После разговора с Небом, а вернее после обряда Седми, Владу успокоилась… совсем и определенно надолго. Перенаправленная Богом Седми ее чувственность и тяга с Першего на старшего Раса, наконец сняли беспокойство с ее плоти и томление с головы… И девочка ощутила себя счастливой и довольной жизнью. Та радость теперь струилась во взоре Владелине, она проскальзывала в ставших неожиданно медленных движениях ее рук, походке… И даже в разговоре более не было горячности, суетности, словно Небо своими поцелуями снял часть нервозности с плоти.

Голубо-изумрудный хризоберилл, покачивающийся на цепочке подаренной ей Седми, и вставленный в левую, как и у альвинок, мочку уха поигрывая яркими бликами света, оттенял сияние очей юницы. Возвышение Влады, близость к самому Зиждителю Небо, кое в целом и не скрывалось от мальчиков никак не повлияло на ее характер, быть может, сделав его в отношении ребят более мягче и приветливее. И ежели раньше она позволяла бросить обидное слово в сторону какой-то дубины, то после обряда Седми, когда под лаской Небо испарилась та самая нервозная раздражительность, и стало ощущаться единение со старшим Расом, Владелина перестала допускать в разговорах, спорах или определении виноватого грубости. И моментально уловившие это отроки, теперь старались любые спорные отношения разрешить при помощи юницы, что в целом не дюже приветствовалось Вещуньей Мудрой, считающей, данные пересуды вредными для здоровья ее ученицы.

Неспешной поступью проскользнул месяц ягодень и серединь… И наступил увядень, имеющий такое название потому как в этом месяце становилось значительнее прохладнее относительно теплого времени лето. В месяце увядень всегда зримо оголялись деревья, это не значит, что они напрочь лишались листьев, просто теряли большую их часть. Потому и стояли дерева в месяцах спень и дождич, со здоровущими прорехами в ветвях сквозь кои можно было узреть саму серую голубизну небосвода.

Владелина виделась со старшим Расом очень часто и не потому, что ходила к капищу, просто всяк раз, когда она ощущала томление в голове, Небо призывал ее к себе. Он всегда встречал ее в огромном зале капища, и, усадив подле на облачное кресло, подолгу прижимал к себе, гладил волосы, целовал в макушку и лоб, и порой, что-то нежно шептал. Юница никак не могла разобрать тех слов, точно Бог говорил их на каком-то ином языке, аль у нее в тот момент пропадал слух… А может не могла понять она его еще и по той причине, что каждый раз когда сие дыхание входило в нее, Влада судорожно вздрагивала и застывала, на малеша переставая ориентироваться, не в силах, что-либо воспринимать. А погодя приходя в себя, утомленная шла домой, где Вещунья Мудрая поила ее какими-то ядренистыми на цвет и весьма горькими на вкус отварами, которые всегда хотелось выплюнуть. Засим царица укладывала девочку в ложе, где ноне сменили и простынь, и подушки, и одеяла на более мягкие, струящиеся и уходила, лишь, когда последняя засыпала, оставляя ее на попечение Выхованка.

Еще чаще беседовала Влада с Дажбой, с которым обещала сблизиться, и который после обряда и вовсе перестал смотреть в очи и лоб. Он токмо прикасался к ним губами и так, словно дотрагивался до чего-то вельми бесценного, хрупкого, каковое боялся огорчить собственным дыханием. Младший из Расов был особенно мягок в общении с юницей, не то, чтобы сказать слова против, он старался не высказывать своего недопонимания. Всегда предугадывая ее тревоги, объясняя сны и направляя течение мыслей девочки в более спокойное русло. Словом, как раньше в толковании с Богами заметил Небо, лишенная должного внимания, любви и заботы под пристальным наблюдением всех Расов, постоянно друг друга подменяющих на Земле и теперь не оставляющих ее ни на миг без своего попечения, юница многажды умиротворилась и не столько своим божественным естеством, сколько плотской сутью. И та самая медлительность в речи и движениях была первым признаком божественности самой Владелины… Суть плоти оной в будущем должна была стать частью обитающей нынче в ней лучицы.

Теперь умиротворенная любовью Отца Влада направила то малое время, каковое Вещунья Мудрая отвела на занятия, чтобы не перенапрячь хрупкое и слабое ее здоровье, на занимательные места в пергаментных листах, весьма живо интересуясь, изучением Галактик. И самого того не понимая, жаждая в знаниях альвов, найти ту самую серебристо-насыщенную Галактику, схожую с веретенообразным телом, будто испещренным пылевыми включениями, да окруженную сверху и снизу волокнистой бахромой. Ту Галактику, которую все еще продолжала изредка видеть во снах, и про которую рассказывала не раз Богам, чье величание, как пояснил немного позднее Небо, звучала как Дымчатый Тавр.

Вельми живо интересовалась девочка не только Галактическими просторами Всевышнего, но и системами, планетами их наполняющими. И в частности теми из них, где жили альвы, гомозули и духи, або как оказалось у всех у них имелись родные им планеты, системы и даже Галактики. И если у белоглазых альвов это была Галактика Синее Око, созвездие Выжлец и планета Арибэлла, то родной гомозулям оказалась Галактика Блискавица, система Сто-Жар-Стлязь и планета Гмур, а духи в основном обитали в Галактики Небо и Дивного, Косматый Змей, где в созвездие Ильматырь, поместилась их планета Буян.

И альвы, и гомозули, и духи, будучи творениями Зиждителей, соответственно Седми, Воителя и Небо, были выведены особым способом, не столько рожденные в начале своего творения, сколько именно созданные, по прописанным этими Богами кодам. И это были не человеческие племена… не люди. Это была совсем иная форма жизни, которая имела особый срок жизни, особые качественные признаки и рождалась несколько иначе, так как оказывалась всегда плотно связанной с замыслами Богов. Души, как пыталась пояснить Вещунья Мудрая, той самой, что жила в мальчиках и вообще людях, в альвах, гомозулях и духах не имелось. Они сами и были той душой, сберегая накопленную информацию в собственном костяке, оный облекали в видимую оболочку, словно в одежи. Посему у духов и гомозулей не имелось потомства, продолжение рода, всяк раз им создавали оболочку нарочно для тех нужд существующие создания… А альвы взращивали в себе саму оболочку в определенное, установленное, прописанное Седми время и собственным концом даровали начала новому.

– Ты умрешь, когда родится твоя дочь аль сын? – взволнованно переспросила девочка и лихорадочно вздрогнув с болью в лице уставилась на царицу. – И даже не увидишь, как ребенок будет расти, жить?

Владелина и Вещунья Мудрая сидели на берегу реки, прямо на песчаном его краю, слегка обрывисто высоким так, что можно было, свесив ноги вниз, бултыхать ими в воде. Кругом поднимался тугой стеной лес, он будто подпирал с этого более высокого рубежа реку и порой цеплялся за ту слуду своими выпучивающимися из-под почвы корявыми кореньями. Где-то недалече от этого приподнятого края брега, несколько ниже по течению, весело плескались в воде мальчики и гомозули сопровождающие Владу на конных прогулках. Это были весьма редкие прогулки, и то большей частью выпрошенные у Дажбы, каковой не мог девочке ни в чем отказать, даже как считала царица во вредной для здоровья тряске на лошади. Высоко в голубом небе, здесь над рекой достаточно хорошо просматривались кружащие соколы. Порой они всего-навсе просто клекотали, а иногда Владелина слышала, возникающий внутри головы певучий, объемный бас Словуты.

– Альвы не имеют мужского пола, наш народ представлен лишь женскими особями, – пояснительно проронила Вещунья Мудрая, и, развернув в сторону девочки голову, ласково на нее воззрилась. – И разве ты не поняла, что я дотоль сказывала… Моя дочь, это буду я.

– Ты? – непонятливо мотнула головой юница. – Но ты же умрешь… Ты говорила человеческие души умирая после вселяются в новые тела рожденные на планете Земля и продолжают, таким образом, течения бытия человечества… А у вас, у альвов души нет. Вы будто костяк сверху прикрытый телесной оболочкой. Так как же ты будешь жить в своей дочери… коли тело умирает все, вместе с плотью и костями.

– Мне очень сложно это тебе объяснить, – протянула задумчиво царица, и слегка приподняв правую ногу, вынула стопу из реки и провела своими одинаковыми по форме и длине пальцами по заходившей рябью воде. – У меня родится, скажем так, однородное, во всем похожее на меня создание, сберегшее и мою память, и мои знания.

– Ты как бы родишься сызнова сама в себе, – домыслив произнесла Владелина, и, узрев кивок Вещуньи Мудрой, облегченно вздохнула. – Значит, ты живешь вечно… Вернее очень долго и, по-видимому, ты была при рождении Зекрой, учила тех мальчиков.

– Нет, не мальчиков, а девочек, – негромко молвила Вещунья Мудрая и бросила беспокойный взор на купающихся ниже по течению отроков, проверяя, не подслушивают ли их разговор.

Владе рассказывались и объяснялись такие вещи, о каковых никогда не узнали бы мальчики, то было указано делать Небо. Впрочем, царица единственно о чем попросила девочку не толковать с детьми об узнанном, и об этом просили не Зиждители, а именно Вещунья Мудрая, желая защитить слабые людские умы. Старший Рас толкуя с Вещуньей Мудрой по поводу обучения девочки, в оной жила божественная лучица, особо указал отвечать на все интересующие вопросы в той форме, абы становилось понятно, и единожды не напугало ее. Небо, как можно и понять, совсем не волновали живущие в поселении отроки… Нынче все мысли, действия были связаны лишь с драгоценной лучицей, плоть которой должна получать надобную ей на данном этапе информацию, и знания. Потому если царице по какой-то причине не удавалось дать нужные пояснения юнице, она обязана была о том сообщить Богу Дажбе, который всегда ведал, что и главное как надо сказать.

Расы должны были подготовить лучицу к следующему шагу на ее становление… к следующим жизням в людских телах и как итог к перерождению… К жизням в которых, участвующие в соперничестве за нее печищи, придадут человеческим телам, и их сути – мозгу, особую насыщенность страстями, переживаниями и невзгодами. Новая, юная плоть которая предоставит себя для проживания лучице не будет помнить прошлые жизни своего естества, начиная собственное существование с нуля. Все, что лучица накопит, впитает в себя, за обитание в человеческих оболочках проснется в последней из них лишь на конечном этапе… этапе преображения. Потому будут весьма важны не только эта, но и предстоящие жизни лучицы в людской плоти, где благодаря аккумулированным способностям, подле нее, при помощи испытанной, пережитой и как итог накопленной чувственности: страданий, горестей, радостей, знаний, сформируется определенное число частиц, ставших ее многогранностью. Чем более продуктивная событиями, знаниями будет всякое последующее бытие человека, тем скорее сформируется лучица, и как итог переродиться в Бога.

Но это не касалось первой жизни, когда слишком подвижная лучица, не скрепленная с плотью могла легко покинуть тело, и, вырвавшись за пределы Земли и вовсе потеряться в Галактическом мире… Порой, вельми редко, такое случалось. И, зная об этом Зиждители, всех без исключения печищ, отказывались от соперничества впервой жизни лучицы, предоставляя возможность тем Богам, в чьих отпрысках она появилась, обеспечить ее особой заботой, любовью, вниманием и, конечно, наставниками.

На Владелину в связи с тем, что она родилась в паболдырях, где один из родителей был светлокожим, а другой болдырь – помесь иных племен, в частности отпрысков Першего имели право обе печищи, как Расы, так и Димурги. Потому Перший и просил брата отдать ему лучицу, имея на это законное право, каковое, правда, растерял в желании облыжничать Родителя, жаждая непременно сохранить подле себя лучицу. Одначе, так как к Родителю повиниться прибыл не Перший, которого ожидали, а Небо… Родитель повелел старшему из Расов оставить лучицу у себя и заняться ее воспитанием. Не ведомо, что говорил Родитель Небо по поводу лучицы, но именно после того возвращения и был проведен обряд Седми, а саму девочку окружили повышенным вниманием и заботой, словно ее существование стало теперь основой для всех Расов.

О том юница, конечно, не ведала, хотя стала замечать, что ее просьбам не могут противостоять не только альвы, гомозули, но и Дажба, и Воитель. И если первые умели прикрыться отказом, что так мол не велели Боги, то вторые просто не могли сказать – нет, и ежели не помогали уговоры, уступали Владелине. Потому девочке иноредь удавалось побывать на конной прогулке, и даже брать с собой на таковые меч… Весьма редко искупаться в речке, сходить в лес, а пару раз даже посчастливилось посетить Ребячий мешок и пострелять из лука. Правда после того утомления у Влады разболелась голова, и царица уложила ее в ложе на несколько дней, напоив сонным отваром. А после посещения Ребячьего мешка и стрельбу из лука запретил сам Небо, объявив это не только сынам, но и юнице… Одним повелев, а другую мягко убедив. И отроковица пришла к выводу, после той беседы с Отцом, что на ее просьбы пожаловалась Вещунья Мудрая. Ибо теперь Дажба и Воитель почасту стали согласовывать просьбы со старшим Расом, говоря таким образом: «Это мне надобно уточнить у Небо… И коли Отец разрешит, я с радостью выполню твою просьбу, моя милая девочка».

– Девочек? – вопросила Влада и также как до того царица, бросила встревоженный взгляд на купающихся в воде мальчиков, не только шумно плюхающихся в реке, но еще гулко наполняющих криком окрестности ее берегов.

– Да, в частности на Зекрую, на оной я бывала, Боги привезли и мальчиков, и девочек, – пояснила своим мягким, приятным голосом Вещунья Мудрая. – И мы альвы обучали девочек.

– А у нас ведь тоже появятся девочки? – поспрашала отроковица и качнула ногами в воде так, что широкие круги вяло текущей реки неспешно унесли ту рябь вслед по движению течения. – Девочки, как я… Откуда они возьмутся, с других планет?

– Я не могу ответить на этот вопрос, – не раздумывая, проронила царица. – Спроси о том Зиждителя Дажбу.

– Я спрашивала… И он мне сказал, что их привезут, через три лето с иного места, – медленно роняя слова отозвалась юница, наблюдая за проплывающей мимо них корявой веткой, на завершие которой помахивая ажурными, сухими рубежами поместился желто-зеленый дубовый лист. – А, что такое иное место я не уточнила.

– Почему, мое чудо? – заинтересованно спросила Вещунья Мудрая, и, протянув в направлении лица девочки свои тонкие перста, убрала оттуда локон волос, выбившийся из плетеной косы.

– Нас прервали. Пришел Словута, – теперь Владу величала почасту Богов лишь по именам. И в том не было как допрежь того, чего-то предосудительного, и, видимо, никем не замечалось, похоже и самой юницей. – Он поднял меня на руки и поцеловав в лоб, прижал к себе… И я забыла, что хотела спросить. Знаешь, точно меня враз лишили памяти. Я вспомнила о нашем разговоре с Дажбой о девочках когда вышла из капища.

– Значит, я скажу Зиждителю Дажбе, – усмехаясь, благодушно протянула царица, и ласково огладила черные бровки юницы. – Чтобы более Зиждитель Словута не целовал тебя, когда ты беседуешь с Зиждителем Дажбой. Так как не допустимо, чтоб тебя подолгу тревожили какие-то вопросы… Это запретил Зиждитель Небо.

– Словута, он куда-то отбывал… Он где-то бывает в каком-то месте, – протянула не столько спрашивая, сколько утверждая девочка, и резко вспенила воду правой, а посем и левой ногой. – Я его давно не видела, как и Седми, и Бога Дивного.

– Конечно, бывает… У Богов, я тебе это уже говорила, много творений во Всевышнем, не только Галактика Млечный Путь и Солнечная система, – дополнила Вещунья Мудрая речь девушки.

Она вынула из воды ноги, в доли секунд обула на них сапоги, а после настойчиво потянула на себя конечности Влады. Но прежде чем натянуть на ее ноги тонкие чулки, оные, как и многое иное появилось у юницы, после видения, обтерла их тонким ручником, лишь потом обув в темно-синие, мягкие сапоги.

– Ты может, соскучилась за Зиждителем Дивным? – вельми участливо поспрашала царица, миг погодя, пристраивая ноги отроковицы на песочный брег.

– За Седми, – чуть слышно молвила Владелина, потому как сзади из густой чащи леса нежданно донесся раскатистый гул.

Девочка и царица разом обернулись, успев приметить, как на дотоль чистом голубом небе блеснула яркой, серебряной полосой стрела и единождым махом ударила куда-то в глубины леса, точно в кроны деревьев. А морг спустя пронзительный визг накрыл все чернолесье и выкатился на брег реки, заколыхав верхушками крайних деревьев, и зарябив гладью воды. Громко заклекотали, что-то малопонятное соколы, парящие в небесах. Вещунья Мудрая немедленно вскочила на ноги и загородила собой также резво поднявшуюся девушку. Прошло совсем малое время, когда снизу прибежали взволнованные, вооруженные мечами Двужил, Могуч и Крепыш, а следом за ними полураздетые отроки.

– Что это? – удивленно вопросила Владелина, и, шагнув в сторону и вперед, поравнялась с царицей.

– Стой тут, на месте, – голос Вещуньи Мудрой дрогнул, и она суетливо схватила отроковицу за руку, тем самым сдерживая ее дальнейшую поступь.

А сама меж тем подняла голову и воззрилась на клекочущих птиц, кружащих уже сравнительно низко, по-видимому, мало-помалу опускающихся. Влада тотчас последовала примеру царицы, и, вздев голову, вслушалась в повеление птиц, но на этот раз не смогла разобрать о чем они кричат, слышались лишь отдельные звуки из слов и протяжное шипение, будто кто-то наступил на хвост змее. Судя по всему, понять порученцев Бога Словуты не могла и наставница девочки, оттого черты лица ее выражали днесь не только обеспокоенность, но и озадаченность.

– Вещунья Мудрая, Крепыш оставайтесь тут, – прервал молчание Двужил, своим гортанным, командным голосом. – Мы с Могучом, Грабом и Миронегом сходим, поглядим. Все остальные отвечаете головой за Владелину.

Двужил, кажется, еще не успел договорить как все трое вышеуказанных, сорвавшись с места, последовали за ним в глубины леса, где пронзительное взвизгивание вмале утихло и слышалось только захлебывающееся дыхание раненного зверя.

– Вещунья Мудрая, что они сказали? – указывая кивком головы на птиц поспрашала отроковица, тревожно вслушиваясь в лес, где за плотными рядьями деревьев скрылись гомозули и мальчики.

– Не могу разобрать… Что-то случилось со связью, потому поколь никуда не уходим, дождемся распоряжений Богов, – немедля пояснила царица, и еще крепче обхватила руку девочки своими перстами так, что последняя вскликнула от боли. – Прости, прости, – торопливо протянула Вещунья Мудрая и ослабила свою хватку, но лишь затем, чтобы притянуть к себе юницу и прижать, тем самым схоронив в своих объятьях от опасности.

Рык зверя, наконец, смолк, и сызнова яркая молния блеснула в небесах и упала где-то в лесу, совсем недалече от брега реки и немедля гулкий человеческий крик прорезал наступившую тишину.

– Мальчики! – испуганно вскрикнула Владелина, увидев, как высокий столб искр, вырвавшись из крон деревьев, разком растворился в голубых далях.

И также, как и бьющая молния, порывчато дернувшись, отроковица вырвалась из объятий царицы, и, растолкав стоящих пред ней отроков, что есть мочи побежала вперед.

– Владу! – испуганно закричала ей в след Вещунья Мудрая, и что-то не менее тревожное фыркнул Крепыш.

А мгновение спустя, вроде как пробившись сквозь шорохи звуков и шипения явственно прозвучал в голове повелительный голос Бога Словуты потребовавший остановиться. Но девочка уже не слышала, ни наставников, ни порученцев Зиждителя, и, не потому что своевольничала, а потому как испугалась за дорогих ей мальчиков, ушедших в глубины леса.

В зеленой ниве, по каковой бежала юница, плотными рядами возвышались мощные дерева дуба с необъятными стволами и густой кроной так, что она скрывала сам поддонный мир леса, затеняя его смуростью и обездоленностью растений. И посему под деревьями почти не росла молодая поросль, лишь изредка кургузились тонкие отростки неведомо откуда сюда занесенной березки или граба. Сам полог был обильно усыпан листвой, ветками, и невысоким кустарниками: грабинника, лещины, бересклеты, росших в основном под прорехами крон дуба, на более-менее светлых местах.

Раза два запнувшись об покатые разломившиеся надвое, вроде лопнувшие, поваленные ветви дуба, обильно укрытые как мхом, так и махунечкими дубками жаждущими на них взрасти, Владу чуть было не упала, одначе сумев удержаться на ногах, лишь прибавила ходу. Впрочем, перепрыгивая очередной раз через поваленный ствол, зацепилась за его изогнувшуюся ветвь, упрямо воткнутую в землю, и повалилась прямо в раскрывшееся, лопнувшее по середине дерево, прибольно стукнувшись коленями и стесав до крови ладони. Все с той же стремительностью девочка вскочила на ноги и мгновение спустя уже выбежала из-за менее высокого дерева на пологую полянку, окруженную по коло лесом и вроде обожженную огнем.

У самого край той прогалины, стояли, свесив руки гомозули и мальчики, как показалось вскрикнувшей девушке и сами обожженные. Чуть зримо блеснуло краснотой загоревшей кожи оголенное до торса тело Граба, и он резко обернувшись, схватил подскочившую Владу в объятия. Его плоть вздрогнула от той минутной близости девочки и вместе с тем дернулась и она сама. На миг шея юницы выгнулась назад и накренилась голова так, что пред собой она увидела лазурь свода, и кружащих соколов… Глубоко вздохнув, девушка снова услышала голос Словуты, только ноне мягко убеждающего ее успокоиться.

– Что? что с вами случилось? – услыхав повеление Бога уже много ровнее и степеннее спросила девочка, высвобождаясь из объятий отрока.

– Все хорошо, – тихо протянул мальчик, и в тембре его голоса слышалась нарастающая мужская воля умеющая защитить и уберечь дорогое ему создание.

– Владелина, что ты тут делаешь? – то уже весьма беспокойно дыхнул Двужил и незамедлительно подбежав к отроковице, оттолкнул своим пронзительным взглядом от нее Граба.

– Я думала, думала с вами… с мальчиками, что-то случилось, – надрывно вздохнув протянула Влада, и не мешкая обойдя Граба, шагнула вперед, ближе к центру полянки, глянув на то, что мощной вспученностью возлежало на ней.

На обгоревшем полотне земли и впрямь, что-то лежало… но не вспученность, а престранное создание. Это было словно расчлененное надвое весьма огромное животное, по внешнему облику напоминающее рысь… обаче многажды… многажды большее в размерах. Одна из его частей, с широкими плечами и вельми вытянутым телом несла на себе передний корпус тела, крупные лапы и голову, а вторая две не менее могутные лапы и короткий хвост. Нельзя было сказать имело ли до расчленения это творение плоть, шерсть… Потому как сейчас на полянке, все еще изредка подергивая задней ногой, лежал скелет зверя какого-то темно-серого цвета. С покатыми или угловатыми сгибами на месте перехода лап в тело, с весьма изогнутым позвонком к коему крепились плотно подогнанные друг к другу широкие полосы ребер. Замечательной по виду была округлая голова зверя, с заметно выступающей лицевой частью и выпуклым лбом. Сам череп довольно крупный и массивный с широко расставленными скулами и огромной пастью раскрытой, по всему вероятию на все девяносто градусов, пугал здоровущими изогнутыми клыками, намного превышающими и саму челюсть, и ширину головы, и не менее мощные передние резцы. Посередине черепа у существа зияла огромная дыра, из каковой струился голубоватый дымок, а в прорехах поменьше справа и слева, остекленело, замерли белые зрачки глаз, будто покачивающиеся в сероватой склере.

– Владушка! – проронила, подбежавшая к девушке, царица и резво дернув ее в свою сторону, развернула так, что бы она, не могла видеть погибшее существо. – Почему ты убежала?!Опять… сызнова все повторяется, – в голосе Вещуньи Мудрой прозвучала плохо скрываемая досада, коя как внезапно появилась, также скоро и пропала. Царица прижала голову отроковицы к своему плечу и уже ровнее добавила, – ты не слышала, что велел Бог Дажба?

– Прости, я не услышала… Верно, в горячности, – немедля откликнулась Влада, припоминая данное обещание Небо и ощутила огорчение от столь неразумных собственных поступков. – Прости.

– Ничего, ничего мое чудо… – уже совсем нежно прошептала царица. – Двужил, Могуч, – также тихо она протянула в направлении подошедших к ней гомозулей, – связь с порученцами постоянно прерывается, потому не будем медлить и доставим Владелину в капище. Я думаю ей грозит опасность… И в первую очередь от ее собственной порывистости.

– Что это? – высвобождаясь из объятий альвинки, вопросила беспокойно Влада, желая было обернуться.

Только Вещунья Мудрая в доли секунд крепко ухватила ее за предплечье рук и легохонько встряхнув, молвила:

– Нет, не смотри на это. Надо как можно скорей уходить, – дополнила она повеление гомозулям и потянула девочку на себя, с нескрываемой тревогой проронив, – не смотри. Владушка только не смотри… ни в коем случае в глаза антропоморфа… Двужил, Могуч уводите отроков… скорей! Скорей! Может подле реки связь наладится.

Теперь царица не просто схватила руки Влады, она впилась в ее левое запястье, при том отпустив правое предплечье и потянула с такой настойчивостью, что девочка шагнула рывком. Одначе не в силах справиться с собственным любопытством, на миг обернулась, и увидела, как черные зрачки в глазах антропоморфа сменили свой окрас на зеленый и вроде крутнулись по коло, ярко блеснув.

– Не смотри, отвернись! – не менее встревожено вскрикнул Двужил, идущий следом за юницей и шибутно вскинул вверх свою короткую ручку тем движением, желая развернуть ее голову.

Вмале гомозули, царица, мальчики и Влада вернулись к берегу реки. Они быстро спустились по его покатому краю вниз, вышли к тому месту, где дотоль купались отроки и ожидали их привязанные кони. Вещунья Мудрая снова на маленько застыв, вгляделась в кружащих соколов, так видимо, и, не сумев разобрать повеления Богов, ибо шипение почасту перекручивало собой звуки.

– Уходим, – миг погодя молвила царица, приняв какое-то решение, и с тем помогая девушке взобраться на Уголька.

Не мешкая, она схватила Уголька под узду и повела по пробитой тропе из леса следом за Двужилом и Могучом, трюхавшим на конях. Позадь Владелины поместился на своем гнедом жеребце Крепыш, единожды ведя в поводу блекло-рыжеватого кологрива царицы и ужотко после ступали кони, везущие мальчиков.

Девочка взволнованно оглядывалась назад, боясь, что тот зверь, как ей почудилось на мгновение оживший, нападет на ехавшего позади всех Нега. Нежданно вновь яркая вспышка молнии упала, где-то в лесу, на сиг озарив своим сиянием стволы деревьев, и тотчас соколы тревожно заклекотали… И днесь их речь стала понятной, ибо они повелели царице как можно скорей покинуть лес.

– Вещунья Мудрая, что это? Что? Али кто? – юница впервые такое видевшая не столько испугалась, сколько, как то было подвластно ее натуре, заинтересовалась, або теперь, получив успокоение от Небо, и вовсе как-то лишилась страха за свою жизнь.

Невдолге тропа вывела на дорогу, ту самую, по каковой ехали в Выжгарт, и вновь серебристая молния, ноне явственно напоминающая изогнутую в середине стрелу, упала где-то в районе брега реки. И незамедлительно раздался в голове девушки голос Бога Словуты, повелевающий чрез соколов, торопко ехать в поселение. Царица, так и не ответив на вопрос отроковицы, передала в руки поводья, поправила подвешенные к седлу ножны с мечом, кои теперь именно так ее сопровождали, а потом и сама забралась на своего кологрива. Взмахом головы она повелела окружить девочку со всех сторон гомозулям и понудила своего жеребца.

И Владелина также как царица и гомозули тронув Уголька вскоре перешла на нарысь.

Еще одна светозарная молния изогнутой лучи-стрелы просквозила в небесах и упала недалече в лесу, справа от идущих галопом всадников, а засим и вовсе точно приземлилась на дорогу. Девочка порывисто оглянулась назад, страшась за мальчиков, и краем глаза заметила идущую по небу бело-серебристую стрелу. Еще морг и та молния вроде вырвала крайние огромные в обхвате дерева с корнем и разорвав их на части раскидала по земле, покосив и рядом растущие.

Впереди уже показались Лесные Поляны, до них, кажется, было падать рукой, когда нежданно Влада ощутила всеми фибрами своего естества чье-то чуждое дыхание, словно нависшего над ней того самого безумного энжея. Она резко вздела голову и не более чем в локте от себя увидела летящего костяного существа, только не расчлененного на части, а целого. Крупные, длинные когти на костяных пальцах пронзительно чвакнули и, девушка, не мешкая припав к коню, резко вырвала правой рукой меч из ножен. Зеленые очи зверя, ярко блеснув, озарили своим сиянием не только саму Владу, ослепив ей глаза, но похоже и все пространство кругом нее. А малеша погодя девочка почувствовала как ей в спину впились крепкие присоски-когти существа, миг опосля вырвав ее из седла. Юница махом выпустила из левой руки поводья и всплеснула правой, пытаясь поразить зверя зажатым в ней мечом. Но клинок, пройдя сквозь существа, только рывком дернулся вниз и прижался к ее груди. Голова отроковицы стремительно завалилась назад вслед за всем телом и обо что-то вельми крепкое стукнулось. И немедля заскрипела, будто плохо смазанная петля, а вдоль тела юницы обвились весьма плотные отростки. Они обхватили ее столь туго, что поджали не только грудь, живот, но и рот, губы, нос, по всему вероятию, расплющив обо, что-то жесткое, а ноги и руки враз окаменели. Тонкое острие, наподобие большущего жала осы впилось в шею девочки и еще мощнее придавило ее к ребристой внутренности звериного скелета. Владелина открыла рот, и туда в доли секунд влез длинный, тонкий прутик, мгновенно дотянувшийся до легких. И тогда пред очами отроковицы поплыла голубая даль небосвода и в них виднелись глаза столь любимого ею Зиждителя Небо, старшего из печищи Расов.