В большой цилиндрической формы зале гарана Атефов с нависающим дюже низко ровным сводом, и стены, и потолок были ярко-зелеными, а пол бурым и рыхлым будто поднятая плугом оземь. Сами стены, испуская из себя зеленоватую дымку света, наполняли залу почитай лазурным сиянием, из них порой показывались тонкие бурые отростки ветвей, тонконосые травы или трепещущие листы, вероятно тревожась аль вспять жаждая набрать мощи и враз оплести все это могутное помещение. Курящаяся дымка, в целом даруя этому залу свет, скапливалась в самом его средине как раз над вылезшими из пола-оземи длинными, изогнутыми, корнями, весьма широкими в обхвате и почти черными, оные образовали мощное кресло, столь плотно переплетаясь меж собой, что едва заметными полосами проглядывали стыки таковых схлестов.

Напротив того трона стояло стуло менее значимое и твореное уже не из корней и стволов, а лишь из ветвей одначе вельми объемных в размахе, кои живописали также сидение, ослон и подлокотники. Трон Асила ноне пустовал, зато кресло было занято Седми. Обряженный в долгую серебристую рубаху, прикрытую сверху черным плащом дюже сквозным, накинутым на плечи и скрепленным на груди крупной серебряной пряжкой увенчанной шаровидным янтарем, сын Небо опершись об ослон и сложив руки на облокотницы, сидел, сомкнувши очи. Казалось, Бог был весьма утомлен. Хотя по вздрагивающим чертам его лица и иноредь вспыхивающим в золотом сиянии багряных искр понималось… не столько устал, сколько досадовал. Кроме Седми в зале находился Усач, тот самый, каковой имел слегка красноватый отлив кожи, все же сохранившей отличимый признак всех Зиждителей золотое сияние. Он все также был оголен, только зелено-голубоватая набедренная повязка укрывала его бедра до колен, да стягивал стан платиновый пояс украшенный изумрудами и бериллами по окоему с золотой застежкой изображающей трилистник. Право молвить, в этот раз на голове среднего из сынов Асила находился венец, где платиновый обруч был унизан по нижней грани небольшими синими сапфирами, а поместившийся на нем высокий колпак из серебряных переплетений, вроде стыковался зелеными, крошечными изумрудами.

Усач сидел подле одной из стен, опершись спиной о ее поверхность. Вернее будет молвить, он не столько опирался о саму стену, сколько вылезшие из нее махонистые бурые ветви слегка придерживали в разных местах могутную перетянутую мыщцами-корнями спину Бога. Почасту Атеф зыркал в направлении замершего Седми и гулко стенал… так, что создавалось впечатление, боялся и, единожды, хотел заговорить с Расом. Одначе, сын Небо будто не слышал тех горестных возлияний Бога, чудилось и вовсе едва сдерживал в себе гнев.

Нежданно гладь одной из стен вельми зарябила, заколыхалась, а после ее поверхность, словно вода в озерке, разошлась в стороны и показались схлестанные весьма плотно ветви с сотрясающимися в их завершиях листочками. Они покрывали весь проем от своду до пола и подступали к отхлынувшим стенам. Еще морг и ветви принялись торопливо расплетаться и выбрасывать длинные отростки вправо и влево от себя, а также вперед, очерчивая тем самым закуток прохода. Мгновение спустя то уже был прямоугольный коридор, имеющий стены, пол, потолок, одначе, лишенный выхода, ибо там просматривалась всего-навсе плотная тьма. Кажется, не прошло и доли секунд, как та чернота резво сменила цвет на бурость, и на его полотне заколыхался зеленоватый плывущий поперед дымок, из оного вмале выступил Бог Асил.

Старший Атефской печище ноне был одет в темно-синюю распашную рубаху без рукавов и ворота, на ногах его переливались серебристые сандалии, а на голове находился венец, где сходящиеся в навершие из белой платины дуги удерживали дерево на миниатюрных веточках которого колыхалась малая листва и покачивались разноцветные и многообразные по форме плоды из драгоценных камней. Бог, войдя в залу, немедля зыркнул в сторону сидящего спиной к нему Седми и скорой поступью направился к его стуло. Он также резко, как шел, остановился подле Раса, и, огладив его перстами по щеке, вкладывая в серебристый свой тенор всю нежность, на каковую был способен, сказал:

– Малецык мой, какая радость увидеть тебя…

По-видимому, Асил с трудом справлялся с волнением, потому как голос его туго дернувшись, потух. Он еще миг медлил, а после крепко обхватив руками голову Седми, притянув к себе, прижал к груди. И немедля склонившись поцеловал россыпь пшеничных, прямых, коротких волос Бога, а засим саму макушку.

– Малецык. Малецык мой любезный, прости меня… прости… прошу тебя… Мне невыносимо, невыносимо тягостно от мысли, как я был груб в отношении тебя, как расстроил… огорчил… как облыжничал. Прости, мой милый, коли можешь и меня, и Велета.

– Можно сказать мы квиты, – чуть слышно дыхнул Седми, меж тем зримо вжимаясь в грудь старшего Атефа, несомненно, получая удовольствия от проявленной к нему теплоты.

– Да!? – на удивление довольно протянул Асил и вновь поцеловал Раса в макушку всколыхав там пшеничную густоту его волос. – Ты так считаешь? Ну, пусть, пусть так… Лишь бы перестал досадовать на меня и Велета. Лишь бы простил и примирился… Ибо мы оба, и я, и Велет не можем найти себе места, ведая как тебя огорчили.

– Могли бы не огорчать, – достаточно сухо отозвался Седми и так как Асил вновь облобызал его макушку, ответил поцелуем прямо вглубь ткани его синей рубахи, судя по всему, коснувшись устами и самой груди Бога.

– Спасибо, мой любезный, – молвил Асил и глас его вновь затрепыхался. Он медленно выпластал голову Седми из рук, испрямился, и, глянув на все то время недвижно застывшего сына, дополнил, – и тебе, малецык, спасибо, что удержал здесь брата, не дал уйти.

Усач не торопко шевельнулся подле стены и резво качнув головой, живописал на своем вытянутом с орлиным профилем лице широкую улыбку так, что шевельнулись его долгие плетеные в косички усы и густо блеснул голубыми переливами синие сапфиры, венчающие их кончики.

– Удержал, – меж тем недовольно протянул Седми и стремглав бросил в сторону Усача сердитый взгляд. – Скажи точнее Асил, усадил и не дал уйти. Разве я мог с ним справиться, с его убеждением и силой. Не буду же я испепелять своего младшего брата.

– Да, моя любезность, – полюбовно проронил старший Атеф, сызнова огладив перстами губы Седми увитые волосками усов, да неспешно развернувшись, направился к своему трону. – На это и было рассчитано. Я так надеялся, что ты придешь и Усач тебя задержит до моего возвращения. Уж ты меня прости за тот замысел… Но это невыносимо … Невыносимо так долго тебя не видеть. Сие и мне, и малецыку Велету вельми тягостно дается.

– Ну, будет о том, – отозвался Седми, неотрывно следя как Асил степенно воссев на трон, оперся спиной о его ослон. И тотчас и облокотницы, и сиденье трона покрылись высокими пластами зеленого мха. – Будет. Скажешь Отцу Першему, что мы примирились. Пусть снимет свои распоряжения в отношении меня.

– А, что передать Першему по поводу твоей встречи с Велетом? – вопросил Асил и легохонько кивнул Расу.

Кожа его лица от радости внезапно столь насыщенно засияла золотым светом, моментально поглотив всякую смуглость, что стала не просто насыщенно-желтой, а прямо-таки златой, создав неотличимое единение с Расами и Димургами.

– Залечу к нему в Галактику Становой Костяк, вскоре, – произнес Седми и проходящая по лбу широкая, золотая, мелко плетеная цепь купно заблистала красными переливами.

– Хотел дотоль… дотоль, кое-что пояснить, – многажды ровнее молвил Асил, и надрывно вздохнул. – Так велел Отец Перший, чтобы ты, понял, почему тогда так случилось. – И рывком поднял с облокотницы руку, направив вытянутые перста в сторону открывшего рот Седми. – Прошу, любезный малецык, дай мне выговориться, не перебивай. Днесь я могу… Днесь все я понял и хочу, чтобы понял ты. Это, конечно, будет касаться Круча и того, что я тебя облыжничал. Право молвить, я не ожидал тогда, что так огорчу тебя. Впрочем, мог бы догадаться, зная какой ты хрупкий и нежный, посему не оправдываюсь. Но ты, мой милый, ведаешь и сам, что ни я, ни Расы, ни Димурги не ожидали, что Круч родится средь моих отпрысков. Тогда, когда это произошло, Родитель вызвал меня к себе и велел… Велел облыжничать и Расов, и Димургов… Это был замысел не мой, Родителя. И я его исполнил… Тогда я не понимал, зачем Родитель так грубо поступает с тобой и Отцом Першим… вернее… – Асил прервался, судя по всему, ему было тягостно все вспоминать и еще тягостнее оправдывать собственные поступки, как это ему указал сделать Перший, абы наладить отношения с упрямым, своевольным Седми. – Вернее так грубо поступили мы оба. Однако, теперь я постиг почему это было нужно. Если бы тогда не было разлуки меж Кручем и Першим, малецык выбрал бы лишь печищу брата, а тот никогда б его не уступил. А значит Отец Перший более не смог иметь лучиц и тогда не родилась бы эта… Эта лучица, такая мощная, сияющая… Как сказал Родитель неповторимая и уникальная. Родитель делал все, конечно, действуя моими руками, чтобы появилась данная лучица. Он, по всему вероятию, ожидал ее рождения, следил за ней и сберегал тут на Земле, поколь она не подала зов. Ведь итак ясно, если бы не Родитель дух, пестун девочки, не сумел прикрывать ее от вас, не окружили бы ее вниманием Дажба и Огнь, не пожертвовал клеткой Воитель. То несомненно ощущалось воздействие Родителя. И Он сызнова осуществлял свои замыслы, похоже, таким образом наказывая Першего за ослушание.

Бог вновь утих, и легохонько провел дланью по облокотнице поросшей мхом, тем самым изменяя ее ядренистую зелень на более блеклые полутона, степенно сменившиеся и вовсе буростью.

– Я только не понимаю, почему Небо, – теперь в голосе Асила пропала теплота, а появилась ощутимое негодование. – Не вызвал для лучицы наставников, сразу как узнал, кто живет в плоти девочки. Даже ежели хотели меня облыжничать, могли столковаться с Отцом и скрытно пригласить Кали-Даругу. Уж она умеет, как я уяснил, держать рот закрытым.

– Небо опасался наставников для девочки, потому как чувствовал, лучица привязана к Отцу, – наконец отозвался Седми и черты его лица тягостно качнулись. – Я предлагал ему тот вариант, что ты озвучил. Но он как уперся. – Рас резко прервался, и искристая россыпь наполнила дотоль белую кожу его лица. – Не будем более о том говорить… Я вельми тревожусь всяк раз, вспоминая это, и не могу с тем справится, – отметил Седми и сомкнув очи поклал голову на пологий изгиб ослона.

И тотчас из ветвей, что живописали из себя ослон и облокотницы стуло Седми, вылезло с десяток тончайших волоконцев бурого цвета. Они медлительно оплели руки, в районе запястий и увили грудь Бога. Да не мешкая, выпустили из себя махие почки, каковые лопнув в доли секунд, превратились в крупные пятилепестковые, сине-марные цветы с серебристым соцветием внутри. Словно поигрывая лепестками, цветы, легохонько затрепетав, принялись оглаживать Раса и тем самым снимать с него волнение.

– Отец, – вставил свое весомое слово Усач и мышцы-корни на его мощной груди, плечах, бедрах яростно перекатились справа налево. – Седми прибыл за помощью. Я забыл о том тебе доложить… Эвонто самая, уговаривая его посидеть тут.

Седми вже успокоенный лепестками цветов, не только их поглаживанием, но и ароматом, окутавшим его со всех сторон, широко улыбнулся, и не столько теплоте растений, сколько словам Усача, которого очень любил, в целом, как и всех иных младших братьев, не важно были ли они Расами, Димургами или Атефами.

– За помощью, что-то с лучицей? – торопко поспрашал Асил и резко впился перстами в глубины мха на облокотницах, теперь и вовсе придав им сине-черный цвет.

– Нет, с лучицей все благополучно, – также спешно отозвался Седми, и, открыв очи с нескрываемой теплотой посмотрел на старшего Атефа, видимом, и впрямь выслушав его и примирившись. – Наш посланник Белая Баба ведь всю тебе информацию передала? Я знаю, Небо посылал ее при мне. – Асил медлительно кивнул, однако волноваться не прекратил. – Кали-Даруга сказала дословно, – Седми на морг смолк, а после продолжил низко-мелодичным голосом рани Черных Каликамов, – ноне явственно наблюдается улучшение ее состояние, надломленность снижена, отключение нормализовалось. Думаю, если мы сохраним определенные условия для плоти, значительно отодвинем ее смерть, и надолго сбережем связи меж ней и лучицей. И скорее всего в ближайшее время сможем приступить к занятиям. Теперь только необходимы условия для госпожи… по статусу, жизни, питанию и защите. – Седми вновь прервался, глубоко вздохнул, отчего заколыхались цветочки подле него и материя его плаща, да засим продолжил говорить уже своим голосом, – вот именно в питание и нужна ваша помощь. Надобно многообразие злаков, фруктов, ягод, овощей, что в целом вы можете предоставить, ибо ваши отпрыски проживают на четырех континентах. А ваши создания могут доставлять нам злаки, в небольшом, конечно, количестве и все свежее, поколь они еще не взращиваются детьми наших поселений.

– О, да это легко, – произнес незамедлительно Асил и засиял махонисто так, что золотые переливы его кожи разком наполнили зеленью мох укрывающий трон. – Усач, малецык мой любезный, надо устроить все следующим образом.

Теперь и средний сын Атефа довольно заулыбался и закивал, отчего гладь стены позадь него тревожно заколыхалась, и сызнова выглянули потянувшиеся к его спине отростки трав и ветви.

– Я сейчас же свяжусь с Галактикой Травьянда, с системой Ко Мугги, и с приамом Мбу, чтобы подвластные ему оньаувы организовали отбор и бесперебойную поставку злаков, разнообразных сортов, как это любит наша милая Кали-Даруга, в Млечный Путь. Думаю доставка будет проходить на туесках, так скорей. Для того надо отдать распоряжения Орендам на мою кумирню, абы тотчас связавшись с кондо Велета, уляньдянь Стыри наладили постоянный отлет туесков, чтоб не наблюдалось задержек. А ты, милый Усач, повели дзасикам-варасикам и ометеотлям, что воспитывают детей, построить подле соответственно каждого поселения небольшие деревянные святилища, каковые они украсят вырезанными истуканами, в честь нашей ненаглядной лучицы. И обяжи каждое поселение в определенный для них срок приносить туда положенный дар нашему юному божеству. Ну, а вы Седми, организуйте нечто подобное в вашем поселении. И тогда девочка ежедневно станет получать свежие плоды… Приставите только кого из духов к постройке и естественно в определенное время не забывайте открывать коридор перемещения, малик.

– Хорошо, Отец, – торопливо откликнулся Усач и тряхнул головой так, что сотряслись косы, в оные были заплетены его усы, достигающие груди. – Ноне же вызову кугэ дзасиков-варасиков и мункан ометеотлей и все повелю. Когда надобны божеству, нашей милой девочке, дары?

– Как можно скорее, – чуть слышно ответил Седми, неторопко поднявшись с кресла, и немедля дотоль оплетающие его волоконца и цветы рассеялись в голубоватые капли воды.

– Тогда в днях все будет готово, – пропыхтел своим хоть и мощным, однако явственно бархатистым баритоном Усач и зыркнул просяще в сторону Отца.

– Малецык, – немедля, точно поймав то прошение откликнулся Асил и зримо дернул левыми перстами. – Не уходи, побудь с нами, уж мы за тобой вельми наскучались.

Малозаметно заколыхались выглянувшие из глади стен тонкие ветви, несущие на себе зеленоватые листочки и закивали угловатыми завершиями, вторя той просьбе не столько старшего Атефа, сколько его сына могучего творца твердой породы без которой, как и всего иного, не было б ничего живого в бесконечных Галактиках Всевышнего.