На этот раз Святозара разбудила Абуса, которая опустившись перед его ложем на колени, ласково гладила наследника по руке, и очень тихо шептала:

— Умхатис ДажьБога субухкахт! Амесафу санусеф онеф субухкахт!

Наследник открыл глаза, потянулся на ложе, ощутив каждую крупиночку своего тела и резко сев, посмотрел, на стоявшую перед ложем на коленях, служанку, сказав:

— Абуса, ну, вот, в самом деле, ничего я не могу понять из того, что ты тут так красиво говоришь. — Святозар широко зевнул и поспешил прикрыть рот рукой, в которой он все еще крепко сжимал предмет, коим трапезничал. — Гляди, Абуса, я так с ним и заснул, — усмехнувшись, заметил наследник и повертел предмет перед глазами служанки.

Абуса зыркнула на него, еще шире улыбнулась, показав ряд белых зубов, и протянув руку, забрала предмет, название которого Святозар так и не вспомнил. Служанка поднялась с колен, намереваясь уходить, но тут же замерла в низком поклоне, потому что в покои вошла Волыня. Теперь она была одета в длинное одеяние, но не белого, а золотого цвета и подпоясана на талии ярко-красным поясом усыпанным белым и розовым жемчугом. Богиня распустила свои желто-солнечные волосы, от которых расходился в разные стороны бледный, желтоватый свет, и поверх них, по голове, проложила широкую красную ленту усыпанную, как и пояс, крупным жемчугом. В правой руке морская владычица несла золотой кубок, она кивнула Абусе, повелевая удалиться, и служанка неторопливо выплыла из покоев. Волыня подошла к сидевшему на ложе Святозару, и, протянув левую руку длинными, тонкими пальцами коснулась его лба, удовлетворенно улыбнулась, и, протягивая наследнику кубок, очень мягко сказала:

— Ну, вот, теперь гораздо лучше. Теперь ты сможешь пить сам.

Святозар принял протянутый кубок, и, поднеся его к губам, быстро выпил солнечный нектар, и тут же ощутил внутри тела сильный жар. Такой словно загорелась каждая крупиночка его тела, а в груди, внезапно, взвилось высокое огненное пламя, подступив прямо к плотно сомкнутым губам. Еще миг, казалось наследнику, и желто-красное пламя, будто у ящера Гигинвера, вырвется изо рта и сожжет все кругом. Наследник вернул Богине кубок, и подумал о том, что все же хорошо, что они находятся в воде, а не на суше. А когда пламя внутри тела осело, коснувшись глубин желудка, молвил, обращаясь к Богине:

— Благодарю тебя, светлая владычица, за все, что ты для меня делаешь!

— Не стоит меня благодарить, славная деточка, не стоит, потому что меня отблагодарил твой отец. — Богиня нежно улыбнулась, и, вернувшись на свое сиденье, опустилась на него, едва опершись спиной о его спинку. — Внук Бога Сварога, сын Бога Перуна, смелый, сильный и яркий, как свет, витязь ДажьБог поклонился мне до самой земли…Куда же еще может быть большая благодарность. Ты, ему очень дорог, ведь сразу было видно как он тревожиться за тебя, оно и понятно почему… Ведь, впереди, у тебя трудный путь, когда я об этом думаю у меня в ужасе замирает и плачет душа…. — И в тот же миг с губ Волыни сбежала улыбка, а на лбу появились еле видимые тонкие, желтые паутинки.

— Что ж, светлая владычица, не стоит так за меня беспокоиться, — откликнулся наследник и улыбнулся. — Потому что я, в Пекле не собираюсь надолго задерживаться, как Бог Велес. Ведь надо мной, вряд ли сжалиться воевода Вий, да и нет у меня такой заступницы Азовушки. Моя жена, простая смертная, и такой тяжелый путь не пройдет. Поэтому я хочу сойти в пекельное царство освободить мать, излечить ногу и вернуться обратно. Так как, светлая владычица, если я решу в Пекле погостить, то много найдется желающих, хлыстом Вия, по моей спине пройтись.

Волыня, неотрывно, смотрела, своими зелеными глазами, на Святозара и хранила молчание, немного погодя, она поставила кубок на пол, возле ножки сиденья, как-то вымучено улыбнулась и заметила:

— Смотри-ка, и также как ДажьБог любишь пошутить, — и бедственно вздохнув, покачала головой. — Только это страшная шутка, и мне не хочется смеяться, а если подумать о том, что в твоих словах много истины, мне становится жутко за тебя, деточка. — Богиня сызнова прервалась и несколько раз моргнула, прогоняя навернувшиеся на зеленые, глубокие очи слезы. — Такая, ты, светлая деточка, так боязно за тебя… Зачем он и вообще тебя туда посылает, ведь я видела, сам тоже боится за тебя.

— Надо помочь душе матери, — ответил наследник и потер сомкнутыми в кулак пальцами бровь. — Некому кроме меня… Да и потом самое страшное, что может случиться со мной в Пекле это смерть, но я смерти не боюсь… ведь я уже умирал.

— Да, — протянула Волыня и еще несколько раз моргнула, подавляя подступившие слезы.

Святозар пододвинулся ближе к спинке ложа, опершись на нее спиной, и посмотрел в расстроенное лицо Богини, да пытаясь направить разговор в менее тревожное русло, спросил:

— Светлая владычица, тот предмет, который мне принесли вместе с едой, и коим, следовало, есть, как он называется? — Наследник усмехнулся, и, приткнув к губам, правый указательный палец, на котором ярко полыхал, белым светом, камень в перстне, досказал, — никак не могу вспомнить его название.

— Предмет, — отвлекаясь от своих не веселых мыслей переспросила Волыня, а после кивнула головой, догадавшись о чем спрашивает Святозар. — Он называется вилица.

— Вилица, вилица. — Наследник нахмурил лоб, настойчиво, что-то припоминая, и внезапно радостно вскрикнул, — точно, точно вилица! Такой вилицой я ел во дворце правителя Аилоунена, который вел за собой народы руахов, приолов и гавров… А, я, все никак не мог вспомнить, где же я, видел такую вилицу.

— Как ты сказал? — заинтересованно поспрашала Богиня, — Какие, ты, назвал народы?

— Руахи, приолы и гавры, — повторил не менее причастно Святозар.

— Руахи, приолы и гавры, — негромким голосом, пояснила владычица, и многозначительно глянула на наследника. — А, ты, знаешь, что эти народы Бога Семаргла, его дети, точно, как вы восуры, дети ДажьБога… Только Самаргл породил эти народы вельми давно, он их всегда любил и оберегал. Когда на земле был Всемирный Потоп, он спас эти народы, а засим когда сошли воды с Мать Сыра Земля, привел их по Млечному Пути к земле и расселил. Семаргл особенно дорожил первым человеком руахом, который родился в этом роду, и всегда опекал его, поговаривали… — Волыня замолчала, оглядела сидящего и внимательно слушающего ее, Святозара. — Поговаривали, что когда он создал первого руаха, он вложил в него капельку своей души… Уж больно тот был похож на Бога, и телом и душой своей пламенной… Наверно ДажьБог это не только слышал, но и видел.

— А, разве это плохо? — дюже тихо, словно боясь, что его могут услышать, спросил наследник. — Разве плохо, что в душу того руаха была вложена капелька души Семаргла?

— Не знаю, плохо это или нет, — также чуть слышно ответила Волыня. — Но одно я знаю точно, Сварог бы этого не одобрил… Ты же знаешь, что такое чаркол? — Морская владычица на миг затихла глянула, как у Святозара дрогнули губы, и он тяжело вздохнув, кивнул ей головой. — А, теперь, представь себе такого чаркола с капелькой души Семаргла.

— Нет, нет! — Выкрикнул наследник, и встревожено оторвав спину от спинки ложа, глубоко вздохнул через рот. А когда слева заколыхалась голубоватая рубаха, выпуская через жаберную щель воду, добавил, — с капелькой души Семаргла никогда невозможно стать чарколом, я это знаю.

— Да…,- улыбаясь, протянула владычица, и было не понятно, толи она спрашивает, толи поддерживает Святозара. — Думаю не одна я это заметила, — рассуждая вслух, проронила Богиня. — Не одна я это заметила… И, неизвестно хорошо это, или плохо, для тебя деточка. — Волыня, вновь замолчала, устремив взгляд на наследника, да нежным голосом, досказала, — но однако не стало на земле этих руахов, приолов и гавров. Живут их потомки, но это уже не руахи…

— Живут их потомки? — суматошливо переспросил Святозар. — И какой же это народ?

— Не помню, деточка, не помню, — задумчиво произнесла Богиня, и провела длинным, тонким пальцем по губам.

Святозар подался вперед, и, глядя прямо в глубокие, наполненные мудростью глаза Волыни, начал перебирать народы:

— Рядом с нами живут лонгилы, неллы, нагаки и игники. Правда, на берегу Восточного моря живут еще атинцы, но это даже не народ, а так жалкие крохи. Но атинцы не могут быть потомками руахов, потому что это остатки племен рутарийских.

— Атинцы… Нет, ты прав это не атинцы, — принялась перебирать название народов Богиня. — Ты, сказал, нагаки, нет и не нагаки, это молодой народ, пришедший из глубин южных степей. Игники это потомки венедов, детей моей внучки Мери и ее мужа Вана. О лонгилах я, вообще, слышу впервые… а вот неллы. Неллы, такое знакомое имя народа, что-то с ним связано в прошлом…

— Неллы предали наших Богов и приносят кровавые жертвы своему Господину Есуанию, это они все время подкармливают Черномора, — молвил наследник и гневно хлопнул ладонью по ложу.

Волыня зыркнула на гневный жест Святозара, и, улыбаясь, продолжила:

— Знаешь, а наверно эти неллы и есть потомки руахов, я, конечно, не могу утверждать точно, но, что-то связывает неллов и руахов.

— Не может быть…,- взволнованно прошептал наследник и закрутил на пальце перстень. — Не может быть, чтобы такой чудесный народ, который я знал впервой моей жизни, мог так опуститься и превратиться в это… В это подобие людей… не может быть…

Морская владычица, нежно посмотрела на встревоженное лицо Святозара, ее ясный, глубокий взор, казалось, заглянул в саму его душу, и, тихо вздохнув, Богиня пояснила:

— Да… ты, прав, неллы не потомки руахов… Руахи все погибли, все… Первые исчезли именно они. Они очень преуспевали в лечении людей и придумали снадобье, испив оное человек мог стать подобным Сварогу и жить вечно. Но на самом деле это снадобье оказалось ядом. Руахи, уже тогда не хотели и не могли рожать детей. Их народ был в основном средних лет и пожилой, они очень обрадовались этому снадобью и пили его, надеясь на вечную жизнь… Но вместо жизни и снадобья они получили смерть и яд. Сначала умерли молодые, затем все женщины, следом мужи средних лет. Остались лишь старцы и дети… И тогда на их земли и города пришли гавры. Они убили стариков и большую часть детей- мальчиков… И руахов не стало, они исчезли… Но гавры погибли следом, у них внутри народа началась междоусобная война за старшинство и трон. И за несколько десятилетий, они из великого народа превратились в жалкие крохи, и тогда эти крохи уничтожили племена рутарийские и приплывшие, из пределов Восточного моря, кожезеры. — Волыня смолкла, провела длинным указательным пальцем по губам и добавила, — но неллы, все же связаны с народом Семаргла и если я не ошибаюсь…Неллы это потомки среднего рода — приолов.

— Какой ужас, — пролепетал Святозар и тяжело передернул плечами. — Убивать друг друга, пить какую-то гадость, чтобы жить вечно… Зачем? Зачем? — И наследник с нескрываемой болью уставился в лицо Богини. — Ведь вечная твоя жизнь на земле это твои дети, внуки, правнуки, потомки. Если они у тебя есть, то телесно, ты, будешь жить вечно, а душа твоя…Она будет вновь и вновь перерождаться, разве это не чудесно? Познавать мир заново? Познавать любовь заново? Познавать себя заново?…Охо…хо… Ужас, до чего может довести безверие и предательство Богов.

Святозар так расстроился, что прилег на ложе, и затих, уставившись на ножки сиденья на котором восседала владычица. Он скривил губы, и, нахмурил лоб так, что на нем залегла тоненькая морщинка.

— Не расстраивайся, деточка, — заметила Волыня. — Не стоит… Ты, деточка, во всем прав, говоря о детях и о перерождении души, о вечном познании нового… Но люди когда забывают о простых радостях жизни, когда желают всего и сразу, да много, всегда так заканчивают… так как закончили руахи, гавры и приолы. — Богиня поднялась с сиденья и подойдя к наследнику, потрогала его лоб. — Сейчас, ты, отдохни, а когда я приду в следующий раз, и принесу солнечный нектар, мы сойдем с тобой вниз. Мы пройдемся по городу, и я посмотрю, готов ли ты продолжить свой путь. А, теперь, деточка, спи и набирайся сил, да не тревожь свою душу, тяжелыми мыслями. — Морская владычица развернулась и вышла из покоев.

Наследник долго смотрел в след прекрасной Богине, внезапно вспомнив доброго и чудесного правителя Аилоунена, который был необычайно щедр, и гостеприимен принимая их после сражения с дивьими людьми, в своем дворце в городе Хейвясёрви. Святозар вспомнил его красивое, несмотря на возраст, безбородое лицо, ярко-голубые глаза и темно-пшеничные волнистые волосы, звонкий и в тоже время мягкий, певучий голос, который повторял слова, точно из сказа:

Вспомнил наследник, его младшего сына отрока Мотакиуса с тоненькой, волшебной дудочкой. Его прекрасный каменный дворец с большими решетчатыми окнами, с чеканными дверями, да обложенными золотом и драгоценными каменьями стенами, и почувствовал внутри такую пустоту и боль, словно исчез из Яви, упившись яда-снадобья ни народ руахов, а любимый и дорогой, его душе, народ восуров.