Путники двинулись дальше. Дорога из чавкающего болота постепенно перешла в степь. Ландшафт все скучнел, почва светлела, переходя в непролазный песок.
Впереди завиднелись городские ворота с прибитой сверху табличкой «Ужастики».
— Ну и название придумали, — усмехнулся Дилли.
— Наверное, здесь водятся привидения и прочие ужасы, — зябко передернула плечами Крокки.
— Не бойся, как-нибудь устроимся, — приободрила ее тетя, осторожно приоткрыв незапертую дверь.
За воротами не было никого и ничего, то есть не было города как такового, только пустынные желтые пески и ни единого жителя. Путешественники зашли внутрь, утопая в сыпучем грунте. В наступивших сумерках они сами напоминали серые тени.
— Здесь хорошо партизанить, — пошутил Дилли.
— Сейчас появится откуда-нибудь чудище, будешь знать, как улыбаться, — осадила его сестра.
— Мы сами чудище, — успокоила всех Кикура, вытряхивая песок из сандалий.
— Тьфу, какое пренеприятное местечко, и кто только может здесь водиться? — Сказал Архипушка, выплевывая пыль.
— Наверное, кто-то не менее неприятный. Какая обстановка — такие и обитатели, — пояснил Дилли. — Кто-то же прибил табличку «Ужастики».
— Ау, жители! — Без предупреждения крикнула Кикура.
Тут же со стороны раздался шорох и кто-то невидимый прошипел:
— Тиш-ш-ше, чего кричишь-ш-шь.
Кикура завертела всеми тремя головами в разные стороны, но никого не заметила, остальные тоже.
— Кто шипит-то? — Уже тише спросила она.
— Это я, уж-ж-жик.
И только теперь путники заметили тонкий след на песке и темную головку, приподнятую над землей.
— Очень приятно, — произнесла Крокки, она была вежливым ребенком. — Скажите, пожалуйста, а почему никого нет?
— Все в уж-ж-жасе сидят по домам, — ответил абориген, тревожно озираясь по сторонам.
— А дома где? — Не поняла девочка, но, присмотревшись, увидела глубокие норки, из которых торчали любопытные испуганные глаза.
— Вам тож-ж-же надо по домам, уже поздно, — посоветовал ужик.
— У нас нет здесь дома, зато есть дело, — решительно сказал Дилли.
— Тогда уезж-ж-жайте, уж-ж-же темнеет, в полночь начнутся уж-ж-жасы! Передвигайтесь ползком, не высовывайтесь.
После этих слов разговаривать стало не с кем, местный житель куда-то нырнул, и все норки закрылись.
— Придется нам подробнее посмотреть все эти уж-ж-жастики, — подражая ужику, прошипела Ку-ку.
— Как это неприятно, — произнес Архипушка, разглядывая свое крыло, он не прочь был под него спрятать свою голову, потому что уже темнело, надвигалась полночь и вообще неизвестно что, а неизвестно чего он боялся больше всего на свете. Светки нервно забегали по спине у Кикуры, наверное, тоже волновались.
Хуже всего было то, что абсолютно некуда было деться, у жаб хотя бы «Мокрый приют» имелся.
— Нужно двигаться, — скомандовала драконша, — Про кристалл помните? Вперед.
Советом ужика пренебрегать не стали, и распластавшись по горячему песку, путешественники поползли. Крокки и Дилли справлялись без труда, но вот Кикуре с ее непомерным брюшком пришлось несладко. Трехголовая рептилия с трудом тащила себя по пустыне, ее короткие лапы почти не доставали до земли, поэтому приходилось переваливаться, как неваляшке. Светкам такой способ передвижения тоже не пришелся по душе, от такой качки у них началась морская болезнь и их без конца тошнило.
— Это не путешествие, а какой-то кошмар! — пропищал Архипушка, ему бедолаге приходилось хуже, чем другим. Больше он не напоминал гордую респектабельную птицу, его перья были взъерошены и грязны, его огромный клюв все время тыкался в землю и наглотался песку. Сами можете представить, каково птице ползать.
— Все, будь, что будет, — сообщил он окружающим и выпрямился во весь рост. Остальные, молча, последовали его примеру. Теперь вся команда вышагивала по пустыне, высоко вскинув головы.
— Нужно вести себя, по возможности, раскованно и нагло, как и подобает почетным гостям, а мы таковыми и являемся. Давайте найдем возвышение и усядемся там с наибольшим комфортом, раз все равно нет подходящего укрытия, — повелительно сказала Ки-Ки.
— Ага, чтобы чудовищу было легче нас найти, — запричитал Архипушка. — Вот пооткусывает нам конечности — будете знать. Нужно делать отсюда ноги и быстрее!
— Хи-хи, тебе необходимо лечить нервы, — ехидно посоветовала ему Кикура, прекрасно зная, как не нравится ему новое прозвище. — Еще никто не появился, а ты уже в панике. Кто кого сожрет — еще вопрос. И потом, если вести себя уверенно, никто не тронет, даже собака на цепи. — И все три головы синхронно клацнули зубами.
— Собака на цепи, может и не тронет, а вот драконша на цепи покусает обязательно, а если и не покусает, то наговорит гадостей, — обиженно ответил ей археоптерикс, но впредь держался в тени ее большой спины.
Тем временем компания подошла к краю огромной воронки, которая образовалась как будто от взрыва, в глубине ее копошилось множество ужиков. Они подползали к блюдцам, и пили оттуда белую жидкость, морщась при этом, как будто глотали уксус. Дилли сбежал вниз к одной такой мисочке и немного хлебнул.
— Да это же обычное молоко, непонятно, почему вы так кривитесь, — обратился он к соседям.
— Молоко мы терпеть не можем, — ответил один из них.
— Так зачем же его пить? Ешьте то, что нравится.
Ужики смотрели на крокодильчика, вытаращив глаза.
— А вдруг гастрит, язва, всякие болезни — только молоко полезный и безопасный продукт.
— Ха-ха-ха, — затряслись от смеха все три драконьи головы. — Помню, я была еще совсем девчонкой (17 миллионов лет всего), как-то я проглотила трех рыцарей вместе с конями и стальными доспехами и никакого гастрита.
Архипушка уставился на нее, как громом пораженный, и дрожащим от негодования голосом произнес:
— Так вы людоедка, мадам!
— А что было делать? Они были такие наглецы и обзывали меня старой летающей коровой. И это в мои-то 17 лет!
— 17 миллионов лет, — поправил ее Дилли.
— Но это не повод, чтобы обижать благородную девушку.
— А как это было, тетушка? — Спросила Крокки.
Кикура стыдливо отвернулась, она уже была не рада, что похвасталась своим луженым желудком.
— Когда на земле развелось слишком много людей, нам драконам совсем житья не стало. Дичи в лесах почти не осталось, а у меня три рта, попробуй прокорми. Так вот, эти рыцари разъезжали по лесу, гремели доспехами, орали и тем распугивали всю добычу. А я тихонечко сидела в засаде на дереве, и как только увидела пожилую лосиху — тут же ее схватила, а им ничего не досталось, поэтому они не придумали ничего лучше, чем оскорблять меня. Рыцари думали, что, съев эту дичь, я буду сыта, но они заблуждались — всего-то по одному на каждую голову. Теперь у меня в организме многолетний запас железа.
Стало тихо. После этого рассказа никому не приходило в голову бояться какого-то там чудовища. Тем не менее, когда солнце совсем скрылось за горизонт, крокодильчики вплотную придвинулись к теплому боку Кикуры. Темнота все увереннее заполняла пространство. Из норок засверкали красные огоньки, которые понемногу двигались, это ужики сползались к краю воронки.
— Сейчас, сейчас, она выползет, — всхлипнул кто-то из них.
— О-О-О, — протяжным воем ответили остальные.
Все ужики тряслись и боялись, но при этом, они расчищали место для выступления чудища. Перед огромной черной норой они развесили крохотные фонарики и убрали все лишнее, как будто готовились к мрачному торжеству.
— У них, наверное, так мало развлечений, что даже к этим ужасам они готовятся не без удовольствия — предположила Крокки.
— Время уже к полуночи, сейчас и мы все узнаем, — ответил ей брат.
Ужики заняли свои места на склонах воронки, и вскоре все услышали тихий свист и равномерные удары, барабаны будто отбивали тяжелую поступь чудища. В кромешной темноте ничего не было видно, маленькие фонарики освещали, если только сами себя. И все сидящие даже не увидели, а почувствовали, как сгустился воздух внутри большой норы. Напряжение росло, барабаны замерли на самой высокой ноте. Теперь дрожали не только ужики, но и наши знакомые, особенно Архипушка.
Неожиданно на приготовленной сцене возникло оно — многошеее и многоголовое. Оно противно копошилось и извивалось. В тусклом свете можно было разглядеть лишь фрагменты кривляющейся твари. Затем она выгнула свои длинные шеи и начала издавать отвратительное клокотание, подобное чавкающей грязи. Зрители вжались в песок.
— Сейчас она будет выбирать себе жертву, — закатил глаза сидящий рядом ужик.
Вдруг Кикура подалась вперед, впиваясь всеми шестью глазами в извивающееся чудище, затем быстро сбежала вниз и хлопнула его по загривку.
— Здорово, Мэги.
Затем драконша повернулась к публике и громко сказала:
— Знаете, кто это? Это моя троюродная кузина Мегера, и у нее самый отвратительный характер во всем семействе, зато голов целых девять.
И Кикура расхохоталась во все три свои зубастые пасти. Разоблаченному чудовищу это здорово не понравилось.
— Не смей ронять мой авторитет, — прошипела она, но драконша продолжала, как будто ничего не слышала:
— А я-то думала, ты давно ушла на пенсию, и вяжешь внукам шапочки. Да не злись ты и не шипи, ишь, разлопушила головы.
— Уйди, не мешай, — клокотала Мегера, пытаясь спасти ситуацию, но Кикура никаких намеков не понимала и продолжала:
— Какой ерундой ты занялась, Мэги, пугаешь младенцев, лучше бы своих нянчила.
— Разве ты не помнишь, мои внучки — чистые гаденыши.
— Так чему ты удивляешься — твои гены, извини, конечно, я не хотела тебя обидеть. Мы здесь не для того, чтобы портить тебе обедню, мы по делу. Ты не могла бы помочь мне по-родственному, нам нужен кристалл, меняющий погоду.
— Вам нужен камень «черного ужаса»? — Со страхом в голосе спросила Мегера.
— Ну, наверное, — неуверенно сказала Кикура. — Сама я его ни разу не видела, главное, чтобы он управлял погодой.
— Он управляет миром, открываешь его — и начинаются войны, раздоры, конфликты. А если кто-нибудь посмотрит на него без специальных линз — обязательно умрет.
Кикура застыла в замешательстве.
— Как же быть? Смотреть должен вон тот седой джентльмен, что держит голову под крылом, он видел его много миллионов лет назад, и только он может его узнать.
— Я ничего узнавать не буду, — из-под крыла подал голос Архипушка. — Не для того я так долго хранился во льдах, чтобы так бесславно погибнуть от какого-то там кристалла.
— Но ведь иначе погибнут все в Копытолапинске — мама, папа, маленький Кори, тетя Гэла, мои друзья! — В отчаянии воскликнула Крокки.
Мэги уползла в свою нору и быстро вернулась, держа в лапах темную перламутровую раковину.
— Если хотите — можете рискнуть, но меня здесь не будет, — сказала она и удалилась назад. Археоптерикс еще глубже закопался под крыло.
— Придется мне попробовать, — сказал Дилли и извлек из кармана стеклянный пузырек, который наполнил водой. — Чем не линза, — проговорил он и направился к раковине.
— Погоди! — Крикнул ему Архипушка. — Ты еще такой юный. Все равно кристалл могу опознать только я.
Археоптерикс вытащил из его лап самодельную линзу и осторожно подобрался к заветному камню. Знаками он приказал остальным удалиться как можно дальше, затем долго стоял, оглядывая окрестности, видимо мысленно прощался с жизнью. Наконец, собравшись с силами, Архипушка глубоко вздохнул и, приоткрыв раковину, накинул на сверкнувший камень линзу. Но вырвавшийся черный поток метнулся в сторону и попал в старый засохший баобаб, как пуля, просвистев над головой драконши. Дерево протяжно заскрипело, шевельнулось и рухнуло, расколовшись напополам. Кикура оглянулась, присвистнула и зябко поежилась.
А Архипушка в это время рассматривал то, что лежало внутри перламутровой раковины. К сожалению, это не было кристаллом погоды, там лежала черная жемчужина и излучала темный матовый свет.
— Никогда бы не подумал, что ты такая грозная, — сказал Дилли, подходя сзади.
— Кыш, кыш отсюда, — прогнал его археоптерикс и, сильно толкнув линзу, захлопнул раковину. Черная жемчужина успела послать еще один разрушительный сигнал. Смертоносные лучи пронеслись где-то рядом с Крокки, превратив стоящее поодаль дерево в пыль. Оглянувшись, девочка с ужасом увидела результат их действия и инстинктивно присела.
— Это не она, — авторитетно заявил Архипушка и позвал Мэги.
Та высунула одну из своих змеиных головок, и, убедившись, что все живы, а раковина закрыта, выбралась наружу.
— Забери ее и храни в самом укромном месте, — сказал ей археоптерикс, вручая жемчужину. — Чрезвычайно опасная штука. Но не будем терять время. — Махнул он своим спутникам, и они зашагали по унылой местности, раскланявшись на прощание с девятиголовой Мегерой.