Уже минут пять-семь я шел в сопровождении Ближика по городу Молога, чье название совпадало с названием провинциального городка средней полосы России, затопленного в сороковые годы двадцатого столетия Рыбинским водохранилищем. Не скрою, мне хотелось военюриста первого ранга милиции послать…

Туда, куда Макар телят не гонял…

А может и дальше…

Но потом я подумал, что не имею права подводить Лину присущей грубостью, и, скрипя сердцем, нейронами мозга или душой согласился, чтобы он меня проводил, чем самым его крайне обрадовал.

Пешеходная дорожка к этому времени практически опустела, редко удавалось заметить отдельно идущего человека. Только в таком случае он не спешил, хотя нельзя было сказать, что шел вразвалочку. Видимо, рабочий день уже и, наконец-то, начался, впрочем, трамваи продолжали курсировать по улицам, только с меньшим количеством людей внутри салона. Сам город к этому моменту наполнился бряцанием, гудением, лязгом и даже треском. Хотя звуки воспринимались достаточно удаленно, а может всего-навсего тихо. Лишь немного погодя, я понял, почему стали различимы данные звуки, просто прежде звучавшая музыка стихла. В городе не было слышно обыденного мне гула от движения автомашин или сирен спецтехники. Да и грузовые машины появлялись не так часто, и в основном они не направлялись в центр города, а сворачивали в ближайшие переулки, которые (как я видел) исполняли роль въезда на территории заводов, окруженные с двух сторон самими корпусами зданий. Главным образом это были грузовики с небольшой грузоподъемностью, с цельнометаллическими, желтыми кузовами типа фургон вагонный и распашными задними дверями.

Яркие лучи звезды Усил так мощно наполнили улицы города, точно отразившись от ровного и явно помытого полотна дороги, сверкающих рельс, кирпичных каркасов зданий и затемненных стекол. В их переливах над крышами здания проступали разноцветные полосы, на вроде радуги, голографического изображения, где сами оттенки красного, оранжевого, желтого, зеленого, голубого, синего и фиолетового медленно двигались, одновременно, перемещая на себе символы, скорей всего, указывая название того или иного учреждения, завода. Походу эта дуга воспроизводилась или проецировалась на незаметные для глаз экраны, потому как смотрелась какой-то плавающей вдоль крыши и видимой со всех сторон, создавая эффект присутствия. Впрочем, не затемняя саму голубую даль небосвода.

— А, что у вас за задание Лина? — после достаточно продолжительной паузы спросил военюрист первого ранга милиции. Он шел рядом, слева от меня, покачивая в такт движению правой рукой и порой касаясь моей. Так, что мне все время, казалось, делал это нарочно, таким образом, желая совратить Виклину и вызывая во мне еще большее раздражение.

«Задание. Я уже и забыл думать о задании, а этот репей надо же вспомнил», — подумал я про себя, напрягая свои ограниченные по количеству извилины мозга, и стараясь хоть как-нибудь выкрутиться из сложившейся ситуации.

— Да, задание, — отозвался я неуверенно, отдаваясь в правление собственной изворотливости и брехливости, однако, не собираясь как-либо вредить моей девочке. — Мне необходимо выяснить несколько вопросов у прохожих города Молога, касающихся самой жизни, истории нашей страны и в целом планеты.

— Эти данные вам нужны для общекурсовой дипломной работы, — не то, чтобы спрашивая, сколько утверждая, сказал Ближик и рука его, качнувшись, вновь задела, словно огладив тыльную сторону ладони Лины.

«Вот упырь, приставучий», — злобно ругнулся я, и, сделав небольшой шаг вправо по ходу движения, таким образом, увеличил расстояние между нами.

— Да, вы правы, — протянул я вслух, стараясь, все время следить за речью и не допустить в ней мужского рода. — Это задание к дипломной работе. Вы, Ближик, не хотите мне помочь, — я теперь слегка развернул в его сторону голову и улыбнулся. Наверно, это вышло очень мило. Хотя мне желалось не улыбаться, а настучать ему по кумполу. Впрочем, это было рискованно, даже в моем собственном теле, не говоря о хрупкой Линочке, оно как военюрист первого ранга милиции, несмотря на кажущуюся мягкость мускулатуры, смотрелся достаточно крепким и сильным.

На его полные темно-красные губы со вскинутыми вверх уголками вновь накатила улыбка, создав на лице прямо-таки оскал во весь рот, от испытываемой радости у него даже приоткрылись, ярко блеснув темно-карие глаза. Они именно блеснули, да столь насыщенно, что я вздрогнул, впервые увидев или только приметив такое.

— Разумеется, хочу! Буду рад вам помочь, Лина. Что нужно делать, — торопливо ответил он, однозначно, убеждая меня в том, что он не ровно задышал к моей девочке. И тем снова вызвал во мне чувство раздражения, отчего я дернул в сторону голову, и тягостно скрипнул зубами. Впрочем, уже в следующий миг, немного обдумав сложившуюся ситуацию, смирил собственное раздражение и мало того пошел, так сказать, на сближение с Ближиком, не только в смысле разговора, но и шагнул к нему ближе. Просто мне захотелось узнать об этом месте, куда я попал, как можно больше, а для того нужно было усмирить собственную ревность. Да и данная ревность во мне совсем не имела право на существование, так как вопреки возникшим к Лине чувствам мы с ней не могли бы строить отношения.

— Нужно в виде рассказа изложить общие принципы жизни на нашей планете. В частности осветить вопросы, касающиеся климатических, культурных и исторических особенностей нашей страны. Ее месторасположения на континенте. А также данных о соседних странах, денежной единице, государственном строе и форме правления, — принялся выдумывать я на ходу, стараясь сейчас задать направление повествования военюристу первого ранга милиции которое меня интересовало и могло, так-таки, ответить на вопрос: «Земля ли это? И если Земля, тогда какая страна, на каком континенте».

— Государственный строй, форма правления, — вторил вслед за мной Ближик и с его губ как-то и вовсе медленно, точно нерешительно слезла улыбка. — Какое-то странное у вас задание, Лина. Это же рассказ ни на одну минуту. Здесь нужно время, а так как у наших граждан рабочий день составляет шесть часов мне, кажется, вы не скоро сумеете выполнить свое задание. И быть может лучше обратиться с такими вопросами не на улице, а целенаправленно прийти на предприятие. Уверен, таким образом, обратившись к общественному самоуправлению любого предприятия, вы получите предельно интересные ответы. — Он смолк, и, повернув в мою сторону голову, воззрился на меня, да тотчас, видимо, поняв, что расстроил, дополнил, — но если вам очень надо, Лина, я могу вкратце рассказать. — Я торопливо кивнул, одновременно, согнав с лица разочарование, а Ближик между тем дополнил, — а по поводу политического строя, так не только в нашей стране Тэртерии, но и в целом на всей планете Радуга он единый и называется общий. Данный политический строй обуславливается общественной собственностью на средства производства, полным социальным равенством, отсутствием классового и национального различия, разграничения между городом и деревней, умственным и физическим трудом. Сам труд является не средством для выживания, а первой потребностью человека, подобной питанию, сну, отдыху, основанному на творческом вдохновении, когда от каждого гражданина по его способностям и каждому по его потребностям. — Военюрист первого ранга милиции резко прервался, его взгляд зыркающий из-под верхних век, наползших на середину глаз, сейчас наполнился замешательством, а насыщенно-драматический голос понизился в звучание, — хотя вы это и сами знаете, Лина, — досказал он, очевидно, подумав, что был не тактичен, выказывая собственные знания. Ближик дернул руку вверх и поправил синюю пилотку с восьмиугольной звездочкой в центре, слегка сместив ее налево, тем самым, демонстрируя короткие темно-русые волосы в солнечных лучах чуть-чуть отдающие медным отливом.

— Нет! Нет, Ближ, все в порядке, — отозвался я, и для поддержки даже кивнул. — Вы рассказываете именно так как мне надо, спасибо.

А город между тем несколько видоизменился.

Во-первых, с кирпичными каркасами и большими затемненными окнами заводские строения здесь пропали, а на место им пришли двухэтажные здания. Это были не крупные каркасные постройки, собранные из бревенчатых панелей (напоминающих наши сэндвич-панели) разнообразных оттенков, частично замещенные по фасаду высокими и широкими полотнами стекол, особенно на первых этажах. Внутри зданий располагались магазины, столовые, кафешки, а между продольно стоящих торговых стеллажей, стеклянных и холодильных витрин, холодильных шкафов, большущих бонетов демонстрирующих не только продукты питания, одежду, но и туалетные принадлежности, посуду, прохаживались люди. Одетые с тем же разнообразием в различного фасона и цвета юбки, шорты, брюки, рубашки, футболки и майки, среди них, впрочем, явственно просматривались люди в форменной одежде. В основном молодые девушки в голубых рубашках с коротким рукавом и белых до колен юбках. Впервые я их увидел в книжных магазинах, которые поместились в отдельных зданиях, словно сами книги были в почете у этого народа, потому для них отводились индивидуальные помещения. В данной части города также появились и дети, по возрасту едва ли достигшие семь-восемь лет, они в основном находились подле женщин, реже мужчин. Не скажу, что в магазинах, как и столовых, кафе людей было много, просто они там имелись. Рестораны, кафе и, вероятно, бары, располагаясь также внутри зданий, представляли собой небольшие помещения, где всего-навсего, что и имелось так с десяток круглых столов, с высокими спинками деревянные стулья, да стеклянные прилавки с едой и двумя-тремя служащими.

Во-вторых, сами улицы города расширились, появились широкие перекрестки и едущие по ним на велосипедах с алюминиевыми рамами, амортизационными вилками, изогнутыми рулями и мощными колесами в основном пожилые люди. Теперь трамваи стали ходить реже, делая промежуток между ними в десять-двенадцать минут, точно уменьшилось их в количестве.

А голографические изображения, в виде оттенок красного, оранжевого, желтого, зеленого, голубого, синего и фиолетового медленно двигались, перемещая на себе символы, не только над крышами зданий, но и по самим стеклянным стенам первых этажей. И тут создавая эффект присутствия, одновременно, не затмевая своей чуть вибрирующей поверхностью внутреннюю обстановку помещений.

Глядя сейчас на эти здания, и находящиеся в них кафе, магазины, в целом обстановку, на велосипедистов, планировку улиц, я все больше находил сходства со своим городом, домами, техникой. Впрочем, сами люди, их опять же сияющие улыбками лица, смех (пусть и не громкий, но жизненный), блестящие глаза выдавали в них каких-то удивительно удачливых жителей города, а может и всей страны. Единственно, что в этом городе меня поражало, это отсутствие клумб, деревьев, и даже малой травинки, точно растительности, здесь запрещалось произрастать. Или данный участок города оставался всего-навсего промышленной зоной, как говорится не нуждающейся в легких планеты, походу, даже самого малого их кусочка.

— Планета Радуга третья по счету от Усила, — продолжил между тем Ближик, теперь начав издалека, радуя меня четкостью излагаемого, точно отточенного в школе. — Она является пятой среди девяти планет системы Усил. И крупнейшей по диаметру, массе, плотности среди планет радужной группы. Имеет естественный и единственный спутник Ях. Всего на Радуге семь континентов и пять омывающих их океана. В связи с отсутствием расового и национального различия, общерасовым языком является древнеславянский с отдельными звуковыми вибрациями санскрита. Центральным городом планеты Радуга значится город Пылдин, в котором заседает первый совет народных депутатов, выбранный путем открытого голосования от трудовых коллективов, молодежных организаций всех стран. В Пылдине также находится избранный на съезде депутатов, проводимом раз в семь лет, кабинет министров, осуществляющий управление нашей планетой. Кабинет министров отчитывается перед съездом народных депутатов, ему в свою очередь подчиняются административные органы стольных городов государственных объединений. Наши города, это все-таки промышленно-административные центры, в которых располагаются заводы, фабрики, предприятия бытового обслуживания, магазины, а также центры развлечения: кинотеатры, библиотеки, музеи, театры, центры образования: начального и высшего. Сами же граждане проживают в поселковых центрах в сельской местности недалеко от городов.

Ближик замолчал, а я до тех пор напряженно внимающий ему тотчас туго вздохнул, потому как из услышанного понял, что нахожусь, однозначно, не на Земле, а на какой-то другой планете, хотя, видимо и схожей с нашей. Ну, там своим расположением в планетной системе, диаметром, массой. Да, и вообще с очевидностью собственным климатом, животным и растительным миром.

Есть же такая гипотеза про Антиземлю. Глорию или Нибиру, еще ее зовут. Планету, которая обращается вокруг Солнца по орбите, что и наша Земля. Она как бы находится на противоположной точке относительно Земли, поэтому заслоняемая Солнцем, не видна нам. Эта идея, как считается, шла из глубокой древности, восходя корнями к Египту. Из верований египетских жрецов следовало, что не только люди, но и планеты имеют астральных двойников или ангелов-хранителей.

Астральных двойников…

«Что ж такое возможно», — подумал я, сразу с теплотой вспоминая Лину. Ее красивую, пропорционально сложенную фигуру, белокурые волосы до плеч, темно-синие миндалевидные глаза и идеально ровные, светло-красные губы. Ощущая ее запах, напитанный сладостью распустившихся цветов, свежестью и необычайным пряным ароматом, напоминающим горько-миндальный вкус, на губах, языке, нёбе. И, кажется, даже не замечая, что ощутил я его именно в теле Виклины, на ее губах, языке, нёбе.

Вероятно, даже не столько разделяя взгляды египетских жрецов, сколько желая, чтобы Виклина, Лина, Линочка оказалась моим астральным двойником, схожим и, одновременно, отличным от меня человеком.

— А деньги, войска, религия? — чуть слышно выдохнул я вопрос, не больно задумываясь о сказанном, оно как пребывал в каком-то тумане размышлений. Мне почудилось даже, что легкая дымка, сейчас образовавшись, окутала не только мой мозг, но и саму голову вокруг, сделав восприятие удаленно-расплывчатым.

— Деньги, войска, религия, — повторил следом за мной Ближик, и резко повернув голову, сдержал шаг, не то, чтобы остановившись, просто уменьшив его длину, и тем вроде как скинув саму скорость движения. — Странно, что вы об этом сказали, Лина, — теперь недоумение наполнило не только его лицо, взгляд, но и сам голос, погасив в нем всю драматичность звучания. — Я бы, наверно, даже о том не подумал, так как войска, война, деньги, кредитные отношения, ссуды, преступления, тюрьмы, алкоголизм и иные болезненные зависимости, как и понятия, являются на нашей планете уже лишь историческими терминами. Да и сама милиция, в которой я служу, давно изменила свои функции, впитав в себя судебные, административные и правовые полномочия и обязанности. Говоря же о религии.

Он внезапно прервался, потому как перед моими глазами поплыло пространство, и голова так закружилась, что все тело мотнуло энергично вправо, а потом также враз влево. Наверно, я врезался в плечо военюриста первого ранга милиции, так как в следующий момент, когда пришел в себя, вновь восстановив возможность руководить телом Виклины, почувствовал, как он придерживает меня под левый локоть, с беспокойством заглядывая в лицо. Во взгляде его карих глазах окутанных сверху розоватой склерой внезапно отразилось прекрасное лицо Лины, формой своей так похожее на сердечко то, которое рисуют, признаваясь в любви. А ее легкий горько-миндальный запах прямо-таки ударил в нос, словно впаивая навсегда аромат истинной любви в нейроны моего мозга, в личность или душу.

— Религия, одна из форм общественного сознания опирающаяся на чудодейственные силы или существа, — долетел до меня голос Ближика, и я в первый момент занятый любованием отражения Лины в его глазах даже не понял, что губы военюриста не шевелятся. — В нашей научной среде является всего-навсего одной из утопических концепций. И всегда рассматривается как особое образование, которое при ином развитии общества могло выполнять важные функции его развития и прогресса.

Я чуть-чуть качнул головой, и только теперь приметил, как шевельнулись полные губы Ближика, а после однократно дернулся вверх заостренный кончик его узкого носа, будто принюхиваясь ко мне или все-таки к Виклине.

— Вам дурно, Лина? — снова зазвучала его речь, и я догадался, он этот срок молчал, а пояснения о религии, видимо, информационно дошли до моего мозга несколько позднее, чем были озвучены им.

— Все пучком, — отозвался я, и мне показалось громкость только, что мною изданного оказалась схожа с шорохом. Поэтому я вздохнул глубже, и полностью подчиняя себе тело Лины, сказал много громче, — все в порядке, Ближик.

Он, тотчас ступил в сторону, и выпустил мой локоть из хватки. А я к собственному удивлению заметил, что мы с ним, оказывается, остановились перед широким перекрестком, который по правую сторону, расширяясь, переходил в прямоугольную площадь. Ограниченная с трех сторон двухэтажными зданиями (чьи стены облицовывали панели с зеркальным отражением), сама поверхность площади была покрыта темно-серыми, каменными плитами со стеклянным отливом и зеленовато-желтыми, мелкими вкраплениями (в лучах Усил поблескивающих отдельными каплями). Перед боковыми двумя зданиями располагались широкие цветники, обращающие на себя внимание растущими на переднем плане низкорослыми растениями голубых, лиловых, розовых колокольчиков и очитка, да словно обрамленных рослыми цветами белой, розовой, желтой и даже красной махровой мальвы. К моему удивлению и колокольчики, и мальва здесь не были рослыми растениями, а смотрелись только втрое уменьшенными клонами своих земных собратьев. Яркость цветов была так насыщенна, что слепила глаза, а окантовка из зелени листа и стеблей и вовсе казалась сочной, будто вчера распустившейся или хорошенько помытой водой.

Такими же эффектно красочными смотрелись расположившиеся вдоль клумб со стороны зданий вставленные в высокие золотистые флагштоки красные флаги. Хотя к этим знаменам правильнее было бы применить слово стяги. И это не только из-за их клиновидной формы, но и по причине имеющихся на концах двух, а то и трех косиц, довольно длинных. На самой ткани тех стягов, почти в центре, изображенные перехлестнутыми золотые серп и молот собственными ручками подпирали золотую восьмиконечную звезду.

Несмотря на как таковое отсутствие ветра флаги развивались, точно их движение, появление на поверхности ткани волн и складок, было вызвано искусственным путем. Ну, там нагнетанием воздуха.

Впрочем, сама площадь на первый план выводила скульптуру, повторяющую наш знаменитый памятник «рабочего и колхозницы», расположенную перед центральным зданием. Только в этом случае монумент был зрительно ниже земного, стоял не на постаменте, да и в руках «рабочий и колхозница» держали не серп и молот, а все тот же клиновидный, красный стяг. И хотя сам флаг развивался, от него во все стороны расходились, устремляясь вверх, касаясь боковых зданий, темно-серой со стеклянными отливом плитки покрывающей поверхность площади, широкие лучи, общим своим расположением создающие голографическое изображением восьмиконечной, выпуклой красной звезды.

Вся площадь, голографическая звезда, флаги, клумбы с цветами и, похоже, отдельные капли зеленовато-желтых вкраплений на плитке отражались в зеркальных панелях зданий, создавая эффект движения цвета, колыхания ткани стягов, отдельных вспышек красок и вибрации. От мерцания всего этого пространства у меня вновь закружилась голова, и вероятно, тело Лины опять качнулось.

И тотчас на место безмолвию, словно связанному с постоянным напряжением слуха и обобщенно мобилизацией всего организма, пришла общая слабость так, что у меня затряслись ноги в коленях, и заболел позвоночник по всей длине. А секундой спустя, я услышал зазвучавшую музыку, очевидно, она и раньше наполняла площадь, просто до меня донеслась только, что. Еще чуть-чуть и я признал в ней знакомую мелодию, соотнеся ее с когда-то известной революционной песней «Вихри враждебные». Впрочем, в этой песне басистый голос, сопровождаемый женским хором, пел не о кровавом бое, а о счастливой жизни, к которой шел рабочий народ.

Перед моими глазами опять качнулось пространство, и расположенные объекты потеряли свою четкость. Однако данное плывущее состояние длилось недолго, может несколько секунд, и уже в следующий момент пропало, а слух уловил смешение звуков песни и барабанной дроби, звучавшей ни в унисон с мелодией. А мой взгляд выхватил идущего по пешеходной дорожке нам навстречу не большого отряда ребятни.

Они шли прямо к перекрестку, поэтому так хорошо было видно ступающего впереди барабанщика, на поясе которого был укреплен небольшой красный барабан. Не только у этого мальчика, выстукивающего по кожаному основанию барабана тонкими деревянными палочками, но и у других ребят, одетых в бермуды, шорты, футболки и рубашки с коротким рукавом, на шее находились повязанные алые шейные косынки (тик-в-тик, как пионерские галстуки у советских детей). Хотя у этих галстуков развивающиеся кончики венчались двумя золотыми длинными косицами, наподобие тех, что имелись у стягов.

Нельзя было сказать, что дети чеканили шаг, это стало особенно заметно, когда они, повернув налево, выступили на саму площадь, направившись к стоящему на нем памятнику «рабочего и колхозницы», они просто шли. Не вразвалочку, конечно, так как сохраняли общий строй, шествуя попарно, но и не всегда поддерживали ряды. Видно, основой их похода было не отставать, соблюдать дистанцию и, одновременно, иметь свободу движения, основанную на осознанном подходе к общепринятым законам и традициям данного общества. А светлые улыбки, озорной смех, и плывущая от ребятни радость, указывали на их счастливую жизнь в идеально созданном для них родителями, предками обществе, стране, и в целом на планете.

— Значит у вас в стране, — с трудом шевельнув языком, точно он опух во рту у Лины, сказал я, пытаясь до конца разобраться в услышанном от Ближика. — Религия также является историческим термином, как войска, война, деньги, кредитные отношения, ссуды, преступления.

Я резко оборвал собственную речь, потому как понял, что больше не могу ничего говорить, да и последние слова у меня получились какими-то растянутыми, невнятными. К собственному ужасу я с трудом сомкнул рот, и слегка вздев голову, посмотрел на это голубое небо насыщенное лучами звезды Усил, втянул в себя нежный аромат цветов, расположившихся в клумбах и чуть горьковатый дым, поднимающийся от распаренного асфальтного покрытия. Туман теперь плеснул мне прямо в глаза, заслонив небосвод планеты Радуга, а барабанной дроби, вторил звук проехавшего справа трамвая, совсем не громыхающего своими колесами по рельсам, и тотчас послышался голос военюриста первого ранга милиции Ближика:

— Да, нет же. Религии у нас никогда и не было. Ни при каком общественном строе и даже при первобытнообщинном. А все, потому что наши праотцы всегда предпочитали верить только в собственные силы, не создавая в себе понимания творения самого мира связанного со сверхъестественными силами. Религия у нас на планете рассматривается всего-навсего как форма возможного развития общества. Она существует в виде утопической идеи, где общественный строй, основанный на использование одной категорией граждан труда наемных рабочих, для собственного обогащения, в сочетании с религиозным воззрением, которому свойственно наличие определенной, иной реальности, на каковую человек должен ориентировать свои поступки и жизнь, создает модель идеального общества.

Голос Ближика затих, его полностью забила барабанная дробь, которую отбивал по основанию своего красного барабана мальчик. А перед моими глазами, в дымчатом просвете тумана, появилась радуга, наблюдаемая на Земле при освещение Солнцем после дождя, или та самая за которую эту планету, когда-то назвали Радуга, древние борейцы. Теперь и как-то вовсе разом ослабли мои ноги, руки, перестало ощущаться тело… Тело Виклины, Лины, Линочки и единственно пока воспринимаемая голова качнулась вправо, словно я стал заваливаться в эту сторону. А после я увидел опутанный в покрывало мельчайших огоньков мозг, схожий с небольшим желто-розовым телом, легохонько вибрирующий собственными стенками. Внезапно и очень быстро вся эта вязко-тягучая субстанция зрительно вздрогнула и будто выпустила из себя удивительное по красоте сетчатое покрывало, по форме и рисунку схожее со снежинкой. Впрочем, не ажурно бумажную, которою вырезали из бумаги, а напоминающую ледяной кристалл в виде звезды имеющей шесть лучей. Круглая середина этой снежинки была дополнительно графлена линиями, а сами лучи держали на кончиках еще более тонкие хвоинки с малой крохой света, прежде внедренных в нейроны мозга моей девочки. В те самые электрически возбудимые клетки, которые обрабатывали и передавали информацию не только в меня, но и в саму Виклину… В то, что создавало нас как мозг, личность, душу.

Жуткий холод, как-то махом охватил отделившуюся голубо-серебристую снежинку, и, порывистый ветер дернул ее куда-то вправо, и тотчас ощутимо за ней, с ней или лишь в ней я полетел в ту же сторону. Отмечая для себя нарастающую скорость и мелькание белого сияния или только белых лопастей вентилятора в нем. А потом я услышал мелодичное: «раз, два, три, четыре…» однако выводимое не моими губами, мозгом, а всего-навсего слышимое, сопровождаемое мелодично-звонким стуком деревянных палочек об основание барабана. Еще чуть-чуть того полета, дуновения и вот уже я сам стал повторять данный счет, а на смену белым лопастям вентилятора пришел танец синих огней, однозначно, поддерживающих определенный ритм движения. Поднимаясь по часовой стрелке вверх, они словно удалялись и с тем загорались именно дальние в отношения меня. А после, совсем неожиданно белое сияние заместилось серым, черным цветом. Точнее даже черно-махровой, плотной темнотой, в которой остановилось всякое движение, дуновение, звук, как, походу, и само время.