Лишь только Пан и дасуни убежали, к решетке подошел Джюли и негромко засмеявшись, сказал:

— Ах! Все-таки он был хорош, с тройными лучами, мне понравилось. Вот только, как же я буду теперь камень пробивать без палки?

— Не беспокойся Джюли, — тоже хохоча, успокоил друга Святозар. — Вий вернет твою палку.

— Ты, думаешь, воевода, сможет вытащить из Пана палку? — спросил Джюли, переставая смеяться.

— Наверно. Я не знаю… вообще-то эту палку даровали тебе, — пояснил все еще улыбающийся наследник. — И она должна слушаться тебя, а почему, ты, не смог вытащить не понятно, может ты плохо тянул?

— Нет, Святозар, я тянул хорошо, это же моя палка, я к ней привык, — вздохнув, ответил Джюли. — И мне бы не хотелось, чтобы она осталась в этом малоприятном лбу!

Запел через какое-то время Джюли, он стоял возле валуна, прижавшись и положив на его широкую поверхность не только голову, но и часть тела, словно обняв.

— Что, ты, поешь Джюли? — поинтересовался Святозар.

Джюли поднял голову, выпрямился, и, развернувшись, посмотрел на Святозара, да широко улыбнувшись, тихо запел:

Он на мгновение прервался и тяжело вздыхая, пояснил:

— Это значит, Святозар:

— добавил Джюли. — Эта старинная песенка, мне пела ее моя нянюшка, очень, очень давно, а я позабыл ее, и даже никогда не вспоминал… Но когда тот, Люччетавий — Джюли Веспрейлия сгорел до тла, а столб повалился, и глаза Чернобога опять стали черными, я услышал голос моей любимой, старой нянюшки Лурейсии. Услышал ее голос и слова этой песни.

— Красивая песня, — тихо проронил Святозар, и, развернувшись, пошел на свое место.

Наследник лег на спину, подложив под голову подушку и ощутил внутри себя такую глубокую тоску и грусть, по своим близким: Любаве, отцу, братьям и сестрам, по тете и дяде, по Яронеже, и наставникам, и другам, и вообще по земле и по всем восурским людям. Он ощущал эту глубокую, затаенную в душе грусть и слышал, как тихо заплакала его лазурная душа, истосковавшаяся за всем тем, что так ему дорого. А Джюли вновь и вновь тихо пел песню, словно пытаясь запомнить, то правильное направление, которое избрала его душа и по которому должна теперь следовать. Святозар закрыл глаза и от тихо текущих слов песни, внезапно увидел, точно с высоты птичьего полета еле видимые полоски полей и лугов, темнеющие невдалеке покрытые густой листвой леса, хрустальные, наполненные чистотой реки и престольный град, что как древний витязь раскинулся на возвышении. Наследник открыл глаза, и поднялся на ноги, да опершись рукой о стену, замотал головой… отгоняя, отгоняя от себя видение родной земли. Нога опять разболелась, а после разболелись руки, спина и щека, и внезапно стало так холодно, что губы Святозара словно покрылись тонкой изморозью, тело стало тяжело сотрясаться, а во рту застучали зубы. От боли и холода наследник тяжело застонал, а Джюли перестав петь, повернул голову, и беспокойно воззрившись на друга, спросил:

— Ты, чего Святозар?

— Все сразу разболелось, и я так замерз, — ответил наследник, и, почувствовал поступь воеводы. — Там чего Вий идет? — поинтересовался он.

Джюли глянул вперед, и, усмехнувшись, сказал:

— Ага, идет, пыхтит Вий, а с ним идет Пан. Ах, нет, он не идет, дасуни поддерживают его под руки и ведут… Закрывай глаза, Святозар!

Через мгновение, совсем рядом послышалась тяжелая поступь воеводы и его возглас: «Человек, затвори очи!» Наследник закрывший глаза, как только об этом ему сказал Джюли, шагнул вглубь темницы. Теперь он не просто сотрясался от холода, а уже даже не чувствовал кончиков пальцев на руках и ногах, кончики ушей и носа, наверно пора было пить настойку смольего дерева.

Вий подошел к решетке, и тихо зашипел, в тот же миг дверь заскрипела и начала отворяться. Воевода шагнул вперед и дотронулся пальцем до лба наследника, и тут же взяв его правую руку, вставил туда кубок, да встревоженным голосом, добавил:

— Человек, пей настойку смольего дерева, ты очень холодный, да поживей.

Святозар поморщил лицо, но так как зубы громко стучали, и, понимая необходимость ее пить, поднес к губам кубок, да, задержав дыхание выпил, всю горькую настойку разом, а после закашляв, вернул Вию кубок. А малость погодя ощутил жар разлившийся, разбежавшийся по крови, наполнивший все тело и даже кончики пальцев, носа и ушей теплом.

— Ох, ну скривился — то как, скривился, — проронил воевода, принимая кубок. — Не сурья это оно и так понятно… Но и морщиться так не зачем?

Вий развернулся, вышел из темницы, и решетка заскрипев, затворилась.

— Ты, вот, что мальчишечка, ложись и отдохни, а то у тебя столько нонче потрясений было, не ровен час, захвораешь еще, — молвил Вий, наверно увидев, как надрывно передернул плечами наследник. — Ложись и отдыхай, а Иглед тебе позже принесет еды, да Маргаст помажет мазью. А пока, ты, отдохни, да наберись сил.

Святозар слышал, как Вий тяжело развернулся и тронулся от темницы ко дворцу, но внезапно, раздался умирающий голос Пана:

— Паскопочка, а я…

— А, чо ты? — грубо спросил Вий.

— Как же, чо, паскопочка? — плаксивым голосом, протянул Пан. — Ты же обещал, что раз сам не смог вытащить эту палку, то заставишь человека ее вытащить.

— Ах, ну, да, да, да, — отозвался воевода и наследник услышал, как он вновь вернулся к решетки темницы. — Мальчишка, ты зачем Пану в лоб загнал палку, ты думаешь это смешно, да?

— Нет, Вий, — передернув плечами и шагнув к решетке, ответил Святозар. — Это не смешно… Но Пан, чего добивался то и получил… И палку я вытаскивать не буду, пусть ему ее вытащит Чернобог, которым он тут меня запугивал.

— Чего, — раздраженно произнес Вий, а потом наследник услышал, как засвистел хлыст, и гулко вскрикнул Пан. — Я тебе по запугиваю… ишь ты, храбрый, нашелся… Думаешь, я, чо не знаю, кто Чернобогу о мальчишке рассказал… Ты думаешь Пан я такой, как ты дурашман?… Да, я в Пекле от начала начал живу, и я таких дурашманов, как ты, всех переживал… и тебя дурафья переживу… Ишь, ты, запугивает он, а вот и прав мальчишечка, пускай тебе эту палку, которую даже мне не удалось вытащить, Чернобог и вытаскивает.

— Паскопочка, паскопочка… это я пугал человека, пугал, — оправдывался плачущим голосом Пан. — Пугал, чтобы он разрешал наказывать душу и не вмешивался в дела Пекла.

— Он сначала бил Джюли, засим пугал меня, что испросит соизволенье у Чернобога, для того, чтобы разорвать меня на части, а после оскорблял имя моего отца, великого и славного витязя ДажьБога, называя его трусом, — гневно молвил Святозар.

— Паскопочка, паскопочка, — подвывал Пан и быстро, быстро затараторил. — Какое соизволенье, какое разорвать, да Чернобог чуть меня не убил, узнав, что я человека посохом стукнул в глаза. Он паскопочка, был так зол, так сердит. Он запретил, запретил дотрагиваться до человека пальцем. Он сказал, чтобы ни один волосок не слетел с головы человека. Да и я бы никогда, никогда не нарушил волю Чернобога, ты же знаешь, паскопочка, как он наказывает, — внезапно Пан прервался, наверно, потому что сказал, что-то лишнее, а Святозар вдруг услышал страшный звук, похожий на рычание медведя.

— Ты, дурашман…,- прорычал Вий, и вновь засвистел хлыст. — Значит, я прав это ты, дурашман, сказал ему про человека. Зачем? Зачем?

— Нет, нет, паскопочка, — испуганно подвыл Пан. — Я не говорил, он узнал все сам… Он видел как открылась дверь и как прятался человек в ниши… Он паскопочка, сказал, что ждал прихода человека и знал, что человек придет… Это не я говорил… это все демон Босоркун, он был на докладе…

— Босоркун, — тяжело задышав, повторил имя демона Вий. — Босоркун ему доложил.

— Да, да, паскопочка, Босоркун, — точно всхлипывая добавил Пан. — Чернобог вызвал меня, это было как раз, после того как мы закрыли человека в темнице. А рядом с троном стоял Босоркун, Чернобог спросил меня, как себя чувствует человек… Я, паскопочка, очень испугался его, и не знал, что ответить, поэтому сказал, что плохо, плохо и он скоро умрет. Но Чернобог от моих слов, пришел в ярость, и глянул на меня, глянул…а я упал, я так испугался… А он мне сказал, что человек должен жить… должен не умереть, и, что не надо было его так хлестать, достаточно было одной плети, зачем надобно было так разрывать его спину, и его лицо… Чернобог сказал если человек не выживет, то тогда не буду жить я… А, я еще сильнее испугался и сказал, что он выживет, потому как его лечит Маргаст, и что от кнутов раны не кровоточат, а только кровь течет из ноги, там плохая рана… А Чернобог усмехнулся и добавил: «Так и должно быть, пусть течет оттуда кровь, человеку подскажут, как надо остановить кровь. А ты Пан, если хочешь жить, не мешай человеку, пусть он делает то, зачем сюда пришел… потому что это надо мне…»- Пан на миг прервался, порывисто вздохнул и продолжил, — а когда, когда Чернобог увидел, как я обжег глаза и лицо человеку, он был так зол на меня… Он… паскопочка… он, хотел убить меня, и очень тревожился за человека, и все время спрашивал о его глазах и лице… Паскопочка, и каждый раз, когда он о нем спрашивал рядом стоял демон Босоркун.

— Босоркун, — встревоженным голосом, повторил имя демона воевода. — И чего это там задумал Чернобог и Босоркун… а Пан. Ну-ка сознавайся, ведь наверняка ты подслушал…

— Совсем немного, совсем немного, я подслушал, — дюже тихо зашептал Пан и наследник обратился весь вслух, чтобы расслышать его слова. — Босоркун вел человека по его пути, прямо из Славграда в Арапайские горы, до царства гмуров. Потом шел за ним до Восточного моря, на миг потерял его в царстве Волыни, а после был рядом до царства Черномора и когда он вошел в проход, Босоркун поспешил в Пекло на доклад к Чернобогу. Но Босоркуна посылал следить за человеком сам Чернобог.

— А откуда Чернобог узнал, что я отправляюсь в Пекло… — удивленно переспросил Святозар. — И зачем ему надо было следить за мной?

— Ему надо было, чтобы человек дошел до Пекла, обязательно дошел, — прошептал Пан.

— Зачем? — теперь спросил воевода.

— Это я, не знаю паскопочка, клянусь твоим именем, не знаю, — загнусавил Пан. — Паскопочка, пусть человек вытащит палку.

— Не вытащу, — гневно отозвался Святозар. — Не вытащу и все тут… Раз Чернобогу нужен я живой, так мне теперь нет нужды прятаться… Так, что будешь, ты, Пан ходить с лазурной палкой во лбу, до тех пор, пока на ней не распустятся листочки.

— Ох, нет, только не листья, — простонал Пан, и как показалось наследнику, упал.

— Кхе… кхе, — закряхтев произнес Вий. — Листочки это хорошо, а то я уже очень, очень давно не видел листочков.

— Паскопочка, паскопочка, — дюже бодро выкрикнул Пан, и, похоже, поднялся с земли. — Не слушай, человека, не надо листьев. Может Чернобог и терпит тут его и его свет, но листочки в моем лбу он не потерпит, и что же тогда… а тогда меня не станет. — Пан громко всхлипнул. — А вместо меня здесь будет командывать твой враг Босоркун или к примеру Мора или Черная Помочь.

— Ой, нет, только не Босоркуна и не Черную Помочь, — недовольным голосом, откликнулся Вий.

— Конечно, конечно, зачем сына менять на Босоркуна, — обрадовано зашептал Пан. — Да, и потом, паскопочка, эта палка дар Радогоста душе и ее надо вернуть этой душе. Иначе она никогда не пробьет камень насквозь и не выполнит повеление Радогоста.

— И это верно, — заметил воевода и тяжело переступив, зашипел, решетку опять принялись отворять. — Мальчишечка, — обратился Вий к Святозару, — вытащи палку из лба Пана, прошу тебя.

— Вий, если ты просишь, я вытащу, но прежде пусть Пан пообещает, что больше не тронет эту душу, — ответил наследник и убрал с лица упавшую на него прядь волос. — И пусть, Пан, пообещает более никогда не оскорблять моего отца, великого ДажьБога, сына Бога Перуна и внука Бога Сварога!

— Пан, ты слышал, что хочет человек? — поспрашал Вий и тяжело переступил с ноги на ногу.

— Ах, ах, ах, паскопочка, так болит голова, плохо слышу и почти ничего не вижу, — застонал Пан, и слышно было, как зашипели кругом него дасуни, наверно поддерживая умирающего.

— Жаль, Пан, что ты не слышишь, и не видишь, — вздыхая, пояснил воевода. — Выходит, не будет тогда мальчишка, вытаскивать палку.

— Паскопочка, — сызнова бодрым голосом, откликнулся Пан. — А если я дам обещание, он вытащит палку.

— Ты, Пан, зря тут пререкаешься, — проронил Святозар. — Гляди, мозги у тебя скоро лазурными станут, вот точно как посветлели руки Джюли, так и у тебя посветлеют мозги, ведь на палку была нанесена моя кровь.

— Ох! — испуганно выдохнул Пан и торопливо зашептал, — обещаю именем моего отца Вия, не трогать эту душу и никогда не оскорблять великого ДажьБога, сына Бога Перуна и внука Сварога! А теперь тяни, тяни скорей!

Пан подскочил вплотную к наследнику и выставил вперед свою голову.

— Погоди, погоди, — воскликнул воевода и подошел к Святозару. — Он, сейчас обморозит руку об твои разумные лучи, я сам положу его руку на палку.

Вий взял правую руку Святозара и положил ее на палку. Наследник сжал ее и потянул на себя, но палка крепко держалась во лбу Пана и не поддавалась, точно не желая покидать хорошо обжитое место.

— Ну, же, выходи, — раздраженно сказал наследник.

И сызнова потянул палку на себя, а та внезапно, мягко, и плавно, словно катятся сани по наезженной дороге, пошла на Святозара. Еще мгновение и палка уже была в руках наследника.

— Ох, ох, ох! — застонал Пан, и наследник услышал, как громко цокая своими копытами, тот покинул его темницу.

Вий стоял какое-то время рядом, и молчал, потом он протянул руку, схватил подбородок Святозара и приподнял его, да откинув с лица наследника волосы, тихо, словно разговаривая сам с собой, сказал:

— Не может быть… неужели ты, мальчишечка, за этим сюда пришел? — наследник услышал в голосе воеводы одновременно страх и тревогу.

— За этим, зачем, за этим? — не понимая вопроса Вия, ответил Святозар. — Воевода о чем ты говоришь? Я тебя не понимаю, ты как Чернобог — то, не на пускай тумана. Коли, что-то хочешь узнать, возьми напрямую и спроси… А я, тебе честно, все отвечу.

— Честно ответишь…,- раздумчиво произнес воевода, и осторожно провел пальцем по глазам, носу и губам наследника. — Что ж ответь тогда, зачем тебя послал в Пекло ДажьБог?

— Он послал меня, — ровным голосом отозвался Святозар. — Чтобы я освободил душу матери, которая по моей вине попала сюда… ДажьБог знал, что моя душа будет страдать, думая о том, что именно я повинен в мучениях Долы. Поэтому он поведал мне, как я могу ее освободить, и я пришел и освободил.

— Вижу, — чуть слышно протянул воевода. — Правду, ты, говоришь… потому что душа твоя светлая врать не умеет… — Вий немного помолчал, и вздохнув, добавил, — ох, ох, ох! Эти Боги, вечно, что-то выдумывают, вечно им, что-то надо от таких как ты… Бедный, ты, мальчишечка… столько страданий, столько боли перенес… Теперь мне ясно, зачем ты сюда пришел, и почему тебе сохранил жизнь Чернобог. Одно только не понятно, что же он дальше предпримет… ведь ты все равно остался светлым.

— Вий, я тебя не понимаю, — удивленно, молвил Святозар. — Может, ты поделишься со мной своими мыслями и расскажешь, зачем Чернобог сохранил мне жизнь и позволяет лечить ногу.

— Эх, мальчишечка, мальчишечка, — откликнулся Вий, и нежно провел рукой по его волосам. — Иногда неведение, лучше знаний… Сиди здесь тихонечко и прошу тебя, прошу тебя не связывайся с Паном…поверь мне то, что задумали Боги не понравится тебе…

Воевода отпустил подбородок наследника, развернулся и вышел из темницы, послышался скрип затворяемой решетки, а Святозар зная, что Вий сейчас уйдет, шагнул к двери и негромко заметил:

— Воевода, но я всегда считал в жизни: «Легче тому, кто видит лицо опасности». Поверь мне, лучше знание, чем неведение. И почему ты, считаешь, что мне не понравится то, что задумали Боги?

— Сиди тихо и наслаждайся неведением, — как-то слишком грустно проговорил Вий, и протяжно выдохнул. — И не в коем случае не связывайся с Паном… Потому, что если Чернобогу ты нужен живой и здоровый… — Воевода вновь выдохнул. — Это может быть еще хуже, чем разорванный на части.

Вий громко зашипел и гулко топая своими ногами, ушел к себе во дворец. Не успел еще смолкнуть его топот, как Джюли громко засмеялся, а Святозар открыв глаза, увидел его счастливое и довольное лицо, и отогнал от себя всякие мысли о неприятном разговоре с воеводой, в ответ улыбнувшись. Наследник посмотрел на лазурную палку, которая наполовину была в бурой, вязкой крови Пана, и, наклонившись, вытер ее о край покрывала, да протянув Джюли, добавил:

— Выходит Джюли у Пана в голове и вовсе мозгов нет, потому как попади такая палка в мою голову, да войди в нее на такую глубину, я тут же бы умер.

— Жаль Святозар, что ты не видел лица Пана, — разворачиваясь к камню и принимаясь за свой труд, откликнулся Джюли. — Лица Пана, когда Вий вышел из твоей темницы и повелел закрыть дверь, совершенно позабыв про своего истекающего кровью и умирающего сына.

— Я, конечно, не видел это, но слышал, как Пан стонал, — засмеявшись, ответил Святозар. — Наверно у него был такой же несчастный вид, как и плаксивый голос.

— Дасуни идут, — кивнув в сторону дворца воеводы, сказал Джюли, и улыбка сбежала с его фиолетовых губ.

И правда, вскоре, со стороны дворца пришли двое дасуней с кнутами в руках и встали один около валуна Джюли, а другой с правой стороны темницы, возле решетки.

— Зачем вы пришли, — вопросил Святозар дасуня, который стоял с правой стороны от темницы. — Чего вам тут надо?

Дасунь повернулся спиной к темнице и наследнику, и, распустив длинный кнут, положил его конец на землю, тот второй служка, который стоял возле валуна сделал тоже самое.

— Эй, дасунь, ты чего не слышишь моего вопроса, — раздраженным голосом, окликнул служку Святозар, и подошел вплотную к решетке.

Дасунь развернул голову, посмотрел с интересом на наследника своими впалыми глазами, и тонким, точно щелочка ртом ответил:

— Его мудреность, воевода Вий, повелел нам охранять тебя, чтобы тебе никто не мог навредить.

Святозар тяжело вздохнул, понимая, что теперь под охраной злобных дасуней Джюли будет дюже тяжело добыть для него воду.