – Я не хотела их смерти… и мне… мне, – голос Влады дернулся. – Было страшно на нее смотреть… на нее… на смерть.

– Почему ты просто не убежала? Не убежала когда была возможность? – участливо поспрашала царица, стараясь всем своим видом и тембром голоса успокоить девочку.

– Возможности не было, – несогласно качнув головой, отозвалась Владелина. – Тот, который был в воде, сразу направил на меня оружие. Не ведаю, как оно называется.

– Оно называется самострел, – пояснила Вещунья Мудрая и наконец, выпустила из своей ладони, дотоль зажатые перста девушки.

– И они лопасты, – сбивчиво продолжила сказывать отроковица, ощущая потребность выговориться. – Они сразу повели себя грубо… и говорили… говорили такие вещи… такие, что меня объял гнев. Я не могла это слышать… мне хотелось пронзить их мечом… срубить их поганые языки. – Голос юницы набирал силу, и от воспоминаний ее тело судорожно задрожало так, что натужная боль в раненной руке, казалось, отозвалась в каждой клеточке плоти. – Поганые их языки, – досказала она, и лицо ее исказилось от боли и от обиды за Зиждителей.

– Они говорили скверное на Богов? – тот вопрос словно и не был сказан, он всего-навсе просквозил в воздухе.

– Да, – почти не открывая уст, выдохнула девочка и ее зеленые глаза наполнились слезами. – Такие грязные слова… такие…

Влада торопливо прикусила нижнюю губу, стараясь справиться с душевной болью от пережитого и страшась дать волю желающим выскочить из очей слезам.

– Лопасты напали на мальчиков из других поселений, коих как ты понимаешь на этой планете несколько, – низко молвила Вещунья Мудрая, и, направив заостренные пальцы к лицу юницы, высвободила прикушенную ею нижнюю губу. – И тем мальчикам не повезло… не повезло так как тебя. Хотя то, что с тобой случилось нельзя назвать везением, было бы правильнее сказать удача, к которой ты своими разумными действиями приложила руку. Лишь одно ты сделала не верно, пошла с ними на контакт. Лопасты живут совсем в другом месте на Земле, то было им велено Зиждителем Воителем. Но они решили, как почасту с ними случается, что более не подчиняются велениям Богов, посему и явились сюда.

– Те мальчики… из других поселений… – протянула Владелина и муторно задышала.

– Те мальчики погибли… им было невозможно помочь, – пояснила царица и малозаметно просияла улыбкой, стараясь ее теплотой снять напряжение охватившее девочку. – Мои люди, что ноне находятся во всех человеческих поселениях, просто не успели им помочь. – Вещунья Мудрая смолкла, услыхав, как всхлипнула девочка и сызнова судорожно вздрогнула вся ее плоть. – Я уже говорила, если бы стрела попала в твое тело… в мягкие ткани или воткнулась в кость, смерть была бы скорой. Твоя быстрота, вода в каковую ты нырнула за мечом, отсрочили и значительно уменьшили действие яда. И, конечно, посланцы Зиждителя Словуты, что наблюдали за вами, узрев случившиеся, незамедлительно сообщили о том Зиждителю Воителю, чем и спасли твою жизнь.

– А мальчики? – словно до конца не осознавая произошедшего вопросила Владелина и голос ее теперь ощутимо затрепетал.

– Мальчиков мои люди нашли мертвыми, – весьма сумрачно, вроде растерявши всю лиричность тембра своего гласа, ответствовала царица.

– Как же так? За что? – болезненно пролепетала отроковица и черты ее лица зримо заколыхавшись, исказились… то ли от физической, то ли от нравственной боли. – Они говорили о Матери Земле с такой теплотой. Говорили, что мы люди, точно черви вмале уничтожим реки, оземь, высосем из нее кровь… извратим ее плоть и оставим тут лишь безобразные остовы костей… Костей, – повторила юница так поразившее ее душу сравнение. – А сами… сами напали на мальчиков, которые им ничего не сделали. Что это?

– Это гнев… гнев, – откликнулась Вещунья Мудрая и провела дланью по лбу Влады смахивая оттуда выступивший бусенец пота. – Гнев творит и не такое… его надо уметь усмирять и тогда.

– Мои братья… я… – резко перебила плавную речь царицы Владелина и из глаз ее потекли, резво выплюхнувшиеся и столь долго удерживаемые слезы. – Неужели они лопасты правы… и мы можем такое содеять с нашей Матерью?! Нет! Нет! – то Владелина почти вскрикнула. – Никогда! Я не смогу такое сотворить с моей Матерью.

– Тише! Тише, девочка… моя хорошая девочка, – прошептала участливо Вещунья Мудрая и принялась нежно голубить волосы юницы. – Мальчики проснутся… и наново расстроятся, растревожатся за тебя. Не надо плакать, – царица белоглазых альвов порывисто обхватила за плечи девоньку и медленно, чтобы не потревожить рану подняв, усадила подле себя. Она ласково притянула к себе трепыхающееся от волнения тело юницы и крепко обняв, прижала к груди. – Умиротворись! Умиротворись!

Сие, кажется, царица уже не шептала, а вроде как пела. И голос ее такой красивый с лирическими переливами переплетался с напевами птиц и зверей живущих в этих неоглядных лесах, обыденной и ничем для людей не примечательной жизнью, впрочем для них насыщенной событиями и вечным поиском лучшей доли.