Камала Джаганатха поселили в доме, точнее в хоромах, верховного правителя и его сына.
Само здание располагалось недалеко от посадочной площадки, и дабы до него дойти пришлось, всего только миновать два моста. Находясь на соседней вершине хребта хоромы, были окружены жилищами принадлежащими супругам верховного правителя, и императору Ладодеи, а на склонах располагались дома прислужников и лекарей. Сестры Чибузо, как и три жены ФирунКибв Зубери жили на противоположном хребте.
Хоромы верховного правителя и инфанта в отличие от других жилищ были двухэтажными. Впрочем, также как иные, приподняты над землей в основании, где опирались на бесформенные глыбы камней, с угловатой поверхностью и множеством выемок темно-синего цвета. Цвет самих каменных, плоских, белых стен имел переливы серебристых прожилок, а швы сияли густо синим светом. Голубо-лазурные крыши в виде ленточных, черепичных полос украшали ажурные ветки, искусно вырезанные на коньках и фронтонах. А круглые с темно-голубой поверхностью окна проходили в два ряда, по первому и соответственно второму этажу.
К двухстворчатым белым дверям хором, представляющим собой сплошную каменную плиту (однако очень тонкую), вела широкая лестница, точно выложенная тротуарной плиткой солнечников, самого разного оттенка розового. Два мощных животных, по виду напоминающих тигров, восседали с двух сторон от лестницы, придерживая нижние ступени своими передними лапами. В высоту статуи достигали роста взрослого людоящера. Их вытянутые тела, более широкие в передней части, с округлыми головами, покрывали тончайшие полосы розового и белого цветов (вертикально расположенные), а длинные хвосты удерживали на концах по глазу-знаку. Уаджет — , как знал Камал Джаганатх, относился к древнеегипетскому символу солнечников. Его еще называли соколиный глаз бога Гора, выбитого в схватке с другим египетским богом Сетом. Когда-то солнечники считали данный знак могущественным амулетом, который носили не только богатые, но и бедные египтяне. У людоящеров этот знак письменности, ассоциировался с верховным правителем, вроде как указывая, что данный дом, одежда, или в целом судно, планета, система принадлежат НгозиБоипело Векесу. На головах обоих тигров также находились уаджеты, располагаясь во лбу над двумя голубого свечения глазами.
Хоромы, как иные дома, его окружающие, вместе с тем находящиеся на удаление, не имели каких-либо заборов. Однако возле них располагались небольшие дворы, в основном уложенные каменными дорожками. Хотя местами в широких кадках росли не высокие с бутылкообразными стволами кустарники, макушки которых были облеплены многолепестковыми пурпурными цветами, довольно-таки крупными. Земля в кадках имела белый цвет, она окружала также миниатюрные треугольные прудики с розовой водой и покрывала небольшие клумбы, в которых росли, сразу вылезая из почвы желтые цветы. Их большие, мясистые лепестки с красными наростами прямо-таки лоснились, а вниз стекала вязкообразная жидкость. Множество мелких и крупных синих, зеленых и красных жуков кружились над этими клумбами, вибрируя зараз шестью али семью жесткими, сетчатыми крылышками.
На этом хребте располагалась широкая улица вымощенная камнями разнообразной формы и цвета, с неизменным рисунком, в виде переплетающихся растений, посему, казалось, глядя вперед, что миновав данный участок, непременно, ступишь в траву. Дома здесь поместились по правую и левую сторону от улицы, лишь хоромы верховного правителя высились на возвышение и четко по ее центру. Сама же улица ограничивалась впереди по краю последних домов каменным парапетом, а из правого склона горной гряды (далее уходящей резко вниз), из широкой трубы выбивалась, улетая вниз, разрозненными потоками, розовая вода. Она, кажется, и не долетала до раскинувшегося внизу узкого каньона и текущей по нему реки, рассыпаясь на несметное число отдельных капель, опадая на склоны, не только с того с коего выбивалась, но и покрывая противоположный. Такие огромные водопады, Камал Джаганатх, пока шел с посадочной площадки к дому верховного правителя, разглядел еще несколько. Они все венчали участки горных селений и вытекали из труб расположенных внутри склонов гор.
Первый этаж хором занимал инфант Чибузо, а второй теперь находился в распоряжение Камала Джаганатх. Впрочем, во многие комнаты ему доступ был не разрешен, и в принципе юному авгуру досталось только две: спальня и душевая.
Хотя впервые сутки пребывания на Ладодеи, ссасуа негуснегести всего только, что и сделал, так принял душ и лег спать. В душевой комнате собранной из плоского камня, смесители располагались по кругу, ибо и сам ее вид имел цилиндрическую форму. Струи воды контролировались указаниями голоса, а посему не только мыли, но и единожды массажировали тело.
Помывшегося и облачившегося в чистый, шелковый, голубой халат без рукавов украшенный символом инфанта, обозначающий, что одежду ему одолжил сын НгозиБоипело Векеса (оно как они были примерно одного сложения и роста), Камала Джаганатха, осмотрел лекарь. В этот раз его пришла осматривать женщина-людоящер. Юный авгур понял то по наличию у нее более мягких черт лица, длинных до середины спины буро-серых волос, заплетенных в косу, больших форм груди, заметно выступающей через ткань халата (называемой у людоящеров аварану) и отсутствия щетины на скулах.
Из пояснений Кибва, почасту преклоняющего перед юным авгуром голову, когда последний лениво ковырял в тарелке овощно-мясное рагу широкой ложкой, старающегося соотнести время на Ладодеи, два часа времени принятые в системе Та-уи равнялись часу планеты Садхана, системы Тарх. Хотя в сутках на Ладодеи было всего только двадцать семь часов, из которых около одиннадцати приходились на дневное время. Из чего Камал Джаганатх сделал вывод, что их сутки меньше, чем сутки на Велесван, и, видимо, по времени ближе к суткам на планете Земля.
Юный авгур, однако, проспал не меньше полутора суток, толь от волнения и пережитого, толь вследствие того, что ему дали лекарственный напиток, оный принес лекарь. А пробудившись, еще долго лежал в кровати, зарясь через расположенные под потолком круглые потемневшие окна на истерявший краски небосвод.
Спальня, вернее, горница как ее назвал Чибузо (тем вновь всколыхнув в ссасуа воспоминание о былом Земли, и родственном его народу устаревшему слову, указывающему на комнату в верхней части дома) принадлежащая верховному правителю, была роскошна. И это несмотря на то, что пол в ней, как и вообще в доме, был выложен каменными плитками, по - видимому, как догадался Камал Джаганатх, чтобы не скользили ноги людоящеров, так схожие с лапами ящера. Впрочем, все остальное тут поражало богатым убранством. Посему стены и пол несколько закругленной формы укрывала серебристая ткань, лежащая небольшими складками, отражающаяся от белого каменного пола, а потому зрительно делающая горницу огромной. Посередине горницы стояла большущая кровать. Вернее будет сказать кровать (не имеющая привычных спинок, ножек) висела над полом, будучи укутанная в сетчато-прозрачное полотно, в виде изогнутого навеса входящего в потолок. Волнообразные складки ткани, спускаясь с потолка, переплетались с самим навесом и тканевым полотном окружающим кровать, придавая им нечто подобное загнутым лучам, слегка переливающимся. Посему находящейся в этой тканевой мороке высокий, широкий и очень мягкий матрас, был к удивлению укрыт сверху простынью, а подушки овально вытянутые и несколько плоские находились в ярко-красных тканевых наволочках.
Около семи широких с высокой спинкой кресел, обитых белой тканью, с серебристым напылением, имеющих мягкие изгибы, глубокое сидение, изящные ножки, да рельефно-выгнутые плоские подлокотники, стояли вдоль стен комнаты. А пространство между кроватью, креслами занимали два высоких из непрозрачного кварцевого стекла столика, чьи столешницы опирались на три изящно выгнутые металлические ножки.
Камал Джаганатх неспешно спустился с кровати вниз, опершись стопами о каменный пол, и едва повел плечами, ощущая стылость воздуха наполняющего саму комнату. Кровать хоть и была подвешена, при движение на ней не покачивалась, не вибрировала, словно была дополнительно чем-то закреплена с полом. Ее достаточная приближенность к полу не создавала проблем, дабы покинуть сам матрас даже для не высокого (в сравнение с верховным правителем) юного авгура. Потому неспешно поднявшись с матраса и выпрямившись, он оглядел эту часть комнаты. Несколько приглушенный свет в горнице, как и черная гладь окон, указывала, что на Ладодеи ночь. Внезапно широкий золотой отсвет наполнил одно окно, а после вроде полосой прошелся по соседним, вскорости пропав, так словно снаружи хором пролетело, что-то очень яркое.
Камал Джаганатх еще миг медлил, вспоминая просьбу Кибва не выходить из хором ночью, и особенно днем. А после, для самого себя решив, что обещаний никаких не давал, направился к двухстворчатой двери, реагирующей на приближение. И когда обе створки, легохонько вибрируя, отворились, вышел из горницы в коридор.
Это был достаточно широкий проход между двумя крылами хором, одновременно, разграниченный лестничным пролетом, ведущим на первый этаж. В коридоре находилось шесть дверей, по три в каждом крыле. Расположенные в шахматном порядке на обеих стенах. Горница, из которой вышел Камал Джаганатх, поместилась в центре правой стены, диагонально ей в противоположной находились две двери, одна из каковых вела в душевую. Стоило только юному авгуру выйти из комнаты, как каменные выполненные в розовых тонах стены и потолок засветились, наполняя сам коридор светом. Стоящий возле перил лестницы людоящер мгновенно ступил в проход коридора, загораживая, таким образом, движение.
— Мне надо выйти, прогуляться, — достаточно властно проронил Камал Джаганатх, в упор глядя на людоящера.
Это был явственно людоящер муж, так как скулы его покрывали недлинные волоски рыже-серой бороды, а короткие волосы стояли точно ежиком. Да и одетый на нем зелено-серый халат указывал на его воинскую приверженность.
— Ваша пресветлость авгур, — отрывисто отозвался людоящер, неуверенно переступив на месте. — Император ФирунКибв Зубери указал вас не выпускать из хором.
— Как вас звать? — теперь голос Камала Джаганатха задрожал от гнева, и сам он передернул плечами только от ярости наполнившей его.
— ДьюбФфамб, пресветлый авгур, — торопливо проронил людоящер, и молвь его на последнем слове погасла.
— Так вот, ДьюбФфамб, передайте вашему императору, что между мной и верховным правитель НгозиБоипело Векесом существует договоренность, — незамедлительно отозвался Камал Джаганатх, теперь прямо-таки свербя взглядом лоб и почти черные радужки глаз людоящера. — И в ней по поводу запрета моего выхода на двор ничего нет.
Острый страх нежданно волной пронесся в диэнцефалоне ссасуа, вроде отразившись от лица людоящера, стоило только произнести имя верховного правителя, и на место ему пришла особая подчиненность, вроде прописанная генами, склоняющая всякую голову. Так, что уже в следующий миг ДьюбФфамб преклонил вниз голову, и достаточно покорно сказал:
— Слушаюсь, ваша пресветлость авгур. Простите за неподчинение, пресветлый авгур. Просто ночью вне поселений людоящеров находится дюже опасно. Поелику я прошу вас не отходить от хором.
Камал Джаганатх кивнул, и когда людоящер шагнул назад и вправо, высвобождая проход, направился к лестнице, чьи широкие ступени, вели наклонно вниз к просторному залу первого этаж. Ограниченная с двух сторон перилами в виде крученых балясин и поручней, лестница, как и все в хоромах, была каменной. Спустившись неспешно по ступеням, в сопровождение ДьюбФфамб оказались в просторном зале, где также мгновенно затеплились стены, розоватым светом, и стоящие возле парадных дверей два людоящера (в этот раз вооруженные воронкообразными устройствами) немедля шагнули навстречу.
— Скажите им ДьюбФфамб, что я не пленник, и могу выйти на двор, — произнес нескрываемо деспотично Камал Джаганатх, ибо его начинало угнетать это ограничение свободы.
Стоящий позади людоящер немедля, что-то на глухом языке (в котором особенно сильно выделялись согласные звуки) проронил своим соплеменникам. И те враз пригнув головы, ступили назад и вбок, высвобождая проход и, синхронно, собственным местоположением давая установку двум округлым поверху створкам раскрыться. А диэнцефалон ссасуа, стоило его взгляду лишь пройтись по лицам воинов, наполнился чуть ощутимым страхом, испытываемым ими и связанный с особым местом самого Камала Джаганатха.
— Мы не считаем вас пленником, ваша пресветлость авгур, — протянул ДьюбФфамб, шагнув вслед поспешившего из хором ссасуа. — Просто ночью из жилищ людоящеры не выходят, чтобы не пострадать.
Камал Джаганатх хотел было отозваться, впрочем, выйдя из хором, сделав всего-навсего несколько шагов вниз по ступеням, да воззрившись в небосвод, замер, завороженный его красотой и близостью, доступной, кажется, в поднятие руки. Удивительная черно-розовая бархатистость неба, в неких местах прикрытая кружащейся почти красной дымкой облаков глазела скоплениями мельчайших звезд, создающих прямо-таки пятачки света. Три крупных, точно переполненных бежево-пепельным сиянием, спутника висели вдоль общей линии, вероятно, вращающихся по единой орбите. Их поверхности, однако, просматривались не полностью, будто крайние уже частью прошли первые четверти, а средняя вспять им имела вид полного круга.
Не менее красочно гляделись селения расположенные на вершинах горных хребтов или на их склонах, как оказалось сияющие в ночи бело-кремовым светом стен самих жилищ. И если на Велесване с течением времени фосфоресцирующие камни степенно притушивали собственный свет, то на Ладодеи они не теряли яркости свечения. Посему в ночи пятнами сияния можно было насчитать до пятидесяти расположенных на горных грядах селений, далее уже сливающихся со светом звезд и спутников.
Легкий ветерок колебал полы халата Камала Джаганатха и оглаживал его лицо, будучи довольно прохладным. Хотя для кожи велесвановца вряд ли опасным. Тишина здесь наверху была поразительна, что даже Велесван с его безмолвием стоило назвать шумным. Так как на Ладодеи кроме чуть свистящего ветерка, да редкого далекого клекота какой-то птицы до слуха юного авгура ничего не долетало.
Еще немного постояв, втягивая вглубь себя воздух через ноздри, наполненный прохладой воды, Камал Джаганатх присел на ступень. И тотчас позади него сомкнулись обе створки, а три людоящера замерли на верхних ступенях, демонстрируя, что их нахождение тут связано только с юным авгуром, и самого инфанта не охраняют, очевидно, потому как берегут саму планету и систему. И также разом вспыхнули тела статуй, охраняющих лестницу. Засветились розовым светом не просто тела тигров, но особенно ярко запылали расположенные на длинных хвостах удерживаемые глаза, указывающие, что этот дом принадлежит НгозиБоипело Векесу, как и планета, и в целом система Та-уи.
Опустившись на ступень, Камал Джаганатх вскинув голову, воззрился в небосвод. Арун Гиридхари не позволял своему ссасуа подобное ночное бдение, неизменно, коль тот покидал ложницу и уходил в сад, возвращая его обратно, и убеждая в необходимости отдыха. Но это был ассаруа, коему слову юный авгур подчинялся безоговорочно. Здесь же и сейчас Камал Джаганатх впервые со времени как покинул Солнечную систему, насладился предоставленной свободой.
Яркий проблеск золотого цвета нежданно возник справа, словно над соседним склоном, а после, мгновенно усилив собственное сияние, вырвался в сам небосвод. Он еще немного удлиненной полосой кружил высоко в небесах, да как-то и вовсе разком взяв направление в сторону хребта и хором верховного правителя, по мере движения стал приобретать форму. Вскоре начертавшись над самим жилищем здоровущим летающим змеем. Тело его, вытянутое покрытое золотистой чешуей, поддерживалось в полете за счет пяти пар закругленных, кожистых крыльев и распушенного в разные стороны длинного перьевого хвоста, почти оранжевого цвета. Это удивительное животное, не имеющее ног, бесшумно скользило в небосводе, порой замирая на одном месте, а погодя вновь продолжая свой представленный в виде круга полет. Голова существа плоская и, одновременно, закругленная спереди имела в своем конце загнутый черный клюв, который иногда щелкал, точно вылавливая в небе маленьких существ напомнивших Камалу Джаганатху земных летучих мышей. По брюху змеи пролегала тонкая полоса и вовсе красного цвета, вторящая сиянию щелевидных глаз на голове. Движения животного были бесшумны, и легки, что казалось он и не летит, а только парит, скользит в небесах.
— Это огняник, — проронил, вмешиваясь в тишину ночи, император Ладодеи, медленно подойдя к лестнице.
Он уважительно преклонил голову, да поднявшись по ступеням, остановился так, дабы сидящий юный авгур мог смотреть на него сверху вниз.
— Существо весьма опасное вне предел селений, — протянул ФирунКибв Зубери, очевидно, стараясь пояснить причину по коей просил ссасуа не выходить из дома. — Ибо может напасть и съесть. Впрочем, огняник боится звуколокационные волны, которые отпугивают их, и внутри селений вы защищены. Хотя я еще раз прошу вас, пресветлый авгур не покидать хором, особенно днем.
— Вы только просите Кибв, указать мне не можете? — очень жестко вопросил Камал Джаганатх, переводя взгляд на лицо императора, тем не менее, стараясь не смотреть ему в глаза.
— Указать не могу пресветлый авгур, лишь прошу, — отозвался ФирунКибв Зубери и в голосе его, схожем с низким, хоть и приятным для слуха басом, прозвучала покорность. Та самая, что наполняла обобщенно людоящеров, с оными сталкивался ссасуа. — Вы же и сами знаете, что ваше положение в Веж-Аруджане много выше моего и сравнимо только со статусом верховного правителя людоящеров.
Камал Джаганатх немедля свернул возгоревшееся в себе раздражение. Он хоть и ведал, что его статус среди высокоразвитых рас высок, никогда не задумывался, о его значимом положении. Впрочем, сейчас он погасил в себе негодование, потому как уловил возникший волной страх в императоре, который на десяток секунд наполнил диэнцефалон Камала Джаганатха тем чувством, вызвав на коже крупный поток мурашек, словно выскочивших с под шелковистой материи аварану.
— Мне надобно выходить на двор, по крайней мере, ночью. Коль вы боитесь, что меня могут заметить ваши враги днем, позвольте выходить ночью, — пояснил Камал Джаганатх, убирая из голоса всякое недовольство, и отводя взгляд от лица императора, устремляя его повдоль склона горы. — Ежели вы не хотите, чтобы от волнения у меня началась фантасмагория, мне нужно от нее отвлекаться, хотя бы прогулкой. И поверьте мне, Кибв, если начнется фантасмагория ваш брат Векес, не успеет привезти Аруна Гиридхари, абы я к тому времени погибну. Слишком неоднозначные у меня происходят последствия после фантасмагории. Зачастую я после нее не могу вздохнуть.
— Я слышал об этом от старшего брата. И мне жаль, что он принял неверное решение, сначала похитив вас, а затем, привезя на Ладодею, — хрипло дыхнул ФирунКибв Зубери, и, вскинув голову, что-то указал стоящим на верхних ступенях людоящерам. Посему один из них торопливо поспешил вверх, уйдя через отворившиеся створки внутрь хором. Створки ощутимо для сидящего на ступенях лестницы ссасуа завибрировали, степенно, закрываясь. Однако они толком не успели сомкнуться, как вновь принялись открываться и из хором вышел людоящер. ДьюбФфамб, а это был именно он, принес из дома верховного правителя, короткий халат, словно сшитый из тонкой шерсти, и, передав его стоящему императору, по-перундьаговски сказал:
— Обапол горных систем Якве, Истра, Весе, ваше сиятельство, как и указано, уплотнены охранные системы.
Император зримо для юного авгура кивнул, и тотчас ступив к нему ближе, накинул на плечи принесенный людоящером халат, оправив его полы вниз.
— Садитесь, Кибв, — протянул Камал Джаганатх, таковым приближением к себе императора стараясь отблагодарить за заботу. — Коли, несмотря на уплотненные охранные системы, боитесь меня оставить одного, побудьте подле.
ФирунКибв Зубери еще немного медлил, точно соизмеряя свое положение и статус велесвановца, а когда ДьюбФфамб поднявшись вверх по ступеням, занял место обок своих соплеменников, и Камал Джаганатх настойчиво качнул головой, развернувшись, опустился подле.
— Скажите, Кибв, — словно ожидая того, чтобы император замер, обратился к нему юный авгур. — Почему вы, всяк раз глядя на меня, испытываете такой страх. Страх, который как я не сторонюсь, воспринимаю собственным диэнцефалоном?
ФирунКибв Зубери резко дернул в сторону ссасуа голову, и его взгляд остановился на лице последнего. Камал Джаганатх не просто ощутил этот взгляд, он снова принял на свой диэнцефалон острый страх, вроде наполненный собственной немощью. Потому сам вздернул голову выше и воззрился в черно-розовую бархатистость неба, прикрытую красной дымкой звездных скоплений и тремя бежево-пепельными спутниками, где все еще скользил, переливаясь золотой чешуей и взмахивая перьевым, оранжевым хвостом огняник, не прекращающий громко щелкать клювом.
— Я весьма люблю Ладодею, — наконец, отозвался император, проследив за взглядом юного авгура и также уставившись на парящее в воздухе животное. — Когда-то наши предки почти полностью истребили огняников. Абы проживая внутри гор, в глубоких пещерах они являлись естественными конкурентами на Ладодеи. Обаче спустя время мы сумели возродить это удивительное животное, и теперь оберегаем, как и иных существ наполняющих нашу планету. Поелику я боюсь, что как только станет известно, кто на самом деле вас похитил пресветлый авгур Камал Джаганатх, мой старший брат, моментально потеряет покровительство амирнарха Раджумкар Анга Змидра Тарх. Ибо затянувшиеся между братом и пречистым канцлер-махари Врагоч Вида Вышя трения, выльются в политические осложнения для людоящеров.
ФирунКибв Зубери прервался, и слышимо для ссасуа тяжело вздохнул. Он, определенно, нуждался в том, чтобы высказаться, и в отличие от НгозиБоипело Векес не видел в Камале Джаганатхе юнца, а может просто ему доверял, скорей всего, даже не осознавая, почему так.
— Я бывал не раз в Великом Вече Рас, — продолжил он говорить, после небольшой паузы, и теперь голос его вибрировал от волнения. — Замещая на собраниях старшего брата. И я, уверен, амирнарх и пречистый канцлер-махари ведут единую политику, меж ними нет недопонимания и тем паче вражды, как о том мыслит верховный правитель НгозиБоипело Векес, мой брат.
— Вероятно, Векес, жаждет, абы там вражда была, — негромко проронил Камал Джаганатх, поддерживая предположения Кибва.
Ибо из пояснений Аруна Гиридхари знал, что возглавляющий Директивный Совет Великого Вече Рас, при Верховном Халаке тарховичей, Врагоч Вида Вышя является правой рукой амирнарха. В основном поддерживая его акты, политику и неизменно исполняя все утвержденные им распоряжения.
— Да, старший брат, видимо, ошибается, — в этот раз довольно неуверенно отозвался ФирунКибв Зубери, может, страшась, что данный разговор станет известен верховному правителю. — Я ему говорил, что он свершает ошибку, похищая вас и привозя на Ладодею. Но он как авторитарный правитель, чьему слову мы людоящеры должны безоговорочно подчиняться, не стал меня слушать. Объявив мне, что я мыслю только о собственном благополучие, и не вижу возможных врагов амирнарха Раджумкар Анга Змидра Тарх.
Огняник нежданно сделал крутое пике и понесся вертикально вниз, будто жаждая войти в каменную дорожку, лежащую перед хоромами верховного правителя. Его полет в этот раз был не стремителен, посему Камал Джаганатх смог разглядеть трепетание каждого в отдельности длинного и плотно опушенного пера хвоста, а также увидел в его щелевидных глазах желтые радужки и узкие продольные, черные полосы занамест зрачков. И даже колыхание коротких перьев, как оказалось окружающих по кругу голову, сейчас несколько вздыбившихся и на своем золотом полотне показавших ярко красные капли.
Огняник приблизился достаточно близко, а после резко дернул головой вверх и, не мешкая, изогнул тело дугой. Да выходя из пике, опять же враз направил свой полет вертикально вверх, продолжая трясти головой и изредка щелкать клювом. Его взлет был так энергичен, что перья хвоста, мелькнув в воздухе, оставили по себе легкий поток воздуха, всколыхнувший на голове Кибва рыже-пепельные волосы, доходящие до середины широкой шеи и на концах закручивающиеся в плотные спирали. А мгновением спустя на каменное полотно улицы пролегающей перед лестницей, определенно, метрах в двух от нее, приземлилось небольшое существо, ранее отнесенное Камало Джаганатхом к летучей мыши. Существо торопливо затрясло клинообразной головой, да энергично вскочило на ноги, оказавшись в высоту не менее метра. Все тем же рывком оно обернулось и в упор воззрилось на ссасуа.
И юный авгур прямо-таки задохнулся волнением, очередной раз, увидев существо, некогда описанное им в своих книгах. Его тонкие, длинные руки и ноги, как и сухощавое туловище, были обтянуты прозрачной, буро-серой кожей, чешуйчатой, где сами мелкие прозрачные пластинки подвижно сочлененные, напоминали своим видом покров рыб. А из-под внутреннего плечевого сгиба обоих рук мешковато свисала кожистая перепонка, соединенная с руками и боками тела. Голова существа широкая в черепной коробке была покрыта курчавой серой шерстью и враз обращала на себя внимание собачьей мордой, вытянутой с длинными, стоячими ушами, широкими в основание и острыми в вершинах. Овальный один глаз темного сияния располагался на переходе от лба к морде, и был зрительно очень крупным. А длинный высоко посаженный, выходящий из середины спины, хвост загибался кольцом.
— Найд, — пояснил Кибв и качнул головой в сторону существа, определенно, близкородственного человеческому виду, чем животному. — Когда-то найды на равных соперничали с людоящерами за право обладания землями этой планеты. Но их мозг оказался ограниченным, понеже и сами возможности остались на примитивном уровне.
Существо между тем враз затрясло головой, а после, хрипло вскрикнув, раскрыло крылья, и, сорвавшись с места, побежало вперед. Достаточно широкие в размахе крылья раза два взметнулись, и оторвали ноги своего обладателя от поверхности каменной улицы. Кажется, и вовсе в один миг, вознеся найда в небосвод. Он еще зримо (для наблюдающего за его полетом Камалом Джаганатхом) тряс головой, набирая высоту, но вскоре пропал из видимости, точно поглощенный сиянием бежево-пепельного среднего спутника.
— Найды, представители людского рода, как и людоящеры, — продолжил разговор император, смолкший, верно, для того, чтобы перевести дух. — Они живут в пещерах внутри гор и ведут дикий образ жизни, почасту охотясь на огняников. Не только внутри своих пещерных систем, но и вне гор.
Камал Джаганатх еще чуть-чуть вглядывался в темно-розовые небеса, и неспешно развернув голову, глянув на сидящего подле ФирунКибв Зубери улыбнулся. Впервые за срок, что узнал от верховного правителя об искусственности собственного диэнцефалона, с теплом подумав о своих создателях, тарховичах. Позволивших ему не просто при помощи фантасмагории увидеть и описать разнообразных созданий и существ, когда-то в его произведениях, но также даровавших право узреть их в живую.
— Что же вы хотите от меня Кибв? — вопросил Камал Джаганатх, возвращая императора к прерванному появлением найда разговору.
— Хочу, чтобы вы защитили мою планету, — отозвался немедля ФирунКибв Зубери, будто ожидая того вопроса. И медленно развернув голову, открыл перед ссасуа лицо, судя по всему, распахивая перед ним и собственный диэнцефалон. Теперь император вздел руку, дотоль лежащую на его ноге, и, коснувшись подушечками пальцев своей груди, медленно переместил их к груди юного авгура. Похоже, тем жестом, жаждая, чтобы биение его сердца услышал ссасуа негуснегести, приняв на себя царящие в нем чувства.
— Когда вас вернут пресветлый авгур Камал Джаганатх, — продолжил ФирунКибв Зубери пояснения речью. — А вас, несомненно, вернут. Если не по доброй воле мой старший брат, то разыщет Военный Каруалаух тарховичей, возглавляемый адмирал-схалас Госпав Гавр Гаем, прошу вас, воздержитесь от законных требований. Требований, чьим первым пунктом определена возможность уничтожения планеты, на которой осуществлялось незаконное удержание.
Камал Джаганатх медленно сместил взгляд с тонких блекло-алых губ императора на его крупные с коричневой радужкой глаза, где нижние веки образовывали почти прямую линию, да будто заглянул вглубь них, мгновенно ощутив необычайно сильную любовь к Ладодеи. Любовь, наполненную дуновением ночного ветра, сладким ароматом цветущей на склонах гор синовницы, брызгами розовой воды в реках и незабываемым вкусом губ первой, любимой женщины. Любовью переполняющей бьющееся сердце ФирунКибв Зубери к этой планете, природе, к тому, что дорого ему с самого рождения. Юный авгур слегка качнул головой, разрушая возникшую меж ним и императором мысленную связь, и положив сверху на тыльную сторону последнего свою ладонь, да чуть сильнее прижав ее к груди, очень мягко сказал:
— Обещаю, Кибв, я воздержусь от этого требования. И сделаю все, дабы Ладодея продолжала жить.
А в ночном небосводе черно-розовая бархатистость стала наращивать изнутри багровость сияния, и летающий в ней золотой полосой огняник громко щелкал клювом, иногда свистящим возгласом перекликаясь со своим сородичем. И не менее быстро парили найды, взмахивая кожистыми крыльями, и без жалости скармливая огнянику своих собратьев в надежде разжиться его мясом. Скармливая, ибо как знал Камал Джаганатх, из собственных земных фантасмагорий и рассказов Кибва, плодились они невероятно быстро.