Тем же вечером, вернувшись с луга дюже поздно, Влада на короткий срок, оставшись без попечения царицы, вышла на двор и замерла подле белоствольной березки. Само деревцо, как и его тончайшие ветви, вроде притомившиеся от бытия и желающие сбросить с себя всю листву, тягостно качнулись вправо… влево и надрывно вздохнули. Вмале Удалой, уже весьма подросший и набравший веса да коричневы шерсти, с длинными ушами каковые порой теребились по земле и тем самым преграждали прыткую поступь лап, выскочил из дома. Щенок, скатившись с крыльца, почитай ударился об ноги застывшей юницы, и звонко взвизгнув, шибутно завилял своим длинным покрытым густоватой шерстью хвостом. По-видимому, он был выдворен из избы вечно гневающимся на него Выхованком, только девочка выпорхнула на двор.

– Удалой, ты чего? – встревожено вопросила Владелина, узрев столь стремительное приземление щенка подле собственных ног.

Удалой звонко тявкнул, чего позволял себе лишь в присутствии отроковицы и вздев голову да открыв пасть вывалил из нее мягкий, розовый язык, при том закачав туды… сюды хвостом.

– Чего? – довольно оглядывая столь милое создание уже много ровнее спросила девушка и присела на корточки подле щенка, ухватив того перстами за удлиненную морду. – Ты, как насчет, убежать отсюда, чтоб никто не видел, и поколь нет Вещуньи Мудрой?

И та задорность, своеволие, живущее во Владе, верно, в миг наполнило и щенка, отчего он спешно вывернул свою крутую головешку и принялся, изгибая язык, лизать руку хозяйке.

– Убежим?! – глубоко вздохнув и точно утверждая принятое решение, молвила отроковица и рывком поднялась с присядок, принявшись оглядывать и сам двор, и крыльцо дома, и пролегающую недалече мощеную улицу.

Не торопко словно боясь, что ее побег заметят и в доли секунд вернут обратно, Владелина вышла со двора и остановилась на мостках. Лишь толику времени она медлила, все еще вглядываясь вдаль улицы, где обок с домами гомозуль поместились четыре более мощных сруба для альвов, в трех из которых жили сподвижницы, а в самом крупном царица. И, не приметив, на пустой улице какового движения, махом сорвавшись с места, во весь дух побежала вон из поселения. Желание побыть одной было столь велико, оно заслонило собой просьбы царицы не уходить никуда без ее ведома, поглотило под собой слова Богов беречь себя. Влада стремглав проскочила через соседний двор, покуда пустого, оно как мальчики чем-то занятые еще не вернулись домой, и прибавив шагу, и вовсе, кажется, полетела в стоявший пред ней стеной лес… Хоть и не так любимый отроковицей, как луг и небо своей бескрайностью, но сейчас манящей возможностью остаться один-на-один с собой. Удалой дотоль неотступно и на удивление молча бежавший следом, нежданно заскочил спереди, девочка, запнувшись об вертлявое тело щенка, порывисто дернулась и полетела вниз, будто врубившись в землю зараз руками, подбородком и грудью. Удалой звонко взвизгнул от боли, а юница не менее звонко засмеялась, и, повернув голову положила щеку на покрытую невысокой травой оземь, вспаханную подбородком, и замерла… Улыбаясь столь трепетному вечернему теплу солнца и аромату земли. Здоровущий зеленый жук с желтыми полосками толь прилетевший, толь заползший по островатому отростку травинки, остановился на его кончике и закачался взад… вперед, обдумывая свой дальнейший путь на этот вечер. Розовый язык Удалого, энергично прошелся по лицу девочки, облизав сначала ей нос, потом чаще и ретивее уста.

– Хватит… хватит, – чуть слышно протянула Владелина и резво повернувшись, улеглась на спину.

И тотчас щенок вскочил ей на грудь и принялся еще активнее лизать лицо, таким побытом, выказывая всю свою преданность и испытываемую им любовь.

– Хватит Удалой, – подымаясь с земли и сталкивая с груди все еще довольного щенка, произнесла девочка.

Громкое клекотание соколов не одного, а сразу двух пролетевших над Владой, незамедлительно смахнули с ее лица улыбку. Отроковица вздела голову, и, всматриваясь в парящих очень низко птиц, ощутила мощную волну раздражения и тревоги. Владелина уже давно поняла, что, как и царица, и Выхованок, птицы тоже приглядывают за ней, всяк раз опускаясь особенно низко если она решит сделать, что-то о чем не ведает Вещунья Мудрая.

– Опять, – негодующе проронила юница и туго задышала. – И чего они надо мной кружат, а… Как ты думаешь Удалой? Нешто им более не чем заняться?

Девушка сызнова опустилась на землю и всмотрелась в бледно-голубую даль неба, коя пред тем как почернеть окончательно, пыталась допрежь того покрыться блеклостью синевы. Соколы сделали несколько махонистых кругов над Владой, точно осматривая местность околот нее и, похоже, спустились еще ниже… Засим они заклекотали столь пронзительно, что тот крик отозвался эхом в голове девочки и даже дрыгнули черты ее лица. Удалой прилег подле правого бока хозяйки и тяжело задышав, высунул свой язык.

– Ты должен стараться Липок, – нежданно послышался совсем недалече трескучий, низкий и как всегда холодный голос Знахарки Прозорливой. – Ты будущий врачеватель этих людей. Придет время и мы альвы улетим от вас. И все то, чему я днесь тебя обучу будет долгие века… века Липок оберегать жизни людей. А ты так ленив, тебе сложно запомнить то малое, что я тебе показываю. Но я ведь выбрала тебя, неспроста из всех ребят. У тебя способности к врачеванию. И ты ноне просто обязан приложить все свои усилия, чтобы перенять от меня хотя бы малую часть знаний. Большего я и не требую.

Влада напряженно вжалась в землю, страшась разрушить единение ученика и наставника в каковое нечаянно вклинилась, и чтобы Удалой ее не выдал, ухватила его за загривок, и, притянув к ноге, зажала морду. Слегка при том принявшись оглаживать шерсть на спине левой рукой.

– Я просто устал Знахарка Прозорливая, – по-видимому, всхлипнув, отозвался Липок, ибо по жизни был ревой. – Просто устал.

– Ты и так почти шестнадцать лет ничем не занимался, – теперь голос старшей сподвижницы зазвучал и вовсе гневливо. – Можешь малость поднатужиться… И более не смей на меня жаловаться Владелине, не зачем ее тревожить своей ленью, ибо потом меня весьма вычитывает за то царица. Лучше перенимай трудолюбие и старательность, каковой обладает Владелина, каковой ученице можно лишь порадоваться.

– Да… я… – негромко пыхнул Липок и затих.

Было слышно, после упоминания имени юницы, затихшей на земле, что альвинка и мальчик идут по краю леса, к которому она и стремилась добежать, стараясь обойти крайний двор Ведогоня по рубежу. Желание слиться с землей неудержимо овладело девочкой, и она не только вдавила спину и голову в почву, но, по всему вероятию, перестала дышать, мечтая, чтоб ее все же не приметили. Зычное клекотание соколов, вроде прорезало предвечернюю тишину, и один из них внезапно резко снизившись, стремительно пролетел над отроковицей, и, не мешкая вырвавшегося из ее рук Удалым, звонко затявкавшим.

– Удалой! – пронзительно кликнул, величание щенка мальчик и тотчас свистнул, подзывая его к себе. – Ты чего там делаешь?

Узнав старого знакомца, щенок дернулся из удерживающих его рук девушки и живо понесся влево в сторону Липка.

– Вот же какие противные, – прошептали губы девочки и сердито проследили зеленые очи за еще более низким полетом птиц.

Бесшумная поступь Знахарки Прозорливой, несомненно, направилась в сторону все еще лежащей юницы надеющейся, что, быть может, сподвижница передумает и не станет ее разыскивать, продолжив прерванный путь.

– Ты, что тут делаешь? – голос Знахарки Прозорливой прозвучал над девушкой, и в нем теперь послышалась не свойственная ему забота и тревога. А миг спустя ее красивое лицо с изогнутым в середке, малой горбинкой, носом да слегка удлиненным кончиком, тонкими, мягко очерченными губами и белыми очами, где очень редко вспыхивали кружащиеся бледно-желтые круги живописалось над отроковицей. – Владелина, что случилось?

– Ничего не случилось, – широко просияв улыбкой, вельми бодро ответила юница, глядя снизу вверх на сподвижницу. – Просто я прогулялась.

– Одна? – и бледно-желтые круги в очах сподвижницы, кажется, переполнив глазное яблоко, выплеснули свой свет на девочку. – Одна?.. Тут, подле леса?… без присмотра?

– Как же, а они, – и Владелина вздев руку, указала вытянутыми перстами на парящих птиц. – Они за мной присматривают.

– А где оррар Вещунья Мудрая? – поспрашала Знахарка Прозорливая и опустившись на присядки, огладила пальцами покарябанный при падении подбородок юницы.

– Не знаю. Не знаю где Вещунья Мудрая, – незамедлительно откликнулась отроковица и кивнула в знак приветствия подошедшему и прижимающему к себе щенка Липку.

– Как же так одна… без оррар, – участливо проронила сподвижница и шибутно вздернула плечами, точно не в силах осознать таковое противоречивое действо. – Ты ударилась? – сызнова беспокойно вопросила она. – Что-то болит?

– Да, нет! ничего не болит, – сердито дохнула Владу, весьма не любившая, когда ее спрашивали о здоровье, и рывком поднявшись, села. – Просто хотела прогуляться… и да не одна, а с Удалым.

– Поднимайся, – повелела Знахарка Прозорливая, обхватив своей цепкой рукой правое плечо девочки потянула на себя, сама при том поднимаясь с корточек. – Ты не должна ходить одна. Боги того не велят. Ты должна беречь себя, не подвергать свою бесценную для Зиждителей жизнь даже малой опасности.

– Просто, просто хотела прогуляться, – отметила уже менее досадливо девушка, когда сподвижница поставив ее на ноги, заботливо ощупала голову, тело и конечности, проверяя их состояние.

А после, все еще крепко удерживая за руку, несомненно страшась, что та выскочит и убежит, повела Владу повдоль края леса мимо Ведогонского двора и дома к мощной улице.

– Мне хочется побыть одной, – недовольно сказала юница и попыталась вырвать руку, но сподвижница еще крепче ухватила плечо, и долгие ее перста, похоже, слились в единое целое с плотью Влады. – Хочется как прежде скакать на Угольке. Хочется пойти на Ребячий мешок, взять лук и меч. Однако ничего не разрешают. Даже ходить одной нельзя.

Девочка сыпала молвь на Знахарку Прозорливую не получая ответа, в целом этого и не требовалось, она просто выплескивала накопившееся в ней негодование. Сподвижница, по всему вероятию, это понимала, потому, молча, вела отроковицу туда, где по ее мнению она сейчас и должна была находиться.

– Да, погоди же, – Влада резко остановилась и пронзительно зыркнула в наполненное беспокойством лицо Знахарки Прозорливой. – Скажи ты когда-нибудь видела одноглазых ориков?.. И какие еще народы, племена живут на Земле?

– Племена? – повторила вслед за девушкой сподвижница царицы, судя по всему, она была далека от таких вопросов потому-то нежданно и замерла. – Зачем тебе это надобно знать?

– Занимательно… Занимательно это знать, – раздумчиво протянула Влада, устремляя свой взор в глубины леса, точно стараясь им раздвинуть те кучно подступившие рядья деревов. – Тебе не кажется, что такой без крайний этот мир, он не заканчивается за Похвыстовскими горами и Белым морем… Он стелется дальше, и, быть может, касается своим боком белых косматых облаков и той полосы, что мы величаем небо? – И Владелина медленно перевела взгляд на бледно-голубоватый небосвод, похоже, выходящий с под темно-зеленых верхушек деревьев.

– Ты слишком много думаешь, это вредно для тебя, – прошептала весьма тревожно Знахарка Прозорливая и дотронулась перстами до лба девочки. – У тебя возможно жар, ты перегрелась на лугу. И посему надобно не мешкая прилечь.

– Ну, я и прилегла на землю, ты ж не дала полежать, поднявши, – усмехаясь, отметила отроковица, услыхав позадь себя дюже довольный смешок Липока.

Видимо, сподвижница не оценила шутку, а что-то гневливо фыркнув в сторону смеющегося мальчика наново потянув за собой Владу, побрела по дороге вглубь поселения к избе Выхованка, где уже весьма зримо просматривался как вуй, так и стоящая подле него царица. Невдолге все втроем подошли ко двору Выхованка и юница, даже не взглянув в лица духа и Вещуньи Мудрой, вырвала плечо из рук сподвижницы и направилась по дорожке к дому. Она понимала, что недолжна была без спроса убегать из поселения, ибо о том ее не раз просила не только царица, но и Бог Дажба, но порой просто не могла с собой справиться… Весьма нуждаясь в том, чтобы побыть один-на-один с собой, чтобы иметь возможность прислушаться к себе и потолковать с собственным естеством.

– Владушка, постой, – медлительно проронила ей в след царица, поколь выслушивающая молвь сподвижницы.

Девочка на малеша сдержала свою поступь и резко обернулась.

– Вернись, – кивнула ей малозаметно Вещунья Мудрая.

– Зачем? – несогласно отозвалась девушка, чувствуя, что коли подчинится царице и вернется та скажет ей и вовсе неприятное, как того она и заслуживает.

– Надобно потолковать, – все тем же ровным с мягкими интонациями в голосе протянула Вещунья Мудрая и легохонько просияла. – Потолковать.

Удалой уже спущенный с рук Липком и в доли секунд достигший стоящей отроковицы, проворно подпрыгнув, оперся передними лапами на долгий, почти до колен, подол белой рубахи и синих шаровар замарав ткань на них землей. Влада небрежно столкнула щенячьи лапы вниз и оглядела измазанную теперь почвой и единожды спелыми полосами зеленой травы рубаху, огорченно качнув головой. Она сделала несколько не смелых шагов к царице, коя не сводя с нее взора, меж тем разговаривала со Знахаркой Прозорливой на своем весьма мягком языке, всегда столь приятно звучащем.

– Тебя ждет Зиждитель Седми, – все также ласково молвила царица, днесь и вовсе разворачиваясь в направлении девочки, и взмахом руки отпуская сподвижницу.

– Зачем? – и недовольство юницы враз отразилось трепыханием на ее губах.

– Зачем ты убежала из поселения? – не отвечая на поспрашания Владелины, в свой черед вопросила Вещунья Мудрая, не сводя испытывающего, заботливого взгляда с нее.

Отроковица порывчато дернула плечами, не зная, что ответить… Вообще, последнее время, всякое волнение отражалось резкими дрыганием плоти девочки, что вельми тревожило альвинок, ибо возможно, как они говорили, было признаком какой нервной хвори, следствием пережитой раны и, конечно, видения.

– Сходи, пожалуйста, переодень рубаху и умой лицо, – изрекла царица так, словно осталась довольна тем немым объяснением. – И поторопись, Зиждитель Седми уже давно ждет, и это не совсем ладно.

Владелина еще медлила, борясь с желанием не подчиниться требованию Богу, и тем однако не желая огорчать столь дорогую ей наставницу. Но вмале преодолев собственное упрямство направилась выполнять указанное, право молвить, то переодевание несмотря на старание Выхованка заняло у нее достаточно времени… Так как по первому она дюже долго умывалась, затем решила сменить не только рубаху, но и шаровары, потому Вещунье Мудрой пришлось войти в объятую полусумраком избу и поторопить юницу.

– Ты так мне и не ответила, – произнесла девушка, когда, наконец, одевшись и повязав на стане кушак, направилась в сопровождении царицы к капищу. – Зачем нас зовет Бог Седми?

– Не ведаю… потому как он ждет не нас, а тебя, – незамедлительно пояснила Вещунья Мудрая, придерживая девочку за правое плечо, так как дотоль держала ее сподвижница. – Я же просила меня обождать, не ложиться… потому как пошла к Зиждителю Седми.

Влада смущенно отвела взор в сторону, ведь потому она и убежала, або знала, что Вещунья Мудрая в капище, а значит, появлялась возможность побыть одной, насладиться столь желанным одиночеством и красотой вечереющего неба. Ночь уже вступила в свои права, когда царица и девочка подошли к капищу, стены которого, фронтоны, крыша и даже луковка не броско светились белым сиянием, озаряющим лишь саму постройку, лестницу и небольшой полукруг площади пред ней. Голубоватые окна, что украшали шатровую крышу, переливались в отличие от стен достаточно лучисто. И тот яркий свет, выбиваясь вверх, устремлялся в уже сине-черное небо, где мигая, возгорались звездные светила. Неспешно женщины поднялись по ступеням, и на чуть-чуть остановились подле густоватой дымки проема.

– Вещунья Мудрая, – едва слышно шепнула юница, подступив ближе к наставнице. – А ты видела одноглазых ориков?

Царица слегка повела в сторону ученицы голову и в светозарности идущей от стен ковчега, беспокойно оглядев ее, также негромко вопросила:

– Почему ты все время спрашиваешь про это племя, что тебя беспокоит?

– Беспокоит, – повторила за царицей молвь Влада и легохонько сотряслась всем телом, словно вспомнила весьма, что-то неприятное. – Не знаю… как так может быть один глаз… Да и потом я видела сон. Вчера и сегодня… Видела гладь воды… такую дальнюю. Точно сливающуюся с небом и идущих вскачь всадников, прямо подле окоема воды. И много… много юшки… такой алой. Казалось, она наполняла собой не только землю, но и стекала в воду. Что это?

– Это? – взволнованно переспросила Вещунья Мудрая и голос ее надрывно дрогнул. – Верно, пустой сон.

– Нет… не пустой, – проронила не согласно Владелина, и качнула надрывно головой.

Одначе, поелику царица торопливо шагнула в испарения, успев при том вельми крепко ухватить пальчики Влады в свои, пошла следом. Из густой пелены тумана глянули на девочку большие очи с темно-коричневой радужкой занимающей почти все глазное яблоко и окаймленной по краю тонкой желтовато-белой склерой, лишенные зрачка, и девочка глубоко вздохнув, наконец, осознала, что Бог Небо сказал не правду… Не Он, ее звал… А Отец… Отец у которого были эти глаза и черная кожа, слегка отливающая золотом… И зов каковой она всегда несла в себе, был его зовом… Его… Отца…

Юница чувствовала, что стоит… Стоит, ей побыть в этом плотном мареве еще самую малость и она увидит всего Отца. Не только его каплеобразное лицо, так схожее с ликом Небо, но и всю столь близкую ей фигуру Отца, а после ощутит успокоение. Потому когда ее резко дернули за руку, также рывком вырвала пальцы из пут. Все также неотступно следя за очами она расставила широко руки, точно желающая взмыть птица. А пред глазами Владелины уже плыл черный небосвод и в нем плясали чудной вихревой танец яркие звездные светила, переливался огнями радуги правый его край и чуть слышно кто-то шептал ее имя. Но не это, оное она нынче носила, а иное… столь близкое, трепетно-нежное, что хотелось рыдать.

Пронзительное дуновение, нежданно разрушило такое прекрасное видение ночного неба, и унесло благодать, замершую внутри девочки. С трудом Влада приподняла веки и увидела над собой прозрачный свод, в котором отражались зеркальные стены, белый пол. Его подпирали, али только подталкивали плотные пузатые голубо-белые облака, видимо пухнущие своими вихрастыми боками прямо на глазах. Всего-навсе малеша погодя отроковица поняла, что лежит на спине на чем-то мягком и, кажется, таком же пузато-рыхлом, и это рука Седми ласково оглаживает ей волосы, проходясь по голове, по лбу и по щекам тонкими перстами.

– Как она Зиждитель Седми? – низко вопросил голос Вещуньи Мудрой, будто выплывший из тех самых облаков. – Я только на доли секунд потеряла ее руку, – оправдывалась она.

– Надобно держать крепче, – тенор Седми прозвучал достаточно сердито, и пальцы его вновь прошлись по лбу девочки.

– Мне не справиться с ее горячностью, Зиждитель Седми, – теперь глас царицы наполнился живостью и явственно раздался справа от юницы. – Госпоже нужен мастер… тот кто призван взращивать лучицу, кто для того и создан. Госпожа слишком нервозная и хрупкая, я уже докладывала о том… И я прошу… прошу, поколь не поздно, позвать мастера. Слишком часто проявляется в госпоже эмоциональная нестабильность, то не благостно отражается на ее здоровье, на слабом сердце.

– Я это знаю, – днесь Седми стал сказывать, единожды мешая свое недовольство с явственной удрученностью, не прекращая голубить волосы отроковицы, долгий хвост каковой покрыл ее грудь. – Знаю… много раз передано Небо… но Небо вельми упрям. Я наново поговорю с Першим, когда у него буду… Попрошу и объясню состояние плоти и лучицы. Одначе и там не все так просто. Так, что поколь старайся Вещунья… Быть может сызнова положить нашу дорогую девочку в кувшинку… поправить сердце… нервы, что надо.

– Кувшинка не помогает Зиждитель Седми, я же поясняла, – дернулся глас царицы, а вместе с ним кажется и тень, что отбрасывала она и коя слегка прикрывала лицо юницы. – Во-первых это проблемы скорей всего с самой лучицей. А во-вторых сердцу нужна пересадка… на каковую в связи с непостоянством лучицы решиться никак поколь нельзя.

Седми навис над девушкой своим мощным, объемным образом, головой сокрыв далекий свод, и легохонько ей улыбнулся.

– Ничего не болит, милая моя девочка, – проронил он так мягко как говорил с ней Огнь…

Огнь за каковым сама того не понимая взращивая в себе любовь, так истосковалась за это время Влада.

– А где Бог Огнь? – губы такие тугие, вроде отекшие плохо подчинялись Владелине, в целом как и мысли.

– Огнь улетел, – ответил Седми. Впрочем, узрев, как надрывно дрогнули черты лица юницы, торопливо добавил, – но он скоро вернется… Скоро.

– Скоро, – повторила за Богом девочка и сызнова замерла… чувствуя всепоглощающую тоску за Огнем и смурь за глазами Отца.

– Ты можешь идти Вещунья Мудрая. Я позову тебя когда надо. И помни о моем наказе, – Седми сызнова говорил своим недовольным тоном. А позже, видимо, когда остался с отроковицей наедине в зале многажды нежнее сказал, при том трепетно дотронувшись перстами до ее очей, – что ты там видела, моя милая? Там, в завесе? – и глас его прозвучал приглушенно.

– Отца, – сама не ведая зачем, выдохнула девушка и тело ее судорожно сотряслось. – Это Он! Он меня зовет… Не Небо… Нет! – Голос девочки внезапно окреп, и сама она вся напряглась, точно внутри нее стали тугими мышцы, нервы, вены и плоть. Она резко дернулась, покатой дугой изогнулась ее спина и Владу закричала так, будто жаждала докликаться до него. – Зовет! Отец! Отец!

Порывисто дрогнули черты лица Седми и он сам стремительно дернул головой, а засим также резво положил ладонь девочке на уста, тем самым придавив не только ее крик, но и само тело к пухлому лежаку. Ядристая россыпь искорок разом выпрыгнув из его рук и лица упала на одежу Владелины и немедля в тех местах прожгла ткань, и, по-видимому, кожу, потому как отроковица прекратила кричать и изгибаться дугой.

– Будет немного неприятно, – Рас вроде лишь дыхнул, не открывая рта и не шевеля губами и одним махом наполнил теми словами все тело юницы.

Бог неспешно убрал руку от лица Влады, и, судя по всему, поднялся на ноги, ибо разком стал достаточно далеким от ее взора. Проходящая по лбу Седми широкая, золотая, мелко плетеная цепь резко дрогнув, начала вырываться вверх круглыми звеньями формируя высокий конус. В каковом каждое последующее звено было меньше в обхвате предыдущего, заканчиваясь и вовсе едва зримым овалом. Нежданно тот значимый конус сменил свое золотое сияние на огнистое полыхание. По ребристому его полотну с самого нижнего рядья, вплоть до верхнего, словно по спирали, прокатилась россыпь рдяных капель, а посем лучисто вспыхнул и сам венчающий его овал, принявшись вращаться с такой быстротой, видимо желая открутиться и отделиться от своего обладателя. Не отводя взора, Владелина смотрела на то дивное мелькание света в ее очах, как и на самом венце Зиждителя, резвыми волнами подымались брызги огня. Они, кажется, погасили, аль токмо затмили собой, всю зелень радужной оболочки девочки. Не в силах не то, чтобы сомкнуть глаза, но даже пошевелить веками, пальцами отроковица внезапно воспарила над ложем и подлетела вверх. Ее ноги также синхронно опустились вниз, а глаза поместились как раз над уровнем мелькающего овала на венце Бога.

Еще мгновение и сверху… с самого купола, медленно колыхая своими рыхлыми, перьевыми, бело-голубыми боками спустились облака. Они по первому всего-навсе коснулись тела Влады, прошлись по ее волосам, облизали материю одежи и вдруг, точно просочившись, враз поцеловали поверхность кожи. Еще сиг и отроковица будто лишилась одеяния, а миг погодя и самой кожи. Остались только на ней кружащие, обнимающие и тулящиеся к плоти не только снаружи, но похоже и изнутри облака, застлавшие полностью лицо, и оставившие без завесы лишь глаза, все дотоль смотрящие на мелькающий овал, ставший, уже почитай багряного цвета. Неожиданно из того густо-красного сияния в направлении укутанной, подобно куколке, девочки полотном облаков вырвался длинный луч желтого света, он коснулся того места где под парами скрывался ее лоб. И миг спустя Влада резко крутнулась вокруг своей оси начав наматывать сверху на облачные испарения это луч, столь плотно обхватывающий и подступающий к проложенным полосам, что вмале то уже был не бело-голубой кокон, а багряно-огненный. Упакованная в него юница расширенными глазами, пред коими мелькала широкая кровавая полоса света, отражающаяся в зеркальных стенах, наконец, остановила и сконцентрировала свой взгляд на сменившим цвет овале, также единожды прекратившим и движение. Багряность на нем преобразовалась сначала на лучистую коричневу, а погодя на небесную голубизну очей Небо… И Владелине так сильно внезапно захотелось прильнуть к старшему Расу и в том прижатии наконец-то найти успокоение… успокоение… И глаза Небо, без сомнения ее Отца… дорогого и трепетно любимого кружили пред взором юницы токмо на миг уступая место радужнозеленым очам Огня.

– Надобно будет сказать Отцу, – прозвучал, выплывший откуда-то из марева цвета мягкий баритон Дажбы. – Что у тебя Седми получилось. Отец будет вельми рад, ибо ждал этого.

– Да уж, мой милый малецык, будь добр скажи, – мешая недовольство и теплоту, откликнулся такой же далекий глас Седми. – Поелику я того совсем не желал творить и хвалиться мне пред Небо не чем. Считаю, что надобно им обоим… Отцам… вести себя иначе. Одному повиниться пред Родителем, а иному отдать лучицу.

Влада было попыталась шевельнуть рукой, ногой… открыть веки аль рот, но складывалось такое ощущение, что она полностью лишена плоти… и даже самих костей. И нежданно тугой болью заколыхалось все ее естество… суть… жаждая вырваться из тех пут… и не быть подвластной деянием Расов.

– Как же можно отдать лучицу, – сызнова послышался огорченный глас Дажбы. – Тем более сейчас когда девочка такая большая.

– Именно ноне, мой дорогой, и отдавать, – Седми сказал вельми поучающее и, одновременно, благодушно, так как может говорить старший в отношении неопытного младшего. – Поколь лучица юная… Поколь девочка не связана с нами. Ты ведь ощутил на себе ее зов. Если бы ты не сомкнул пространство, как это я тебе велел, ее бы услышал и Перший, и Асил. Там такая чувственность, такая мощь. Это было вельми больно, а ведь лучица еще совсем дитя… Представляю, что будет когда она начнет перерождаться. Теперь, после возникшей связи, после поданного зова мы все время будем ощущать ее рост, ее способности, кои у лучицы, несомненно, неординарные, если не сказать уникальные. Такие как у тебя, мой дорогой малецык, одначе многажды порывистее, живее.

– Отец так не думает… Отец… – начал было Дажба, но верно был прерван досадой старшего брата.

Ибо морг погодя послышался тенор Седми:

– Небо действует лишь во благо собственной печищи, его не интересует желание сынов. Он никогда не уступит, не отступит, он не Перший… Он не Отец Перший, – как-то и вовсе полюбовно произнес старший Рас и голос его легохонько трепыхнулся. – Однако, потолкуем по поводу ориков. Как ты понял Дажбы это видение… – и днесь глас Седми словно густое эхо упорхнул куда-то вверх, закружив в небосводе, не столько капища, сколько Земли. – Весьма четкое, что в целом не удивительно для лучицы. Надобно только все объяснить девочке. Меня не будет, и посему сие сделай ты, драгость малецык, чтобы нашу бесценность не угнетали эти мысли, сами видения и сны. Абы она их не боялась, как можно мягче поговори с ней, мой дорогой.

– Хорошо… хорошо… хорошо… – то плыл и вовсе неведомо чей зов может Дажбы, а может и Седми… а может его… его Небо… Отца…

Небо, к которому так хотелось прикоснуться, который был так близко, словно в шаге от Влады… или все же в далеком, темном космосе с кружащими в чудных таких замкнутых в яичные скорлупки Галактиках. Почитай розово-алая кольцеобразная Галактика с необыкновенным купно собранным звездным скоплением и необычайно ярким светлым ядром, живописалась пред очами девочки и заколыхала своим расходящимся и бледнеющим по краям сиянием.