— И чавось тама? — спросил Крас, который то глядел увыспрь следя за спуском вечей, то зекал на действа отрока.
— В там ащё лазейка, — ответствовал Борила, и, вынув из впадины руку, вкупе с Лиходейкой, поднялси с присядок, разогнув спину. — Тобе не пролезть… да и мене тоже будет тяжко тудыли спускатьси…
Вельми там крутой спуск… прядётси тобе меня на уже опущать.
— Неть… овый ты не полезешь, — покачал вутрицательно головой парень и зане свёрху ко нему съехала котомка со светочами, и уложенными охабнями, принялси сымать её, развязывая узлы.
— Тавды… тавды Гуша помрёть, — еле слышно произнёс малец, и горестно вздохнул не смеючи молвить про Быляту. — Ты ж понимашь лезть усё равно надобно… Спуск крутой, дна не видать… Будёшь дёржать… я ж полезу… коли чавось не так, гикну те… ты мяне ураз вытащишь.
— Неть, — наново несогласно пробалякал Крас, да вотпустив отвязанну верёвку склонилси, вукладывая на пол котомку.
— Чаво неть… чаво…, — гневливо выдохнул мальчонка, и, задрав главу, посотрел у чёрный проём дыры, с призывно мерцающими у нём масенькими звёздочкам, да прогамил, — дядька Сеслав, скинь ужу…
Туто-ва ащё водна лазейка… лезть прядётси по верёвке.
— Ладненько, — раскатисто долетел до них говор воина, и зычно заухала уся впадина, от стен оной словно отскочило то словечко.
— Полезу я, — отметил Крас, споймав брошенный к няму конец верёвки.
— Я тобе не удержу, — загутарил мальчик и протянув праву руку увысь положил её на плечо парня, и не шибко егось сдавил. — Крас, у мене ж сила имаитси… ты ж про то ведаешь… И сила та от Ясуней… да нешто Асуры Подземного мира тогось не взвидят… Да-к и таче… ты усё равно в таку щель не пропихнешьси… я и то со трудом, а ты и вовсе николиже… Ежели чё не так пойдёть, я за гикаю, — парень же, беспокойно сматывающий на руке у клубок ужу, понуро покрутил головой, не желая отпущать мальчишечку. Тогды Борила вобратилси к Лиходейки, выспрашивая её, — Ворогуха, иде стрелы Перуновы… далече до них иттить?
— Не-а… ня далече, — отозвалася лихоманка, и вжесь вовсе ярче засветилася, почитай васильковым светом. — Мянуешь эвонту лазейку, а тамось ужось и пештера, а у ней… у тех стрел Перуновых видямо-нявидимо… у стены натыкано… я тобе покажу…
— Крас…, — протянул имечко парня Борила, и ищё живее сжал евойно мощно плечо. — Тутась недалече.
— Не знаю… страшусь за тя…, — молвил тихонько вьюноша и голос евойный слегка дрыгнул, не ведая на чё ряшитси. — Страшуся… оно як ты тудыка спустишься, и чаво с тобой прилучитьси… як… — парень на миг смолкл, порывисто вздохнул, и ужекась паче твёрдым гласом продолжил, — як я тобе тадысь способлю… Уж коли выбирать… меж тобой и Гушей, то я тобе сберу.
— Отец-то твойненький…хи…хи…хи, — вдругорядь заскрыпела скверным таким смехом старушенция, и порывисто замахав крылами, обдала робяток спёртым запахом подземелья. — Без ентих стрел тоже ня жилец… не-а… огонь Цмока вмале ягось приберёть… а вопосля и тогось у оного щека вубгорела… Вогонь тот злющий… и в неть… в неть от нягось спасения ни комуся.
— Як… як сице, — испуганно вскликнул отрок и рука его, съехав с плеча Краса, увпала к низу.
— Цмок рождён мочью ЧерноБоже, — продолжила свои пояснения Лиходейка, перьмешивая баляканье с неприятным хихиканьем. — И усё чё от нягось родитси… поидаить свётлое… И вогонь тот, вжесь вон не жаркий, сугревающий як у Семаргла… вон хладный, злющий, вон пекельный… Коли ваши соратники не испьют отвару из стрел Перуновых… вусе… вусе вони вугаснуть…. усе… так-то.
— Слухаешь, Крас, — произнёс мальчишечка, стоило токмо Лихорадке замолкнуть, и, дёрнул увысь руку, осветив ейным васильковым светом лико вьюноши.
— Слухаю, — прошептал тот в ответ и томительно вздохнул. — Обаче окромя тябе… — Крас сызнова умолк, и, кивнув главой у сторону шелестящей крылами старушенции, вельми внимательно вслушивающуюся у разговор робят, отметил, — ты для мене дороже.
— Со мной усё будять ладненько, — балабонил успокоительно отрок, и веря у благоприятность исхода тогось чё наметил, вулыбнулси. — Я жо тобе сказывал…Озем и Сумерла вони ж от Ясуней… вони ураз заметят, шо мене вухраняеть знак Велеса… Ня вубидят они… никак у то неможно, забидеть подручника Велеса, мяне значить… А ежели Ворогуха ня брешить и огнь Цмока и упрямь могёть вбить дядек Быляту и Сома… як тады нам?
— Вубъёть…вубъёть, — вклинилась у баляканья Лихорадка, и яростно закивала своей головёшкой да сице, шо у тот же миг затрепыхались ейны паутинные ноженьки и рученьки. — Вон… вэнтов вогонь зачурованный… у нём кады б вы ведали чавось заключяно… усё… усё злобство и хмарь Пекла… вон их убъёт… у то без сумления.
— Цыц, — прикрикнул на старушенцию парень. Да тут же дунул ей прямо у мордашку, отчавось лихоманка вельми сильно сморщилась, мгновенно схоронив у мельчайших бороздах свои глазёнки, кыи в энтов раз горели почитай багряным светом. Крас како-то времечко стоял молча, судя по сему раздумывая чавось предпринять, вон хмурил свой лоб, подымая увыспрь высоко посаженны, мохнаты брови, а опосля сызнова муторно вздохнув начал медленно кряпить ужу к свому поясу, як и Сеслав обмотав егось округ стана, да сымать с собе ножны с мячом.
— Борюша… соделаем утак, — обратилси он к мальцу, кады пристроил меч на полу, обок котомки со светочами, туды ж уложив и кресало с кремнем, да обхватив собе верёвкой. — Я скину удол… у впадину значить ужу и ты по ней зачнёшь лезть… да сам поглядишь смогу ль я тудысь пробитьси.
— Лазейка вузка… у тобе плечи не пройдуть, — пробачил Борила, довольный тем, шо парень усё ж согласилси егось вотпустить.
— Оно можеть токмо туто-ва… по первому вона узка, а там… там… дальче раздастси, — пояснил парень, и без промедления присел на корточки, да киданул у лазейку иной конец ужи. Лягохонько зашуршав по камянной стеночке вуползла кудыличе-то униз вярёвка, вжесь то была не вобычна ужа, а змея-ужак, прислужник подземных Богов. Боренька скумекав, шо Крас до зела за нягось трявожитьси, присев подле парня, и заглядываючи у впадину, протянул тудыкась леву руку с лихоманкой, да озарив ейным светом стены, прогутарил:
— Добре коли вон раздастси и ты смогёшь у нягось пройти, я те о том гамлю.
— Сице и сговоримси, — обрадованно шепнул Крас, словно сымая с душеньки тяжкий груз, и кивнул отроку главой. И тады ж мальчоночка приблизилси к впадине уплотную, а вьюноша, напоследях потрепав евось по разлохмаченным светло-пошеничным волосьям, поднялси. И встав у полный рость, вупёрси, для крепости, подошвами сапог у гладь пола, руки ж плотно прижав ко стенам.
Обхватив ужу ручонками, обёрнутыми у лоскутки ручника, малец, слез у лазейку, вытянув уперёдь ноги да на немногось съехал по проёму униз.
Тяперя, впадина, по оной на спине сползал мальчишечка, была втак узка, шо евойны плечи касалися стен, а кожа вукрываемая холстом рубахи вощущала гладкость камня, вельми прохладного. Мелькающая пред очами Лиходейка, лишь Борила углубилси у лазейке, стала святитьси вяще тускло, словно ускорости собираяся совершенно погаснуть.
Мальчику усё времечко приходилось вудерживатьси на верви намертво цепляяся за неё руками, оно як лаз был дюже крут.
— Ты… як? — услыхал он голос Краса, спустившись ащё покудова недалече.
— Ладненько… усё ладно… токмо узко тутася, — немедля откликнулси мальчуган, продолжая свой спуск удолу. Вскоре угол склона стал более отвесным и оттедась, с под ног, которые загораживали усю видимость, не давая возможности углядеть чавой-то там, дохнуло на негось тёплым духом, нонече не жаром, а лишь тяплом. Борилка чуточку прибавил ходу, при ентом начав вупиратьси коленями у стену супротив няго, когды вжелал вутдохнуть и вотдышатьси. Мрачность впадины и тусклость глубоватого свечения исходящая от лихоманки не вдавала ясности из чаво эвонти стены сработаны, токась вощущалось, шо вони каменны и ровно-гладенькие.
Вдругорядь, замерев сице на месте, лёжучи на спине и вуткнувши колени у стены, отрок узрел пред своим ликом Ворогуху, оная заглянув у егойны очи, тихонько проскрыпела:
— Так… кудыличи вы йдёте?
— Пшла… козявка противна, — произнёс мальчонка и резко выдохнув, продолжил свой спуск.
— Ты, чавось, — отметила Лихорадка, усё ащё трепыхая крылами, ноли касаяся их мнимой лёгкостью кожи лица мальчугана. — Думашь я не зрю знака Велеса на тобе?… Зрю… зрю… и ничавошеньки я не пужаюся… ничаво… ни твово Ёжа, ни кротов, ни вужей… Я ж Лиходейка, дочура я Мары и ЧерноБоже… менё ни чё вубить не могёть… ни чё… Вокромя Ясуней… Крышни, Велеса, Перуна… у них сила ву та… ву та… божеская есть… Вони могуть со мной справитси… вони, ня вы… — Старушенция замолчала, пыхнула у сторону мальчика рдяными глазами, да хихикнув, добавила, — а вы для мяне не встрашны… Вы для мене ни чё ни взначите… Вжелала я токмо выяснить кудыли вы йдёте… вот и повела вас сюды… А туто-ва отродяся стрел Перуновых не було… отродяся… от то я усё выдумала, абы прознать… прознать… вызнать.
— Чаво? — взволнованно поспрашал Борила и перьстав сползать по лазейке удол, остолбяневши да вупершись у стену коленами, выззарилси на лихоманку.
— А чё слыхивал… чё слыхивал… хи…хи…хи… — пропищала Лихорадка, и волосня ейна, долгая, блёкло-серогу цвету, засвятилася васильковым светом. — Тутася отродяся стрел Перуновых не було… И ваш болестный какова я цилувала и у те двое коих Цмок вугнём ожог сдохнуть… да тудыличи им и торенка… А ты… ты, тако препротивный мальчишка исполошилси… попал упросак… Тяперича схватють тобе прислужники Оземы и Сумерлы да сожруть и николи не узришь ты Богов, и не смогуть вони пособить… не дойдёшь ты до них, занеже ихни чертоги вельми отседова долече… А вужи, кроты и грибы у эвонтих подземельях трудятси и проглотють тобе, аки токмо ты к ним сползёшь… ни воставив, ни ручек, ни знака Велеса… Сице, ежели вжелаешь с жизтью не расстатьси чичас же гутарь мяне куды вы йдёте… Куды?…Куды?.. — сувсем ужо злобно закликала Ворогуха и нанова глас её стал гулко-хриплым, отдаваяся пронзительным скрежетом и граем в ушах отрока, а глазищи ейны увеличившись попеременно засверкали то кумачным, а то чёрным светом.
— Ах, ты!.. ах, ты, мерзка подлюка, — сёрдито дохнул мальчонка и не мнее гневливо зекнул очами у лихоманку, мечтаючи прябить яё к стенушке кулаком. — Нуте прям я тобе испужалси… прям я… Токмо Лихорадка не далася докалякать мальчику, и перьбивши егось, верезгливо догудела:
— Да-к тысь чичаса скатишьси удол и безвозвратну ву там сгинешь. И покедова Борюша, воткрывши роть, обдумывал чавой-то тако сказать Лихорадке, та унезапно подалася увысь, и, оторвавшись от волоска, свяркнула пред очами отрока слепящим сизо-голубоватым светом, таким ярким, шо тот на чуток сомкнул очи, да отпустивши правой рукой ужу взмахнул ею, надеяся вухватить таку гнусну лихоманку. Да, старушенция у тогось движения вернёхонько вожидала, посему резвенько стуканулася своим, пыхающим светом, тельцом у каменну стену и тась от ентого сияния раздалася надвое, образовав у собе глубоку да нешироку щёлочку. Ворогуха злобствующе хихикнув, сложила купно свои мотыльковые крылушки и вспрыгнула у эвонту расщелину, опустившись на каменну поверхность водной ноженькой. Тут же вона лягонечко качнулася да выпустила из собе мельчайшие сине-зелёные крапинки света, кои брызнули прямо у лико мальчонки секущими кожу льдяными и вострыми крошками мельчайшего камня.
— Ох! — вскликнул от нежданности и боли отрок, почуяв як те остры каменья воткнулися ему у кожу щёк, лба и ано губ. А злокозненная Воргуха, обдав мальца вэнтими осколками, у тот же морг исчезла, потухнув, будто вутрення звёздочка у небесной тверди, да сообща с ней пропала и щёлочка, и сизо-голубой свет. Токась продолжала святиться, едва видимая бледно-голубовата, паутинна ноженька потерянная Лихорадкой при побеге, дотоль привязанная волоском к пальцу мальчишечки.
— Эй…эй… ты….козявка, — прошептал Борила, и схватилси правой рукой за ужу, вощущая як от натуги заболела лева, продолжающая у то всё времечко крепко вудерживать евойно тело почитай на весу. — Чаво ж днесь делати? Чаво ж?.. — смятенно вопросил вон, обращаяся к энтой кружащей окрестъ няго хмаре. Но унезапно из посечённых вострыми каменьями засечек на лице начали течь машенькие капли юшки, оные не мешкая оборачивалися у жёлтяньких бчёлок. Мальчик чувствовал аки усё больше да больше вытякаеть из у тех ссадин капель крови, и зрел як пред егось очами зажужжали несколько крохотных бчёлок… Прошло маленечко время и к у тем нескольким добавилося ащё десятка два… Апосля сызнова два, и вот ужось висела пред глазьми отрока небольша стайка бчёлок. Засим юшка свярнулася перьстав вытекать из засечек, боль пропала, по-видимому, ссадины на коже затянулися. Бчёлки тихочко жужжа сблизилися у плотную друг к дружке, воброзавав тесный рой, и точно повысив звучание, зычно загудели.
Послышалося како-то чудное слитное рокотанье, будто застучали у бубен… при ентом всяк миг увеличивая силу вудара. Скоро у то ужось стучал не бубен, а словно загромыхали раскаты весеннего грома… и вдруг бчёлки ещё прытче сгустилися у своей стайке, кажися сжавшись у маленький, с кулак, клубочек и вобернулися у горящее ярко-златым светом воблачко. И тады ж рокотание стихло, а клубочек— облачко двинулось униз, вжесь освещая путь да призывая отрока спускатьси следом за ним.
— Иде… чавося…., — долётел, оттедася… сверху, тихим эхом глас Краса.
— Туто-ва… туто-ва… усё добре, — торопливо откликнулси мальчишечка, разумея беспокойство парня, и не сига не колеблясь, продолжил свово движенье по лазейке. Слезаючи по уже униз, вон усё продолжал ослонятьси спиной на каменну стену, иной раз помагаючи собе и ногами. Немного погодя впадина накрянилася утак шибко, чё Борилкина спина заскользила по гладкости камня, а ужотко подуставши руки, поехали услед за телом и ножищами. Меж тем лазейка сё сильней и сильней клонилася, собираясь стать верно и вовсе откосой. Съезжая у тудыличи, к подземелью, про которое балякала Лихорадка, малец успел заметить, благодаря сиянию бчёлок, шо стены, мелькающие пред глазьми, как-то до зела ярко блистают… переливаяся, точно отражая златость воблачка. Проехав на спине, недолго времечко, он узрел, як впадинка расширилася, и крепки плечи мальчика почитай перьстали задевать стены. А чуток попозжа ноги Борюши соскользнули униз, и усё тело выскочило из лаза да повисло на евойном краю, оно як у последне мгновение вон крепче зажал у ладонях вервь и ву тем самым остановил свово движение. Ноне отрок находилси у широкой, полутёмной пештере, повиснув на уже на вытянутых руках. Склонив главу, мальчишечка посотрел на пол, до какового было не больче маховой сажени, да не в силах так вёсеть, вотпустил ужу и сиганул униз, приземлившись ножищами прямохонько на каменну гладь пола. Облачко, плавно слётев следом за мальчишечкой, нависло малёхо правее евось головы, и вельми лучисто вспыхнув, вдругорядь лягохонько зажужжало. А пред Борилкой воткрылася уходяща управо и улево каменно-земляная печера, толи копанная кем-то и кады-то, толи рождённа таковой.
Воздух у эвонтой печоре был дюже тёплым, можеть ано жарким, вроде як мальчишечка вуказалси у пожни знойным липенским дяньком. Чудны стены у ней имели какой-то полосчатый вид, ента полосчатость расслаившись на две глубоки борозды иссекала удоль и поперёк обе стяны. Из у тех прорех выглядывали остры края тёмных каменьев и кривых валунов. У неких местах смотрелися каки-то дивные перьходы слоёв, иде цвет менялси от серого до почитай чёрногу, от алого до зелёного, а тоненькие чешуйки каменьев, будто змеина кожа, переливалися паче светлыми цветами. Чарующие узоры на таких каменьях живописали чёрны жернова на белом полотне, аль на травяном болотные, точно порубленны полосы. И вязде на стенах та слоистость казала камни, оные распадалися на тонки лучи. Огромны пятна, иных цветов вяще тёмных аль наобороть светлых, украшали высокий свод пештеры, а у тех местах идеже стены перьходили у потолок зрились покатые складки, схожие с прибрежными, изогнутыми волнами, выходящими на чевруй. Сам же свод пештеры был порезан мельчайшими бороздами, напоминавшими морщинисто лико, покинувшей Борилы, злобной Лихорадки. Цвет стен особлива менялси от сближения со светом бчёлок и становилси паче светлым всяк раз, кады те волшебны создания подлетали к ним… Казуя то жёлто-зеленоватый, то серо-дымчатый, то ноли белый цвет. Бывало камень даже блистал, у нём веско вспыхивали мельчайшие синие, белые да рдяные искорки, а зыркающие своими кривенькими боками, из изломов, валуны пыхали лучистым златым отливом. Пол у печере был каменным и радужнозелёным, вон обладал кавким-то жирным блеском, словно егось натёрли маслом аль салом, а посему малешенька перельвалси. Чудилось, вон мягок на ощупь и кое-идесь также был схож с чешуёй змяи. Несмотря на витающую кругом мрачность в пештере не было тямно, там было сумрачно… Казалось сероватый, будто б парящий свет исходит из самих вэнтовых стен… ово ли от у тех широких полос, ово ли от тонких лучей, ово ли от разнообразных узоров, а може от самих кривых валунов. Одначе и при таких сумерках прекрасно разглядывались энти бесподобно изумительные красоты, вызвавшие в отроке восхищение сице, шо вон застыл на месте с любопытством осматривая печеру.
— Оу…оу…, — послухалось из лазейки, откедова днесь выглядывала висящая почти до полу ужа, верно у то кричал Крас, волнуяся за мальца. Борила беспокойно воглянулси, не ведая як предупредить парня, шо с ним усё ладно, а опосля глянув на светящееся обок воблачко, молвил:
— Бчёлки… водна бчёлка лёти до Красу… перьдай, шо у меня усё добре. От воблачка, без промедлению, отделилася такусенькая малюсенькая капелька жёлтогу света, тихочко зажужжав, она приблизилася к устам мальчонки… така прозрачно-желтоватая… и едва коснувшись верхней губёнки, зависла над приоткрытым ртом, ожидаючи повеления.
— Усё…усё у мяне добре… Жди мене, я вмале вярнуся. Некуды не уходи, — шепнул у той капле отрок. И тадыличе капля света светозарна вспыхнув обярнулася бчёлкой и абие воспорив увысь, исчезла у лазейке. Борила, меж тем, продолжал стоять, обдумывая куды-кось тяперича йтить, понимая водно, шо нонече от егось выбора зависеть жизть Гуши, да дядек Быляты и Сома, не смея не то, абы повернуть вспять, но пужаясь избрать не верну стёженьку— управо аль улево. Наконец вон поднял леву руку, и, разглядев висящу на ней тонюсеньку ножку подлой Ворогухи креплённой к евойному пальцу волоском, сдёрнув, скинул её на пол. Засим снял с ладоней ручники и скрутив их, поклал на пол под верёвкой. Да порядив ходють уперёдь, то есть на право, у надежде найти тамась прислужников Озема и Сумерлы, и, казав им знак Велеса, просить отвесть егось до Богов, двинулси тудыкась, а сказочно-ясное воблачко полятело осторонь освещая вэнтов пречудный Подземный мир.