Когда трапеза подошла к концу, полог шатра опять приоткрылся, вовнутрь заглянул Пампивий, и негромко кашлянув, обращая на себя внимание, хриплым, простуженным голосом доложил:

— Ваша светлость, там посланник от Люлео Ливере, желает переговорить с наследником Святозаром. Чего делать? Пустить?

— Веди, — кивнув, немедля отозвался правитель, и, указав рукой на стол, добавил, — но прежде унеси посуду. Пампивий поспешно приблизился к столу, собрал посуду и также торопливо покинул шатер. А миг спустя приподняв полог, он впустил в намет высокого, стройного юношу, с очень красивым лицом, со светлыми, белокурыми волосами и едва пробивающимися усами и бородой.

Посланник Люлео был белокож, с высоким лбом, тонкими, черными, дугообразными бровями, прямым с едва заметной горбинкой носом, и темно-карими большими глазами. Этот юноша был прирожденным воином, о том говорила не только высоко закинутая голова, но и гордый взгляд, прямая спина, до блеска начищенная кольчуга и шлем, который он снял и теперь держал в левой руке легонько прижимая к груди, укрепленные на поясе кожаные ножны, которые несли в себе длинный меч, с затейливо украшенной голубой бирюзой и лазуритом рукоятью. Лишь только Святозар увидел лицо и фигуру юноши, как в голове тотчас промелькнула мысль, что он где-то уже встречал его. Посланник же подошел почти вплотную к столу, с неподдельным интересом осмотрел весь шатер, правителя и наследника, а после изумленно уставился на ярко-желтые шары, парящие под потолком и освещающие намет. Прошло какое-то время и он нанова воззрился прямо в голубые глаза Святозара, сидящего за столом, едва заметно склонил голову и тонким, певучим голосом, сказал:

— Мой отец, тофэраф сомандрийской тысячи, Люлео Ливере, прислал меня к вам наследник Святозар, со следующим посланием. Со стороны восурско-нелльской границы движутся дружины под предводительством воеводы Путимира. Они перешли границу и сейчас стали станом. Но если вы не остановите их движение, то завтра к вечеру они подойдут к Асандрии, и, чтобы этого не случилось, тофэраф Товтории повернет свою тысячу, и сейчас же выдвинется навстречу восурам, чтобы дать им бой.

— Нет, — встревожено выдохнул Святозар и поспешно поднялся с сиденья. — Аилоунен этого нельзя допустить. Правитель сидел на своем сиденье и не сводил изумленного взгляда с лица юноши, да точно не слышал ни его речи, ни встревоженного голоса Святозара. Внезапно он широко улыбнулся, и его лицо густо засветилось изнутри желтым светом. Аилоунен еще самую малость медлил, погодя с трудом подавил на лице улыбку, перевел взор с юноши на Святозара и тихо, да очень мягко молвил:

— Друг мой, присядь. — А после, все еще не сводя глаз с наследника, будто стараясь этим взглядом успокоить его разгоряченную душу, обратился к юноше, — и тофэраф Товтории уже повернул свою тысячу? Посланник стоял возле стола и вовсе глаза глядел на наследника, который выполняя просьбу правителя, тревожно вздохнул, и опустился на свое сиденье. Одначе стоило Аилоунену задать вопрос, как юноша медленно перевел свой взор на него. И тотчас его губы дрогнули, желая подавить проступившую на них улыбку, и, верно, чтобы не оскорбить ею Святозара и Аилоунена, он вздел правую руку и пальцами провел по губам, да насмешливым голосом, так точно все же говорил с ребенком, добавил:

— Нет! Пока нет!.. Но наш, сомандрийский тофэраф, ждет решения, наследника Восурии. Потому, как Люлео Ливере, не хочет войны с Восурией.

— А, почему, Люлео Ливере, не хочет войны с Восурией? — заинтересованно, спросил Аилоунен и испытывающе зыркнул на юношу. Посланник сдвинул свои дугообразные брови, мышцы на его лице натужно сотряслись, а на носу нежданно залегли тонкие морщинки-паутинки. Он какое-то мгновение хранил молчание, а Святозар глянув на эти морщинки, на носу юноши, внезапно вспомнил, где видел и это лицо, и эту фигуру… И также как до этого широко улыбался Аилоунен, точно также довольно просиял. Одначе посланник Люлео был не расположен улыбаться, напротив на его лице отразилось чувство гнева, и потому он не скрывающим досады взглядом окинул правителя, и с неприкрытым негодованием в голосе спросил:

— Кто, ты, мальчик, и почему пришел сюда? Зачем? Какие Боги ведут тебя? Аилоунен взмахнул рукой, и просвистел тихой трелью, и тотчас около стола прямо перед юношей появилось сиденье. Посланник, увидев появившееся из ниоткуда сиденье, отшатнулся назад, а в его взоре лишь на миг появился испуг.

— Садись, — благодушно произнес Аилоунен, не сводя по-любовного взгляда с лица юноши. — И я все тебе расскажу… отвечу на твои вопросы, если ты, конечно, хочешь узнать. — Посланник еще мгновение колебался, но после отодвинул сиденье, сел на него, и с интересом уставился на правителя. — Как тебя звать? — очень мягко спросил Аилоунен.

— Меня звать Вейрио Ливере, — гордо ответствовал юноша.

— Вейрио, Вейрио, — задумчиво протянул правитель и улыбнулся. — Так и должно быть… Ведь Вейрио, это имя которое принадлежит гаврам и значит оно— идущий к победе… Такое славное имя, его носил сын моего брата, правителя гавров Юнлискюля, когда-то очень, очень давно…. — Аилоунен с нежностью посмотрел в лицо юноши и все тем же мягким голосом продолжил, — я, Вейрио, пришел сюда, чтобы потребовать положенный мне Богами трон… Трон некогда славного и великого народа Семаргла. В прошлой моей жизни моя душа жила в теле правителя и кудесника. Это было тогда, когда мои народы имели истинную веру, и истинных Богов— Сварога и его сыновей Сварожичей.

— Сварог, — вельми тихо произнес юноша и опустил свой шлем себе на колени. — Сварог, Перун— эти Боги вели приолов, эти Боги создали и породили приолов… Но кто такой Семаргл я не знаю.

— Ах! — только и смог вымолвить Аилоунен услышав объяснения Вейрио.

Он резко схватился руками за край стола, вроде страшась от этой новости свалиться на пол, и уже очень громко и гневно выкрикнул, — Семаргл, это имя нашего отца Юнл…ой! Вейрио. Это имя нашего отца.

Это он, Бог огня, Семаргл породил наши народы: руахов, приолов и гавров. — Правитель на миг смолк, а засим уже как-то более обиженно, но менее гневно, обращаясь к наследнику, сказал, — ты слышал его, Святозар? Эти глупцы, забыли имя своего отца, своего создателя, и не мудрено, что он забыл их!

— Погоди, погоди, Аилоунен, — встревожено откликнулся наследник, увидев, как побледнело лицо правителя, и увеличились глаза Вейрио. — Их Бог Сварог, это уже, что-то…

— Что?… что ты говоришь, друг мой, — расстроенным голосом переспросил правитель Святозара, словно в том, что сомандрийцы забыли имя отца своего, был повинен именно он, наследник Восурии. — Они даже не знают кто такой Семаргл! — Аилоунен двинул сиденье и стремительно вскочил с него. — Забыли, забыли отца, переврали веру…

— Но, друг мой, — Святозар также поспешно встал с сиденья, протянул руку, и, положив ее на плечо правителя, крепко его сжал, стараясь тем движением успокоить. — Но они верят в Сварога… в Сварога.

— Нет, — вступил в разговор Вейрио. — Не в Сварога, а в Перуна. Бог Сварог покинул наш мир и ушел к трону Всевышнего. А на земле осталась лишь сила Бога войны и битв Перуна. Когда-то давно. — И юноша перевел взгляд с правителя на нависающего над столом Святозара. — Наш город Сомандрия был самым мощным оплотом Неллии на западе страны, потом, когда неллы приняли веру в Есуания, мы отделились от них и долгие годы были независимы от их веры и их страны. Мы, сомандрийцы, не принимали новой веры и оставались верны Богу Перуну. Неллы же долгие века старались покорить нас, но им это не удалось. Однако сто пятьдесят лет назад, мой прапрадед заключил с нелльским царем мир, с условие, что мы входим в Неллию и защищаем их земли с запада… Тем самым не давая проникнуть нагакским войскам в Неллию по берегу Южного моря, а за это царь не заставляет нас принять его веру, сохраняя в нашем городе веру в Перуна. Аилоунен прослушал Вейрио и тяжело вздохнув, стряхнул с плеча руку наследника да нанова присел на сиденье. Святозар увидев, что правитель, наконец, сел и сам опустился на сиденье, да усмехнувшись, обратился к нему:

— Ну, вот, дорогой мой друг, Аилоунен… Вот тебе и верные Богам приолы, правда у них в знаниях царит какой-то кошмар, но все же эти люди хранили веру века. Ради этих людей я сюда и пришел. — Наследник провел пальцами по шраму, и тихо досказал, — и прошел Пекло. Аилоунен поглядел на шрам наследника и наполненным, невыразимой обидой и болью, голосом, поспрашал:

— Ради этих людей? Ты, мой друг, ради них прошел Пекло, так страдал, мучился, столько пережил. Но эти люди не лучше, чем те, которые верят в Есуания. Чем они лучше, если забыли имя отца?

— Нет, не скажи, — улыбаясь, молвил Святозар, и, убрав руку от щеки, положил ее на стол. — Эти люди просто заблудились, но в их душах горит свет и любовь к сыновьям Сварога, а значит отыскать своего отца, они всегда смогут. Вейрио хранил молчание и с неприкрытым почтением оглядывал не только Святозара, но и вельми расстроенного Аилоунена, который пристроив руки на стол, принялся рассматривать свои пальцы. Юноша переводил взгляд с одного на другого, словно не решаясь выбрать с кем же продолжить разговор, однако потом все же остановил свой взгляд на правителе, и, обращаясь к нему, сказал:

— Мой отец, не хочет, чтобы был бой с восурами потому, как мы с восурским народом единоверцы… Мы всегда старались избегать этих войн, ведь нас вел в бой один Бог— Бог Перун! И еще мы знаем, как несколько лет назад победил наследник колдуна Нука, и как пришел на поле боя Бог битв и войны Перун и своими стрелами сжег нагакские войска!

— Вейрио, — внимательно выслушав юношу, окликнул его Святозар. Тот спешно перевел взгляд своих темно-карих глаз с Аилоунена на него. — На поле боя тогда пришел не один Бог Перун, — торжественно пояснил он. — Вместе с ним пришел его сын ДажьБог прародитель восурского народа. Ты, когда-нибудь слышал имя этого Бога?

— Мы живем очень обособленно, — ответил Вейрио, и на малеша было расправившейся нос и лоб от мелких морщинок, вновь покрылись тонкими паутинками. — Но имя ДажьБога я слышал от посадских восуров, которые приходят в Сомандрию в дни торговли.

— А еще, какие имена Богов, ты, Вейрио слышал? — вновь поспрашал Святозар и беспокойно завертел на правом пальце руки горящий тусклым светом перстень.

— Он один Бог Перун, — гордым и звонким голосом молвил юноша и глянул на перстень наследника. — Он охватывает небо и сражается там с Чернобогом.

— Нет, ты не прав, — отрицательно закачал головой наследник. — Там, в высокой небесной дали, сражается не просто один Перун с Чернобогом. Там высоко и вечно бьются за наш мир и за наши души Сварог и его сыновья: Семаргл— ОгнеБог— чистый и яростный, Перун— громовержец и ДажьБог— славный и великий витязь. И бой тот извечный, и бой тот будет длиться, покуда живет в Яви человек, покуда слышится его дыхание, раздается плач, стон, смех, говор. Аилоунен внезапно поднялся с сиденья, и, выйдя из-за стола, прошелся повдоль своего ложа. Он был очень взволнован, расстроен и обижен и все эти чувства отражались на его красивом лице, в его ярко-голубых глазах, в его походке, и даже в том, как встревожено тер правитель ладони друг о дружку. Вейрио глянул на Аилоунена, и теперь в его взгляде уже не было былого пренебрежения к тому, что перед ним отрок. Нынче сын тофэрафа Люлео Ливере смотрел на Аилоунена и видел в нем, ну может не взрослого мужа, но хотя бы своего ровесника, посему он немного помедлил, а после сказал то, о чем думал сам, и что ему не было велено передавать:

— Царь Манялай не хочет биться с вами наследник Святозар. Он готов уступить трон… трон правителю Аилоунену, лишь бы вы даровали ему жизнь. Но его заставят вступить с вами в войну, потому как знать и пажрец, вас очень бояться, и наслышаны они о том, что случилось в Артарии. Эйролий — Феорфий— Элеф— Теовер— Леру Кевкальский, который собрал под своим началом четыре тысячи, требует от тофэрафов разбить ваши сотни воинов, и убить вас и мальчика…. вернее правителя Аилоунена. И как бы мой отец не хотел, вступать с вами в бой, ему придется подчиниться, так как у него другой бой… бой за Неллию. — Вейрио замолчал, уважительно посмотрел на Святозара, и, вздохнув, продолжил, — уходите сейчас… Сейчас пока есть время, пока вас не убили, пока не началась война с Восурией… Я хочу вам вот, что поведать, моему отцу доложили, что к восурско-нелльской границе движется дружина правителя Ярила, и если они подойдут, то войны не избежать… Но наследник Святозар, мы… мы живем в этой стране и должны решать ее беды, должны, что-то делать, чтобы спасти умирающий наш народ. Но зачем вам это надо, мой отец не может понять? Зачем вы пришли и чего хотите? Аилоунен, лишь только Вейрио начал говорить, остановился, а выслушав его до конца, подошел к столу, оперся ладонями о ровную столешницу и спросил:

— Вейрио, ну, мы поняли, с наследником, что твой отец пришел сюда биться не за царя… Он пришел биться за свою землю, и наверно он хочет сам отрубить голову и царю и пажрецу и Есуанию, так? — Вейрио изумленно уставился на правителя, и еле заметно кивнул ему. Аилоунен широко улыбнулся и негромко добавил, — Вейрио посмотри на меня… вспомни кто ты и кто я… Ты, что ж думаешь, брат мой… я мальчик, отрок… который прошел этот дальний путь, покорил на своем пути деревни, подчинил людей… Я мальчик? Присмотрись внимательней, ты— сын и отец гавров, ты— победитель извечных врагов моего народа, кого ты видишь перед собой отрока или зрелого мужа, мальчика Риолия или великого правителя Аилоунена? Правителя и кудесника великих народов моего и твоего отца Бога огня Семаргла. Аилоунен поднял вверх левую руку, и засвистел тихой трелью, и немедля она начиная от кончиков пальцев до локтя купно покрылась крошечными искорками яркого желто-красного цвета. Все эти горящие искорки— крупиночки так плотно облепили руку, что не стало видно ни кожи, ни одеяния на ней. Миг и искорки замигали, по первому беспорядочно, а посем стали мигать все вместе, потухая, и загораясь одновременно. Еще мгновение и крупиночки лучезарно вспыхнули, и тогда рука правителя загорелась ярким, густым желто-красным пламенем.

— Ах! — вскрикнул юноша и отпрянул назад.

— Не бойся, — улыбаясь, проронил ему Святозар. Он поднялся с сиденья, и, протянув руку, дотронулся пальцами до теплого горящего огня. И тотчас с руки Аилоунена на перста наследника перебежал лепесток пламени и заплясал, заиграл на подушечках его пальцев. А рука правителя вмале перестала гореть, и ярко вспыхнув, выпустив вверх несколько искорок, махом потухла.

Аилоунен покрутил рукой показывая юноше, что ни кожа, ни одеяние его никак не пострадали, а когда Святозар протянул к Вейрио руку с пляшущем на нем пламенем, сказал:

— Ты, Вейрио, отец гавров и мой брат, возьми этот огонь, отнеси его своему отцу. Да, передай ему от меня, кудесника Аилоунена, что если товторийская тысяча посмеет пойти навстречу моим другам восурам, я выйду из шатра и сожгу в магическом пламени огня Бога Семаргла не только их грязные тела, но и их грязные души. Иди Вейрио, и помни, кто я и кто ты, а отцу своему передай, правитель Аилоунен и наследник Святозар завтра утром ждут все ваши четыре тысячи во главе с эйролием— Феорфием-Элеф-Теовер-Леру Кевкальским на поле боя. Вейрио сидел, внимательно слушая правителя, и широко раскрытыми глазами смотрел на него, как только Аилоунен перестал говорить, он взял в левую руку свой шлем, оный дотоль покоился у него на коленях, и стремительно поднялся с сиденья. Юноша протянул правую руку, дотронулся до магического огня, и резвые лепестки пламени желто-красного цвета переместились с пальцев наследника на его пальцы. Медленно он поднес пляшущей огонек к глазам и широко улыбнулся, засим со всем почтением склонил голову в поклоне, перед правителем и Святозаром, развернулся и бодрым шагом направился к выходу из шатра. Одначе отодвинув в сторону полог, он внезапно остановился, повернул голову, посмотрел на правителя, потом перевел взгляд и воззрился на ярко горящий красным светом рубин в его венце, и нанова уставившись в его глаза, но уже так как смотрят лишь на старшего брата или отца, громко и торжественно произнес:

— Я верю, что вы правитель и кудесник Аилоунен! Я верю и хочу, чтобы вы завтра победили этих яремников Есуания! Я поговорю с отцом и своей сотней! До завтра, ваша светлость! Вейрио вышел из шатра, и закрыл за собой полог, а Святозар широко просиял, ибо не сомневался, что этот светлый и чистый юноша, чем-то так похожий на Аилоунена, есть:

— Юнлискюл, — озвучил он вслух свои думы и посмотрел на правителя.

— Да, Юнлискюл, — кивнув, с грустью в голосе отозвался Аилоунен. — Никаких сомнений, это мой младший брат, правитель гавров. Святозар опустился на сиденье, почувствовав, как на него от пережитого вновь навалилась усталость, и, обращаясь к правителю, все еще улыбаясь, добавил:

— Словно, друг мой, я нырнул в свое прошлое и опять шел в бой с небесным войском Сварога и видел истинных руахов, приолов и гавров, которых вели ты и твои братья.

— Ах, друг мой, — вздыхая, заметил Аилоунен, и, отойдя от стола, принялся прохаживаться возле своего ложа. — Не скоро, ты и я, увидим на этой земле руахов, приолов и гавров, ведь прежде эти люди должны родиться на этой земле, должны ступить на нее, познавая без принуждения веру в Богов…. А это будет, эх! друг мой, это будет не скоро. Но, я очень рад, что смог встретить моего брата. И рад, что он вырос в Сомандрии и его жизнь, в отличие от моей не подвергалась опасности… И, хотя я расстроен, не скрою от тебя этого, я расстроен, что их вера так ущербна и искажена, но, и, то хорошо, что они верят в твоего деда, великого Бога Перуна! Значит, они будут истинными воинами за нашу веру и на них не стоит накладывать повеленье, с ними надо поговорить.

— Да, я с тобой согласен, с ними надо поговорить, — протянул Святозар, и, поднявшись с сиденья, усталой походкой направился к своему ложу. — Но так, как все эти воины, в том числе и Люлео, видят в тебе пока лишь мальчика, говорить с ними буду я. Поэтому завтра, ты наложишь повеленье на тех, кто верит в Есуанию. И раз мы знаем имя Бога в которого верят сомандрийцы, тебе легко будет отделить одних от других… Все кто верит в Перуна и отзовется на зов, будут слушать меня, а кто отзовется на имя Есуания будут слушать тебя. — Наследник тяжело опустился на ложе, да принявшись стягивать с себя сапоги, утомленным голосом, добавил, — Аилоунен, я только об одном прошу тебя… Выстави людей, чтобы они следили за движением товторийской тысячи, я не хочу, чтобы пострадали мои горячие восуры.

А, я… — Святозар лег на ложе, подложил под голову подушку и зевнул. — Я так устал… Я лягу отдыхать… Потому что мой друг, я никак не мог дождаться, когда же мне наконец-то позволят прилечь на ложе. Аилоунен, все еще прохаживающейся обок своего ложа взад и вперед, услышав просьбу наследника, сразу остановился, и, беспокойно оглядев его, тихим голосом ответил:

— Конечно, мой друг, отдыхай. Тебе надо поспать, потому как ты опять бледен, а я пойду, распоряжусь насчет товторийской тысячи.

Доброго сна, тебе! Аилоунен направил руку, в сторону ярко светящихся шаров плывущих под сводом намета, и, дунув на них, притушил сияние. А когда шатер наполнился не тусклым полумраком, неторопливо обойдя стол, высоко подняв свою гордую голову, пошел к выходу из шатра. И как только правитель покинул шатер, Святозар, точно ожидающий этого, широко улыбнулся вспоминая слова Вейрио, каковой сказал, что к границе с Неллией идет дружина его отца Ярила. А морг спустя будто увидел перед собой молодого, темноволосого, с такой же темной бородой и усами и серыми глазами воеводу Путимира, который, вот сейчас где-то в полпути от Асандрии, вместе с воеводами Миронегом и Добромиром остановились на ночлег, ожидая восхода солнца, чтобы с первыми его лучами прийти на выручку к нему, наследнику великой и славной земли Восурской!