Яробор Живко пробыл подле Кали-Даруги на маковки четвертой планеты несколько часов и токмо потом был возвращен обратно Велетом на Землю. Демоница очень нежно обнимала приткнувшегося к ней мальчика, целуя перстами и ощущая нарастающее волнение плоти и лучицы. Однако ей удалось убедить и в первую очередь Крушеца, что отлет Першего не связан с указанием Родителя и тот, как и объяснял Мор, погодя вернется.

Впрочем, возвратившись к людям, рао несмотря на все еще светлое время суток не пожелал пойти на двор, отказался от общения с Айсулу у которой к пятому месяцу беременности уже заметно обозначился животик, уберегающий внутри его сына, а решил отлежаться в юрте, сославшись на усталость.

Толиттама, как бессменная его прислуга, переодела и накормила юношу, да уложив его на ложе, принялась массировать стопы. Какое-то время в юрте кроме тихого шебуршания огня в костерке ничего не слышалось. Пламя, невысоко подпрыгивая в своем углубление, не столько освещало, сколько согревало помещение, а легкий горьковатый дымок иноредь, пускающий свои пары по юрте, наполнял ее незначительной зябью, точно перемещая и сам воздух по данной искривленной поверхности.

— Толиттама, — наконец нарушил молчание Яробор Живко, и, повернувшись со спины на левый бок, подпер рукой подушку под щекой. — Кто у Айсулу родится? Мальчик? так хочу сына. Ты ведь знаешь, кто родится.

— Откуда, господин, я могу знать, — незамедлительно отозвалась апсараса и бережно прикрыла разогретые массированием стопы юноши теплым одеялом. — Я ведь не бесица-трясавица, каковая может зреть вглубь плоти. Я апсараса, тех качеств не имею и в них не нуждаюсь.

— Кали мне отказала, — недовольно протянул рао, и самую толику перекосил уста, неотрывно глядя, как апсараса, подсев на его ложе, принялась натирать мазью и массировать руки.

Он знал, что затем последует и все остальное тело, ибо так указала делать демоница, всяк раз когда он бывал в пещере или на маковке… словом когда его мгновенно перемещали на дальние расстояния Боги. Так как и бесицы — трясавицы, и Кали-Даруга считали те перемещения для плоти мальчика не лучшим способом передвижения, кои могли нанести ущерб его и так слабому здоровью, особенно неким внутренним органам.

— Слышишь Толиттама, — добавил все также огорченно Яробор Живко, апсараса торопко кивнула, меж тем, широко улыбнувшись и показав свои жемчужные зубы, порой отдающие голубым али розоватым оттенком, смотря по падающему на них солнечному свету. — Кали сказала, что Айсулу не больно крепкая здоровьем, — добавил он, — вельми нервная девочка и таковое перемещение да еще ради единственной цели узнать пол дитя не самое лучшее для ее самочувствия.

— Рани Темная Кали-Даруга права господин, — мягко отозвалась Толиттама, все поколь перебирая пальчики, на левой руке мальчика медлительно поднимаясь по кисти вверх к запястью. — Разве теперь имеет значение, кто родится. Дитя такое большое, уже шевелится. Вы же давеча это почувствовали? — апсараса прервалась и воззрилась на немедля просиявшее довольством лицо рао. — Какая разница кто родится: сын али дочь, — продолжила она толкования. — Ноне дочь, в следующий раз сын, стоит ли тревожиться. Теперь после пережитого вместе с вами видения госпожа стала такой покладистой девочкой, перестала вас волновать, ревновать к нам апсарасам. Она подарит вам, господин, еще детей… Много сынов и дочерей. Вы же ноне, как отец уже можете придумать имя своему чаду, поелику большая часть беременности позади… Еще четыре месяца и родится ваш ребенок.

Яробор Живко задумался, вглядываясь в полноватые, короткие перста апсарасы нежно теребящие не только сами его конечности, но и вроде как кожу на них и впрямь соглашаясь с ее молвью. Так как после пережитого ими обоими видения Айсулу стала много мягче и спокойней. Погодя юноша смог узнать у Мора, что за планету видел он тогда, а нынче, будучи на маковке, о том заговорил с демоницей.

— Так значит это твоя планета Кали? — вопросил рао, словно вопрошая о том впервые.

Мальчик сидел на пухлом облачном пуфике, подле стоящей обок него рани, нежно поглаживающей его руки, лицо и волосы. Они расположились почитай в центре залы маковки, как раз диаметрально поставленным двум креслам, в которых поместились Велет и Мор, зримо довольные тем, что вопросы юноши и тревоги лучицы им, наконец, удалось переложить на плечи Кали-Даруги.

— Моя планета, дражайший господин, — полюбовно пропела рани Черных Каликамов, стараясь всей живущей в ней теплотой снять тягостное томление, которое владело не столько даже плотью, сколько наполняло Крушеца. — Это даже не планета, господин, а спутник. Его величают Пекол, он находится в созвездие Зозулины Слезки, Галактике Северный Венец. Пекол вращается подле не обитаемой планеты Адитья. Северный Венец первая Галактика Господа Першего. Это вообще первая живая Галактика во Всевышнем, не считая, конечно, Отческих недр. Северный Венец уникальна, также как и находящиеся в ней системы, созвездия, планеты, ибо создана не по прописанным Зиждителем Небо и Зиждителем Дивным законам творения. Она, скажем так, экспериментальная Галактика, где все создано по иным законам, и даже с иными химическими элементами и веществами, с другой структурной постройкой самих систем и созвездий. Потому там можно наблюдать спутник-кроху обитаемую, населенную живыми созданиями. И вспять не имеющую жизни мощную планету вращение которой строится повдоль того самого спутника.

— Значит, Отец тоже любит экспериментировать, как Темряй. Ибо то, что я видел, было незабываемо величественным и потрясло меня своей мощью, красотой, — на одном дыхании произнес Яробор Живко, дотоль смотрящий на демоницу снизу вверх и напряженно ловящий каждое ее слово. Он торопко приник к рани и обнял ее дюжее, грузное тело.

— Это одна из тех черт, которая присуща в целом нашим Творцам, Димургам, — протянула Кали-Даруга и днесь оплела прильнувшего к ней мальчика, всеми четырьмя руками, несомненно, ощущая его тоску по ней и ее Творцу.

— Это видение… Это видение грядущего? — немного погодя поинтересовался Яробор Живко, обращаясь не только к демонице, но и немотствующим Богам. — Значит, я…,- лишь на миг прервавшись и поправившись, дополнил он, — Крушец на Пеколе когда-нибудь будет?

— Я даже в том не сомневаюсь. Не сомневаюсь, что вы будете на Пеколе… и не раз, — произнес Мор, широко просияв улыбкой, посылая ее одновременно демонице и мальчику. — Або это место, каковое любят и посещают весьма часто все те, кто рос подле Кали. Впрочем, как и подле Калюки-Пураны и Калики-Шатины… Поелику все сыны вельми любят Пекол и жаждут его узреть и это несмотря на то, что не все Боги там взращивались, а лишь некие из них.

— А ты Велет? Ты на Пеколе рос? — много тише поспрашал Яроборка и легохонько вздохнул.

Вздохнул, потому как чувствовал в объятиях рани умиротворение и спокойствие такое, каковое изредка испытывал подле матери Белоснежи, когда она, прижимая его к себе осыпала горячими поцелуями и легохонько напевала. Наверно эта тишина внутри мальчика наступала, потому как Кали-Даруга была «матерью» для самого Крушеца, и, находясь в ее объятиях, умиротворялся в первую очередь он. А умиротворяясь, спускал данное спокойствие вже на саму плоть.

— Да, я, как и многие иные воспитанники Кали рос на Пеколе. Только совсем немного, после меня перевезли в Галактику Татания, и уже там я преображался, — отозвался Велет и гулко хмыкнул, а в глазах его черных глазах просквозила нескрываемая нежность в отношении демоницы.

— А почему я не рос на Пеколе, как другие, а Кали? — чуть слышно спросил Яробор Живко.

Он знал… Знал наверняка, что в отличие от старших сынов и иных Димургов не взращивался ни на Пеколе, ни в тех Галактиках, где воспитывались и перерождались все до него Боги: Вежды, Седми, Велет, Мор, Опечь, Темряй, Стынь. Яробор Живко об этом вначале догадался, а после вопросил Першего, и, получив подтверждения своим догадкам, вельми расстроился. Он расстраивался и потом, всяк раз припоминая это, вопреки тому, что его успокаивали и отвлекали. Оттого ноне заговорив о столь волнительном моменте в жизни не столько своей, сколько Крушеца сразу как-то напрягся. Вся плоть юноши туго вздрогнула от данного вопроса и черты лица заколыхались.

— Потому как господин, — молвила Кали-Даруга уже не раз дотоль высказанное. — Вы, как и Господь Круч взращивались в иной Галактике, в частности в Млечном Пути, — голос рани не похоже для нее в отношении мальчика прозвучал достаточно властно.

Внезапно тело мальчика резко обмякло в руках демоницы, голова малость запала назад и сомкнулись очи… Еще миг и вся плоть, не только голова стало озаряться выбивающимся из-под кожи смаглым сиянием, несомненно, днесь Крушец жаждал общения. Посему Кали-Даруга придержав и само тело, и голову низко склонившись ко лбу юноши, полюбовно прошептала:

— Но я уверена наш дражайший Господь Крушец. Уверена, что когда вы переродитесь и сможете отправиться в свое первое космическое путешествие. Первое путешествие, как Господа, вы непременно посетите мою Палубу, мой терем.

В тот раз Крушец, уникально-неповторимый, не отключил мозг мальчика. И Яробор Живко слышал молвь демоницы, а нынче припомнив ее, улыбнулся. Занятый своими мыслями он даже не приметил, как Толиттама сняла с него ночную рубаху и принялась, массируя, натирать кожу спины, изредка трепетно проходясь кончиками перст по плечам. Юноша впервые за столь долгий срок, увидевший Кали-Даругу, не преминул сказать, что она оказалась права, насчет беса, приставленного к Айсулу, и он зря настаивал на своем, не воспользовавшись ее советом. Он также молвил напоследок, что ежели Кали считает нужным представить к его супруге беса вновь, то пусть так и поступает. Потому, верно, демонице и удалось убедить рао насчет недопустимости доставки Айсулу на маковку, абы узнать пол ребенка. А он не стал настаивать.

Хотя, как оно и понятно, пол ребенка был уже известен и Кали-Даруги, и апсарасам, ибо девочку осматривали бесицы-трясавицы. И именно потому как пол стал известен, а Першего не было в Млечном Пути, эти сведения не доносились до Яробора Живко.

— Какое бы вы, господин, хотели дать имя своему ребенку. Хотите мы подберем, а вы после посоветуетесь с госпожой, — произнесла Толиттама, теперь уже массируя позвоночник мальчика так, что тот от удовольствия прикрыл очи и под цепью воспоминаний задремал.

— Имя, это символ, который не только определяет удел человека, но и оберегает его. Имя выражает образ своего носителя, — чуть слышно протянул Яроборка, одначе так и не открывая глаз. — Я не хочу, чтобы мой сын жил по традициям лесиков и приобретал свое второе имя лишь после прохождения испытания. Мне нравится традиция влекосил, когда их второе имя передается из рода в род, от отца к сыну как общее величание. Но и тут я бы хотел видеть нечто иное… Поэтому я решил дать своему сыну сразу три имени. Первое, которым его станут по большей частью величать, которое будет выражать его образ, будет вибрацией его духа… Агний, светлый, чистый. Второе имя произойдет от моего величания, абы люди знали, чей он сын. Агний Яроборыч. А третье станет передаваться к его отпрыскам, как общее величание будущего народа. Тех людей, что я веду за собой. Имя оное будет особым отличительным названием, отличительным от иных племен… Драги, что значит идущий к просветлению. Про такую традицию имен мне рассказывал Мор, она существует в его Галактике Весея, в одной из мощных систем Серебряная Гривна. Там живут, можно сказать, братья землян, ибо когда-то именно из этой системы были привезены в Млечный Путь дети.

— Значит Агний Яроборыч Драги, — томно пропела Толиттама, и днесь укрыв и спину юноши одеялом, склонившись к нему, поцеловала в макушку, легохонько вогнав в себя запах его волос. — А как вы, господин, назовете дочь, коли вам ее подарит госпожа?

— Никак, — недовольно дыхнул рао. Он, было, отворил рот, но услыхав вопрос немедля его сомкнул. — Потому что у меня родится сын. Раджа Агний Яроборыч Драга.

В последующие три месяца Яробор Живко несмотря на уговоры Толиттамы так и не выбрал имя для дочери, словно и сама та мысль его пугала. Айсулу вторя своему мужу, также была уверена, что подарит ему лишь сына… мальчика, коего он так желал.

Зима в этой местности оказалась холодной и снежной. Почасту в долине дули примерзлые ветра и проложенные между станом людей рао и городом Ладак дороги, тропы казались оледеневшими, как и вершины гор, окружающие плато. Не менее частыми были, в этом краю, снежные заверти и вьюги, не дающие возможности даже выйти из юрт. Потому рао редко посещал и саму пещеру и маковку, понеже Кали-Даруга боялась за его здоровье. Хотя тоска, охватившая Крушеца, стала столь сильной, что к лютень месяцу он принялся перемещать ее на мозг и плоть. Создавая и вовсе какое-то мощное психическое расстройство у мальчика, сопровождаемое снижением настроения, негативным взглядом на происходящее и двигательной заторможенностью, которое, как итог, несмотря на заботу апсарас, вылилось в болезнь.

В начале лютеня месяца в Млечный Путь прилетал Зиждитель Дивный, ибо о той встрече Яробор Живко, а точнее Крушец сызнова попросил Велета. Бог смог на немного снять тоску мальчика и малецыка, хотя вследствие постоянного на него ворчания и явственно выражаемого раздражения Кали-Даругой, пробыл на маковке всего-навсего неделю. Все то время Яроборка провел подле Дивного. Он сразу пошел к Зиждителю, несомненно, подталкиваемый Крушецом, и, взобравшись на колени, прижавшись к его груди, надолго замер в темно-русой бороде, долгой и густой, на концах закрученной в спиралевидные хвосты. Сим сладковатым ароматом пыльцы, истончаемым ею, сдерживая рвущиеся из него рыдания.

Дивный вроде бы и не похожий на Першего, оказался меж тем таким близким, таким родным, что мальчик это сразу ощутил. Отчего Ярушке почудилось, что связь меж Першим и Дивным была много мощнее, чем меж Першим и Мором. Приникая к Дивному юноша почти не говорил, не спрашивал, и, закрыв глаза, тихо лежал на груди Зиждителя, озаряемый вибрирующим сиянием, выбивающимся из его головы. Поелику Кали-Даруга (и так не больно любящая, и все еще таящая обиду на Расов) ворчала на Дивного, считая неправильными его действия, которые не вели к тому, чтобы успокоить лучицу и отвлечь ее от смури.

После отлета Дивного Яробор Живко и вовсе потускнел, совсем мало интересовался ребенком, почти не разговаривал с Айсулу. Потому супруга уже совсем округлившаяся новой жизнью наполняющей ее, с припухлостью щек и губ вельми тем обстоятельством была встревожена. Одначе апсарасам, и, естественно, бесу удалось снять с нее всякую тревогу. Чего однако, не удалось сделать с рао. Ибо тот хандрил не по причине собственных переживаний, а в силу воздействия на его мозг Крушеца. Бесы, которые могли влиять на настроение, мысли и обобщенно управляли мозгом людей, в этот раз оказались бессильны. И не потому как прицепленные к мозгу Яробора Живко они не могли осуществлять на него воздействие, просто того самого воздействия им не дозволялось осуществлять. Так как, во-первых это могло вызвать какой-либо сбой в функциях мозга плоти и привести к заболеванию, а во-вторых такое влияние однозначно не понравилось бы лучице, и как следствие Крушец попытался сломать беса. Поэтому бес абы не беспокоить Крушеца работал токмо, как передающее устройство… не более того.

Толиттама и две другие апсарасы окружали мальчика повышенным вниманием и заботой, обаче тоска сброшенная на него лучицей была столь мощной, что он никак не мог взбодриться. За последние две недели рао ни разу не попросился на маковку, не желал близости с апсарасами и подолгу лежал на своем ложе, наблюдая за играющим пламенем костерка али слушая сказы, деда Айсулу, Тамир-агы каковыми еще изредка интересовался. И тогда живописались пред мальчиком картинки преданий кыызов и появлялся всемогущий Творец Вселенной Небо, у оного много было величаний милостивый, вечно голубое Небо, Отец. Бог создатель всего живого, источник самой жизни и властитель мира, существ и душ людей, каковым саму плоть, вещественную форму даровала вже Матерь Земля.