Камал Джаганатх резко открыл обе пары век и надрывисто вздрогнул всем телом, ибо под ним не менее тягостно задрожал пол. Он лежал на правом боку, на каком-то приподнятом тюфяке сине-зеленого цвета, достаточно ровном, точно вощенном, а сверху был прикрытым сетчатой голубой материей, натянутой вплоть до головы.
Пол вместе с тюфяком вновь вздрогнули, и гулко зафырчали, где-то внизу двигатели, а после ощутимо двигающееся вперед судно, надрывно рванулось назад. Двигатели дотоль хрипяще-фырчащие враз оборвали собственный гул и смолкли, и тотчас движение самого судна замерло. Это Камал Джаганатх воспринял самим телом, потому резко скинув с себя материю, поднявшись с тюфяка сел и огляделся.
Сейчас он находился в каюте судна, имеющей лишь три стены, ровный пол и потолок темно-серого цвета, однозначно, близкого по структуре к металлу. В стыках стен и потолка пролегали закругленной формы длинные светильники, также образующие треугольник с ровными сторонами, они испускали желтый свет, довольно насыщенно освещая само помещение. Тюфяк, ибо он смотрелся именно как невысокий матрас, на котором сидел Камал Джаганатх, разместился в углу комнаты, напротив ровной стены, посередине которой зияла арочного вида закрытая дверь.
Пронзительное скрежетание и вовсе мгновенно наполнило помещение, отчего принц громко вскрикнув и вскинув вверх обе руки, прижал их к ушам. Скрежетание с перемещающимся внутри свистом, впрочем, длилось не долго, а после сменилось негромким барабанным боем, каковой в свой черед погасил звук голоса, мгновенно соотнесенный принцем, как голос пречистого канцлер-махари:
— Внимание! — сказал, наполняя помещение и, вероятно, все судно мелодично-бархатными переливами звучания, голос Врагоч Вида Вышя. — К вам обращается канцлер-махари возглавляющий Директивный Совет Великого Вече Рас, при Верховном Халаке тарховичей, Врагоч Вида Вышя, по нашим данным вы перевозите на каке похищенного принца велесвановцев Камала Джаганатха. Предлагаю вам, вождь клопанидов, Омид, в добровольном порядке разрешить доступ на каке наших представителей, самому открыть стыковочные створки и выдать похищенного принца. В противном случае в течение следующих трех минут, согласно времяисчисления системы Тарх, ваше судно будет взято штурмом вольной ордой летающих вукодлак перундьаговцев. Все оказавшие сопротивление клопаниды будут уничтожены. Вождь Омид, время пошло! — дополнил свою скорую и достаточно жесткую речь канцлер-махари.
Камал Джаганатх услышав требование, в котором толком клопанидам не давалось времени на его выдачу, словно обозначая, чтобы последние должны всего только и успеть, как приготовится к смерти, и сам весь напрягся. Однозначно, предположив, что проснулся раньше положенного или в хорошо продуманном плане верховного правителя людоящеров оказались какие-то временные не стыковки. Впрочем, близость тарховичей, перундьаговцев несколько сняло правящее с момента похищения волнение, оставив всего-навсего тревогу по поводу встречи с ассаруа. Посему он медленно прислонился спиной к стене, поправил несколько вывернувшуюся за время его перемещения левую ногу, и, сложив руки на тюфяке замер, ожидая, когда отворится дверь и в ней появится если не Арун Гиридхари, то хотя бы привычные для глаз перундьаговцы.
Внезапно дотоль застывшее судно клопанидов энергично вздрогнуло, и того не ожидающий Камал Джаганатх вместе с тюфяком подскочил на месте, рывком, определенно, как и сам каке, дернувшись вправо. Слышимый грохот наполнил соседние помещения, а под ногами сильно завибрировал пол, что повалившийся на правый бок принц не смог подняться. Следом за грохотом послышался свистящий скрежет, а после дикий вопль существа, которого, похоже, рвали на части. Этот страшный вопль, проникнув в помещение, где находился лежащий на тюфяке юный авгур, заполонил все пространство вокруг, и, кажется, сам диэнцефалон.
Потому Камал Джаганатх не сразу то и понял, что на место крику явилась прямо-таки огромная рубиновая звезда. Сейчас воткнувшись одним из своих лучей ему прицельно в ноздри, закупорив дыхание, ослепив глаза, застопорив биение сердец, движение единственного легкого и течение крови в сосудах, да безотлагательно сменив обстановку на мощный зал. Это помещение, чем-то напоминало дотоль виденный зал амирнарха Раджумкар Анга ЗмидраТарх. Вероятно, своим высоким потолком в виде трех полусферических отдельных сводов, стыкующихся гранями, и сходящихся в общий центр. Из которого, спускаясь на тонких трех голубых жилах, свисало массивное перламутрового сияния яйцо. Внутри яйца (и это просматривалось сквозь тончайшие его скорлупки) происходил бесконечный процесс движения, помещенных в белый густой раствор, мельчайших розоватых частиц возле укрепленного в центре черного широкого скрученного по спирали ствола.
В данном зале стены, каковые попали в просмотр, были достаточно ровными, а несколько вогнутый пол переливался белым сиянием. Внутренний слой пола оказался опять же испещрен тончайшими красными нитями, оные пронизывая его во всех направлениях создавали эффект какого-то чудного организма. Однако, сами стены, по обеим сторонам от стоящего Камала Джаганатха, имели прозрачную поверхность (подобной стеклу) и были поделены на отдельные отсеки, где в белковой массе плавали разнообразные формы мозга и диэнцефалона. Не только овального желтоватого вида; круглого голубого; вытянутого красного; объемного, схожего с шапкой гриба, темно-бордового цвета, но и вовсе поразительного, словно закрученного в спиральную трубу, блекло-серого.
Хотя взгляд принца, лишь обдав данные органы своим вниманием, сместившись вправо, сфокусировался на отсеке, в котором в полный рост был представлен замерший скелет людоящера. До пояса он повторял скелет человека с однотипным черепом, позвоночным столбом, реберным рядом и костями рук, однако, имеющих их большую длину, ширину и количество. А от пояса вниз воспроизводил совокупность костей, хрящей и связок, их укрепляющих, ящера с широкими тазовыми костями, соединенными с мощными бедрами, где позвоночник переходил в кости хвоста. Казалось, Камал Джаганатх попал в выставочный комплекс какого-то научного заведения. Ибо стоило ему сместить взгляд еще правее, как в подобных прозрачных отсеках, он увидел скелеты иных созданий и существ, населяющих Веж-Аруджан. Отметив там не только мощные четырехрукие фигуры, с макушками в виде шлемов, скелетов перундьаговцев, но и скелеты таусенцев, ерьгловцев, асгауцев, яссанийцев, названия которых мгновенно заполонили его диэнцефалон, вызвав в нем ощутимый шорох.
— Доброго времени, ваше высочество, — раздался позади, искусственный с легким дребезжанием голос и его представитель, очевидно, ступив ближе к стоящему принцу, поравнялся с ним. — Так рад нашей встрече. Наконец-то вы меня ею одарили.
— Доброго времени суток, амирнарх, — достаточно сухо отозвался Камал Джаганатх, вновь возвращая взгляд на скелет людоящера. — Мне нужно от вас одолжение, лишь поэтому наша встреча состоялась. Не тешьте себя надеждой, что я захочу с вами общения, али стану слушать вас, как сие делаю в отношении моего дорогого ассаруа Аруна Гиридхари.
Теперь принц медленно повернул голову вправо, и тотчас словно дернул ею вперед, смыкая пространство допрежь виденного зала, сменяя его на какое-то иное помещение.
Большая прямоугольная комната здесь имела белый цвет ровных стен, потолка и пола да едва оттенялась голубоватым отливом, точно отражающихся от прозрачного, шарообразного устройства, поместившегося в центре. Повторяющее форму шара, устройство стыковалось с полыми, прозрачными узкими трубами, наполненными черным газом или жидкостью, в виде структурированных круглых пузырьков. Одна из полых труб внедрялась в сам потолок, а вторая в правую стену, возле укрепленного на ней широкого серебристого экрана, с множеством мельчайших, перемигивающихся огоньков, окружающих его грани.
Сейчас в шарообразной установке в легком голубоватом дыму находился человек, что это был именно человек, Камал Джаганатх понял сразу. Оно как в выемках внизу и в боках устройства поместились небольшие пятипалые стопы и кисти рук, зачастую в Веж-Аруджане принадлежащие именно малоразвитым расам. Несмотря на тонкость стенок шара, густой дым почти полностью закрывал фигуру и в частности лицо человека, взгляд принца на котором, впрочем, не концентрировался, а моментально скользнув, остановился на стоящем спиной в нескольких шагах от устройства таусенце.
Это был однозначно знакомый таусенец с серо-вощеной кожей, коренастого сложения и высокий. Его длинная, тонкая шея приподнимала небольшую, круглую (с вытянутым, узким расщепленным надвое подбородком) безволосую голову, на округлой макушке имеющей серебристый, овальной формы выпуклый рисунок в виде растительного узора. Приятное лицо со слабовыраженным носом, крупными миндалевидными глазами и впадинами вместо ушей, да маленьким, окаймленным тонкими, черными губами ртом, смотрелось неподвижным. Одетый на таусенце сверху белый комбинезон, где манжеты доходили до больших пальцев пятипалой ладони (указывающей на то, что во всяком эталоне есть свои отклонения), а ворот укрывая шею, поддерживал саму голову, подпирая подбородок, словно отражал расположенный напротив него в стене экран. Очевидно, таусенец с кем-то говорил, и говорил по экрану, ибо пришедший мигом спустя звук выудил кусок пояснений:
— Как вы и указывали пречистый гуру, мы провели изъятия субъекта и необходимое оперативное вмешательство. Это было новообразование, уверен, если бы не наше вмешательство субъект бы умер.
— Каково состояние мальчика на данный момент, — протянул отрывистый с хрипотцой и, одновременно, наполненный ощутимой авторитарностью голос, как понял юный авгур принадлежащий главному дхисаджу Ковин Купав Куну.
— Стабильное. В ближайшие дни мы собираемся вернуть его на Землю, пречистый гуру, — четко чеканя слова, несмотря на общее дребезжание тембра, отозвался таусенец.
— Перед тем как вернете, еще раз перепроверьте его здоровье Вейвейо Гиминг, — теперь главный дхисадж даже не скрывал своего недовольства, посему и сам стал чеканить слова. — И более, чтобы не было подобных с ним казусов. Я ведь просил вас, последить за мальчиком. Пристроить его получше, а вы довели до болезни. Ни в чем на вас нельзя положиться.
— Извините, пречистый гуру, но кто ж знал, что власти отдадут его в сиротский дом и там будет такое жуткое отношение, — дополнил Вейвейо Гиминг, судя по всему, оправдываясь, и едва-едва качнул своей грушеподобной головой, только сейчас вроде как сбрасывая неподвижность со своей фигуры. — Вы чем-то расстроены, пречистый? Как поиски его высочества, принца, Камала Джаганатха?
— Принца нашли. Верховный правитель людоящеров сообщил, что его везут в систему Ка-туки одной из малоразвитых рас тукинцев, на каке клопанидов, — пояснил Ковин Купав Кун, и, как показалось слуху или все-таки диэнцефалону юного авгура, тяжело выдохнул. — Да только я страшусь за состояние здоровья принца. Столько дней вне нормальных условий, неизвестно, что пришлось перенести. Да и Арун Гиридхари, из-за вышедшего как он считает обмана, днесь может стать вельми несговорчивым, и не допустит меня к осмотру его высочества. Он даже не желает со мной поговорить по ситраму, как я не пытался, не воздействовал на хана перундьаговцев аз-Елень Велий Дьаг, дабы тот привел Аруна Гиридхари, последний не пожелал слушать ни его, ни меня. Прекратил общение с амирнархом и канцлер-махари. Я так и думал, что наши тайные замыслы по созданию Камала Джаганатха, непременно, ударят по моим отношения с Аруном Гиридхари.
Ковин Купав Кун прервался. И теперь взгляд принца сместился так, что он смог увидеть и экран (куда смотрел доверенный Вейвейо Гиминг), и самого главного дхисаджа. Впрочем, взгляд Камала Джаганатха только выхватил серебристое пространство залы, где на широком диване, с мягкой спинкой и покатыми белыми подлокотниками, сидел Ковин Купав Кун. Мгновенно пройдясь по его плотной, крепкой фигуре и сфокусировавшись на голове и в частности лице. Темно-голубая кожа которого откидывала светящийся ореол вокруг, заглушая и саму белоснежную одежду с множеством заложенных на ней складок, оттеняя росшие начиная от края лба длинные, голубовато-розовые перья с красными полосами по поверхности и бело-розовой аурой сияния на кончиках. Лицу Ковин Купав Куну подошло бы сравнение выразительного, с четкими границами, где узкими были лоб и подбородок, а на район скул приходилась более широкая линия. Нос с выпуклой спинкой, полные вишневые губы и большие глаза, обрамленные розовыми ресницами, в цвет изогнутых, вздернутых вверх бровям, поражали голубо-алыми радужками (однотипными глазам Аруна Гиридхари), черными зрачками и розовой склерой. Третий глаз, расположенный у главного дхисаджа во лбу был, как и у канцлер-махари, лишен зрачка, а сине-голубые лучики звездочки-радужки входили в красную склеру. Подперев правыми, очень длинными четырьмя пальцами голову, и уперши локоть в подлокотник дивана, Ковин Купав Кун, смотрелся расстроенным, озадаченным и точно потерянным от нахлынувших на него неприятностей. Теперь он зримо выдохнул через приоткрытый рот, слегка качнув головой, отчего разком затрепетали перья ее укрывающие, и очень властно дополнил:
— Поелику, я вас прошу Вейвейо Гиминг, проследите за мальчиком. Пристройте его более удачно, до тех пор поколь все не утрясется с принцем Камалом Джаганатхом, пусть производное его прошлого тела будет находиться в сохранности. А там мы решим, как с ним поступить.
Ковин Купав Кун легохонько повел головой, и моментально отразилась в экране, будто на кончиках его перьев (заменяющих волосы), поверхность шарообразного устройства, расположенного напротив. Голубой дым в нем лишь частью рассеялся, и на пару секунд проступило знакомое лицо, принадлежащее подростку тринадцати-четырнадцати лет. Даже не лицо, а только его черты: крупные глаза, обрамленные темно-русыми ресничками, и гнутыми бровями; прямой с широкими крыльями нос; небольшой рот с выраженной галочкой на пухлой верхней губе. И даже впалость щек, не скрыла залегшую на левой щеке глубокую ямочку подростка. Близостью этих черт лица, мгновенно соотносясь с сыном, Павкой.
И тотчас мощная боль пробила диэнцефалон Камала Джаганатха, возвращая его в настоящий момент времени. Впрочем, также мгновенно лишая способности вздохнуть ни насиком, ни ртом. Принц разком отворил обе пары век узрев перед собой сине-зеленую, будто вощеную поверхность тюфяка, а далее ровный темно-серый пол. Вопль боли, дотоль ворвавшийся в каюту и вызвавший фантасмагорию, кажется, еще плыл, но только в соседнем помещение, степенно переходя на стоны. А Камал Джаганатх вновь забывший, как надо дышать, лишь подергивал головой, легохонько ударяясь яйцевидной макушкой в стену. Сейчас привычной судороги не ощущалось, ибо боль была мощной, охватившей не только натянутые жилы, нервы, мышцы, сосуды, но и сами кости, посему скелет воспринимаемо для принца стали хрустеть, вроде трескаться на отдельные части.
Крикнуть не удавалось, потому как рот оказался закрытым, а ноздри лишившись слизи окаменели. Окостенела вся поверхность кожи, и это несмотря на влажную тунику, одетую на юном авгуре. Осознание того, что он умирает, как когда-то в озере Дана, от невозможности дышать, от боли переполнившей тело и теперь завибрировавшей на сухой коже, принявшейся рвать и ее на отдельные клочки.
Внезапно пол вновь вздрогнул под принцем, от этого соударения перед глазами бликами блеснули голубо-зеленые пятна, а после кровь струйками вырвалась из ноздрей, сомкнутого рта и определенно из ушей, слегка приглушив слышимость. И тот же миг створка, находящаяся в противоположной стене, сдвинулась вбок, и сквозь образовавшийся проем в помещение заскочили два перундьаговца, отражение которых Камал Джаганатх увидел в вощеном темно-сером полу. Один из них резко подскочил к принцу, и, упав перед ним на колени, заглянул в лицо. А миг спустя юный авгур принял на себя мысль, проскользнувшую в диэнцефалоне этого перундьаговца, чье лицо с раскосыми, узкими темно-серыми радужками, приплюснутым носом укрывали густые усы и бурая борода, растущая даже на скулах. Мысль, наполненную радостью того, что принц жив и найден. И немедля, стоило диэнцефалону Камала Джаганатха принять эту мысль, как он вроде вздрогнул внутри головы и тем самым пробил заслонку в ноздрях, позволив вогнать внутрь легкого воздуха, а затем также неспешно выпустить его через приоткрывшийся рот, сглатывая текущую внутри кровь.
— Ваше высочество, как вы? — низко продышал заглядывающий в глаза принца перундьаговец.
— Умираю, — шепотом отозвался Камал Джаганатх, с трудом воспринимая речь перундьаговца и скорей всего получая ее мысленно.
Перундьаговец моментально испрямился и зыркнув в сторону своего собрата, довольно-таки властно рыкнул:
— Скорей зовите его превосходительство! Скорей! Его высочество умирает!
Второй перундьаговец, не мешкая, выскочил из комнаты и тот же миг послышался его оглушительный зов, кажется, вкатившийся и в приглушенное восприятие юного авгура:
— Нашли! Нашли, его высочество! Скорей сюда! Его высочество умирает!
Легкое, в груди, пропустив воздух еще пару раз, неожиданно сжалось, ибо его поджали оба сердца, судя по всему, вспять расширившихся. Их биение стало таким медленным с натягом, будто они утонули внутри какой-то жидкости наполнившей организм ссасуа. Верхние веки Камала Джаганатх дрогнув, сомкнулись, придав теперь приглушенность зрения, а секундой погодя крики перундьаговца в соседнем помещение смолкли. Тот, что находился подле, беспокойно заглядывая в лицо, враз вскочил с колен и шагнул вбок, давая место подле принца Аруну Гиридхари.
Зеленовато-коричневая кожа лица ассаруа, даже для захлебывающегося кровью юного авгура, зримо покрылась крупными синими пятнами, указывающими на тревогу. Края рта тягостно задрожали, когда негуснегести, опустившись на колени, с легкостью перевернув его на спину и ощупав с головы до ног, тихо, для плохо слышащего принца, спросил:
— Голубчик, что фантасмагория?
Камал Джаганатх открыл верхние веки, дабы увидеть ассаруа лучше, и, выпустив на нижний край рта поток крови, едва протянул:
— Да.
— Т-с, т-с, мой абхиджату, мой поразительный голубчик, — громко, словно понимая, что ссасуа его плохо слышит, сказал Арун Гиридхари. А ладони его нежно огладили грудную клетку, поднимаясь вверх до подбородка, края ноздрей и щеки, снимая с них состояние разрыва. — Теперь представьте начало фантасмагории. Красную, почти рубиновую звезду, точку начала фантасмагории и доверьтесь мне. — Руки негуснегести сейчас легли на грудную клетку и прикрыли глаза юного авгура, а серебристый бур явившийся справа принялся накручивать на себя фантасмагорию, тем спасая от гибели Камала Джаганатха, даруя ему продолжение жизни.