Борилка катил у сноповозке в обратном направлении по тому перьходу, у коем, мерцали, переливаяся белы да зелёны искорки, отбрасываемые шёрсткой крота. Тока чичас мальчик не взирал на у те искорки, да и не обрачал вообче внимания и на сам перьходь.

Вупершись взглядом у спину мухомора вон обдумывал усё чё вуслыхал от Богов Подземного мира. Радуясь у душе тому, шо не струсил да не повернул назадь там в лазейке, иде егось покинула Ворогуха.

Скумекавши, тяперича, як важны и те знания, и та помочь посланные Оземом и Сумерлой, без каковой он николиже не добыл меча, без каковой николиже не довгадалси, чё торенка евойна не проста, а проложена так-таки для того, абы сбрать рать. Рать Добра супротив Зла!.. И у ту рать должны вступить не токась беросы— люди… братцы и сёстры его из росинок рождённые, у неё войдуть и духи, и волшебны народы с которыми малец встретитьси во время свово пути… и верно сами Асуры… таки як Валу. Оно ведь, як оказалося, не тока Валу ждёть освобождения от каменного полона, но и те… другие томящиеся у валунах воины… Эвонто, як пояснил Озем, были потомки велетов — мамаи. Сами велеты— великаны, рождённые Богами у начале начал, кадысь не жило ищё у Бел Свете человечьего роду, были дюже могутными. Моря им доходили до колен, а хребты вони с лёгкостью перьступали. Повелели Асуры, велетам, творить поверхность Бел Света: насыпая высокие взгорья, прокладывая русла рек, да впадины озёр, прорубая пропасти и ложбины. Были те великаны до зела сильны, горды и громадны. Ведь велий значить то великий, большой. А посему решили вони паче не трудитси там на оземи, возжелали взойти на Небо и править у самой Сварге… Дерзки таки посигнули на Божье, на у то чё им було не подвластно и не даровано. Да токмо Боги не пустили велетов у Небесны дали. Ведь сотворены они были для Бел Свету… Шоб у там на землях Бел Света рождатьси, жить, трудитьси, любить и вумирать. Обаче велеты не вуспокоились, не востудили свой гневливый нрав и принялися истреблять давеча появившихся на Бел Свете людей. Абы спасти человеков послали Асуры крылатых драконов, пыхающим огнём, и уничтожили сей недостойный народ, не вжелающий жить у мире. От тока не усе велеты погибли, некие вумудрилися выжить… Они притаилися у тех высоких, утесистых горах, которые когды-то созидали, да похищая человеческих дев, продолжили свой род на Бел Свете. Одначе от тех дев рождалися ужось не таки мощны и рослы детинки як велеты, а ребетёнки помельче… похудей и пониже росточком, поелику и получили они ново величание — мамаи. И хотя мамаи вже не вобладали таковой силой аки ихни предки, а усё ж перьняли от тех гневливый нрав. И зане сила их вуменьшилась, они наловчилися ковать мечи, да шибко чудно обучилися ими владеть. И, сызнова, як их предки стали нападать на людски племена. Токмо люди, к тому времечку повзраставшиеся и окрепшие, начали давать отпор мамаям. Раз как-то разгорелася битва на Бел Свете, и люди призвали у помочь свово Бога Громовержца Перуна, Асура Битв и Войны. Пришёл Бог, сёрдитый на вупрямство мамаев да начал жечь у тех за злодейства огненными молниями. В ужасте побёгли у разны сторонки горящие сыны велетов, но были и те, у том бою, ктось не спужалси Асура да вухватив у руки мячи ринулси на него самого. А Бог… Бог он чаво? Вон любить храбрых духом… Потому не сжёг он таких смельчаков, оные на самого Асура выступили. Перун обратил их у камень, шоб значить постояли… подумали, да горячий нрав маленько востудили. А таче Бог рассёк оземь надвое и скинул тех воинов каменных у Подземный мир Озема и Сумерлы. Скинув же повелел находитьси там мамаям, до тех самых пор покудова они не одумаются, да не пожелають, вступившись за людей, юшкой смыть пролитое на Мать Сыру Землю. Асур Озем изъяснив у то преданье, смолк, а опосля добавил, шо мамаи ужотко долзе томятьси у тех валунах, и непременно пожелають вступить у воинство потомка Бога Индры, и пойти за ним супротив панывичей. Ведь и велеты, и мамаи шествовали не по оврингу Чернобоже, а по Лунному пути Дыя… И будуть рады поддержать пусть и далёкого, но внука из его племени.

— И хотя, ты, Борил идёшь по Солнечному оврингу, — молвил Озем, и глас евойный загрохотал у пештере наполняя усю её да будто ударяясь о голову мальца своей мощью. — Но помни, чтобы спасти свой народ, должен ты собрать в свою рать и тех, кто движется по Лунному пути…

А для того, чтобы поклоняющиеся Дыю шли за тобой, не должен ты скрывать своё родство с Индрой… Знать должны ведомые тобой, вступающие в твою рать: духи, народы и Боги, что ты, Борил, потомок Лунной стёжки Дыя и Индры, сам ступающий по оврингу Сварога, ведешь всех прильнувших к тебе против их вечного врага Чорного пути самого ЧерноБоже. «От… от то лягко гутарить должён не скрывать свово родства с Индрой,»— думал Борилка и надсадно вздыхал. А як же поведать о том соотчичам, шо ждуть его там… у лазу… на макушке взгорья, да там… у неприютном продуваемом ветрами краю…

Як скузать, шо егось предок — сам Бог Индра… Як скузать, шо направил егось Крышня сбирать дюжу рать супротив самого Зла… Его — мальчонку, двенадцати годков…И аки вообче могуть пойти за ним: духи, народы и Боги…Як? Оно вроде бахвалиться то не привык отрок… У то не по-бероски считалась… балякать лишне о себе да хвалитьси. Учили егось и отец Воил, и мать Белуня, названная точно аки у та первая мать их роду… учили они быть засегда скромным… Скромным и гордым! Ибо гордый уважаеть собе, он обладаеть достоинством и духовно свободен, а значить внутренне чист. Николиже ня будеть гордый человек завидовать другому, ня будеть унижать аль зариться на добро чужое. Ну, а скромность— вона близонько шагаеть с гордостью… Она вроде як молвить — ты, человече, уважай собе и того, кто шагаеть сторонь… сторонь або далече… Береги свову жизть и жизть кажного бероса, кажного человече, кажной животинки, птицы, травинки… Ибо кажный из беросов дорог Вышне, кажный человече— Сварогу, кажна животинка, птица, травинка— Мать Сыра Земле… Ибо усе живые на Бел Свете… усе есть ребятёнки Божьи. За теми думками, мальчик и не заметил, аки сноповозка замедлила ходь. Крот як и у прошлый раз перьшёл на шаг, ево мощны когти застучали о гладкость пола, а вмале зелёны да белы искорки, покрывающие шёрсть, перьстав мельтешить, осыпалися униз. У перьходе наступила тьма. Нежданно мухомор негромко вок-нул и у тот же миг упереди чавой-то блеснуло… не лучисто сице, а како-то смурно, но у таком мраке вельми видимо. Неспешно волоча за собой сноповозку крот немного погодя вытащил её у новый проходь. И малец сей морг признал, шо предь ним та перва пештера у котору вон спустилси из лазейки, и идеже его так поразили морщинисты, полосчаты стены. А узрев дыру у стяне откудова выглядывала спустившаяся к долу ужа, дюже вудивилси. «Як же сице, — протянул про собе мальчуган и огляделси, тяперича у правой стенище, там идеже раньче находилась сплошна слоистая городьба, зияла широка щель. — У то верно Озем иной-какой проём воткрыл, шоб я Валу миновал… Чудеса да и тока!» И покуда крот, плюхая лапами по полу, вяло катил за собой воз, Борилка обхвативши левой рукой край борта, выпрыгнул оттедась и ступил на ноги. Мальчонка враз выпрямил спину и отпустив борт сноповозки, направил свову поступь тудыличи…к лазу. Поравнявшись с сидящим на облучке грибом каковой, тутась вже повертав главу, вызарилси на него крохами глаз, отрок, кивнув ему, молвил:

— Усё… далече я сам… А ты езжай к Асурам и кажи, чё мене до лазу проводил. Гриб, немедля, натянул вожжи и востановил крота, а Борила помня сёрдитый нрав животинки, шагнул маленько левее, обходя его утак, абы тот не мог дотянутьси и сызнова порвать рубаху, оную така добренька Богиня Сумерла взмахом своей купавой рученьки починила. Животинка однакось, учуяв дух мальчика, беспокойно зашевелила вусами да принялась поводить мордой. Тока гриб крепче напряг вожжи и звонисто ок-нул, и крот абие замер недвижно, судя по сему, пужаяся быть вдругорядь огретым змеюкой. Борилка ж размашистым шагом, наскоро обойдя замершу животинку, приблизилси к лазу и наклонившись споднял с полу лоскуты ручника.

Опосля вон, протянув леву руку, обхватил перстами ужу и резво её дёрнул… раз… другой… втретий… Ищё чуток и вярёвка натужилась у длани мальчишечки, а из лазу послухалси тихий, раскатистый о…о…о… у то, по-видимому, отзывалси Крас. Борилка, без задержу, задрал голову и зычно крикнул у проём:

— Тута… туто-ва я! Отпустив ужу, малец сунул, находившийся у кулаке, зачур у роть и начал обматывать лоскуты ручника вкруг правой да левой ладони.

Кадысь длани были готовы к подъёму, мальчонка нанова схватилси за верёвку и повярнув голову, посотрел на гриба, который никудыличи не вотправлялси наблюдая за ним, да пихнув языком слёзинку-камушек за щеку, прокалякал:

— Усё я вушёл…Молвишь Валу чё тяперича я ведаю як яму помочь и вярнусь… Вярнусь, пущай он мене ждёть! И вуслыхав в ответь от разумногу гриба негромкое уок…уок начал подыматьси на руках уверх… туды к проёму у лазейку. Борюша будучи дюжим, вмале ужось достиг круглогу проёму да влез у лаз. Тама вон восторожненько повернулси и лёг на спину, шоб не сломать хоронящиеся под рубахой Перуновы стрелы. Не вуспев ащё толком-то располжитьси на спине мальчонка почувствовал як резвенько стал он возноситьси увыспрь, судя по сему то Крас вытягивал на собе ужу, а посему Борюше надобно було лишь крепко держатьси за неё. Како-то времечко спустя, у то сколько прошло было не спонять, зане окрестъ него витала густа тьма, вервь чуток приостановила движение, и шоб не сползти униз отрок вупёрси коленами у стену лаза, да тут же вуслыхал прерывающийся голос Краса:

— Борюша… Борюшенька эвонто ты?

— Я…я… Крас, — ответствовал мальчик, прижимая языком зачур к правой щёке. — И стрелы… стрелы у мене. И абие его подъём продолжилси. Ужось Крас так мощно тянул ужу, шо инолды вярёвка проскальзывала меж ладоней, и Бориле чудилось вон сувсем не подымаитьси, а наопак улетаеть униз… Обаче то яму тока казалося, поелику немноженько погодя он узрел белёсое пятно проёма, а вскоре и саму дыру. Ещё пару рывков и рука мальчишечки отпустила ужу, и ухватилася за выступ проёма, а морг опосля сильны руки Краса, вже обхватив стан, вырвали егось из нутрей лазейки. А вырвав враз подняли, и поставили на ноги, на пол впадины, да крепенько вобняли, прижав к собе.

— Жив…жив… — взволнованно прошептал Крас и будто старший братец Борилы Пересвет уткнул у ево волосья лицо.

— Борюша…жив? — долетел свёрху не мнее растроганный голос Сеслава и сам он навис над дырой, низко опустившись желаючи разглядеть отрока.

— Жив… тутась я…, — откликнулси мальчуган и выскользнув из объятий парня, выложил изо рта на руку зачур. Засим маленько подавшись назад, малец споднял голову и вуставилси увысь. Там наверху ужось було светло… и солнечны лучи воза Асура Ра осенили не токмо земли Бел Света, но проникли и сюды у энту впадинку. От ясного того свету мальчик поморщилси, и сокрыв очи поспешно опустил голову, сице зарябило у няго в очах.

— Я добыл стрелы Перуновы… добыл, — радостно выкрикнул вон да стал тереть глаза тыльной стороной длани, а таче кадыся отнял руки от лица и воззрилси у лико Краса, увидал там каки-то тёмно-серы полосы. — Обаче надоть торопитьси, — добавил мальчонка и вулыбнулси парню, — Богиня Сумерла гутарила мене як их можно излячить.

— Ты зрел Сумерлу? — удивлённо вопросил Крас и лико егось легохонько посветлело.

— Агась… И Сумерлу и Озема… но об эвонтом пожже… посем… а ноне надобно у стёженьку обратну отправлятьси. — И Боренька кивнув на вярёвку, креплённу на стане парня, молвил, — сымай Крас ужу и у торенку… шибче. Парню не пришлось дважды балякать, он верно то усё времечко, кое отсутствовал мальчик, до зела перьживал и не токмо за отца, и соратников, но и за няго, каковому никак ни мог спомочь. Потому Крас резво снял с собе вярёвку, и, вытянув ейны остатки из лазу, скрутил у масенький клубок выужённый конец, да, размахнувшись, выкинул егось увыспрь к Сеславу. И покуда старший воин крепил ужу к свому поясу, парень поклал у котомку усё спущенное во впадинку: охабни, светочи и принесённые мальчуганом стрелы, да привязал её ко свободному концу верёвки. Обвязав свой стан ужой Сеслав мигом поднял наверх котомку, а засим и мальца, и вжесь с помочью Борилы вытащил на макушку бугра тяжеленного Краса, оный большу часть пути пролез сам, шоб у то було быстрее. Кадыличи усе трое соотчичей встретились на макушке и Сеслав, слегка отдышавшись, вобнял отрока, который стал тяперича словно родненьким для них усех человечком. Мальчуган, нежно огладив ражую руку воина с выпуклыми, крепенькими жилами да заглянув у егось серо-зелёны очи, вопросил:

— Дядька Сеслав скока мене не було?

— Ночь… ноченька минула, — ответил, за усё ищё тягостно дышавшего воина, Крас, и, достав из котомки охабень протянул его мальцу. Борила довольно дохнул, и, не сводя взору с раскрасневшегося лица Сеслава, кый прорезал, ставший от того напряга почитай багровым, шрам, прокалякал:

— Эт… добре чё токась ночь… А то я вельми тревожилси за вас и хворых… Пужалси не вуспеть… Оно як нам надоть торопитьси, шоб поспеть их излёчить. Отступив от воина, который ласково ему улыбалси, назадь мальчишечка зябко перьдёрнул плечьми, да принял от Краса охабень. Нонче на голубом небосводе не имелось ни туч, ни воблаков, Асур Ра проглядывалси вельми ладненько, одначе денёк был весьма прохладным.

А усё оттогось, шо Бог Позвизд, чем-то наново недовольный, дышал порывисто и сёрдито. И кады Сеслав, Борил да Крас спустилися со взгорья, и, обогнув его скорым шагом, направилися у обратну торенку, принялси дуть им у лицо, пытаяся сорвать с них охабни иль замедлить шаг. Уж таковым был тот Асур грозным! При таком ветре Борила никак не смог поведать соратникам о том чаво с ним приключилося, поелику ступал вслед за Сеславом молча и кутаясь у охабень усё дороженьку вспоминал Валу. Кадыличи вон взобралси на макушку из впадины, Сеслав дал ему тонкий, сучённый снурок, чрез который продели зачур. И днесь тот дорогой его сердцу дар, кровава слёзинка, висел у него на шее, туляся одним своим бочком ко груди. Борилка инолды дотрагивалси пальцами левой руки до охабня, под каковым тот хоронилси, и вощущал лёгко тако покалывание и у груди, и у руке. Тады малец сподымал голову и глядючи на далёкий воз Асура Ра, улыбалси красну солнышку, да радовалси благолепию Бел Света не тока энтому, наземному, каковой засегда зрил, но и тому… изумительному, подземному, кадый-то сице мудрёно сварганенному самим Сварогом.