Порывистый ветер резко дунул прямо у лицо Борила, верно понукаючи его пробудитьси. Мальчик мгновенно открыл глаза и без задержу поднявшись с оземи, сел. Ночь вжесь была на исходе, месяц сувсем поблёк у небушке. Точно также потеряла живость красок и сама небесна твердь, обаче ужотко прынявшись наполнятьси дневной голубизной и струящейся алой теплотой лучей подымающегося красна солнышка. Право молвить, Ра ищё не выгребси на небосвод, вон тока…тока озарил его рдяными полосами света извещая Бел Свет о наступающем новом дне. «Эт…же, — взволнованно протянул мальчуган и начал озиратьси. — Як же утак… стало быть чё… я продрых усё ноченьку… Оно може Огненный Волх ужо туто-ва бывал, приходил верно да глянувши чё я кочумарю, ушёл… от же…от же…» Обеспокоенно запричитал вже вслух малец и вскочивши на ноги колготно заметалси по песьяну от озера к леску, на ходу взмахиваючи руками и осматриваючи песок во поисках следов. Очередной раз пробегаючи подле своих вечей он нежданно запнулси ногой о меч и запрокинувшись, на морг, назадь, впал на песок, во усю мочь шибанувшись грудью о его поверхности да тяжко, от сердитости на собе, гикнув. Из очей евойных потекли на щёки у две струи слёзы, и нанова в голове пронеслись страшны для него слова гутаренные Магур:

«а там… там… вжесь топчат бероские земли панывичи ведомые супостатом и Злом, сбирают они в своё воинство всяку нечисть… а посем жгут ваши деревеньки и грады, убивают беросов». Надсадно всхлипнул мальчик уткнувшись лицом у песок, стараясь скрыть от небушка, солнышка, леса и озерка свои горючие слёзы, боль и страх за народ-беросов, Богов и увесь Бел Свет, каковой из-за его нерадивости мог зараз погибнуть. Трепетно содрогнулось усё его тельце, крупны мурашки пробежали по коже поднявши на ней волоски и окатив отрока студёностью. Но туто-ва легохонько заколыхалась на спине рубаха и ктой-то нежно огладил мальчонку по долгим волосьям, смеряя евойну душевну боль и телесны терзания, да чуть слышно шепнул у ухо:

— Ступай к капищу Перуна. Он тама… тама… не рюми доколь… ащё рано рюмить. Поспешай Борюша. Не медля мальчуган прекратил хлюпать носом и усевшись, отёр дланью лицо, смахиваючи приставши к коже крупинки песка, напоенные жгучими слезинками. Да узрел промелькнувшие пред ним голубо-прозрачные одёжи и широки перьливающиеся жёлтым да зелёным светом крылья Бога Летнего ветра Догоды. Отрок поспешно, васнь у догонку вже упорхнувшему Асуру, кивнул, внимая его молвь и вскочивши на ноги спешно стал сбиратьси у стёжку, надеваючи на собе ножны с мечом да кубыни. Посем он присел на корточки сторонь котомки и раскрымши её, развернул киндяк, достал оттедась, сторожко держа за коротки шипы, Ёжа да поклал того на песок. Зверёк резво развернулси и повёл в направлении Борилки мордочкой, пошёвелил чёрным носом, зекнул бусинками глазьев.

— Ёж…Ёж, — справляясь со дрожью у голосе окликнул зверька мальчишечка. — Отвяди мене к капищу Перуна. Ты знашь идеже воно. Зверёк какой-то сиг медлил, ово не ведаючи того капища ово кумекая кудый-то бежать, а опосля круто поверталси и направилси у сторону леса. Мальчик наскоро завязал снурки на котомке, поднялси на ноги, закинул её на спину и торопливо пошёл вслед за убегающим Ёжом. А зверёк, по-видимому, усё ж знавал кудый бежать и громко пыхтя вмале достиг зачинающейся полосы леса и нырнув у растущие тама немалые травы, заколыхал ими тудыличи— сюдыличи… тудысь…сюдысь.

Борилка обошёл высоку берёзу трепещущую кудыреватой листвой, оная старалась приголубить расстроенного мальчика оттого и выравнивала его взъерошенные пошеничны волосья, своими тонкими, гибкими ветвями, да вступил у чернолесье. Незримый дух вышедший из глубин гая дунул у лико отрока чистым ароматом леса напоенного зекрой листвой, сладкими ягодами и ядрёной живицой. Солнышко ищё токмо казало над Бел Светом свой коловидный край, поелику у лесу витал сероватый полумрак, словно поднявшегося от оземи неплотного тонешенького тумана. Та дымка будто струилась сквозистым кружевом меж стволов деревьев, ударялась об их листву, она клубилась нежной пеленой легохонько прикрываючи травы — муравы да ершистые мхи, схожие то с у той балабоненной рыбой, то с масенькими подухами. Ёж прытко убегал впредь, а Боренька, придерживающий рученькой дороги кубыни, спешил за зверьком пужаясь потерять его у тех желдах и тадыка, судя по сему, безвозвратно утратить надежду помочь свому народу, Богам и усему Бел Свету. Лепота пробуждающейся зелёной нивы и неторопливо сменившего его краснолесья зачуровывала, а восходящее на небесну лазурь красно солнышко торопливо, то верно желаючи подсобить мальцу, выбросило уперёд широку полосу света осветив им торенку идущего да прогнавши сероватый дымок. Немного погодя, кады Асур Ра и вовсе выступил на небо, серый полумрак покинул пределы леса инде опустившись на травы и оставшись крупными капелями водицы на зекрых пушистых мхах.

Повершившиеся рядья берёз и осин сменились деревами ели да пихты не мнее рослыми да купавыми, чем растущие у зелёных нивах. Земли под ними были густо покрыты кустиками голубики, черники и брусники ужотко совершенно поспевшей да приветливо кивающей яростью цвета ягод мальчику. Пробуждающееся краснолесье наполнялось пением птиц, щелканьем и пересвистом зверья. Бойко шагая по землице Борила промеж того поспевал примечать живописность Боголесья, небывалось энтого края, иде почитай касаясь друг друга ветвями покрытыми зелёными игольчатыми-хвоинками чередовались ели, пихты и каки-то иные дерева доселе не виданные мальчуганом. На их ветвях красовались то посматривающие удол буровато-серые, то топорщавшиеся увысь бледно-коричные шишки. Продвигаясь по бору Боренька нежданно узрел выглядывавших из-за ветвей дерева самодив. Энто были Сенявы. Одна из них, думкая, чё малец её не зекаеть, ажно пробегла мимо него… так, шо чудилось ищё мгновеньице и вона заденеть его своей покачивающейся левой рукой. То была высока стройна девчинка словно полупрозрачна. Ейна чарующая упавость возникнув посторонь заставила отрока обомлеть и замереть на месте во смущение уставившись ей во след. Сенява была прелестна, её нагая красота чем-то напоминающая лесну красавицу ёлочку поразила мальчика. Точёные ровненькие ноженьки схожие со тонкими младыми стволами деревцов, изящный стан, округлы бёдра и налитые полнотой груди мелькнув пропали из виду. Будто утонувши у ветвях ели, оставивши лишь воспоминание ясных блестящих чёрных очей, пухлости алых губ и копны густых долгих волос покрытых маханьками зелёными хвоинками ноли до стоп прикрывающих тело. Тихий смех Сенявы кле…кле…кле похожий на трель клеста разлетелси по краснолесью.

Ащё чуть-чуть зачурованно зарясь на большущу ель, у ветвях оных сокрылась лесна русалка, мальчуган резво стряхнул с собя у ту дивну притягательность духа да продолжил свой овринг, перьйдя на бег, абы догнать безудержного Ёжа, который весьма торопилси, неподжидаючи Борилку и даже не воглядываясь на того. Мальчонка же настигнув Ёжа пошёл за ним у след, больче не вустанавливаясь. Он ищё пару разков видывал Синяв, они то выглядывали из-за ветвей ели аль пихты, раздвигаючи их руками у стороны, а то и ваще глазели с веточек покрытых хвоинками токась чёрными очами. Их мохнаты ресницы такие ж как и хвоинки, лишь малость подлиньше, да слегка загнутые кверху, на короткий миг скрывали те пленительны очи, а посем сызнова казали их отроку. Но тадыкась окромя тех очей и ресниц ничавось не зрелось, сокрытое у густых ветвях деревов. Енти глаза сопровождали Бореньку до тех пор доколь бор не пробудилси у весь и солнечные лучи не наполнили тот хвойный, небывало чудесный край. Ветерок иноредь обдувающий мальчишечку и торопящий его поступь, стоило Ра поднятьси на небесну твердь, стих точно зацепившись за каку-никаку ветку ели. А вскорости дерева растущие у краснолесье и вовсе стали смотретьси пониже. Они словно ступени лестницы пошли на убыль, становясь мнее рослыми. И ежели у начале леса то были усё могутны дерева, то по мере ходьбы Борилы они укорачивались, при ентом становясь тощими и во обхвате. Чуток же погодя и сувсем не стали превышать у высоту косовой сажени. Тяперича обок тех хвойных деревов появилися таки ж не взрослые дерева берёзы, осины, а на смену голубики и брусники, устилавшей землю, пришли паче высоченны растения, величаемые дремухой, достающие отроку почти до груди.

Дремуха с прямыми, голыми, облепленными листвой и ярко-малиновыми цветами стеблями росла втак часточко, чё касалась своих собратьев побегами и образовывала сплошны густы рядья, напоминающие стенищу. И Борюша обозреваючи такову поросль дремухи припомнил, чё беросы сыздавна деяли из неё напитки, кые бодрили и даровали здоровье. Те напитки творили из листьев и соцветий завариваючи варом, и таковой отвар сберегал свой вкус почитай до трёх дней. Млады побегы да листья также употребляли в пищу заместо овощей. А ужо обавники зараз приметили лечебну природу дремухи и созидали из неё зелья от усяких хворей. Узревши упереди высоку дремуху и вбежавшего у неё Ёжа мальчик поспешал следом. Вмале деревца и вовсе перьшли у нечасту поросль, обрываясь узкой звонко журчащей реченькой. Тама ж позадь речушки брег обильно порос кустовидной, курчавой ивой, ейны покрытые серо-белой листвой ветви, низко клонились ко водице, середь них инолды просматривались белы стволы березы, оные словно городили подступы к иному лесу. Отсюдова, вон, эвонтов новый започинающийся бор, зрилси состоящим по больчей частью из ражих сосен. Оно то краснолесье было каким-то вельми смурным, ненастливым словно затаившим у своих недрах каку невидаль. Раздвигая рукой дюжую дремуху Борилка шёл за двигающимси зверьком, страшась истерять покачивание трав из виду, а посем лишитьси и самого Ёжа. Обаче до зела вумный зверёк выскочив на брег реченьки остановилси подле водицы, не желаючи туды ходють да поджидаючи мальца, громко запыхтел. Выйдя из зарослей дремухи мальчик встал осторонь зверька и всмотрелси во подымающийся, за стенищей ив, избура-чёрный бор со тёмными стволами деревов да почитай чё сероватыми кронами. Над верхушками деревов у глубинах того леса кружила громко, хрипло и обеспокоенно каркая стая чёрных ворон.

Птицы свершая широки коло у одном месте будто всматривались у лес аль чем-то тревожились. Их чорное оперение инолды ярко вспыхивало мельчайшими брызгами зелёного и марного света. Капелюшечку недвижно постоявши на брегу реченьки Боренька перьвел взор и вызарилси на водицу которая протекаючи узкой торенкой верно отделяла один мир от иного. Энтов светлый, зелёный, наполненный пением птиц, от того угрюмого, серого и захлёстнутого пронзительным верезгом ворон. Речушка зазвончато журча несла свои воды управо. Она была не дюже глубокой, а покаты небольши голыши выстилавши ейный узбой, выглядывали с под водицы. Отрок наклонившись к зверьку протянул ко нему руку, и Ёж точно мерекая чаво от него хочють, сам торопливо взобралси на длань. Испрямившись и прижав ко груди зверька малец прынялси перьходить чрез реченьку, ступаючи на влажны от брызг воды каменья. Вжесь почти миновав речку он нежданно оступилси и соскользнувша с голыша нога черпанула водицу, да токась кожны сапоги не позволили намочить ноженьку Борюше. Тягостно качнувшись мальчик лишь шибче прижал ко груди Ёжа, и абие оттолкнувшись от каменьев прыгнул на брег, приземлившись прямо на покрытую низенькой травушкой землицу. Ёж ворчливо порскнул, будучи недовольным таковой корявости мальчугана, а кадыка его вдругорядь вопустили у травы, не мешкая сбежал с ладони и вустремилси у глубь смурного бора. Во след зверька чичас же ступил мальчишечка, раздвинув руками низко вопущенные ветви ивы, которые чуть слышно перьшёптываясь меж собой шелестели листвой да, словно остерегали Борила ходють у тот небывалый лес, у каковом росли, як воказалось, не токмо сосны. Одначе сосны туто-ва были усе мощными деревами с высоко поднятой махонистой кроной. Серо-коричная кора покрывающая их стволы проступала порубленными расселинами, и была испещерена здоровущими, приглублыми трещинами. Рядяшком с соснами также гляделись крепкие, ражие дерева с буро-серыми стволами схожими с чешуйчатой кожей змеи. Эвонти чудны таки дерева отрок досель никадыка ни видал. Крона у тех деревов была паче густой чем у сосен, а хвоя тёмно-зелёной и сверху покрыта сизоватым налётом, по-видимому, та сизость опущаясь униз и подымаясь увысь наполняла сумраком увесь бор. Под ногами росла мельчайшая низка траванька пробивающаяся сквозе слой высохшей бурой хвои, высматривающаяся с под поломанных ветвей и порушанных стволов. Продвигаясь уперёдь, в витающей смурности эвонтого тусклого, насупившегося леса, будто не живого у который почитай не проникал свет солнечного Бога, Борилка приметил чё овые стволы деревов были не просто поваленными аль сломанными ветром да старостью. Они казались кадый-то, и у то судя по сему давнёхонько, срубленными да спиленными. Промеже того выложенными у каки-то ноне полураспавшиеся избёнки не шибко широки у обхвате, но усё ж сберёгшими первы венцы тех стен да ровны углы меж собой. Право молвить, ей-ей, вони местами и вовсе обвалились да ужотко обильно покрылись сухой хвоей, землёй, поросли желдами, а кой-где и деревами. У те останки изб зрились аки справа сице и слева от отрока, а под ногами и вовсе чудилась некогда выстланная дороженька творёная из колотых напополам и положенных упритык брёвен так, точно як мастерили улицы у градах бероских. Да токась та дорожка сувсем покосилась и погнила, присыпленна свёрху землицей и хвоей, укутанная травами она ноли не проглядывала с под того настила. Обаче була приметна ейна ровность и небольша приподнятость в сличение с землицей прилегающей к ней. У многих местах она казала глубоки щели и ямы, по-видимому, будучи совершенно истлевшей або вспучившиеся увысь горки. Подле одной таковой горки малец присел на корточки и придерживаючи левой рукой кубыни, правой убрал пласты лежалой хвои, сгрёб у сторонку землю да узрел пред собой залащенно приподнятую выспрь со трещиной посредь нешироку теснину выпелиную из бревна, чёрного цвету и на месте разрыва ужось обратившуюся у древесну труху. Мальчуган провёл по тому краю перстом и ента трухля, давнёшенько лежмя лежащего туто-ва дерева и ужотко доживающего последни деньки на Бел Свете, нежданно обвалилась удол, явив располагающуюся под ней небольшу земляну ямищу. Ёж бегущий по той дороженьке, чуть слышно фыркнул и Боренька прытко подалси на ноги да двинулси вслед за ним. Одначе продолжаючи с интересом оглядывать, судя по сему, кадый-то древле оставленную людями большущу деревеньку, идеже усё продолжали зритьси обрушенные покинутые срубы, на которых и вырос ентов смотрящий сычом бор. А лес иде не жили птицы и звери, наполненный небывалым отишьем, каковое изредка нарушало хриплое карканье ворон кружащих дальче, чудилси разнесчастный и каким-то обречённым, словно ушедши люди зараз унесли из него усю радость и веселье. Вмале рядья деревов прынялись бледнеть, будто приближалси конец лесу. А маненько опосля Ёж вывел мальца к здоровущему обрывистому оврагу, верней калякать то был не овраг, а похожая на узбой реки с изрубленными, изрезанными, крутыми склонами глубочайша впадина.

Супротивный брег, на оный поднявши голову попервому глянул отрок, абие поразил его своей невиданностью и у ярком свете поднявшегося на небесну твердь солнечного воза Ра, потряс его душеньку. На противной слуде лёживал древлий град, давненько позабытый людями, как и деревенька оставшаяся позадь мальчика, а посему ужось вумерший да подвергающийся весьма ужасному разрушению и нападению жителей бора у котором вон схоронилси. Старобытная каменная дорога, синего цвету, лежаща на том брегу подходила почитай к краю оврага, и резко во него вупираясь, обрывалась. То тут то сям она, вжесь покрытая зелёными али чёрными пежинами, была потрескавшейся, инолды из тех прорех выглядывали наклонённы остры грани мощных голышей, кой-где по дороге ползли мхи, усяки стелющиеся растеньеца, стланец, да невысоки дерева, пробившие свой путь прямо скрезь неё. Обаче несмотря на у те разрушения дорога была оченно залащенной и смотрелась дюже необычной, точно творёной с водного такового здоровущего голыша, оно як не просматривалось на ней каких-нить стыков, токмо трещины и раны на месте разломов. Тама ж дальче за рядьями сосен зрилась впечетляющая, ужотко также полуразвороченная, оплетенная травами и присыпанная мхом высока стенища. У та стена протянулась почитай единождой полосой с краем оврага и также як узбой реки удалялась кудый-то вправо да лево. Ейна поверхность, не мнее гладенька чем дорога, була рдяного цвету у смаглу прожилку да крапинку, токась дюже поблекшей от времени. Там и сям, та каменна стенища, совершенно развалилась сице, чё просматривалси огороженный её град утопший у вековых деревах, одначе сберёгший чертоги до зела придивных видов. С копновидными, заострёнными али плоскими каменными крышами, высокими и обширными у обхвате, так чё инолды макушки тех чертогов таращились с под вершин деревов. Токмо усе чертоги були давнёхонько не жилыми, а посему зрилась ихняя обрушенность и покинутость, покрытые свёрху золотом и серебром, поросшие густыми мхами, а инде и другими растениями, деревами они являли своим обликом гибель некогда великого града.

Инолды дерева произрастали, выглядываючи, прямо из разрушенных крыш чертогов, махонистых четырёхугольных оконцев, давнешенько истерявших свою слюду, да с весьма огромадных дверных проёмов, ужесь не имеющих створок. На овых таковых жилищах поколь ищё проступали малость зримые облики человечьих лик с выпуклыми глазищами, вутопленными носами и большущим ртом. Гляделись также морды медведей да волков, обаче и те образы подвергались нападению растений, мхов, да больчей частью сменили свой цвет на буровато-болотный. Прямо насупротив отрока, на дороге, верно, кадый-то помещались ражие врата, сращивающие стену, токась ноне они были полностью раскуроченными и посему лёживали унизу боляхными каменьями кумачного цвету рассечёнными ужасающими трещинами свёрху, слегка покрытые землицей. Сторонь них с иной стороны стены поместились две тонкие, высокие башты с закруглением у основания. Енти башты и вовсе были смаргадового цвету, они стояли по праву и леву сторону от входу. По их полотну, ужотко облепленному ползущими стланниками и треснувшему посередь, усё ж явственно проступала дивная плавность каменья с легохонькими крохами злата по глади на оных едва зрились начертанные загадочные знаки. Обозревши проступающие с под деревов и растений останки града отрок перьвел очи и глянул у впадину, идеже на дне узбоя лёжали груды каменьев впавших с бережины. Тонкий змеевидный ручеёк протекал по самому его дну, таившийся промежду дюжих булыжников и каменьев.

Выныривающие с под тех лежняков воды неслись по впадине униз. Сам узбой густо порос слегка изогнутыми сосенками да берёзками ащё поколе не старыми, обаче уже и не младыми. Токмо не виденный град, ни сама огромадна впадина потрясли Борилку, а то чаво лёживало на самом дне узбоя. Отчавось малец обмер, повесивши повдоль тела руки и широкось открывши роть, вуставилси на лежнем лежащие на боку огромадные наполовину разбитые ушкуи… таки диковенные, могшие вызвать лишь изумление и восторг. Тех здоровущих судёнышек было многось, и вони выстилали собой усё дно узбоя на скоко хватало взору мальчика. Деревянные бероские ушкуи с узкими носами, каковыми вони прямо-таки въезжали на брег, да низкими бортами во длину достигающие не меньше пяти косовых саженей, а в ширшину усю маховую, без каких— либо укрытий да со съёмной мачтой и одним косы аль прямым парусом, располагающимся на сплошной палубе, виденные Боренькой совершенно отличались от тех чё покоились днесь на дне впадины. Здоровущие по виду, длина кыех у четверо превышала бероские судёнышки, а ширшина доходила до четырёх косовых саженей с высоки бортами, вони глазелись велетами середь ушкуев. На могутной четырёхугольной корме и выступающем впредь длинном, узком носу, примечалась пречудная резьба да живописание людей и зверей, нанесённое яркими красками, кумачными да зекрыми, обаче от времени поблёкшими, но при ентом сберёгшими обчее очертание образов. По бортам тех ушкуев зрились значительные длинные четырёхугольные впадины и уймища коловидных отверстий, сквозе которые ужесь пробивались млады деревца сосенок, а кое-иде и берёз. Сама обшивка бортов у тех местах идеже ищё не была тронута разрушением являлась до зела гладкой, с ладно подогнаными вытесанными дщицами. Обаче время, ветрище аль ащё чаво пошибчее не пощадило те величественные судёнышки. Вуничтожаючи и сами дщицы ушкуев, забрасываючи их свёрху землёй, хвоей, закидываючи осыпающимися с бережины каменьями, позволяючи расти мхам, растениям да деревам. На эвонтих ушкуях была, судя по сему, не одна мачта, а несколько так чё Борилка смог рассмотреть перекорёженные и рассыпающиеся во прах могутны останки усё ащё ровных брёвен… вельми широких у обхвате… вельми. Те брёвна, будто сломленные чем-то лёживали малеша поодаль ушкуев, зажатые поперёк дюжими валунами. По выступам бортов доколь вырисовывались бледно-редрые, вжесь сувсем померкшие и выцветшие во солнечных лучах здоровущие очи… Такие же очи токмо чорного цвету и большего виду красовались и на выпирающих уперёд носах. Борила созерцал и тот давно позабытый град и брошенные ушкуи дюже долзе, не обращаючи внимания на недовольно пыхтящего под ногами Ёжа.

Зверёк ужо не раз убегал по краю слуды управо, но зане мальчик не шёл за ним сызнова возвращалси вспять. А отрок не мог отвесть взора от порушеного града, идеже встарь жили люди, а ноне правили токмо дерева да мхи, от порушенных ушкуев, аки и поселение, обладающих небывалой мощью и великолепностью. Казалось, чё кадый-то воды достававши до слуды и наполнявши ейно русло нежданно усе махом отхлынули, тонкий ручеёк да узбой усё чё осталось от того могутного некогда источника… и тадыличи энти дюжие ушкуи, покинутые теми кто ими управлял опустились на дно впадины. Прошло до зела многось времечка и вони завалились на бок, вросли у землицу, покрылись мхами и младыми деревами. Они прекратили свову жизть и тот самобытный овринг коим следовали, ведомые опытной рукой и великой мудростью толь Бога толь человека. Усё также хрипло каркая, идей-то справа от Борилки, продолжала парить стая ворон, их неприятны для слуха пронзительны голоса не смолкали васнь жаждая вобратить на собе внимание мальца. Под ногами не мнее громко фыркал Ёж, зовущий его туды ж… управо. Мальчонка медленно повертал голову и абие охнул! Оно як тама, справа, по той стороне брега идеже и стоял Боренька, впадина русла резко расширялась, и широкой полосой низкого, узкого взгорья выходила в узбой. Тока не само взгорье вызвало волнение у душе мальчугана, а стоящие на его макушке изумительные чертоги. Те чертоги, а верней бачить капище походило на башту, чем-то схожую с теми каковые отрок выдывал у Таранце, над Акшаях вратами.

Тока энта башта була одна и не блистала золотом. Она была творёна из дерева, крыша на ней напоминала копну сена, слегка закруглёны ейны бока, залащенные, мягко перьходили в сами стены. Широкий угловатый выступ, был украшен затейливыми узорами и завитками, будто лопастными листами дерева зекрого цвету да небольшими пелесыми жёлудями. Евонтов уступ точно пояс коловоротно городил капище отделяючи верх и дол да раздваиваючи башту на части. В верхней части оной, в коловидном оконце, яро сияло Перуново колесо. Символ, Бога Перуна, схожий с красным солнцем и имеющий загнутые семь лучей исходящих из водной вершины—. Шесть из тех лучей означали движение, а седьмой отображал символ жизни— Мировое древо, единящее прошлое, настоящее и наступающее. Посему ентот знак беросы использовали як обережный, охраняющий от непогоды жилища и капища. Обаче зримые Борилой лучи того знака, пылающие и перьливающиеся смаглым с брызгами голубизны светом, были живенькими и неустанно двигались. И казалось отроку то вроде як у башту посадили красно солнышко, заточивше его во оконце, и заставили сверкать. В нижней части капища находилси дверной проём загнутый по кругу над которым висел вукрыплённый у ножнах меч, посылающий промеж собе серебристы лучи. Из самого дверного проёма у каковом не було дверей аль врат струилси голубовато-бледный дымок сполна заслоняючи собой у те внутренности башты. Справа и слева от проёму, плотно прижавшись к стенищам капища, поместились два дивно вырезанных деревянных воина, сжимающих у руках мячи и круглы щиты. И чудилось чё серебряным светом пыхающий меч покоитси на головах тех ратников, прямо на их пошеничного цвета волосьях. От самого капища вниз вела проста проторенна тропочка, не больно широкая, словно зверина, с одной и другой стороны от неё росли низки травы усыпанные мельчайшими соцветиями жёлтых, голубых, редрых и рдяных цветиков. Выступ плавно перьходил у брег, и подступы ко нему обороняли два деревянных чура почитай с Борилу ростом, зачинающиеся вырезанными большенькими сычами у коих не тока здоровущи глазищи, загнутый клюв, но и зримо проступали усе пёрышки. Осторонь тех чуров, кые беросы часточко в дань уважения своим Асурам ставили подле своих жилищ, иноредь вырезая на них не столько птиц скока лики Богов, лёживал мощный белый камень. Он вельми шибко походил на седалище, занеже имел и ослон, и даже подлокотники, право калякать, ей-же-ей, у него не було ножек, поелику усем своим низом входил у землицу. На эвонтом каменном стуло сидел дюжий мужчина, а обок с ним возлежали здоровущие волки. Не высоко у небушке над тем самым капищем и летали тревожно каркая вороны.