Борила стремительно вскочивши на ноги, принялси озиратьси, тяперича опираясь о речное дно стопами, и вощущая сувсем невнятное движение, точно у то трепетание оземи создавала лишь Дана влача за собой воды. Вупорно всматриваясь уперёдь, вертая главой да оглядывая земли окрестъ собя, мальчик так-таки ничавось не зрел. По-видимому, те самы чудны полканы, коль и шли к путникам, были усё ж покедова далече. Посему отрок, торопливо развернулси и бойко направилси к брегу, идеже его поджидали, с полными кубынями воды, парни о чём-то негромко калякавшие.

Выскочив на бережину Борилка немедля кинулси бежать к старчим воинам, на ходу подхвативши свои вечи, и ано не воглянувшись внегда Крас да Орёл егось окликнули, взволновавшись тому як поспешно тот метнулись из реченьки. Мальчоночка вельми растревожилси полученным известиям, понимая, шо эвонти… таки неведомы и чудно зовущиеся полканы, неизвестно отнуду скачущие могуть нести с собой каку неприятность аль бёду, оно потомуй, вернёхонько, и предупреждала о той встрече Богиня.

Ретиво вбежав, словно взлетев на покатость, коя вела от брега и вупиралася у курган, мальчишечка узрел восседающих, посторонь разгорающегося костерка, Сома стругающего ножом у большой котелок собранные в пучок тонки, зелёны травинки, Быляту зорко глядящего за у тем действом, да Сеслава принёсшего и подкидывающего в полымя те самы сыроваты ветоньки, напоминающие ивы. Веточки негромко похрумкивая зачили покрыватьси плящущими рдяными искорками. С под чёрных угольков на гибки отросточки, усё ищё покрытые листвой, прыгнули лепестки огня, и также резко почитай, шо сиганул к костру Борилка, порывисто дохнув, от скорогу ходу, застрявший у груди ком воздуха.

— Ты чё не одет? — взволнованно воскликнул Былята и беспокойным взором оглядел мальца.

Отрок мгновенно остановилси в шаге от костра и сбивчиво молвил:

— У тама… у реке… Вона… Дана… Ведь-ава гутарила… гутарила чё полканы. Верно идуть, оно як оземь уся… уся трясётси.

— Чавось? Кака Дана? — взбудоражено перьспросил Сеслав и оторвавши взгляд от костра, повернул голову, зыркнув серо-зелёными очами на Борилку да стремительно дунул собе под нос, прогоняючи у тем дуновением едкий, густой, белый дым, поднявшийся увысь от започатого огня, и дохнувший воину прямо у лицо.

— Полканы? Иде? — не мнее всполошённо прокалякал Сом и рука евойна, настругивающая в котелок каку-то травяну снедь, зависла у воздухе.

— Тама… энто… Ведь-ава… полканы, — наново неясно повторил мальчуган, и мотнул головой, а с егось волосьев по влажной коже спины усё шибче потёкли струи холодной водицы.

Однакось Былята, поднявши с присядок и распрямивши спину, пройдясь взором свёрху униз по отроку, да не узрев на нём никаких увечьй, вяще спокойным, ровным гласом скузал:

— Борюша ня чё не поймём мы. Ты, погодь… погодь… успокойси и ну-кась приоденьси. Натяни на собе штаны, а опосля усё толковенько поясни.

Мальчик стыдливо вопустил глаза удол и покрасневши аки ядрённа, чермна, выспивша вышня тяхонько: «Охнул!» Вон бросил на траву рубаху, пояс и принялси спешно натягивать на собе штаны, завязываючи на поясе гашник.

— Ну, вот тяперича луче, — улыбаяся отметил Былята, и левой дланью провел по холсту рубахи укрывающей больну руку, васнь огладив её. — А днесь рубашонку накинь… и тадыкась гутарь.

Борила тута ж наклонилси к рубахе и протянув к ней леву руку, сызнова ощутил у то само чуть вздрагивающее колебание землицы. Он опустилси на корточки, и упёрси левой ладошкой у землю, примяв к ней чуть склонённы желды. И тогды почуял, оттедась с под самых глубин Мать-Сыра-Земли раздающейся гул. Гам шедший откеда та, у то мальчонка точно увидал, напряженно выззарившись у маленько дрожащу обратну сторону пясти, принадлежал не мамунам, а лошадиным копытам, ходко ступающим по таким же зелёным травам. И у тех копыт было много… много… не меньше шёсти аль восьми десятков.

— Борюша ты чавось затих? — поспрашал Сеслава, прерывая напряжённое вглядывание мальца у свову руку.

Мальчуган отвёл очи от тыльной стороны длани и вдругорядь мотнул головой, прогоняючи у те виденны образы. Медленно вон споднял рубашонку с оземи, да вставши на ноги, ужотко паче спокойным голоском поведал воинам о том, чё вуслыхал, почуял и узрел, перьмешивая сказ, дальнейшим облачением одёжи на собе.

— Полканы, — протянул Сеслав то редкостно величание какого-то волшебного создания аль народа и перьглянувшись с Былятой, подалси с корточек. Он неторопливо испрямилси, да добавил, — ты знашь Борюша кто таки полканы?

— Ни-а, — поспешно откликнулси мальчик и собравши в узел свои густы волосья, крепенько крутнул их, выдавливаючи остатки водицы.

— Полканы, — продолжил баляканья Сеслав и отряхнул длани рук друг о дружку, сбрасывая с них вниз остатки землицы и коры. — Оно их ищё кличуть полу-конём. Энто волшебное племя имеет до стана человечий облик, а ниже пояса облик коня… У то великий, сильный и отважный народ. Вон издревле обок Торонца, как раз с у тех самых пор кадысь на Бел Свете явилси ихний прародитель и Асур мудрости Китоврас.

— Оно токмо у Бога Китовраса, — вмешалси у говорок соратника пришедший вкупе с парнями Гордыня, сжимающий у руках нарублены ветви ивы. — Имеютси крылья. Вони находятси у негось за спиной человечьего тела… И крылья те оченно могутные, и гутарять схожи с крылами лебедя… у таки ж беленькие.

— Да-к, у так в преданьицах молвять, — согласилси Сеслав и кивнул. — Жили полканы обок Торонца с самого началу, а таче кадыличи Индру Дый вырвал из землицы-матушки, ушли с эвонтих краёв. Занятно мене знать отколь вони у ентой сторонушки появились… неужель усё ащё живуть обапол Торонца?

— А мене иное волнуеть, — произнёс Сом и остриём ножа провёл по подбородку и щёке, потому самому месту, откеда вылазили покудова коротки белы жёстки волосья брады. — Добре б Борюше эвонтих полканов набрать у наше воинство. Они ж полканы луче усех с лука стреляють… Сказывають у байках чё их стрелы не ведают промаха.

— У то ты прав Сом, таки воины нам нужны, — изрёк Сеслав. И задумчиво оглядел енти живописные, а усё ж чуждые просторы земель, да обращаясь к мальчику добавил, — ну-тка Борюша приложи ищё-ка свову рученьку к оземи да прислухайси… Далёко они, энти полканы… да с какой сторонушки их нам вожидать.

Послушно кивнув в ответь мальчуган сызнова опустилси на корточки, прислонил свову, таку зачурованну, леву ладошечку к самой землишке, плотненько приткнув травушку и обмер… затих… обратившись увесь во слух. И сей сиг ощутил под дланью бойкое постукивание копыт о почву. А вглядевшись у обратну сторону пясти узрел крупные лошадиные будто лощённые, блистающие копыта, ступающие по смаргадового цвета травушке ломаючи, пригибаючи её к самой почве. Идей-то совсем близёхонько звонко запела, зажурчала реченька, перьстукивая капельками водицы о гладки камешки, вывела громкое «полканы», а засим послышалси какой-то иной, не бероский говорок.

Борилка отвёл глаза от ручонки, покрутил головушкой сице, чё длинны усё ащё сыры волосья качнувшись, прилипли к правой щёке, нырнули чрез легохонько приотворённы уста у роть. Неторопливо вубравши с губ и щеки энти липки волосы, мальчик пояснил, неотрывно следящим за ним старшим:

— Неть, не видать идеже вони. Вижу токась, шо скачуть по таковой же як и у ны травушке… да речка рядышком поёть, журчить, чё у то полканы. Верно, идуть вони с встока. Можеть с самого Торонца? — вопросил отрок, и, поднявшись на ноги, обозрел воинов.

— Ты знашь, чё Борюшенька. Ты подымись-ка на пригорок и оглядись. — Не отвечая на спрос мальчишечки молвил Былята, и, обращаясь к стоящему осторонь него сыну, дополнил, — Крас и ты с ним сходи… Глаза младые може чё и углядите. А, ты, Сом ну-кася пошустрее снедь готовь… Оно надоть по-скорому пожелвить да итить уперёдь.

Выслушав указание старшины воинов Борила чичас же побёг, мгновенно сорвавшись с места, на пригорок, на коем ищё излавливал бабочек Гуша, не обративший внимание на столпившихся и о чём-то беспокойно гутаривших путников. Шишуга шустро перьскакивал с одного края вала на другой, сигая як по егойной макушке, так спускаяся и маленько нижее.

Вбежав на курган мальчик остановилси на егось покатой вершине, укрытой ужесь примятой от топтания Гуши траве и воззрилси впредь… тудыличи вдаль… откеда тянула свои воды реченька, и иде высились дугой высоки горы.

Крас вошедший на пригорок следом, расположилси подле и оглядевшись, спросил:

— Ну чё, видать чё-нить Борюша?

Борила медлил како-то времечко с ответом, пристально всматриваясь у те дальни просторы, а засим молвил:

— Кажись я прав. Эвонто они идуть, — он протянул праву руку и указал перстом у направлении реки. — Гляди-ка они почитай по краю брега скачуть.

Ащё малеша мальчуган зыркал глазьми тудыкась, куды казал Красу, а чуток погодя чётко разглядевши далёки образы вершников, поспрашал:

— Зришь, Крас?

С поднизу на пригорок поднялси Орёл, услыхав последню реченьку отрока. Вон встал сторонь Краса, справа от негось, и также як и друг приставивши ко лбу руку, прикрыв втак очи от ослепительных лучей Асура Ра, вперившись взором у даль зелёных взгорий, прокалякал:

— Я вижу каки-то пежины… Эвонто точно ктой-то скачить, но вельми вони далече, поколь не разобрать толком.

— А мене кажетси, — забалякал малец, и зане як красно солнышко весьма слепило глаза, приткнул руку ко лбу, распрямивши над очами длань. — Чё у то вершники, а не полканы.

— Идеже… идеже… полькони, — заверещал подскочивший к Борилке Гуша и вытаращил свои махунечкие зелёные глаза, ураз укрупнившиеся в ширшине, на капелюшечку ано перьстав шамать. Евойный роть приотврилси и показал ряд зубов обильно покрытых остатками недожёванных несчастных бабочек. — Не надоть польконев нам, не надь… Они ж любять жаленных шишуг. Ох! как любять… и… и… и, — звонко подвизгнул Гуша и абие выплюнул изо рта свову длинну лялизку словив парящую подле левого плеча Орла бабочку, таку купавую с лучисто-голубыми крыльями.

Унезапно промелькнувший предь очами Борилки, Краса и Орла долгий язык Гуши вызвал в робятах немалый перькос улево и порывистое дрожание тел. Оно як не вожидали вони, напряжённо всматриваясь у то приволье, узреть осторонь своих носов таковую неприятную на вид склизкую зелёно-серую лялизку.

— Вох! Гуша! — возмущённо воскликнули в два голоса вьюноши и повели в сторону жамкающего шишуги глазьми, а мальчик и вовсе утёр лико от разлетевшихся во всех направлениях густых слюней соратника.

— Эвонто за таки деяния, — отметил опосля Крас и поморщилси. — И схлопотать могёшь… Оно як вельми противно, молвлю я тобе, наблюдать когды обок твово рта и носа така склизка дрянь, величаемая лялизкой, лётаеть.

— От, коли тобе плотивно Клас, так ты не позолуть, — откликнулси Гуша ни на миг не прекращаючи жёвать. — Кто ж тобе заставляить позолуть. Коль вутак плотивно… чё ж я должён с голоду подыхати.

Крас жёлал було чёй-то вответить наглецу шишуге, вон ужотко ано раскрыл для того роть, намереваяся гутарить чавой-то до зела грубое, да токмо робят позвал желвить Былята, у чем самым и спас Гушу от резкого и нелюбезного бачинья.

Кадысь усе позаутрокали приготовленну Сомом похлёбку, со добытых по-вечёру гусей, в оную добавили собранных Сеславом чуток горьковатых, и у то ж времечко весьма ароматных трав, вьюношей направили мыть котёл и ложки, а усе прочие стали сбиратьси у стёжку. Оно як с утреца Ра вельми крепко начал сугревать землицу. И у та теплота спускалась не токмо от лучей красна солнышка, но так-таки, у то странники заметили ащё вчерась, подымалась с под почвы будто, штой-то сугревало её снизу.

Воины ведая, шо полканы, по байкам, народ не злобный, а смелый и могутный, обаче, кумекая, чё инолды и преданья вошибаютси (у то особлива подтвердила встреча Борилки с Богами Оземом и Сумерлой) на усяк случай хорошенько оглядели свои мечи и луки… проверили наличие стрел у тулах, да оправили на собе одёжу. Борила повесил на плечи котомку, повязал на леву длань тряпицу от рванного киндяка, абы не притягивать меч дядьки Быляты, чудно подчиняющийся ему, и закинул на праву руку лук. Туло мальчонки нёс Орёл, потерявший свово у бою с Хмырями, шоб пособить Борилке и у то ж времечко иметь под рукой усяк морг стрелы.

Возвернувшийся опосля мытья котелок закрепили на котомке Сома, и засим недолзе прощаясь с таковым упалым местечком, идеже провели мирну ноченьку, отряжалися дальче. На ентот раз, рассудили, Ёжа не пущать уперёдь и оставили у котомке отрока. Былята осведомлённый чё полканы трусят по брегу реченьки, и сам направил ход соотчичей тудыкась. Понимаючи, шо с хозяевами эвонтой стороны луче встретитьси лицом к лицу, оно ж не даром вони скачуть к ним. Прознав аль вуслыхав, чё к ним идуть чужие або гости, ужось кто для полканов стануть путники окажитси видным сразу при толковище.

Сойдя с пяточка на коем кочумарили к заберегу реки, направились супротив ейного течения. Реченька негромко чавой-то журчала. Ово ли пела каку песню, ово ли жёлала пояснить чё мальцу… иль просто гутарила сама с собой, поелику, у то известно сякому беросу, любить бачить Богиня Дана. Перьговариваитси она со своими манюсенькими капельками, пузыриками, вопрошая их идеже чаво прилучилось аль стряслось. Энто занеже без ейного веления ни иде волна на чевруй и песьян не выкатитси, ни иде водица не вдаритси об лбище и слуду.

Боренька шёл следом за Былятой прижимаючи леву ладошку ко груди, вощущая под ней легохонько теплющийся зачур-слезинку Валу, и настойчиво зарилси то у даль (энто кадыличи вони на како возвышение подымалися), то у саму прозрачну реченьку в надежде вдругорядь узреть распрекрасное лико Богини Ведь-авы. Но Дана больче не казалась.

Нонече на небосводе не было ни туч, ни воблачков. Сыновья СтриБога тоже кудый-то запропастились, оттогось дневной зной был парящим и липким, а одёжа на путниках вскорести взмокнув, своей влажностью стала слабенько остужать спины и грудь идущих людей.

Усяк раз внегда странники взбирались на курган мальчик примечал проступающие усё четче и чётче образы ездецов. И коли у начале дня ему ищё чудилось, шо то скачуть вершники, то к полудню, кады Ра нависал над ними своим возом и жарко согревал землицу сице, шо от неё подымалася ввысь полупрозрачная пелена, Борила узрел, у том отдалении, ретиво ступающих скороходью полканов.

Невдолге Борилки удалось разглядеть ентов волшебный народ. Полканы шли нарысью, их було не меньче пятнадцати, и в руках вони сжимали копья да массивны комлясты дубины. Увидав у то воружие отрок чичас же об эвонтом поведал воинам, кые тревожно перьглянулися, а шишуга звучно заверезжал, шо нонче настал последний дянёчек жизти у Бел Свете и ко вечёру сёрдиты полькони изжарять аль изварять егось, тако разобиженного Гушу, у боляхном котелке… а опосля изварения пожущерять.

— Ну, на усяк случай будям готовы к брани… Кто ж знаеть с чем вони пожалують, — разумно молвил Былята, поглядев на подкатывающего от страху глазёнки Гушу, нервно потряхивающего руками, и своей мощной головёшкой.

Старшина воинов ащё малешенько зарилси на шишугу, а посем расплывшись у улыбке, повелел встать Борюше позадь странников, сразу за Гордыней и пред Гушей.

К концу дня Ра, подъехавши к краю небосвода, на маленько придержал своих волов, по-видимому, давая времечко людям и полканам встретитьси при солнечном свете. Тадыкась потомки Китовраса приблизились настолько, чё стали видны усем. Отчавось ищё звонче взвизгнул Гуша и легохонько застонал, обаче узрев суровый взгляд оглянувшегося Гордыни мгновенно затих, изредка выпускаючи из собе лишь протяжны, прерывисты вздохи.

А пред странниками ладненько проступили полканы, оные на загляденье были крепкими и ражими воителями. У начале скачущих потомков Китовраса шёл самый могутный полкан. Енто казалси богатырского сложения воин с махонистыми плечьми, человеческим торсом, облечённое у тонку белу рубаху без рукавов, да опоясаное золотым поясом с вкраплениями, по у той хупавой поверхности, красных крупных яхонтов. На дивном сияющем поясе справо висело туло, без крышки, откедась выглядывали перьевые концы стрел. Пояс проходил у том самом месте, иде человечье тело перьходило у лошадиное. Цвет кожи, у эвонтого полкана, являл собой смуглость один-в-один с оттенком гнедой шерсти жёребца. Жилисты руки сжимали мощный лук, ноли раза у два больче чем бероский, с широким васнь серебристым древком, да пылающими смаглым цветом рогами. Свёрху по рубахе, не имеющей ворота и окаймляющей шею тонкой золотой полосой, проходила толста бела цепь, творённая из округлых перьплетённых меже собой колец, с ноготь ширшиной. У три из которых были вставлены лучистые смарагдовые камни. Долгие тёмно-коричные волосья полкана дотянулись до средины евойной спины, вжесь такими были длинными. Аккуратно вубраные за уши, вони, колыхаясь, струились по спине, точно водны потоки, верно вутакими являлись гладкими и мягкими. По средине лба пролегал серебристый, вузкий снурок также плотно дёржавший волосья отчевось они во время скока не лезли у лицо. Первый полкан был вельми красив, а на его нешироком лике распологались два больших карих глаза, маленько горбатенький нос, придающий ему мужественность и силу, тонкие алые уста, да острый, длинный подбородок, раздвоенный на конце. На лбу воина, залегало несколько глубоких коротких морщинок, перьсекающихся с двумя ня менее яркими, оные пролегали меж дугообразных тонких, чорных бровей. Таки ж тонки морщинки отходили от уголков глаз, бороздили кожу униз исходя от крыльев носа, и на безусом, безбородом лике до зела явственно, проступаючи, гляделись.

Старший полкан был ужотко не молод и разнилси по возрасту с Былятой и Сеславом токмо парой годков не паче. Однакось скакавшие за ним потомки Китовраса были заметно моложе егось. Их кожа була разного цвету и уся совпадала с окраской лошадиной шёрсти. Зрелись тама и каурые со светло-буроватой кожей, и саврасые со светло-смуглой, и караковые с тёмно-смуглой, почитай коричной, и вороные с чорной кожей… и чалые — у то серые с примесью иной шерсти и таковой же кожей… Скакали и буро-чалые, и рыже-чалые, и вороно-чалые.

Полканы были усе ражие и пригожие. Токась разной у той купавостью, одначе усё ж сберегаючи горбатость носа, лучистость карих глаз и полно отсутствие волосьев на лице. У чё ащё было вудивительным, шо и человечьи ихни руки не покрывали, як у беросов, волосья.

Те самы тонки снурки, усяких разных цветов, проходящие по лбу плотно прижимали их долги волосы, не даваючи возможности им разлётатьси. Усе полканы, окромя старшего, были обряжены во тёмно-голубые, гладкие рубахи без рукавов и вороту, расшитые около шеи яркими красными узорами. Як правильно поведал Борилка, издалече увидав оружие у руках полканов, те пришли и впрямь снаряжёнными. Ноли усех на широких сыромятных поясах, усыпанных дивными ярко-голубыми каменьями, висели туло полные стрел, на плечах поместились луки, а у руках вони сжимали, не меньче маховой сажени у длину, копья с мечевидными наконечниками, и дубины. Токась у те, как показалось мальчику, комлясты дубины выглядели весьма чудно и в отличие от бероского воружия, у длину достигали локтя два. Мощна рукоять казалась деревянной и оканчивалась железным шаровидным набалдашником со множеством раскиданных по полотну толстых шипов и поразительно созданных угловато-острых граней.

Полканы подъехав сувсем близёхонько и узрев идущих им навстречу людей, сдержали свой скок, перьйдя по-началу на шаг, а посем и вовсе остановившись. Былята и Сеслав шедшие упереди странников, наблюдаючи за чужаками, приблизившись ищё ближе, тоже встали, идей-то в шагах семи-осьми от них, за ними следом сдержали свой ход и прочие путники. И на эвонтой чужой, покрытой невысокими курганами с поросшей на них густой травушкой, землице наступило отишие.

Водни разглядывали иных…

Токмо слышалось журчание реченьки льющей свою водицу недалече, да иноредь, чтой-то, позадь беросов, оченно тихонечко стенал пужливый Гуша. Прошло немного время и тот, по-видимому, старший полкан, облачённый у белу рубаху, сделав небольшой шажок впредь и чуть видно склонив главу, чавой-то молвил на изумительном языке, произнося говорок с каким-то вроде як раскатистым ржанием:

— Урулэ рага аравру? Дабамаз рутал?