К средине нонешнего дня рать Борилы вошла у необыкновенно поселение друдов, кликаемое Журушка. Миновавши тот самый высоченный да широченный остов, украшенный резьбой и напоминающей ветви да хвоинки сосны аль ели. На покато-угловатом остове, словно сходящимся поверху у нескольких местах, поместилися гнёзда птиц собранные из веточек да подоткнутые мхом и хвоинками выглядевшие вельми боляхными. Право молвить, ей-же-ей, днесь у те гнёзда были усе пустыми, покинутые птичьим народцем. Борюша вошёл у поселение первым, верней гутарить, въехал, восседаючи верхом на Раме. Темник, пройдя немного уперёд, остановилси и абие к ним слетел с поднебесья Огненный Волх на волке, посем вошли Валу и мамаи. Борила и Волх, спешившись, ступили на оземь да в сопровождение Валу и его могутных воинов, ступающих позади, направились к тому самому огромадному дубу, каковой расположилси в острие широкополого клина росших у полосу друдских лачуг. Сами лачуги являли собой несколько высоких, живых елей, сросшихся вкупе ветвями, оные дерева были оплетены дивным растеньем с бело-желтоватыми ягодами да имели могучий ствол и ребристую, местами вроде як потрескавшуюся тёмну кору. Помещёные у рядье те дерева, ровнёхонько одна супротив другой, дюже сильно наклоненные друг к дружке, соприкасаясь меж собой да плотно перьплетаясь ветвями, образовывали нещечко в виде жилища. У тех лачугах не було окон, щелей, проёмов, а вход заместо дверей прыкрывали мохнаты ветви. Кадыличи малец бывал туто-ва упервой, то почитай не видывал друдов, они прятались у своих лачугах, одначе ноне прынялись выходить из них, вспуженно уставившись на пришлых. Друды-жинки загоняли диток у жилища, загораживая входы, а мужи выходили ноли усе с большущими дубинами може опасаясь чё на них нападуть и тем упреждаючи чужаков, шо будуть борониватьси. Овые из друдов и вовсе торопливо уходили к дубу, колготно перьставляя множественные ноги-корни, с загнутыми на концах чуть лопастными стопами и помахивая при ходьбе не мнее долгими корнями-руками. Они оглядывались, зыркали на втекающее огромно воинство мамаев, зверей, полканов, беросов неведомо вскую сюды явившихся. А мальчик и Асуры промаж того неспешно шли к дубу, кый Борила у минувший раз зрил издалека да и то мельком. Внегда ж они напоследях приблизились к дереву, то усмотрели столпившихся пред ним друдов сжимающих у руках комлясты дубины, наподобие полканских киев токмо с деревянными набалдашниками. Посредь друдов поместилси Комол, мальчик сразу узнал его по бледно-зеленоватой коже, тёмно-зекрым, коротким волосьям и свисающим с подбородка мало-мальским серьбристым волоскам. До стана то был один-в-один человек, а ниже от талии уходил расчленившийся ствол древа, напоминающий многокорневое, пучкообразное тело тёмно-бурого цвету. Впрочем и руки друду заменяли тонкие корни выходящие из плеч, по два с разных сторон. По поверхности рук— корней росли здоровущие, вроде плоских бероских тарелей, грибы, а там иде у человека находилась кисть да пальцы, у друда поместилось множество тонких, кривых, сучковатых веточек.

Обаче не Комол сжимающий у кажной руке по дубине, не иные друды обступившие его поразили мальчугана, а то древо к коему они подойдя, востановились. То було махонисто у обхвате древо, его дюжие ветви, покрытые зелёной да жёлтой, точно овсенней, листвой зачинались почитай от самой земли и тесно покрываючи ствол подымалися увысь созидаючи могутную крону, на каковой окромя трепещущихся листочков ни водна ветонька не шевелилась. Свёрху эвонто величественное древо оплетало, на вроде венка, растенье с бело-желтоватыми ягодами. На обращённой к пришлым стороне ствола не росло ветвей, тама кора была вельми гладка и малёхо выпирала уперёдь. И на той коре явственно проступало искусно вырезанное здоровущее лико бабёнки казавшееся издалече покорежённостью, а при приближение означившееся лишь частьми лица.

Округлого вида с широким покатым лбом и большими зекрыми очами, то лико було до зела упавым. Заместо бровей на лице зрились малость изогнутые, тончайшие перьплетения ветвей и младых листьев, васнь тока чё распушившихся. Приплюснутый нос и выпирающие впредь щёки, полноватые, рдяные уста да покатый подбородок по средине которого проходила мала така тонка трещинка, усё то було весьма живописно начертано. Обаче при ентом лицо бабёнки чудилось не живым. А из правого уголка рта и вовсе топорщилась коротка ветонька с одним лоптастым листочком и усё доколь зелёным молодым жёлудём. Огненный Волх выступил поперёдь иных да взмахнул рукой, повелеваючи друдам расступитьси. Те изумлённо выззарившись на тако большего и для них Асура, токась чуть-чуть колебались, но засим усё ж высвободили ему путь. И тады Волх неспешно подступил к стволу древа, протянул увыспрь руку, и, положив её на залащенный хоть и тёмный, смурной лоб, словно прикрытый не корой, а черновато-жёлтой кожей, зычно молвил:

— Мать моя! Мать Сыра Земля! Услышь своего сына Змея Огненного Волха и откликнись! — и рокот евойного мелодичного да единожды мощного гласа наполнил, верно, усё поселение Журушка. А древо дуба нежданно вздохнуло. Листва, ветви да и сам ствол дрожмя задрожали, насыщаясь божественной силой. Полноваты уста набрякли, точно напитавшись жизтью, глаза зекрые полыхнули нежданно каплями слёз, оные выкатились из них, и, скользнув по щекам впали на оземь. Древовидно лико усё зараз затрепыхалось и приотворившийся роть прокалякал, чистым звонким голоском:

— Сынка мой Волхушка, я мати твова Богиня Сыра Землица туто-ва.

Пошто взывал ты ко мене? Али у беду попал, али кто огорчил тобе, дитятко моё ненаглядно. Огненный Волх вельми ласковенько провёл дланью по лбу Богини и вопустилси пред ней на одно колено. И сей миг усе, те кто заполонил поселение друдов, также приклонили свои головы и колени пред единождой для усех них обчьей Матушки.

— Мать моя Сыра Земля, — произнёс Асур и перста его долгие и дюжие коснулись губ Богини, — глянь-ка очами своими земными на нас детей твоих. На всех нас от самого малого лепестка цветочного, от крошечной, дикой пчёлки, летящей над полосой зелёных трав, до того самого кто вырвался из тебя ярым, ражим воином. Взываю к тебе я — Змей Огненный Волх, одной с тобой плоти и крови, призови в рать отрока Борила, своих детушек народ величаемый друды. Тех, кто исстари почитают тебя прародительницей, воздают тебе от труда своего и токмо бескровные дары. Этот народ… род… племя умеющее защищать свое поселение, жён и деток. Пущай отряжаются они в бероские земли сообща с нами, единой ратью каковой могли бы мы все… все дети твои… все от тонкой былинки трепещущей на ветру, до крепкого мамая отстоять наши жизни, Добро, Правду, Бел Свет и тебя наша Мать и Богиня! Борюша стоючи сувсем сторонь от дерева видал аки затрепетали ужотко точно не деревянны, а живеньки полноваты губы Богини, видел аки из зекрых её очей, схожих со речными водами, побегли удол тонешенькими струйками слёзы. Они потекли по ейным щёкам, коснулись уголков рта и на миг будто замешкались об ветоньку и жёлудь выросший у одной сторонице, одначе достигнувши покатого подбородка, сорвались с евойного краю и впали прозрачными, напоминающими остры стрелы, перьями у землюшку. Напитавши той сыростью и болью оземь, поросшу едва заметной короткой травонькой пробивающейся с под, принесённой сюдыличи, сухой хвои да опавшей бурой листвы. Асур нежно провёл пальцами по нижней губе лица Богини, смахнув оттедась задержавшиеся слёзинки, а посем убрал руку прочь.

— Слышу, дитятко моё, слышу!.. Як стонеть люд бероский… — надрывно пробалякала Мать Сыра Земля и лоб её доселе залащенный нахмурилси, прорезалси глубокими морщинами, васнь то вострым топором порубили его, и сей сиг и уся остальна кора порыпалась, потрескалась от у тех горестных слёз и слов, и ужось на мальчика глазела не младая раскрасавица бабёнка, а измученная жизтью и страданиями старушка. Богиня маненько немотствовала, а засим продолжила, и голос ейный ноне паче не был звонким, да чистым, а словно впитал у собе хрипотцу да осип от перьжитого. — Слышу аки горять их грады и деревеньки… аки рюмять бабёнки и ребятушки, над павшими муженьками! Слышу аки востры клинки мячей ратников ня могуть сберечь жизти свои и сродников! Слышу! — верезгливо прокликала вона на усё поселение, а може и на увесь бор. — Подите! Подите дитятки мои, усе…усе вы— друды, полканы, духи, мамаи, звери, Асуры у помочь беросам! Поспешайте! молю вас… ступайте бегло, ибо коротко времечко… коротко! отпущенное на вызволение моих ребяточек, ваших жизтей и жизтей ваших братушек! Богиня нанова гикнула последни словечки и враз дохнуло, на зажавшего от ужаса роть дланью, Бореньку сладким духом сырой землицы, перьбродившего мёда, степного сухостоя и цветов. Лицо Мать Сыра Земли резко дрыгнуло, из очей ейных перьстали струитьси слёзы, и оно нежданно прынялось покрыватьси корой. Казалось та кора наползала с боков, свёрху, снизу, точно с под земли, и захватывала уполон посечённое морщинами лико, поедая подбородок, лоб, обе щёки.

Ищё миг и кора приподнялась увысь и поглотила губы, приплюснутый нос, зекрые очи, лишь там идеже кады-то углом сходились уста посем осталси висеть на тонешенькой веточке зелёный жёлудь да лоптастый, малеша побуревший листок. Огненный Волх поднялси с колена, развернулси к склонившимси народам и кивнул Борюше, помертвело замершему на месте от усего услыханного да увиденного, подзываючи того ко собе. Тяжелёхонько восстал отрок на ноги, вроде як они одеревенели от напасти, а у главе евойной усё ащё отдавалася муторной рябью та молвленная Богиней речь, о горящих бероских градах и деревеньках, о рюмищих бабёнках и дитках. И чудилось от энтой напасти чичаса разорвётси его душенька, лопнет, будто натянутый снурок, измождённая думками о родных и близких: матушке, братцах, сестричках, сродниках и о нём… о Младушке…Младушке. О тех кто был ему дороже усего, ради кого, у первый черёд, он и пошёл во ентот дальний овринг, ради кого спущалси у Подземный мир, висел над пропастью, карабкалси на Мер-гору… кого жёлал сберечь и защитить. Мальчик надрывно перьдёрнул плечьми и стараясь не глядеть у лицо Асура усеми силами сдерживал слёзы перьполнившие очи. Неспешно подступил он к Волху и также медленно вздел голову, зекнув прямо у ясные синие очи Бога, да тряхнул кудрями, оно как из глаз евойных хлынули на щёки потоки слёз. Волх протянул руку, и, положивши могутну длань на главу мальца, привлёк его ко собе, нежно приобнявши другой рукой за плечи. А слёзы не желающие прекратить свой бег, продолжали наполнять глаза, и, выскакивая из них увлажняли своей солёностью щёки и облачение Асура.

Обаче Волх не чё не гутарил Борилке, он лишь легохонько гладил евойны пошеничные волосья даваючи времечко утишитьси. И кады энти, таковые подлючие, солёно-горькие потоки иссякли, по-видимому, излив на светлу одёжу Волха усю боль, Боренька прерывчато вздохнул, умиротворившись, и отступив от Бога, утёр, обсохши, очи тыльной стороной пясти да тогды ж поверталси к свому воинству и друдам.

Огненный Волх абие убрал, усё доколь возлежащу на голове мальца, тяжёлу длань и перьложив её на плечо, некрепко его сжал, а засим обратилси к друдам, оные стоя на согнутых у серёдке ногах, словно на коленях выглядели вельми удручёнными и какими-то потерянными, да изрёк своим дюжим и единожды мелодичным гласом:

— Друды, мать моя, мать ваша и мать всего живого на Бел Свете Богиня Мать Сыра Земля покинула ваши земли, указав следовать вам в рати простого отрока, княже полканов, избавителя Валу и мамаев, Борила, тудыличи в края каковые ноне уничтожает Зло! Вы послухаетесь веления Богини? Вступитесь за её жизнь и жизнь её детушек?

Вступитесь али нет? То у вас поспрашаю я— Змей Огненный Волх, сын быкоподобного Бога Индры и Мать Сыра Земли! Асур кликнул тот говорок да смолк, и у Журушке наступило отишье… таковое чё Борюша стоящий посторонь Волха вуслыхал, як идей-то недалече до зела звончато запела птаха выводя свово чак…чак…чак, а морг опосля долетело из глубин краснолесья фюить…тик…так и тогды словно ожило усё окрестъ… Зашевелились друды, полканы, небесны волки и мамаи. Верховновластный старшина лесного народа Комол сжимающий у руках комлясты дубины подалси с колен и вставши на свои девять ног, тягостно заскрыпел, и немедля поднялись и иные… наполнявшие усё поселение.

— Да, — прокалякал Комол и голос его такой же скрыпучий як и тело, зазвучал днесь мягко и печально, — Асур Змей Огненный Волх мы отправляемся с вами, как велит нам наша и твоя матушка— Богиня Мать Сыра Земля, как велишь нам ты— её великий сын! Ибо покинула Матушка наша старейшее древо… древо жизни нашего народа и будет поджидать нашего прихода в ином краю. Ибо ты прибыл сюда со своим воинством небесных волков и позвал нас вступить у рать отрока Борила. Одначе через топкие дрягвы, что раскинулись отделяя наши земли от бероских пройти неможно. Там века правит Лихо Дулеб и никого не пропускает меж своих земель… И ведомо нам всем не обладаем мы силой, каковая может одолеть нежить, — и не мешкаючи заокали поддерживаючи ту молву другие друды, закивали головами, страшась, по-видимому, усю ту нежить подвластную Лихо Дулебу. Обаче Боренька торопливо вступил у толковище и громко так, абы усе слыхали забалабонил:

— Неть! Не пужайтись нежить и Лихо. Вони вызнав, чё пробудилось Зло, сообща с летаглами ушли из болот, шоб вступить у воинство панывичей. Там же на краю бора друдского нас ждёть дух из рати Ярило, Кострубонька. Он и поведёть наше воинство…

— Твоё воинство, — поправил мальчика Волх и маненько сжал своей дюжей ладонью его плечо. Борилка оглянулси и задрав головёнку вызарилси у добрые очи Бога, да кивнув в ответь, просиял вулыбкой, а засим добавил:

— Он поведёть мово воинство чрез няши и у лесах, чё окаймляють бероские земли призовёт нам у помочь духов.

— Тогды, — поскрыпивая деревяными членами тела, откликнулси Комол, — пошлём немедля посланцев в соседние поселенья— Зельное и Угорье.

Поведаем и другим друдам послание Матери нашей, а завтра поутру выступим у путь. Жёнам и дитям оставим в помочь неких мужей, и они собравши скраб пойдут следом чрез дрягву во бероские края.

— По торенке, чё воставить Кострубонька, — вставил мальчуган, дюже радуясь чё удалось сице невдолге столковатьси с Комолом.

— Коли там у дрягве нежити нет, то и тропка нам не понадобится.

Оно как нам давнёхонько надобно было отсюдова уходить, — отметил Комол, и расплылси в улыбке, отчавось лицо его стало зараз добрым и ласковым. — Но нас удерживала злобная нежить со стороны дрягвы, и Цмок с другого направления, да безсумления древо— Мать наша, с каковой исстари мы беседовали… к оному исстари возлагали бескровные дары от труда своего.

— Тогды так и делай Комол, — кивнувши произнёс Волх, — пускай отправляются посланики в соседние поселения в сопровождении моих волков, чтобы видели старшины тех мест, что вестники те шествуют не токмо от имени Мать Сыра Земли, но и от имени её сына. Комол склонил пред Асуром свову скрипучую голову, а посем испрямившись, поверталси да прынялси отдавать поручениям друдам и тем кто уходил у соседни поселения, и тем кто сбиралси на сечу. Волх промаж того неторопливо снял с плеча мальца свову ладонь и залощил растрепавшиеся светло-пошеничные волосья на его головушке, опосля ж направилси отбирать небесных волков як посланцев. А Борюша, как возглавляющий таку могутну рать, махнул рукой своим скоробранцам, звонко гикнув:

— Вутдыхайте воины, а завтры поутру у торенку! Друды извольте оказать гостеприимство своим братцам: полканам, беросам, мамаям, небесным волкам и Асурам! И тады ж усе кто завладел поселением Журушка глубоко так вздохнувши, зашевелились, по первому легохонький шёпоток прокатилси по рядьям воинов, а засим вони загалдели у полный голос, наполнившим увесь бор, да прынялись расходитьси. Друды не мешкаючи начали предлагать прибывшим размещатьси у своих лачугах, а другие гости устраивались прямо унутри того здоровущего поселения, на присыпанной густым слоем полстине сухой хвои, вукрашенной сверху, будто для живописности подухами мхов. Ко усё ищё стоящему на прежднем месте отроку приблизилси Валу и вставши осторонь, посотрел на него свёрху униз. Асур широко вулыбнулси да так по-тёплому, чё почудилось усё поколь жалистому мальцу то в ненастный день выглянуло из-за хмурых, отволгнунных туч красно солнышко. И абие на душе Бореньки сразу как-то посветлело, и кака-та надёжа така ж ражая, аки и сам сынок Бога Ра, наполнила сердце мальчика, а Валу негромко так, чёб услыхал токась он молвил:

— Не горюнь Борюша… скоро…скоро мы будем во бероских землях и поможем твоему народу, твоим сродникам. Ты только погляди сколько нас тяперича, а когды к нам прибудут духи, то и вовсе мы станем непобедимыми, — Асур на малешенько прервалси и споднявши голову выспрь, вуставилси на приволье лазурных небес, на которых, освещаемых солнечными лучами, блистал златым светом воз и его отец Ра. Да немного погодя, будто обращаясь к тем кто жил далёко от Бел Света во Небесной Сварге, обаче кажно мгновеньице тревожилси за людей и иные племена, вопросил, — а откуда ты про Кострубоньку вызнал? И про то, что нежить с трясины ушла?

— Ноне ночью, — мальчуган также как и Асур вздел головёнку и вызарилси у синеву неба, оная днесь была такой же насыщенной точно очи Ра и Валу, на ней не зрилось ни водного облачка або легохонькой паутинки, дымка, пелены, да пояснил, — приходили Подкустовники. Они забрали у мене Ёжа, шоб он мог возвярнутьси ко своим сродникам и то мене усё поведали. Боренька прогутаривши, стих. И созерцающие просторы небесного свода мальчик да Асур, таковые простые и единожды великие, вуслыхали наполненный жизтью, гамом и движением Бел Свет… От жужжания дикой бчёлки, до робеющего трепета ветки дуба… От посвиста на соседней ели птахи до рыка недовольного али чаво-то говорящего небесного волка… Тот небывалый и самобытный Бел Свет, за кый тяперича они шли ратовать.

— Ты ладный хлопец, Борюша, — прокалякал, нежданно нарушаючи то молчание, Валу и протянувши руку взъерошил внегда оглаженные Волхом волосья. — Я верю…верю, Борюша, что мы успеем помочь твоему народу и… — Асур на мгновение прервалси, а опосля сувсем ласковенько дополнил, — и твоим сродникам. Мальчонка порывисто вздрогнул, вроде як захлёбываясь собственным дыханием и не сводя взору с небесной тверди, идеже удалеке кружили в каком-то хороводе полёта большие птицы, забалабонил:

— Младушка… таковой масенький…таковой. Он с самых пелёночек со мной не расставалси… и як тока ступил на ноженьки тако ухватил мене за палец и пошёл следом… У сице мы с ним и ходюли сообща…засегда…засегда Валу. А тяперича, — глас мальца прерывчато дрогнул, — я аки покумекаю… чё може энто он… Он, мой родный братец, теми слезьми умываетси…А може ужо и неть… неть его сувсем… так-то…

— Ты о том не думкай, Борюша, не надь, — Валу сызнова потеребил мальчугана по пошеничным волосьям, от того положенного ему долгого пути вельми отросшими книзу и ужо почитай закрывающими плечи. — Доколь не томи свою душу и сердечко… не думкай. Ты ведь ноне не просто хлопец, ты ведёшь рать Добра и Правды, а посему хорони во себе свою боль. И помни, вот ещё что… впереди тебе предстоит увидеть Зло, встретиться с ним на поле брани… И какое оно— это Зло, никому— то не ведомо. Потому ты должон быть сильным и смелым, таким каким был тогды, когды добывал меч Индры, когды взбирался на Мер-гору, когды звал в воинство Волха и небесных волков, когды выручал меня и мамаев. Отрок хотел було ответить Валу, чё ему сего токмо двенадцать годков, чё вон ищё юн. Он посотрел на Асура и увидал як от белой кожи того туды-сюды разошлось злато свечение, тако ж як посылал извечно на земли Бел Света его отец Бог Ра, и смолчал… не стал собе отнетатьси… не стал собе выгораживать. Занеже он мог отказатьси итить по эвонтой торенке ащё тады… тады у ночь на Купала, сославшись на то чё юн… Обаче тадыкась он не стал то творить, а ежели не стал тады… сице и нынче не должон. Не могёть он давать собе слабинку и проливать слёзы пред собственной ратью, кои верно и вступили у евойно воинство, потому чё увидали у нём хоть и малого, а усё ж ратоборца.

— Борилка! — прервал кумеканья мальца чей-то весьма знамый голос. Мальчишечка резво обернулси и узрел позадь собе свово давнего знакомца друда сродника Лепея.

— Липка! — радостно кликнул мальчик и поспешил тому навстречу. Робяты крепко обымались, и друд ласковенько похлопав Бореньку кривыми, сучковатыми пальцами по спине, прогутарил, до зела сурьёзным гласом:

— Я иду с вами, — да выпустил отрока из дружеских объятий. Борила вгляделси во хупавое лико Липки обрамлённое ярко-жёлтыми короткими волосьми, с желтовато-зелёной, отличной от иных друдов кожей, с небольшим слегка вздёрнутым носиком и приглубыми, наполненными голубизной небес, чистыми очами и покачавши отрицательно головой, произнёс:

— Неть… ты никак не могёшь иттить… ты дюже юн.

— Как и ты, — подметил друд и его красные, выразительные губы, васнь писанные, растянулись у улыбке. — Ты тоже юн, одначе ступаешь воевать… и мне уже положено, потому как я оченно ладно управляюсь с дрягалкой, — и кивнул на комлястую дубину сжимаемую Комолом у руках, который недалече беседовал с Волхом. — Ладненько, Борилка, я побежал собираться в путь. Тяперича мы направляемся вместе так, что будет времечко побалякать. И Липка резво повертавшись да спешно и потешно перьставляючи свои коренья-ноги побёг ко своей лачуге, на ходу расталкиваючи инде столпившихся друдов, полканов аль небесных волков.