К концу дня Святозар наконец-то излечил последнего больного. И когда тот улыбающийся и довольно потирающий руки, покрытые шрамами после ужасных ожогов и гнойников, ушел, наследник сел на табурет и обнюхал себя… Но на удивленье, сегодня он так не вонял… или может уже привык к этой вони, ведь не зря говорится, что к плохому привыкаешь также быстро, как и к хорошему. Наверняка и Святозар прошедший за последнее время все эти ужасы пекельного и нелльского царств, стал потихоньку привыкать и к плохому. Внезапно на площади, со стороны улицы берущей начало около крепостных ворот, появился еще один больной. Этот человек был одет в какой-то буро-землистый, длинный плащ, и, несмотря на то, что день был необычайно жаркий и наследник принимал хворых в рубахе, давно сняв с себя опашень, голову больного плотно скрывал капюшон, так, что не было видно даже его лица. Человек осторожно ступая по мостовой, зашел на площадь и стал испуганно озираться. Впрочем, так как никто кроме Святозара не обратил внимания на его приход, резко сойдя с места, быстрым шагом двинулся к нему. Он подошел почти вплотную к наследнику, остановившись супротив него в нескольких шагах. И тогда нежданно Эмилиний, дотоль сидящий невдалеке на созданном нарочно для него табурете, громко вскрикнул и кинулся наперерез человеку. Он подскочил к наследнику, загородил его спиной, и, выставив вперед пику, направляя ее на больного, закричал:

— Прочь, прочь пошел!.. Не подходи, не подходи!

— Ты, что, Эмилиний? — поднимаясь с табурета, удивленно вопросил Святозар. — Ты, видишь, этот человек болен. Он пришел за помощью, а ты его гонишь.

— Ваша милость, ваша милость, — закричал Эмилиний, пытаясь прогнать больного с площади, атакуя его пикой, но в тоже время, не касаясь его одежд острием. — Это страшная, страшная болезнь, ему нельзя появляться в городе, пусть уходит.

— Эмилиний, — гневно, сказал Святозар. — Опусти пику и отойди… В вашей затхлой стране у людей нет надежды на выздоровление и жизнь. Эмилиний замотал головой, не желая подчиниться наследнику. Одначе, так как он был почти на полголовы ниже и худее, Святозар не грубо ухватил воина за плечо, и, отстранив его в сторону, меж тем призывно махнул свободной рукой, подзывая к себе человека. А тот все это время, стоял, низко склонив голову, не снимая капюшона, не показывая лица и при том не делая попытки уйти.

— Сними капюшон, — сказал Святозар, и, увидев, что человек безмолвно замер на месте, не смея к нему подойти, сам шагнул к больному навстречу. И немедля наследник услышал позади себя громкий, испуганный крик Аилоунена, то был даже не крик, а вопль ужаса:

— Святозар! Отойди, отойди от этого человека! Наследник повернул голову и увидел правителя, который ехал по улице в сопровождении Лесинтия, Винирия и Фонития. Его прекрасное лицо перекосилось от страха и ужаса, он вытянул вперед руку, и вновь гулко крикнул, обращаясь к Святозару:

— Отойди, отойди сейчас же! Святозар не сводил удивленного взора с Аилоунена, впрочем, краем правого глаза заметил движение, и, резко повернув голову, уставился на больного… Человек наконец-то снял капюшон, и теперь стоял и в упор смотрел на Святозара. Наследник широко открыл рот, желая закричать, но оттуда вырвался лишь протяжный, хриплый стон. Тягостно покачнувшись Святозар торопливо отступил назад, потому как увидел, что лица у этого человека… лица у человека вообще нет. То, что у него находилось на месте лица, было безобразно натянутой, с мелкими и крупными морщинами и ямками, зеленой кожей, с громадными, сине-зелеными наростами, прикрывающими еле видимые глаза, со сквозными, уходящими куда-то вглубь дырами вместо носа, и тонкой, не больше половинки мизинца, щелью вместо рта. Волос на голове у человека тоже не было, зато кожа там была ярко-красного цвета.

Святозар сделал еще два шага назад, и замер, не сводя глаз с этой ужасной личины, а уголки рта человека внезапно резко изогнулись. Он вдруг протянул руку вперед навстречу к наследнику, и спавший рукав плаща оголил черную кисть с длинными, тонкими пальцами и красными наростами вместо ногтей. Святозар глянул на эту руку и почему-то вспомнил точно такую же, только белого цвета, с такими же наростами — руку демона Босоркуна. И когда наследнику показалось, что эти пальцы с наростами вот-вот коснутся его, кто-то, будто схватил его за рубаху сзади и потянул назад. Вначале не сильно, но потом Святозар увидел, как высоко подкинул он ноги, ощутил быстрый полет назад, падение на мостовую и мощный удар головой о камень. И в то же мгновение перед его глазами полетели черные, плотные круги. Однако наследник немедля сел, порывисто потряс головой, прогоняя круги… и когда они иссякли, вновь воззрился на человека. И тотчас громко закричал, будто только, что обрел голос… А закричал он, потому как человек в буром плаще стоял на месте, и, покачиваясь вперед…назад, лучезарно горел. Желто-красное пламя поедало его плащ, уродливую кожу головы, опущенные вниз руки.

— А!..а!..а!.. — закричал Святозар и вскинув руку направил ее вперед. А морг погодя из сомкнутой ладони наследника вырвался серебристый шар и устремился к объятому пламенем человеку, в полете увеличиваясь в несколько раз и превращаясь в огромный столп воды. Но столп воды не долетел до человека, потому как наперерез ему примчался не менее громадный столп огня. Вода ударилась об огонь и точно скатилась по нему вниз, при этом потушив и само пламя, а на каменную мостовую упали лишь желтые искры огня, да серебристые капли воды.

— Что? — зычно вскликнул Святозар и повернул голову в сторону пославшего огонь правителя, и тотчас перед его глазами заплясали, завертелись черные круги. — Аилоунен, что ты делаешь?

— Спи, спи, повелеваю, спи, — засвистел тихой трелью правитель и устремил руку на наследника. Святозар выставил руки, направляя их на Аилоунена, и повеленье того ретиво ударилось о его ладони, а сам он весь тягостно покачнулся. Правитель узрев, что наследник отбил повеленье на сон и быстро спешившись, побежал к нему, на ходу громко и взволнованно выкрикивая:

— Не туши, не туши его Святозар!.. я все объясню!.. Но наследник не стал ждать объяснений. И хотя он ощущал текущую кровь, уже напитавшую своей вязкой густой волосы на голове, одначе первое, что сделал, бросил взгляд на человека. Огонь меж тем полностью спалил на том одеянье и принялся поедать плоть. Святозар торопливо направил на человека покачивающиеся руки и вновь послал повеленье, а вместе с ним и шар воды, мгновенно обернувшийся огромным столпом. Аилоунен ожидающий этот столп, выскочил к нему наперерез. И вода, стукнувшись о его тело, разбилась на множество капелек, и, окатив, намочила с головы до ног. И в тот же миг правитель вновь засвистел трелью, и резко взмахнул рукой в сторону Святозара. От того взмаха и трели наследник ощутил тупой удар в грудь, такой силы, каковой тотчас повалил его на землю. Святозар вновь ударился головой о мостовую, и теперь увидел перед глазами уже радужные круги. Когда радужные круги потеряли свою яркость, Святозар разглядел перед собой встревоженное лицо Аилоунена. Тот крепко схватил наследника за руки, и, прижав их к груди, поймав на себе его взгляд, порывисто зашептал:

— Друг мой, друг мой, прошу тебя остановись… Этого человека надо сжечь, поверь мне. Я все объясню, тебе… все объясню…. только прошу не туши его.

— Аилоунен, — гневно спросил наследник. — Что ты говоришь, что? Ты слышишь себя? Этот человек пришел за помощью, а ты его сжег. Святозар переживая страшную, громко стучащую в голове боль, попытался сесть, но правитель крепко вцепившись в его руки, засвистел трелью, повелевая ему уснуть.

— Не смей! — вне себя от гнева дыхнул наследник, и увидел, как отпрянул от него Аилоунен, отлетев в сторону, словно его кто-то толкнул.

— Друг мой, друг мой, — поднимаясь на ноги с мостовой и потирая ударенное при падении плечо, скорбным голосом воскликнул правитель. — Я прошу тебя, выслушай меня.

— Потуши его, — отрывая от мостовой голову и тяжело усаживаясь, крикнул Святозар и сызнова посмотрел на человека, у которого пламя, пожрав плоть, принялось обугливать кости. — Ах, что же ты натворил…

Ты убил ни в чем ни повинного человека, Аилоунен… Как ты мог?

Зачем я вообще сюда пришел? Глупец… глупец, я… — Святозар с трудом поднялся на ноги и почувствовал, как наполнились кровью голова и рот. Казалось, еще миг и кровь потечет из носа, из глаз и даже из ушей. Перед очами нанова поплыл густой черный туман, наследник потряс головой прогоняя его, потом выплюнул на камни мостовой переполнившую рот кровь, и громко крикнул, обращаясь к воину, — коня, коня мне, подай, Эмилини! Где мой конь?..Ах, ты, жалкая, никчемная страна, домой, туда в Восурию… Если даже и ты… ты, Аилоунен, стал таким же, как эти жрецки… таким же как все…

— Нет, я ни как все, — гневно и порывисто молвил правитель и подбежал к наследнику. — Это ты… ты, мой друг, тут ребенок… не я… Если я тебе расскажу обо всем, что тут твориться, ты, не раз потеряешь сознание… Ты будешь не просто плохо спать, ты вообще перестанешь спать… Если я тебе все расскажу… Но ты мне очень дорог, и поэтому, я жалею твою чистую, нежную душу и молчу. Но этот человек, источник страшной болезни, он пришел сюда, хотя знает, что ему нельзя сюда приходить. Он пришел, чтобы заразить этой болезнью людей, чтобы заразить и убить тебя.

— Он пришел за излечением, — тихо протянул Святозар и провел ладонью по разбитой голове.

— Нет, друг мой, эта болезнь не излечима, — уже менее гневно, но все тем же взволнованным голосом протянул Аилоунен. — Ни ты, ни я, ни Боги не смогут ее вылечить. Лишь огонь Семаргла может остановить ее движенье.

— Как же… как же так, — глядя на окровавленную ладонь и покачиваясь из стороны в сторону от боли в голове и слабости, прошептал Святозар.

— Позволь мне излечить тебя и увести к Оскидию и там… — Правитель подошел вплотную к наследнику, с нескрываемой болью в глазах посмотрел на кровавую ладонь друга, и негромко добавил, — и там я все тебе поведаю. Святозар покачиваясь, неотступно смотрел на Аилоунена, и хотя нестерпимо болела голова, но ему так не хотелось позволить тому ее излечить, потому что тогда… он это знал… его полностью поглотит нестерпимая душевная боль. Правитель протянул руку и дотронулся пальцами до груди наследника и тихо засвистел трелью. Морг погодя Святозар почувствовал, как перестала течь кровь с головы, как напитавшиеся ею волосы просохли и даже на руке, которую он все еще продолжал держать вытянутой, она пропала.

— Пойдем, пойдем, друг мой, ты сядешь на коня, — участливо продолжил Аилоунен. — И поедешь к дому Оскидия. — Правитель повернул голову и звонко обращаясь к воинам, велел, — Фонитий— коня.

Лесинтий, Винирий сопроводите наследника. Фонитий услышав приказ правителя, поспешно подвел к наследнику своего коня.

— Нет, — тихо сказал Святозар и покачал головой, потому как перед глазами все еще летали радужные круги. — Я не поеду… сам пойду.

— Друг мой, прошу тебя, — с дрожью в голосе обратился к Святозару правитель, и, протянув руку, погладил его по залитой кровью рубахе, повелевая ей стать чистой. — Я так сильно тебя толкнул… Я слышал… слышал, как сильно ты ударился головой о мостовую. — Губы Аилоунена дрогнули, он порывисто вздохнул. — Я уверен, тебе не хватит сил дойти, ты очень… очень бледен, тебя качает. Прошу тебя, сядь на коня. Святозар заглянул прямо в голубые, заполненные до краев беспокойством и чувством вины, глаза Аилоунена, и, взяв поводья из рук Фонития, принялся усаживаться на коня. Лишь только он воссел на жеребца, и поворотил его в сторону улицы, ведущей к дому Оскидия, как почувствовал, что вновь тяжело загудела голова, а перед глазами замелькали малюсенькие, крошечные красные и синие круги. Уже выезжая с площади, наследник на миг оглянулся, теперь на площади был не только правитель, Эмилиний и Фонитий, но и множество испуганных женщин, детей и даже мужчин, которые наверно увидев гибель человека, и поединок кудесников наполнили ее. Святозар содрогнулся все телом и бросил последний взгляд на почти догорающего человека, кости которого уже распались, и, повалившись на мостовую, поколь продолжали ярко мерцать в магическом пламени Семаргла, не распространяя кругом не только запаха, но даже и дыма. У Святозара закружилась голова от увиденного, он тяжело вздохнул и понудил жеребца ехать скорей, и тотчас услышал позади гневный голос Аилоунена:

— Ни кому не подходить к огню, я сам все уберу… Эмилиний, как ты посмел подпустить этого человека к наследнику, разве ты не видел, что он болен тальперузой? Святозар услышал гнев в голосе правителя и название болезни, и вновь содрогнулся всем телом, потому как ему показалось, что он где-то слышал это слово… или… или… даже видел такое лицо.

Впрочем, у него так кружилась, что не возникало даже желание выяснить, где он слышал, или видел это. Наследник в сопровождении Лесинтия и Винирия доехал до дома Оскидия, и, спешившись, передал поводья светнику, да потирая пальцами правый висок, поморщившись, тихим голосом добавил:

— Лесинтий, Винирий возвращайтесь к правителю.

— Ваша милость, — негромко окликнул Святозара Лесинтий, когда тот уже подошел к двери и постучал в нее. — Его светлость, правитель Аилоунен, прав. Если бы этот человек коснулся вас, вы бы тоже заболели тальперузой и вскоре умерли. Святозар болезненно перекосившись, перстами потер виски, в каковых точно громыхал гром, метая молнии повдоль лба и ничего не ответив Лесинтию, когда Лиренсия открыла дверь, вошел в дом, да прямым ходом, даже не глядя на улыбающуюся ему женщину, направился в свою комнату. Лишь только Святозар вошел в комнату, он тут же снял с себя все одеяние и, положив его на пол пропел-прошептал, повелевая вещам исчезнуть. Когда же пол очистился, создал новую рубаху и штаны, и быстро одевшись, присел на ложе, ибо теперь сызнова и вовсе нестерпимо разболелась голова. Обхватив ее руками, Святозар глубоко вздохнул, и, подавляя глухой стон, лег на ложе. Медленно, так как рука кажется тоже отяжелела и налилась болью, он положил ладонь на лоб и пропел-прошептал повеленье угаснуть боли. Однако боль не угасла, лишь немного уменьшилась, а в висках все еще продолжало громыхать, да и сама голова нежданно налилась такой тяжестью, будто на нее, что-то сверху положили. Наследник закрыл глаза, и перед ним проплыло лицо человека больного такой, как ему показалось знакомой болезнью тальперузой. Лицо без бровей, ресниц, носа, щек… не лицо, а точно натянутая личина, а потом Святозар увидел его черную руку с длинными, тонкими пальцами и красными наростами, не просто красными, а красно-черными… точь-в-точь как у Босоркуна… И почему-то подумалось, что этого человека и прислал демон Босоркун… чтобы, как сказал Аилоунен: «убить Святозара». Ведь теперь, когда он снял забвение с души Аилоунена, когда началось возрождении приолов, необходимость в нем, в Святозаре для Чернобога отпала. И почему бы нынче не убить его… его сына ДажьБога, наследника Восурии, кудесника Святозара! От тяжелых мыслей перед сомкнутыми глазами Святозара замелькали то мелкие, то крупные радужные круги. А некоторое время спустя в комнату открылась дверь, и с удрученным лицом в нее вошел Аилоунен, и сразу же направился к ложу наследника. Он торопливо придвинул сиденье к ложу, и, опустившись на него, тотчас, вроде ощущая болезненное состояние Святозара, протянул к его лбу руку. Наследник немедля открыл глаза и посмотрел на правителя.

— Прости меня, Святозар, что я разбил твою голову и доставил тебе такую физическую и душевную боль, — начал говорить Аилоунен и прерывисто задышал. — Мне так жаль, но когда я увидел, что это… это чудовище…

— Не говори так, — тихо попросил наследник.

— Хорошо, хорошо, друг мой, как скажешь, — согласился правитель, и положил ладонь на лоб наследника, перед этим смахнув с него прядь каштановых волос. — Если бы он дотронулся до тебя, я бы уже не смог тебе помочь…. Когда я увидел, как он тянет к тебе руку, я очень испугался… я не рассчитал свою силу…

— Аилоунен, — перебив друга, молвил Святозар и болезненно перекосил лицо. — Неужели ему нельзя было никак помочь? Правитель почувствовал движение кожи под рукой и увидел, как лицо наследника перекосилось да тихо, засвистел трелью, снимая боль с его головы. Погодя Аилоунен досвистел свое повеленье, и грохочущая боль, наконец, покинула голову Святозара. Правитель надрывно вздохнул, убрал руку со лба наследника и чуть слышно произнес:

— Сейчас я все тебе объясню, друг мой. — Он на миг затих, вздев руки, снял с головы венец, и, положив его на стол стоящий подле, оправил книзу свои непослушные темно-пшеничные, волнистые волосы да начал свой сказ, — человек, который теряет истинную веру… Который теряет в своей душе Богов, или подменяет их на, что-то несуществующее, и лживое, становится не только духовно больным, но он становится больным физически. То, с чем ты столкнулся, за последнее время, здесь в Неллии— это только верхний слой вырождения: не желание трудиться, не желание рожать и воспитывать детей, не желание следить за чистотой своего города, дома, ложа, тела, все это приводит на путь извращения. Поэтому ты видишь непаханые поля, вырубленные леса, загрязненные реки. Ты видишь стариков, а не видишь детей— продолжение их рода, ты видишь грязные улицы, укрытые помоями и навозом и такие же грязные и неумытые лица и тела людей. Но если человек хочет извратить себя, свое тело, свою душу, он идет еще дальше. Он позволяет себе творить извращение даже к самому чистому и прекрасному к продолжению рода… Но Чернобог, который очень умен, который расселил по Яви свое воинство, своих дасуней, демонов, колдунов, кои в свою очередь несут по земле Кривду и закрывают ею Правду. Так вот Чернобог уже давно подметил, что всякий народ, который тихой поступью, или широким шагом движется к смерти, этот народ начинает извращать именно чувство любви, чувство рождения на земле и продолжение своего рода. Еще за долго до Всемирного Потопа, еще до гибели галатеронцев, Чернобог и Мара произвели на свет демона Тальперуза… Этот демон подчиняется лишь Чернобогу, он его сын, его порождение. Этот демон ходит по земле… и когда вершится извращение любви, он— Тальперуза, касается своей рукой этих людей, целует их своими синими губами и входит в этих мерзостных извращенцев болезнь— тальперуза. Эта болезнь проявляется вельми скоро. На второй день по телу человека проступают маленькие красные крапинки, затем крапинки становятся больше, через семь дней ты уже весь красный. Еще три дня и твоя кожа становится зеленой, а после ты начинаешь постепенно терять свое лицо. Проходит лишь миг и это уже не лицо, а нечто, нечто… еще немного и твое тело почернеет, и ты умрешь. Первый раз таких людей я видел на заре юности моей души… Этой болезнью болели галатеронцы, которые решили, что раз Божественности у земли нет, Богов нет, то и сами они могут жить как хотят, могут творить, что хотят… Вылечить эту болезнь не могут даже светлые Боги. Чтобы эта болезнь не появлялась на земле, нужно или жить по закону Сварога, или убить демона Тальперуза. Но Тальперуз находится под защитой Чернобога. И пока он, Тальперуз, не вышел из подчинения Чернобога убить его невозможно. — Аилоунен на малеша прервал свою речь и тяжело вздохнул, по его мужественному, чистому, и, увы, уже не детскому лицу, пробежала, словно тень печали, и он горестным голосом, продолжил, — эта болезнь теперь живет в Неллии. Многие люди болеют ею, и таких людей выселяют из городов и деревень, потому как только их кожа приобретет зеленый цвет, они сразу становятся опасны для других… А если они коснуться кого-либо такой зеленой или черной рукой, и тому человеку будет не избежать тальперузы. Там на юге Неллии есть город… город ли, деревня ли, Тальперия— туда выселяют таких людей… Чтобы они там, среди таких же как сами, доживали свои дни. Они ходят там в бурых, длинных плащах и им не позволяется уходить с того города. Их боится вся Неллия, воины, знать, и даже жрецы никогда не приносят их в жертву. — Аилоунен замолчал, и, вздохнув, посмотрел на Святозара, его нос и лоб покрылись тонкими паутинками-морщинками.

— Аилоунен, — тихим голосом вопросил Святозар. — Но тогда зачем ты его сжег, надо было отправить его в тот город.

— Нет, нет… друг мой, его руки были черны, — поспешно ответил правитель, словно желая оправдаться перед наследником. — Его уже не имело смысла отправлять в Тальперию… Боги мои скольких в дороге он заразил, и скольких мог… И тебя, тебя, мой друг, он тоже мог убить… Как он только сюда попал, как узнал про тебя… ведь от Тальперии до Артарии путь очень дальний, и как его пропустили жрецы и воины, охраняющие этот город.

— Его привел Босоркун, — с дрожью в голосе, высказал свои недавние догадки наследник, и содрогнулся всем телом, подумав о том, что если бы не Аилоунен… если бы не Аилоунен… путь и бой в этой жизни, его — Святозара был бы окончен, и не увидел бы он ни Любавы, ни отца, ни своего сына….

— Почему ты думаешь, что его привел Босоркун? — взволнованно поспрашал правитель, и наследник увидел, как вздрогнуло лицо друга.

— Не знаю, мне так кажется, — молвил Святозар, и, легохонько скривил губы. — Мне так кажется… когда я впервые увидел его руку с этими ужасными наростами, то вспомнил демона Босоркуна, которого присылал ко мне Чернобог… чтобы я… чтобы я не ссорился с Паном… И этот человек также изгибал губы, или то, что у него там осталось от губ, также, как их изгибал Босоркун… А потом, Аилоунен, я сделал то, что желал Чернобог, снял забвение с твоей души, помог душам начать возрождение в Неллии и теперь во мне отпала необходимость… Теперь я более не нужен Чернобогу, ведь он все время считал, что я выполняю его повеленье… его желанье… Но это друг мой не так, я выполнял повеленье моих светлых Богов и моей души… Поэтому— то Чернобог, наверно, и решил, что раз я выполнил, то, что он желал, теперь наконец— то можно убить сына, извечного своего врага, ДажьБога. Правитель какое-то время хранил молчание, лишь тревожно покусывая нижнюю губу, а немного погодя, заметил:

— Может ты и прав… может это и Босоркун его привел, по велению Чернобога… Но тогда благодарение Семарглу потому, как это он… он точно пропел мне слова древней песни, которую когда-то мне подарил: «И вот идет в степи нашей великое множество иных родов, И не должны мы быть мирными, И не должны просить помощи, ибо она в мышцах наших, и на конце мечей, И ими мы сечем врагов.» Как только я услышал эту песню, я поворотил коня и поскакал к тебе на площадь, потому, что мой отец Семаргл всегда предупреждал меня о грозящей беде словами из этой песни.

— Да…,-откликнулся наследник. — Семаргл опять меня спас… Мой Бог и мой друг спасли меня от страшной… — Святозар смолк порывисто дыхнул и внезапно, словно вновь увидев черную руку и ярко горящее в магическом огне тело человека, передернул плечами, да негромким наполненным болью пережитого голосом, добавил, — спасли меня…

Спасли меня от страшной смерти… как мне только благодарить вас обоих.

— Ах, друг мой, что ты такое говоришь, — отозвался правитель, и в его голосе прозвучала та же боль, что и в голосе Святозара. — Какая благодарность… чтобы я делал… если бы намерения Чернобога сбылись…Чтобы делал Семаргл, чтобы он сказал ДажьБогу и Перуну…О, Боги мои! — Аилоунен протянул руку и ласково погладил Святозара по волнистым, каштановым волосам.

— Жалко только, — заметил наследник и так как у него опять начал покалывать правый висок, поморщил лицо. — Что сейчас в этом магическом огне, также как гибнет от моего меча, умерла душа этого человека.

— Святозар, да я уничтожил этого человека, и не только его тело, но я уверен… — Аилоунен поднялся с сиденья, и, посмотрев на наследника, сверху вниз, молвил, — и его черную душу…Потому как он знал насколько опасен, однако пришел… заражая и убивая по дороге других, не повинных людей. И даже пусть ему нашептывал в уши Босоркун или Тальперуза, для меня не важно, кто ему шептал, важно, что я смог его остановить… Вот именно так и остановил когда-то Семаргл извращенные тела и души галатеронцев.

— А… а… — внезапно протянул наследник и взволнованно глянул на Аилоунена. — Теперь я понял, где слышал это слово— тальперуза. Оно из твоей прошлой жизни, а в моей голове и душе уже так все перемешалось, что я сразу и не вспомнил, что слышал его, когда проглядывал твою жизнь. Когда видел смерть галатеронцев, точно также как вижу сейчас смерть приолов, как может быть, когда-нибудь, увижу смерть собственного народа, моих дорогих восуров.

— Друг мой, — обеспокоенно заметил правитель и принялся прогуливаться вдоль ложа по комнате взад и вперед. Его нос и лоб все еще были покрыты тоненькими морщинками, а губы заметно вздрагивали, — ты, слишком, много об этом думаешь. И каждого… каждого несчастного пропускаешь через свою душу. Так долго ты не выдержишь, надо понять одно, это и есть жизнь. Жизнь человека начинается с его рождения, а заканчивается смертью. Жизнь народа начинается с его рождения, а заканчивается смертью. Жизнь земли, и окружающих ее звездных светил — все начинается с рождения, а завершается смертью. Но во время своего движения от появления, как таковой сущности, до ее гибели, до остановки движения этой сущности. Она— эта сущность, не важно человек ли то, народ, земля или звезда, встречает много преград, окольных путей, узких троп, глубоких, бездонных пропастей…

Сущность встречает обман, болезни, предательство, страдание и боль.

И если эта сущность в силах преодолеть то, что встретилось на ее пути, то движение продолжится, а если нет!.. То человек умрет, народ вымрет, земля и звезды погибнут. Сейчас мой народ— народ некогда великих и славных руахов, приолов и гавров проходит очень тяжелый момент на пути своего развития. И если ему удастся преодолеть эту болезнь, это предательство, то у него впереди еще будет жизнь, а если нет… то лишь смерть. — Правитель резко остановился около стола, и, протянув руку, нежно провел указательным левым пальцем по золотой поверхности своего венца, лежащего на столешнице, и негромко продолжил, — я был очень молод, когда видел гибель галатеронцев… Молод душой. Я был потрясен тем, как человеческая глупость, самомнение, отрицание истины, может довести целый народ, до гибели…. Я был не просто потрясен, я был точно раздавлен, когда видел, как огонь Семаргла прилетевший из небесной выси уничтожил тела и души, этого некогда, умного и великого народа.

Моя душа также сильно плакала и страдала, как и твоя, не в силах смириться со смертью… заметь друг мой духовной смертью целого народа. Но Семаргл сказал мне тогда: «Сын мой, не позволяй себе проявлять слабость. Не пускай в свою чистую душу немощь и жалость — удел слабых и смиренных. Помни жизнь — это борьба, это бой! Лишь гордым и смелым достается победа! Лишь идущие в войске Бога борьбы и битв, в войске Бога Перуна станут первыми, станут победителями! И только те, кто смело шагал в этом войске, будут вечными жителями небес!»— Аилоунен вновь замолчал, и, отойдя от стола, приблизился к сиденью, он крепко взялся за спинку руками, и, посмотрев прямо в голубые глаза Святозара, который тихо замерев на ложе, внимательно слушал мудрую его речь, звонким, певучим голосом, дополнил: «И это поет птица Матерь Сва нам, чтобы мы подняли мечи свои на защиту свою. И она бьет крыльями о землю, и прах поднимается к Сварге. И на этой земле-враги, и она бьет их, и она сражается за нас. И их мы одолели, как она нам кричала, ибо крик ее был в сердце нашем. И мы ведали, как вить сурью и идти досечи, И там одолевали питье иное, сотворенное Богами. И оно будет нам, как живая вода в последний час великой тризны, Которая будет у всякого, кто умер за землю свою.» Ты, Святозар, вечный правитель, славного восурского народа, идущий в третьем воинстве, по правую руку от своего отца, мощного витязя ДажьБога, должен понять главное. Твоя бесценная душа, это точно яркий свет огня для людей, что живут рядом с тобой… И если ты, мой друг, позволишь себе предаться печали, если ты будешь изводить свою душу мыслями, каким путем идут по этой земле народы… каким по сути страшным путем они идут… Ты погубишь себя и затушишь это яркое огненное пламя. Ты потухнешь и ничего после тебя не останется, ничего, даже маленькой, лазурной крупинки. Твой народ в котором ты родился, с которым ты идешь, светел и чист, и пока он живет духовной жизнью, пока избирает путь познания истинной веры, души и света — ему не грозит гибель. Перед таким народом следующим не по пути злата и серебра, не по пути бесконечного ненасытного исполнения собственных желаний, перед ним не будет стоять вопрос смерти… Такими людьми были жители Алтынского царства Пленки и Святогора, поэтому после гибели своих правителей и начала Всемирного Потопа, их царство опустилось вглубь Восточного моря, для нового пути и новой жизни.

Быть может, что-то подобное произойдет и с восурами, когда-нибудь, через много веков. Ты знай, главное, Святозар, не только у тебя есть путь к трону Всевышнего… нет! Такой путь есть у каждого восура, у каждого человека и если такой человек следует истинной вере, не изменяет своим Богам… Его путь— путь простого человека или народа может тоже пролегать туда к новым непознанным мирам, к новой Яви. И в той Яви, в тех мирах уже не просто Святозар и Аилоунен, не просто люди… а Боги с именами Святозар и Аилоунен будут творить новую жизнь.

— И ты, мой дорогой друг, мой спаситель, — внезапно еле слышно, прошептал Святозар. — Будешь, как и твой отец — Богом огня!

— Да, я буду Богом Огня, а ты Святозар, — очень громко, торжественно молвил Аилоунен. — Ты будешь, как твой отец, великим и славным витязем ДажьБогом, победителем Чернобога и отцом Бога Коляды, который принесет ведическую веру и знания новым людям, новой земли, новой Яви!