Время, каковое отделило уход Аруна Гиридхари и его возвращение, показалось Камалу Джаганатху малым, потому он толком не успел подготовиться к появлению тарховичей. Не удалось даже потолковать с Девдасом, который привел с собой рабов, заставив их передвинуть стоящее посередине комнаты кресло к стене. Он только присел на кровать принца, дабы его успокоить, как мгновенно отворились обе створки и в помещение вошли сначала Арун Гиридхари, а вслед него главный дхисадж и пречистый канцлер-махари. И если тарховичи сразу застыли в проеме двери, негуснегести направился к кровати принца.

— Голубчик, — продышал по-велесвановски Арун Гиридхари останавливаясь возле сидящего Девдаса, придерживая его от попытки встать. — Не тревожься только в промежуток осмотра. Ковин Купав Кун в беседе, состоявшейся в моих покоях заверил, что не он, не канцлер-махари не посмеют читать мысли, або днесь это вельми опасно для твоего диэнцефалона. — Теперь он слышимо выдохнул через ноздри, завершая, таким образом, толкование по-велесвановски и добавил уже по-перундьаговски, и более громко, — обаче ежели вы, ваше высочество, ощутите какое неприятство в мыслях, скажете мне. И мы тот же сиг прервем осмотр.

— Эк! — внезапно долетела от тарховичей, переполненная раздражением разговорная частица. — Мы вже обо всем столковались, ваше превосходительство. Зачем тяперича, перед нашим общением и осмотром, пугать его высочество, вызывая в нем напряжение и волнение, — протянул отрывистый с хрипотцой голос Ковин Купав Куна.

И тотчас не менее раздраженно откликнулся Арун Гиридхари, напомнив замершему на кровати Камалу Джаганатху обиженного, капризного ребенка, которого строгие родители неправедно наказали за провинность, а теперь пытались примириться с ним:

— Может быть, вы мне позволите, пречистый гуру, говорить с моим ссасуа без ваших указаний.

— Спокойнее! Спокойнее ваше превосходительство, главный дхисадж вам не указывал, — также разком отозвался Врагоч Вида Вышя, вероятно, сейчас выступающий в роли миротворца отношений. — Просто он боится, лишний раз взволновать его высочество. Або как мы уже вам ранее сказали, лекари перундьаговцев доложили об обобщенно тяжелом физическом состоянии здоровья его высочества.

Арун Гиридхари в этот раз не ответил, он только сместил ладонь на плечо сидящего Девдаса и слегка его сжал, а когда последний перевел на него взгляд, сказал все также по-перундьаговски:

— Вы, голубчик, отправляйтесь днесь в Великое Вече Рас. Пречистый канцлер-махари уведомил меня, что возобновились разбирательства с верховным правителем НгозиБоипело Векес, каковой решил не настаивать на консоляции, утвердив меж нами согласительный пакт на условиях дальнейшего сотрудничества. Поелику понадобится не только присутствие иттаравади, но и вас, как представителя моего голоса.

— Я заказал ангус для вас, пресветлый авгур, Девдас, — вмешался в разговор Врагоч Вида Вышя. Тарховичи все еще не двигались с места, продолжая стоять в проеме открытой двери, и заслоняемые спиной Аруна Гиридхари были для Камала Джаганатха не видны. Впрочем, когда Девдас поднялся с его кровати, и, развернувшись, направился к дверям, на ходу откликнувшись согласием в сторону негуснегести и благодарностью к канцлер-махари, тарховичи расступившись, стали обозреваемы для принца.

Посему оглядев их, Камал Джаганатх вновь осознал четкость собственной фантасмагории и близость когда-то описанного в последнем романе на Земле во внешних обликах только, что увиденных созданий. В этот раз темно-голубая кожа лица, оголенных до плеча рук сияющая белым светом создавала, словно сплошной ореол с голубой долгополой одеждой канцлер-махари и оранжевой главного дхисаджа залегая на ее полотнищах множеством вертикальных и горизонтальных складок. На ногах у тарховичей были обуты высокие открытые, золотого плетения сапоги на высокой подошве. Эта обувь, чем-то напоминала котурн, который в Древнем Риме на планете Земля носили императоры, приравнивающие себя к богам.

Девдас выступив через проем из комнаты на хрустальный покатый мосток, стыкующийся с дверями и ведущий к лестнице, тем выходом точно подтолкнул к закрытию створки. А нежданно, точнее даже разом (стоило Камалу Джаганатху увидеть вблизи тарховичей), возникшая к ним теплота, родственность также мигом вызвала волнение, отчего его тело резко пробила дрожь. И навалившаяся слабость в позвоночный столб качнула тело вбок, потому если бы не вовремя подскочивший к нему Арун Гиридхари (враз его придержавший), принц повалился, и как бы не с кровати, ибо сидел подле самого края.

— Голубчик, что вы? — беспокойно вопросил негуснегести, укладывая ссасуа на кровати, и надавив на вал, единожды придавая ему пологую форму, подложил под голову.

— Это последствия гибели конечностей, ваше превосходительство, — недовольно протянул Ковин Купав Кун, и медленно тронувшись с места, направился к кровати принца. — Диэнцефалон его высочества стараясь спастись, начинает отторгать отмершие части. Он готов лишиться собственной части организма, дабы сохранить здоровую свою половину. В отличие от вашего или иного какого, принадлежащего созданиям или существам Веж-Аруджана, он в силах сие сотворить без последствий для собственной жизнедеятельности.

— Я не хочу, не хочу ассаруа оставаться калекой, — тягостно дыша, протянул Камал Джаганатх глядя в лицо стоящего над ним негуснегести, оный, чтобы успокоить очень нежно огладил края его ноздрей и глаза.

— И не останетесь, ваше высочество, коль его превосходительство будет мудрым, и усмирит собственные обиды, — произнес Ковин Купав Кун, и в голосе его послышалось превосходство создания более мощного, властного, чем даже был досель для принца негуснегести.

Главный дхисадж, обошел стоящего Аруна Гиридхари, и остановился слева от него возле кровати, таким образом, что его было хорошо видно. И тотчас под темно-голубой кожей (излучающей белое сияние) лица, рук, и, видимо, тела, ног Ковин Купав Куна стал просматриваться удивительный рисунок, дотоль не наблюдаемый на его коже в фантасмагории, Камалом Джаганатхом. Стоило принцу глянуть на этот слегка двигающийся по круговой траектории сверху вниз рисунок, как он мгновенно прочитал его вслух:

— Второй, любый сын Ананта Брхата-патра, последнего великого отца.

А секундой спустя, голубо-розовые перья с красными полосами по поверхности на голове Ковин Купав Куна, досель плотно к ней прижатые враз испрямились, став торчком али дыбом, как сказали бы солнечники и тем, указывая на ужас, испуг, а может лишь потрясение.

— То-то мне все время казалось, — дополнил принц и сам, испытывая не меньшее потрясение, словно в нем в единый момент вместе с нежностью к тарховичам всколыхнулась та же самая теплота, родственность и к самому произнесенному словосочетанию. — Что название озера на Велесване Ананта-Сансар мне знакомо, и не просто знакомо, а еще и близко. Вы знаете почему так, пречистый гуру? — вопросил он, направляя вопрос к главному дхисаджу и вскинув взгляд, воззрился в его выразительное с четкими границами, узким лбом и подбородком, лицо.

— Не будем ноне говорить о волнительном, ваше высочество, — с невыразимой теплотой произнес главный дхисадж вкладывая в свой отрывистый с хрипотцой голос полюбовные чувства, каковые питал к созданию над чьим рождением очень долго трудился. — И я для вас только Ковин, коли позволите.

Камал Джаганатх медлил еще совсем чуть-чуть, а после, будто подчиняясь желаниям собственного диэнцефалона, вскинул лежащую на кровати левую руку и вытянутыми пальцами коснулся темно-голубой кожи главного дхисаджа. Кончики трех пальцев едва коснулись наружного покрова тарховича, как враз с него белое сияние переместилось на зеленовато-коричневую кожу с медным оттенком расплывчатых пятен принца. И немедля сияние заиграло оранжевыми переливами, наполняя ссасуа тоской, болезненной потерей, той самой какую он ощущал, когда видел во сне оранжевую туманность и особенно остро почувствовал при встрече с червем на Ладодеи. Той самой безысходности ушедшего, связанной с движением, ходом самой жизни, существованием всего этого Мироздания, Вселенной, Космоса.

И дабы прекратить то волнительное состояние и, вероятно, воспоминание пытающееся возникнуть в его диэнцефалоне, Камал Джаганатх торопливо дернул руку от главного дхисаджа. Также сразу разрушая оранжевое сияние на собственной коже, возвращая ей прежнее состояние, окутанной влажной прозрачной слизью.

— Вы, правы, Ковин, не будем говорить о волнительном, — наконец, отозвался он, принимая условия главного дхисаджа. — Я слишком слаб, чтобы перенести еще одну фантасмагорию.

Арун Гиридхари снова огладив ноздри принца большим пальцем, медленно развернулся, и, уступая место подле кровати Ковин Купав Куну, направился в сторону, дотоль замерше стоявшего шагах в пяти от дверей канцлер-махари, видимо, не менее других встревожившихся произошедшим. Негуснегести, точно раздумывая, так и не дошел до Врагоч Вида Вышя, а изменив собственное движение, повернув налево, воссел в кресло, приняв на нем напряженную позу, и достаточно жестко сказал, похоже, давно заготовленную фразу:

— Касаемо моих обид, пречистый гуру, так в связи с открывшимися замыслами амирнарха, мне, кажется, я имею на них право.

— Естественно, — немедля отозвался Врагоч Вида Вышя, и также сойдя с места, двинулся к соседнему креслу, касающемуся своим вычурным, кожаным подлокотником того, в оном сидел негуснегести. — Вы, ваше превосходительство, вправе иметь на наши замыслы обиды. И мы готовы их возместить любым для вас удобным способом, — он и вовсе резко развернувшись, опустился на сидение кресла, прислонился к его выгнутой спинке, и закинул ногу на ногу, зрительно став выше сидящего рядом негуснегести.

— Вы, сызнова пречистый канцлер-махари говорите со мной о контрибуционной , - теперь голос Аруна Гиридхари зазвучал гневливо, и с не меньшим раздражением он бросил взгляд на сидящего рядом тарховича. — Сие меня так-таки возмущает.

— Не надобно токмо нервничать, ваше превосходительство, — торопливо и с отцовскими нотками своего мелодично-бархатного голоса (как показалось принцу схожего с голосом негуснегести) отозвался Врагоч Вида Вышя, и, подавшись вперед со спинки кресла, протянув руку, нежно ухватил за плечо Аруна Гиридхари, очевидно, удерживая на месте. — Я не желаю накалять наши с вами отношения, посему имею в виду не только контрибуционную . И я, и амирнарх, мы готовы выполнить любые ваши условия, абы примириться.

Ковин Купав Кун поколь между негуснегести и канцлер-махари происходил тот волнительный разговор, неспешно опустился на кровать принца, и огладил лежащую правую руку, где кисть, как и левая нога от голени, были зафиксированы в широкую белую повязку лекарями перундьаговцев. Он с той же мягкостью оправил подол серебристой свапхи, длинной ночной рубашки одетой на ссасуа, в этот раз не вызывая сияния его кожи даже в местах касания с ней (словно диэнцефалон Камала Джаганатха приняв на себя какую-то информацию, более не желал возобновлять в организме волнения), а потом, очень приветливо произнес:

— Вельми рад нашей встрече, ваше высочество. Поелику я давно жаждал с вами поговорить, и быть может суметь подсказать, поддержать. Жаль токмо, что она состоялась после столь тягостных событий. — Ковин Купав Кун прервался на немного, и слегка понизив тембр, досказал, — условно, ваших мыслей. Их вряд ли мне удастся прочесть, понеже ваш диэнцефалон сие не позволит. Потому можете быть спокойны, мы не станем каким-либо образом вам вредить, или создавать неприятство.

Камал Джаганатх неуверенно кивнул. Сейчас в обществе главного дхисаджа он перестал ощущать страх, в нем вспять появилось любопытство, соучастность с этим созданием и желание, просто огромное желание, поговорить. И, конечно, как ранее предлагал Арун Гиридхари воспользоваться его помощью, чтобы защитить НгозиБоипело Векеса.

— Ваше высочество, — обратился к нему сидящий Врагоч Вида Вышя и снова пожал плечо негуснегести, а после и вовсе принялся достаточно нежно гладить его левую руку вплоть до локтя, вероятно, делая это не в первой и, таким образом, успокаивая. — Прежде чем главный дхисадж начнет ваш осмотр, я возглавляющий Директивный Совет Великого Вече Рас, при Верховном Халаке тарховичей, осуществляющий ваше попечение, как принца велесвановцев, хочу узнать, кто вас похитил, и где вы получили данные ранения ноги, руки и плеча?

— Меня похитили атанийцы, в частности февтвевол атанийцев Иошинори, — скоро отозвался Камал Джаганатх, так как знал ни тем, кто его похитил, ни самому февтвеволу уже ничего не грозит. — Атанийцы же меня и ранили в левое плечо, здесь в чертогах Атиши-ансамбля, когда я пытался убежать. Все остальные ранения случайность, не более того. Случайность, в каковой повинен лишь я.

— Ежели не сложно, ваше высочество, — проронил Врагоч Вида Вышя и перестал гладить негуснегести, оно как тот резко дернул вправо рукой, вероятно, и это происходило опять же не раз. — Можете кратко обсказать мне, как произошла сия случайность.

— Не будем днесь говорить о волнительном, правда, Ковин? — вопросил Камал Джаганатх, переводя взгляд на лицо сидящего подле него главного дхисаджа и мысленно прося его о помощи.

Он прицельно глянул прямо в третий, расположенный во лбу, глаз Ковин Купав Куна, что в нем моментально сине-голубые лучики звездочки-радужки, входящие в красную склеру, зримо дрогнули, очевидно, приняв на себя послание. Посему главный дхисадж мгновенно отреагировав, вроде как от удивления шевельнул вздыбленными перьями на голове, и, вступаясь, молвил:

— Придется нам Врагоч, согласится с условиями его высочество. Або доколе принца вельми опасно волновать. Мы потолкуем об этом с ним попозжа, ежели позволит его превосходительство, когда принц будет в силах говорить о произошедшим с ним.

— Пусть так, — согласно произнес канцлер-махари, и вновь принял расслабленную позу в кресле, подсветив на собственной темно-голубой коже, также движущийся под ней рисунок, выступивший очень насыщено, или словно только, что проявившийся.

Потому Камал Джаганатх, чуть вскинув голову с лежащего под ней валика, опять неосознанно, подчиняясь собственному диэнцефалону, процитировал сами пояснения на коже канцлер-махари вслух:

— Третий, чтимый сын Ананта Брхата-патра, последнего великого отца. — И тотчас глубоко вогнав через ноздри воздух, сдерживая моментально возникшее волнение, досказал, будто стараясь внести ясность, — сие происходит помимо моих желаний, точно я! — Голос Камала Джаганатха враз сорвался на хрипы, выплескиваясь с ощутимым страхом, и сейчас стараясь высказаться и тем самым получить объяснения о собственной сути, — я, собой не владею! Словно отделен от диэнцефалона! И он! Он сам поступает, как считает нужным, не давая мне, моему сознанию объяснений! Я знаю, Ковин, это вы меня создали или участвовали в этом! Я вспомнил ваш голос, который слышал, когда меня изымали с Земли и таусенцы ожидали Наблюдающего! Наблюдающим и были вы, Ковин!

— Успокойтесь, ваше высочество, — умягченно проронил главный дхисадж, нежно огладив предплечье правой руки принца.

— Нет! Вы не понимаете, Ковин! Я боюсь свой диэнцефалон! Боюсь, потому как он порой шевелится внутри головы, а после внезапно начинает стучать в виски, точно жаждая выйти наружу, — последнюю фразу принц, и вовсе едва договорил. Ибо к страху неожиданно прибавился озноб, который стал тягостно бить тело, выплескиваться крупными мурашками на наружный слой кожи, и, кажется, отзываться колотьем в здоровой правой ноге.

Ковин Купав Кун теперь слегка прижал правое предплечье ссасуа, одной рукой, тем сдерживая от озноба, а ладонь второй положил на рот, смыкая его движение, с достаточной авторитарностью сказав:

— Ваше высочество, как бы мне не хотелось вас выслушать, но не сейчас. Во-первых, мы теряем, быть может, драгоценные минуты, або сохранить ваши конечности, а во-вторых, обобщенно рискуем вашим благополучием, понеже вызываем эмоциональные всплески. Условно вами только, что озвученного скажу коротко. Я и впрямь выступал источником вашего появления, точнее бытия, и был тем самым Наблюдающим, рад, что вы меня узнали, и вспомнили. — Он нежно огладил кончиками своих четырех пальцев (в отличие от велесвановцев, не имеющего среднего) поверхность губ принца, продолжая пояснять, — говоря о вашем диэнцефалоне, вы поколь мыслите стандартами ушедшего, представляя и единожды отделяя себя, свое сознание от него. На самом деле вы единое целое с ним и собственным организмом. Поколь в вас не налажены необходимые связи, не появились обязательные в таком случае воспоминания, посему ощущается дисбаланс и разрозненность самих действ. Ваш диэнцефалон, как и, в целом, организм в Веж-Аруджане единственен в своем виде, и развитие его поколь находится в начальном периоде. Потому ваша кожа, фигура имеет отличный даже от велесвановцев вид, абы развивается. Вы не просто растете, а изменяетесь, приобретая параметры, кои в вас заложены.

— Что это за параметры? — чуть слышно вопросил Камал Джаганатх и снова тягостно вздрогнул, ощутив, как колотье в здоровой правой ноге достигло колена и потоком боли выплеснулось в бедро, отчего он надрывисто застонал.

— Я не стану об этом ноне говорить, — не терпящим возражений тоном заявил Ковин Купав Кун и блеснул беспокойством голубо-алых радужек укрытых розоватой склерой. — Попозжа, если позволит его превосходительство. Сейчас самое важное сие ваш осмотр и лечение.

В его голосе прозвучала необоримость создания не только знающего, мудрого, но и послышалась тревога за жизнь Камала Джаганатха, отчего тот согласно кивнув, принялся глубоко дышать, проводя дыхательные упражнения дуалауа, в части вбирая воздух через рот и выпуская его через ноздри. Весь тот срок, что проходил данный волнительный разговор, Врагоч Вида Вышя ухватив Аруна Гиридхари за левое плечо, удерживал на кресле, не позволяя подняться, и тем вмешаться в разговор главного дхисаджа и принца. А когда Камал Джаганатх занялся дуалауа, а Ковин Купав Кун нежно огладив его ноздри и края рта, пересел ближе к больной левой ноге, негуснегести негромко проронил:

— Пречистый канцлер-махари вы мне днесь раздавите собственной хваткой плечо. Освободите меня от сего сдерживания, я так-таки не собираюсь подниматься, — отметил он, вложив в речь ощутимое недовольство.

Врагоч Вида Вышя немедля выпустил из хватки плечо Аруна Гиридхари и вновь с нежностью огладил его оголенную руку, вкладывая в этот жест отцовскую теплоту и вызывая в Камале Джаганатхе (просквозившим по ним взглядом) чувство не меньшей теплоты. Ковин Купав Кун тем временем слегка приподнял подол серебристой свапхи, одетой на принце, вскинув саму материю почти до колена, да принялся тереть промеж друг друга ладони, таким образом, наращивая белый ореол сияния вокруг них. Сияние по мере трения и степенного разведения ладоней стало приобретать форму небольшого шара, формируясь в основном около поверхности левой руки, меняя цвет с белого на густо желтый. Главный дхисадж внезапно рывком дернул в сторону правую руку и светящийся шар в коем проскальзывали мельчайшие белые капельки с тончайшими нитями на концах, завис обок левой ладони.

Ковин Купав Кун медленно поднес сам шар и руку к левой ноге принца, и когда сияние вошло, окружив со всех сторон пальцы стопы, вплоть до раны, теперь имеющей блекло-зеленоватый цвет, стал степенно вести его вверх в направлении колена. При этом главный дхисадж очень внимательно вглядывался в проступающие в сияние желтого света черные кости ноги и почти белые жилы, нервы, сосуды, плоть.

— Не надобно смотреть на это, ваше высочество. Если можно лежите не шевелясь, — молвил Ковин Купав Кун. Ибо Камал Джаганатх, приподняв с валика голову, уперся левым локтем в кровать и воззрился на происходящее обследование. Впрочем, услышав просьбу (так как это прозвучало именно как просьба), незамедлительно лег.

Ковин Купав Кун, таким образом, исследовал ногу вплоть до середины бедра, потом сместил светящийся шар и осмотрел правую ногу, правую кисть, и левое плечо. Лишь засим он все тем же рывком развернул левую руку вне поверхности кровати, и, выставив правую ладонь, энергично вогнал шар в ее поверхность, при сем издав громкий однократный треск, словно раскат грома. Главный дхисадж теперь слегка затряс обеими кистями рук, распределяя вошедшее в них желтое сияние и придавая им положенный белый свет. Прошло не менее минуты, когда ореол на темно-голубой его коже вернул себе истинное состояние, и тогда Ковин Купав Кун снова поменяв собственное место расположение, и пересев ближе к голове принца, чтобы был виден Арун Гиридхари и канцлер-махари, достаточно расстроено проронил:

— У его высочества, к сожалению, начался процесс отторжения голени на левой ноге и кисти на правой.

Он потянулся в сторону лежащей на кровати руки юного авгура, и, подняв ее, немного развернул в сторону негуснегести, чтобы было видно само запястье (кусочком, показавшееся из широкой белой повязки) теперь потерявшее положенный зеленовато-коричневый цвет и медные оттенки пятен, да приобретшее бледно-зеленые тона.

— В правой ноге ощущается напряженность, определенно, вызванная происходящими отторжениями, — продолжил главный дхисадж свои неутешительные выводы, заботливо пристраивая больную правую руку снова на кровать. — Рана в левом плече полностью зарубцевалась и никаких отклонений в суставе мною не выявлено. Одначе вряд ли стоит надеяться на приостановку отторжения левой ноги и правой руки, без оперативного вмешательства. Да и напряженность в правой ноге, скорее всего, указывает на то, что диэнцефалон пытается ноне перераспределить на нее функции потерянных конечностей, в свою очередь, вызвав какие-либо мутационные и болезненные изменения в организме.

— Мутация, — тихо повторил Камал Джаганатх и вновь тягостно вздрогнул, и тотчас главный дхисадж нежно пожал его левое предплечье, вкладывая в пожатие ощутимую поддержку. — Вы, что Ковин хотите сказать содержащиеся в моем геноме более ста пятидесяти тысяч отдельных информационных кодов не могут справиться с мутацией! Не могут, черт меня подери, регенерировать конечности!

— Голубчик! — откликнулся со своего кресла Арун Гиридхари, вероятно, сочтя ругательства не допустимыми в кругу тарховичей. Он поднялся с кресла, и торопливо направился к кровати. Впрочем, негуснегести остановился возле ее спинки, как раз напротив лежащего ссасуа, стараясь, судя по всему, своим присутствием более не допустить у последнего неприличных выражений.

— Черт меня подери, — повторил ругательство, также поднимаясь с кресла Врагоч Вида Вышя и подойдя к негуснегести, замер в шаге от него, растягивая в широкой улыбке пухлые, ярко-розовые губы и зримо переглядываясь с сидящим подле принца главным дхисаджем.

— Да, бл..! Черт меня раздери! На хрена иметь столько информационных кодов без возможности себя восстановить! — сердито и почти залпом выкрикнул Камал Джаганатх, и, увидев, как уголки рта ассаруа опустились от расстройства вниз, моментально сомкнул обе пары век, тем самым погашая видимость происходящего и стараясь успокоиться, задышал через рот.

— В вашем геноме, ваше высочество заложено свойство восстанавливать поврежденные ткани, и в целом потерянные органы, — пояснительно отметил сидящий подле Ковин Купав Кун, и огладил сверху прикрытые веки принца, поощряя их открыть. — Но сии действия будут развиты и возможны токмо с течением времени и вашего роста, обаче не сейчас. — Он вновь провел пальцами по обоим векам, и когда ссасуа их, наконец, открыл, вопросил, — вот только откуда вы можете знать, ваше высочество, количество отдельных кодов в своем геноме. Вас во время похищения изучали? — теперь в голосе главного дхисаджа, одновременно, прозвучали тревога и гнев, направленный на тех, кто посмел с его точки зрения коснуться очень дорогого, сокровенного в первую очередь для него.

— Это из области весьма волнительного, Ковин, — уклончиво отозвался Камал Джаганатх, теперь окончательно приходя к мнению, что разговор с главным дхисаджем, не только ради НгозиБоипело Векеса ему прямо-таки необходим.

Ковин Купав Кун еще немного смотрел на принца, собственным взором точно оглаживая его глаза, щеки, ноздри, края рта, да легохонько похлопав по правому плечу, медленно поднялся, теперь обращаясь лишь к негуснегести, произнес:

— Ваше превосходительство, нужно оперативное вмешательство, ежели вы не хотите мутаций в организме его высочества. Посему я слушаю ваши условия. Условия на которых я смогу увезти ноне, отсюда принца, излечить, осмотреть, обсудить интересуемые его вопросы, и вернуть.

На зеленовато-коричневую кожу лица Аруна Гиридхари внезапно резко выплеснулись синие пятна, покрывшие не только щеки, но и закругленный подбородок, указывая на тревогу. Вероятно, в негуснегести сейчас враз всколыхнулся страх за собственного воспитанника и желание расставить все точки над «и». Посему его нежданно так качнуло, что испуганно вскрикнул, усаживаясь не только Камал Джаганатх, но и мгновенно подскочили к Аруну Гиридхари оба тарховича, поддерживая его под руки.

— Да, что вы, ваше превосходительство, — проронил с родительской интонацией Ковин Купав Кун и торопливо огладил края ноздрей негуснегести, проверяя его состояние. — Вы же знаете, я не враг, вам ли, его ли высочеству. Прекратите как-никак на все болезненно реагировать. Его высочеству я сумею помочь, и даю вам слово, более никто не посмеет его похитить.

Арун Гиридхари легохонько качнул головой, приходя в себя и переставая раскачиваться (однако, сейчас не вырывая плечи из поддерживающих его рук тарховичей) да дрогнувшим голосом, напитанным пережитым, сказал:

— Мои условия все те же. Я хочу знать, какие информационные коды наполняют принца.

— Добро, — незамедлительно отозвался Ковин Купав Кун, будучи готовым к этому вопросу. — Сей миг мы с вами покинем комнату его высочества, абы не волновать, и я расскажу суть ваших общих информационных кодов. Врагоч, а вы поколь вызывайте для нас с принцем ангус, мы полетим на нем.