Нынешняя ночь была очень светлой. Казалось, что Рашхат и вовсе не закатился за кругозор, а его лучи белыми полосами расчертили всю поверхность Велесван, придав отдельно стоящим деревам множественности. Потому деревья, растущие по обе стороны от дорожки (называемой га) будто отражаясь друг от друга смотрелись плотно напиханными группами, устремляющими свои обширные кроны к небосводу. Каковой нынче имел фиолетово-серебристую поверхность, затмив собственной проседью и саму планету Перундьааг и ночные звезды, вспыхивающие на ночном куполе.

На Дашу в этот раз, и, то впервые за жизнь на Велесване, одели помимо утаки и паталуна, длинную до колена с рукавами распашную бострюку. Данная одежда была словно связана из тончайшей, белой шерсти, а будучи, одновременно, теплой и легкой шнуровалось на груди.

Они ехали по ночному лесу на патагах, а Ури и рабы в этот раз заняв место позади, бежали, почти не отставая. Еще в начале пути Дарья испуганно оглядывала окрестности, в поисках бойлоса, помня его болезненный укус в выемку шеи, от которого все еще было положено говорить вполголоса.

— Голубчик, — точно ощутив затылком, беспокойство собственного ссасуа отозвался Арун Гиридхари. — Бойлосы не живут в лесу, эти птицы селятся около воды. Обаче вам не стоит их бояться и подле воды, абы сейчас вы под моей защитой. А бойлосы никогда не нападают на взрослых велесвановцев, всего-навсего на юных с кожей которых в силах справиться и проткнуть.

— Надо эту мерзкую гадость уничтожить полностью на Велесване, — сердито, хотя и тихо, отозвалась Даша, передергивая плечами, ибо не в силах была справиться со страхом от пережитого, и почасту выплескивающимся волнением.

— Голубчик, следите за речью, — наставительно молвил негуснегести, едва развернув голову, в сторону едущего позади юного авгура, стараясь воздействовать на него и взглядом. — Не надобно ругаться более.

— Простите, ассаруа, просто я напугана нападением этого бойлоса, — тотчас отозвалась Дарья, и сама ощущая недовольство за столь частое использование дрянных слов.

— Для этого они и живут на Велесване, абы стращать, порой вельми непослушных ссасуа, сдерживая их от ошибок и неправильности поведения, — проронил Арун Гиридхари вложив в сами слова не только поучения, но и явственную подковырку, как принято, было у солнечников.

Даша туго дыхнула через рот, и, глядя в след едущего ассаруа, заулыбалась, теперь на собственной шее понимая, о чем тот говорит.

В этом путешествии было, что-то таинственное, как и сама местность, которая пролегала слева от слободы, а га уводила глубоко в лесные массивы. Вероятно, еще и потому как в данное время колохода, Велесван поворачивал несколько диагонально самого Рашхат, лучи какового в свою очередь освещали ту часть территории, где находился единственный, крупный континент со слободами, создавая нечто подобное белых ночей на Земле, только более светлых. Континент, лежащий на Велесване, был не очень крупным, со всех сторон омываемый водами одного океана, занимающего почти девяносто процентов всей территории планеты. Отчего Велесван можно было смело назвать водным миром.

Лес с обеих сторон от дорожки представлял собой высокие деревья с глянцевито-белой или серебристой корой, едва поигрывающей голубоватой капелью бородавочек, покрывающих не только стволы, но и ветви. Поникшие кроны отдельными верхушками устремлялись в небеса, а ветви также редкостью покрывали кожистые, плотные треугольные или ромбовидные листочки, видимо, голубого цвета. Впрочем, находящиеся на ветках большие сережки, продолговато-эллиптические на кончиках имеющие короткие, тонкие волоски, чем-то напомнили Даше орешки земной березки. Почти красного цвета, они казались маленькими фонариками, поигрывающими в лучах Рашхат огоньками.

Почва в лесу поросла темно-синими мхами, плотно обступившими не только корни (иногда невысокими вспученностями появляющимися на поверхности), но и наползающими на стволы, низко опустившиеся ветки. Сама же местность здесь почасту имела и вовсе малые, неглубокие ямы, продолговатые овраги, в которых стояла, чуть дрожа, синяя вода. Впрочем, в унисон сияющим красным сережкам, и сами деревья, и мох под ними, и малые лужицы блистали желто-зелеными огоньками каких-то насекомых, вторящих протяжным, чуть слышным, гудение шипящему свисту птицы, долетающей явственно издалека.

— Мы едим, голубчик, — прерывая затянувшееся молчание, молвил Арун Гиридхари, отвечая на ранее заданный еще в слободе вопрос ссасуа. — В одно удивительное место на Велесване. На озеро Ананта-Сансар.

Он ехал впереди, как всегда удерживая спину ровной, хотя ступающие по каменной с голубовато-сизым отсветом га птицы почасту встряхивали сидящих на себе, будто жаждая скинуть. Неизменно при такой встряске Даша резко покачивалась вправо-влево и крепче сжимала жарёлок на шее Хы. Так, что птица шла проворнее и прямо-таки поджимала Уке негуснегести. Когда такое происходило Арун Гиридхари оборачивался и протяжно указывал на велесвановском языке Хы идти тише, и последняя не мешкая сбавляла шаг.

В этот раз, однако, Дарья сжала жарёлок, не потому как ее тряхнуло, а потому как в прозвучавшем название она неожиданно для себя отметила знакомое слово.

Сансар — внезапно острой болью отозвался в диэнцефалоне, потому враз перед глазами появилась оранжевая туманность. Она выплыла вся, такая как являлась во сне, в форме выпуклого кольца внутри представляющего собой волокнистую структуру, в виде отдельных вытянутых струй, спиралей и значительно более мелких глобул, в основном темно-синего или черного, глянцевитого сияния. Хотя обращала на себя внимание видом огромного глаза, какого-то создания, к коему применимо было сравнение гигантский, колоссальный. Потому, когда секундами спустя прорезался голос негуснегести, первое, что Даша услышала было:

— Голубчик, вам, что дурно?

— Нет, ассаруа, — тотчас откликнулась Дарья, единовременно не желая врать, и опять-таки жаждая продолжения этого путешествия. — Просто слово сансар мне показалось знакомым. Отчего закружилась голова, — несколько не точно описывая собственное состояние отметил ссасуа, и воззрился на Аруна Гиридхари, развернувшего в его сторону голову.

— Сансар, не имеет перевода на перундьаговский или велесвановский язык, абы является частью речи тарховичей, обаче как и ананта, — пояснил негуснегести с беспокойством оглядывая чуть покачивающего на патаге юного авгура. — Оно не может вызывать в вас никакие ассоциации, видимо, сие просто-напросто ваша повышенная импульсивность, голубчик. Мой абхиджату.

Последнее он дополнил с ощутимой нежностью. И очевидно, оставшись довольным состоянием ссасуа вернул голову в исходную позу, уставившись на дорогу и лишь крепче ухватив на Уке жарёлок, слегка прибавляя ему ходу.

— Ассаруа, благодарю вас. Благодарю, что избавили от наказания меня, — проронила Даша, поглядывая с не меньшей теплотой вслед уезжающего на патаге Аруна Гиридхари.

— Наказание, голубчик, будет необходимым выдержать. Еще сутки, — перебивая на полуслове Дарью, отозвался негуснегести, покачивая головой, выражая тем мановением недовольство. — Ибо это часть вашей учебы. Опять же, как и нынешняя ночь. Не надобно думать, что я уступил вам, або был позван. Это неверное утверждение, а значица придаст вам неверные поступки и выводы.

Даша раскатисто и горько выдохнула через ноздри, демонстрируя сожаление. Она-то думала, что наказание ее закончилось, а оказалось, всего-навсего отодвинулось. Хотя сейчас она была благодарна ассаруа за проявленное снисхождение, видимо, нарочно, дабы Дарья смогла выдержать наказание и не навредить собственному здоровью.

А белые лучи Рашхат, внезапно точно отразившись от сизых мхов и голубых лужиц, вызвали еще большую игру света. Отчего между деревьев мелко-мелко заколебались пролегшие полосы света, и, вторя им, качнулись стволы, ветви, вроде жаждая скинуть вниз и так редкие листья. И тот же миг на кончиках сережек, на тонких волосках вспыхнули белые капли огоньков, завибрировав и вызвав едва ощутимый звук мелодии. Схожей со звоном колокольчика, подвешенного к хомуту лошади.

— Вы слышите, ассаруа? — взволнованно вопросила Даша, вслушиваясь в одномотивный перезвон колокольчиков, так напоминающих ей родные края Земли, величаемые матушкой Русью. — Что это? — как всегда скоротечностью мышления, не дожидаясь ответа, задала она вопрос.

— Слышу, голубчик, — немедля отозвался Арун Гиридхари, определенно, уловив напряжение в своем ссасау. — Это поднялся ветер, оный всколыхнул семена на деревьях в лесу.

А ветер степенно усиливался, что также было редкостью для Велесван. Ибо он появлялся только на закате Рашхат, однако, не имея присущей Земле силы. Впрочем, в определенный временной период на Велесване возникал так называемый ветродув. Который дул с такой силой, что Даше не разрешалось даже выходить в свою половину.

Хотя сейчас это был не ветродув, а обычный ветер, который только и мог, что слегка гнуть ветви и кроны деревьев, вызывая тем самым звон колокольчиков, оглушающих юного авгура, отчего последний почасту морщил верхний край рта и чуть-чуть вздыбливал ноздри.

Спустя какое-то время, которое согласно Велесван можно было означить, как час, лес стал редеть. И на место мхам покрывающим почву пришла мельчайшая галька, розоватого оттенка, лежащая плотным слоем, в лучах Рашхат вспыхивающая почти пурпурным светом.

Здесь стих звук колокольцев. И наступила плотная тишина, даже не нарушаемая окриком птицы или гудением насекомых. Легкий озноб, несмотря на одетую бострюку, и будто связанный с наступившей тишиной, еще мощнее пробил тело Даши, однако, она о том не сказала негуснегести, боясь испортить это удивительное, ночное движение.