Жители Златграда, в целом, как и его окрестностей, оказались весьма напуганы, когда в один из дней жаркого месяца вансакха, что раньше влекосилы величали травень, в голубом небосводе густо замерцала светом долгая полоса. Она, медленно набухая, и, словно сращиваясь в длине, приблизилась к поверхности Земли, да зависнув над самим городом, живописалась в блестящее цилиндрической формы судно, раскидавшее в разных направлениях тончайшие, парообразные лучи, вмале растворившиеся в той насыщенной голубизне небосклона. Еще малый промежуток времени, каковой можно выразить скорее всего в минутах, и из дна того цилиндра зримо проступив появился небольшой вспучившийся бугорок, верно все же значимый в размерах, ибо был виден с той дали с Земли для людей.

Нежданно сам бугорок дивно крутнулся по кругу, разрезая али точно наматывая поверхность дна цилиндрического судна на себя и вскоре значимо набрякнув, той самой серебристостью, прошелся последний раз по краю кривизны, абы засим рывком, сорвавшись, направить свой полет вниз к Златграду. По мере движения получившаяся капля взяла многажды левее, в ту часть местности, где поколь еще высились мощными чащобами леса. Степенно во время полета, наращивая серебристое сияние, она пронеслась над кронами деревьев огромным светящимся телом, по поверхности которого явственно туды-сюды шныряли лучистые золото-красные искры. Светящееся тело, пробив расщелину в кронах деревьев, будто сняв и сами верхушки, и часть ветвей, пригнув к земле стволы, упала в глубины леса.

Теперь прошел всего-навсе морг… морг… то есть движение век, лишь на сиг, сокрывших твои глаза от зримых красот Земли, когда оземь яростно сотряслась. А после с места падения космического тела вверх вырвалось огромное вихревое, серо-бурое облако, насыщенное пылью, частицами грунта, листвой и мешаниной перемолотой древесины. Вырвавшись вверх закручивающийся по спирали вихрь, застыв на доли секунд над кронами деревьев, стал внезапно раздуваться вширь, спустя время, образовав похожее на шляпку огромного гриба облако. Внутри этого облако также стремительно вращались по спирали пыль, кусочки почвы, останки деревьев. Еще совсем чуть-чуть и шляпка облачного гриба, дрогнув, стремительно упала вниз, полностью укрыв под собой, куполом часть леса. Раздался новый громоподобный звук, и земля сызнова затряслась. Яркие вспышки света замелькали в клубистом облаке, мгновенно вскинувшем вверх островерхие лепестки пыли, разряжаясь в неких местах зигзагообразными полосами огня. В бурлящих перьевых поверхностях того облачного дыма изредка мелькали останки деревьев… ветвей… листвы, но по мере уменьшения движения серо-бурых вихрей и степенного опускания к долу и пыль, и грунт, и мешанина растений оседала. Серо-бурый окрас дыма также опустился на почву, явив в том месте, где досель плясали вихри и лепестки огня ровную, каменно-спекшуюся буро-черную поверхность. На каковую немного погодя стало опускаться все еще висевшее в небосводе цилиндрическое судно.

Медлительно снижаясь вниз космическое судно, выпустило из себя более тонкий в сравнении с корпусом рукав из черно-синего цвета, едва переливающийся. Выдвинувшись на значительную длину, сравнявшуюся с протяженностью верхнего его остова передняя часть корпуса, замерла над каменисто-спекшейся площадкой, и немедля, дернувшись, застыло и все судно. А миг спустя из нижней части корпуса выползли шесть тонких золотистых ножек, которые резво дотянувшись до площадки, похоже, впились в ее полированную гладь своими концами. И тотчас ножки дернули на себя все судно, при сем согнувшись в угловато выпирающих в середине навершиях, подобно человеческим коленям. Нижняя часть корпуса, та самая, что напоминала огромный черно-синий рукав, также скоро опустившись, вклинилась своими бортами в поверхность площадки, видимо пробив в ней дыру и углубив собственные стенки, точно создав единое целое с самим каменным полотном. Верхняя часть цилиндрического корпуса легонько, при том, качнувшись, замерла, и пред очами людей предстало мощное космическое судно, с гладкими серебристыми колоновидными бортами, ограниченное в верхней части ровной плоскостью. Неторопко в одной из стен образовалась, выдвинувшись вперед, тонкая прорезь, пролегшая параллельно полотну площадки и из нее плюхнувшись вниз, образовывая выступы, развернулась широкая лестница, в доли секунд пролегшая ступенями к самой полированной глади каменного пятачка… Еще мгновение и легкой зябью пошла и сама стена, живописуя тем форму двери.

Рао Яробор Живко последнее время все время ощущал неприятное давление в груди, левом плече, локте и спине, а порой даже в челюсти. Иногда, но это когда он отказывался пить настойки и вытяжки, ему словно не хватало воздуха, подташнивало и даже рвало. И тогда ему казалось, это вновь вернулась в его края болотная лихорадка, которая уже пятнадцать лет как не давала о себе знать, после проведенного лечения бесицами-трясавицами. Одначе по настоянию Кали-Даруги, просьбам апсарас и любимой Толиттамы сызнова принимая лекарство, он ощущал себя более-менее здоровым.

За эти годы Яробор Живко так и не обзавелся бородой и усами. Они всего-навсе мелкими светло-русыми волосками порой показывались над верхней губой. Но рао их всегда сбривал, абы желал быть похожим на своего Отца, Господа Першего. Волосы на голове он носил той длины, что нравились демонице, до плеч, и, распуская их, возлагал сверху свой платиновый венец рао. Он, конечно, за это время возмужал, приобрел две тонкие морщинки на лбу, проходящих параллельно колечку с сапфиром в брови, чем — то схожими с теми, что изредка появлялись на лбу Першего и Небо. Хотя вместе с тем Яробор Живко остался прежним хрупким, сухопарым мужчиной, где впалость щек, всяк миг смотрящим на него, сказывала о его недоедании али болезни.

Болезни…

Несомненно, Трясца-не-всипуха была права, если б не их уход, постоянный контроль здоровья, рао уже давно бы умер. Уж так часто он болел, словно и никогда не был здоровым.

Прилет судна, вернее как его назвал Кали-Даруга, мартирия, стал ожидаемым и Волегом Колояром Яш, и рао Яробором Живко. О том они оба заранее были предупреждены рани Черных Каликамов, объяснившей, что данный прилет связан с делами Богов и их созданий по изучению развития планеты, и, в общем, Солнечной системы. Потому приближенные к рао люди, те самые кто носил почетный титул Яш и Шакти не были напуганы данным прилетом, а вспять заинтересованно наблюдали за сим приземлением. Ну, а все остальные люди… Их страх, как и понятно, никого не интересовал… обобщенно, как и они сами. Возможно все же они также не дюже испугались, ибо видели, что их сагибы (как почетно величали высшую касту) к тому прилету отнеслись спокойно. Они если и взволновались только самую толику, и лишь гулкому рокотанию оземи и ее покачиванию, которая, право молвить, изредка ощущалась в этой местности, поелику Хималские горы почасту дышали… Дышали, так думала вторая, низшая каста, по незнанию Яробора Живко, когда-то отделенная от первой, высшей… главной.

По распоряжению Кали-Даруги работный люд в короткий срок пробил от Златграда к приземлившемуся мартирию дорогу. Поколь все готовилось к вмешательству, точнее смене плоти Яробора Живко, иныжи осмотрели саму мартирию. Это были напоминающие единожды человека и животное создания, и как позднее узнал рао, также сотворенные совместно. Только в этот раз их Творцами выступали Перший и Дажба. Первые создания Дажбы, в чьем творении ему помогал старший Димург. Посему верхняя часть тела иныжей, голова с приподнятой затылочной областью, руки и до стана туловище смотрелось людским, хотя и неприятного болотного цвета. А нижняя часть с двумя долгими полусогнутыми в коленях ногами, где плоские клешни, одновременно хватающие и присасывающиеся к корпусу судна, заменяли стопы, с толстым у основания и сужающимся к концу хвостом, весьма подвижным, звериная.

Внутри мартирия имелось несколько помещений. Одно в коем и должна была произойти пересадка да соседнее, вельми широкое, где ноне находились Перший и Небо. Еще одно помещение располагалось под центральными двумя комнатами, потолок которого единожды служил им полом.

В комнате, где на огромной низкой тахте без спинки и подлокотников напоминающей слегка вдавленное в центре дно озера, покрытой сверху набивной голубой тканной полстиной, которая не просто плавно покачивала движущими нитями, а похоже, будучи живой, росла, возлежал днесь обряженный в чагравого цвета сакхи Перший. По ворсистой поверхности тахты изредка пробегала зябь волнения, и тогда густой начес колебался, один-в-один, как гладь воды. Голубые стены и свод в этом помещении, соприкасаясь с лазурью пола (изображающей морскую безбрежность), словно начертали далекую полосу неба, изредка покачивая рябью полотна. В этой комнате, кажется, и не имелось как таковых стыков стен, углов, а в местах едва зримого их соприкосновения лишь менялся оттенок да проступала зыбь движения воды, с тем придавая помещению беспредельность, глядя на кое не улавливалось законченности форм, вспять того ощущалась безграничность сего пространства.

Небо стоявший недалече от тахты неотступно смотрел на зябь того движения и иноредь оборачиваясь заботливо и беспокойно обозревал лежащего старшего брата. Сакхи Першего почитай до лодыжек без рукавов и с глубоким клиновидным вырезом на груди, местами переливалось, а все потому что по его материи, мелькая, перемещались серебряные звезды, в тон его сандалиям, обутым на стопы ног. Старший Димург без венца смотрелся каким-то недовольным. Сомкнутые очи, однако, не скрывали данного недовольства, а усталость, очевидно, отразилась в кривизне его полных губ, и двух тонких морщинках прорубивших лоб горизонтально бровям. Перший иногда тихо вздыхал, вроде стеная, и тогда едва зримо шевелились его губы, похоже, что-то шепчущие. Всяк раз когда это происходило Небо, обряженный в такое же как у старшего брата чагравое сакхи и в своем величественном венце, изображающем Солнечную систему, оборачивался.

— Что Перший? — вопросил старший Рас, когда сызнова услышал такой стон. — Тебе нехорошо, Отец?

— Слишком ярко, — негромко и единожды вяло отозвался Димург.

— Приглушить сияние? — торопливо поспрашал Небо и тотчас поднял вверх руку.

— Не надо, мой милый малецык, — протянул Перший и вновь вздохнул, тем стоном, определенно, отвечая на немой вопрос брата. — Просто не представляю себе, как я на это вмешательство буду смотреть. Мне всегда неприятно видеть такие вещи, а ноне когда я так утомлен и вовсе представляется неможным.

— Тогда давай Отец отложим. И я верну тебя в дольнюю комнату, — произнес Рас и медленно развернувшись, направил поступь к тахте старшего брата.

При ходьбе подол его длинного сакхи своим почитай серебряным краям, покачиваясь, задевал ходящую ходором студенистую поверхность пола, оставляя позади зыбь волнения, и малые вдавленности от стоп Бога, только время спустя неспешно расходящиеся по глади мельчайшими кругами. Небо остановился подле тахты, и, воззрившись на брата сверху вниз какую-то малую толику времени разглядывал его. Черты лица Раса легохонько заколыхались от беспокойства, и он вельми ласково молвил:

— Отец, коли нет сил давай отложим на потом. Ты и впрямь плохо выглядишь.

— Потом они тоже не появятся, мой бесценный, — удрученно ответил Димург и медлительно отворив очи, вгляделся в колыхание студенистого пола. — Я надломлен, мой дорогой. Мне надо побывать в Березане, но сейчас не могу оставить Крушеца. Он очень просил побыть пред разлукой подле него, абы вельми напряжен. Сейчас, надо думать лишь о моей драгости, о моем Крушеце. Ты видел Асила? — немного погодя вопросил он, стараясь перевести разговор с себя на брата.

— Да, намедни. С Асилом все благополучно, — тотчас отозвался Небо и резко повернул голову направо. — Они с Кручем уже даже облетели Ледный Голец, хотя Родитель поколь велел милому малецыку воздержаться от своих обязанностей. Но, Асил, поверь мне Отец, уже достаточно бодр, не то, что ты.

Довольно-таки резко справа, куда и смотрел Небо, появилась идущая Кали-Даруга. Чудилось, демоница не просто шла по поверхности морской глади, а вроде как спускалась с наклонного возвышения.

— Ты меня только перемести в кирку, чтобы хватило сил, — то Перший едва дыхнул, страшась, что его услышит подходящая дюже хмурая Кали-Даруга и тотчас сомкнул очи.

Рани Черных Каликамов и впрямь выглядела недовольной, понеже не только был плотно закрыт ее третий глаз во лбу, но и голубая кожа лица покрылась темно-фиолетовыми пятнами, да как-то вельми часто трясся второй язык на подбородке, будто жаждая кого облизать. Демоница была обряжена в черный сарафан, скрывающий плечи, собранный в мелкую складку на спине и по бокам, длинный так, что его подол прикрывал с острыми верхами сандалии, а на голове ее восседал серебряный с округлым гребнем венец, искусно украшенный переплетениями золотых, платиновых нитей, увенчанных синими сапфирами. Руки демоницы, в частности запястья и предплечья, ноне украшали любимые ею серебряные и золотые браслеты в виде тонких змеек и нанизанных друг на друга мельчайших рыбок. А кольцообразные, платиновые серьги, свисающие с мочек, точно переплетали в себе ветки растений с цветами и листочками.

Кали-Даруга подойдя к тахте, разком остановилась, и достаточно внимательно осмотрела своего Творца, каковой мгновенно застыл под ее мощным взором, а после, неспешно вздев голову, глянув на Раса, непререкаемо властно молвила, точно отдавая приказ:

— Зиждитель Небо, доставите Господа Першего в кирку. Он так слаб, хотя бы смог выдержать. А потом будете ждать моего зова тут, никуда не отлучайтесь, мало ли как там все пройдет. Может срочно понадобится ваша помощь… нам или Господу.

— Хорошо, Кали-Даруга, — незамедлительно откликнулся Небо, определенно, осознавая всю важность происходящего, оттого в его венце как-то многажды насыщенней и ярче замерцали звезда и планеты. — Я буду в горенке и на связи. Сразу приду, ежели понадоблюсь. Кали-Даруга ты только помни, что Отец надломлен, не отходи от него в кирке… И вообще надо было эту пересадку проделать раньше, зачем так тянули?

— Когда раньше? Чего вы такое говорите Зиждитель Небо? — дюже грубо буркнула в сторону Раса демоница, и, шагнув ближе к тахте прикоснулась перстами правых двух рук ко лбу и губам Першего. — Дотоль никто не ведал, что такое может случиться с Творцом. А после мы и так тянули, как могли, чтобы Господь набрался сил. Теперь тянуть более нельзя.

Рани Черных Каликамов медленно склонила голову и приблизила губы к лицу Першего. Последний резко отворил глаза, в каковых темно-коричневая радужка не только стала насыщенного цвета, но, и, увеличившись, поглотила всю склеру да слегка отстранившись, надрывисто произнес:

— Не надо живица, тебе нужны силы.

— Мне хватит сил. Лежите и не делайте резких движений Господь Перший, — не допускающим возражений тоном отметила демоница.

Кали-Даруга обхватила четырьмя руками голову Бога, придержав ее от покачиваний, и не мешкая прикоснулась губами к его устам, рывком вгоняя вглубь ослабшей сути Димурга языком собственные силы. Чуть заметная золотая брызга огня на миг, выскочив из ее приоткрытого рта и точно несомая на кончике языка стремительно пробилась сквозь сомкнутые ряды голубо-белых зубов Господа. И Перший глубоко и единожды прерывисто вздохнув, вогнал лепесток полымя внутрь собственной плоти, моментально растворив его в собственном сияющем естестве.