Мы отплыли в Картахену, и, как было заведено в последнее время, когда подходили к концу ежедневные заботы, а небо еще оставалось светлым, отец усаживал меня на палубе вместе со всеми моряками вокруг и читал вслух какую-нибудь из своих любимых книг. Таким образом он прочитал пять книг о бесстрашном и непобедимом рыцаре Тиранте Белом, четыре книги об Амадисе Гальском, книгу об Оливеросе Кастильском, хронику кабальеро Сифара и историю прекрасной Мелосины, которые все слушали с огромным удовольствием, поскольку не было книг более занимательных, чем те, что рассказывали истории о рыцарских приключениях.

С тех пор как мы занялись контрабандой, наше пребывание в Картахене стало очень коротким. Первым делом мы все вместе отправлялись в шлюпке на берег, за исключением Гуакоа и Николасито, они оставались сторожить корабль. В порту юнга Хуанито шел в мастерскую плотника, один из рабов которого передавал наши сообщения королю Бенкосу.

Этот раб передавал послание другому, которого мы не знали, тот, в свою очередь, еще одному, а тот — следующему, и так, через множество курьеров, быстроногих и знающих горы и болота, сообщение достигало Бенкоса чуть более чем за день, так что на обратном пути, когда мы проходили мимо устья большой реки Магдалена, беглые рабы уже нас поджидали, чтобы забрать товар.

Пока Хуанито передавал послание, остальные, наняв в порту мулов, направлялись вместе с моим отцом в дом Мельхора. Мы взяли в привычку ждать у двери, пока отец не закончит, это не занимало много времени, а мы находились близко к плантации, с которой вели дела. Покинув этот дом, мы нагружали мулов табаком, отец расплачивался с управляющим, и мы возвращались в порт Картахены, где за несколько приемов переправляли тюки на шлюпке и складывали их в кладовку для припасов, потому что к этому времени наши трюмы были заполнены оружием для Бенкоса. Мы ужинали и проводили в порту ночь, а на рассвете отплывали из Картахены.

В тот день, однако, кое-что изменилось. Во-первых, отец задержался в гасиенде Мельхора дольше обычного. Я знала, что он обсуждает выкуп нашего имущества, и потому не стала волноваться. Однако, когда он покинул дом и пошел к нам, спотыкаясь, словно пьяный, у меня ёкнуло сердце и отхлынула кровь. Я поспешно шагнула вперед, но не могла ничего произнести.

— Отец, — только и пробормотала я.

Он поднял голову, глаза его были затуманены.

— Мартин! — удивленно воскликнул он. — Что ты здесь делаешь?

— Вы хорошо себя чувствуете, отец?

Он пошарил в хубоне, словно что-то искал.

— Нет, — буркнул он. — Безусловно, нет. Принеси-ка мне выпить.

— Но... Мы должны забрать табак с плантации!

— Я сказал — принеси мне выпить! — гневно рявкнул он.

Я махнула рукой своим спутникам, и они подошли ближе, весьма обеспокоенные.

— Ваша милость, дайте Лукасу деньги, чтобы он смог расплатиться за табак, — попросила я, — а я принесу вам выпивку из таверны.

Отец не стал спорить, вытащил кошель с деньгами и вручил его моему бывшему учителю грамматики.

— Идите с мулами на плантацию. Заберите табак и расплатитесь, а потом возвращайтесь в порт, — приказала я остальным. 
Вообще-то, поскольку стоял конец августа, речь шла о табачной крошке, которую мы потом подмешаем в хороший табак и продадим Мушерону.

Лукас помедлил несколько мгновений, поглядывая на кошель, развернулся и молча ушел вместе с Родриго, Томе, Матео и Хаюэйбо. Я осталась наедине с отцом. После разговора с Мельхором де Осуной он словно лишился рассудка и превратился в новорожденного младенца.

— Что произошло в гасиенде Мельхора? — спросила я, медленно подойдя к нему, в тайном страхе, который никогда не забуду.

— Мельхор де Осуна! — заорал отец в ярости. К счастью, мы были одни среди зарослей тростника. — Вор, мерзавец, сукин сын! Знаешь, что он мне сказал, Мартин?

— Нет, отец. И что он сказал?

— Что каждый день молится о моей смерти, что он и так уже прождал слишком много времени и что когда предлагал мне подписать контракт на аренду, то не ожидал, что я проживу так долго.

Если и для меня слова Мельхора были как кинжал в сердце, то что же они значили для отца, который услышал их из уст человека, лишь жалеющего его оскорбить, потому что во время этого столь долгого, по его словам, ожидания Мельхор получил кучу денег. Я поклялась, что Осуна заплатит за оскорбления, сколько бы времени мне ни понадобилось, я не остановлюсь, пока не отомщу.

— Он не хочет возвращать мне имущество, — продолжил объяснения отец, хотя настолько был охвачен негодованием и яростью, что заикался. — Он сказал, что не желает четырехсот дублонов, что он зарабатывает больше губернатора и даже за миллион мараведи не расстанется с «Чаконой», лавкой и домом в Санта-Марте. Сказал, что хорошая мебель или недвижимость его привлекают больше, чем металл, потому как монет он уже имеет в избытке, а дома, корабли и лавки — это богатство, которое с течением лет лишь прибавляет в цене.

— Успокойтесь, ваша милость, — взмолилась я, потянув его за собой, потому что он вдруг остановился, — и не волнуйтесь ни из-за Мельхора де Осуны, ни из-за кого другого. Мы продолжим всё как раньше. Будем платить каждые четыре месяца и поглядим, чем закончится эта история.

— Но, Мартин, разве ты не видишь, сынок? Я умру, не вернув в собственность ни корабль, ни дом. И что скажет Мария?

Материнское имя, казалось, вернуло ему здравомыслие. Он поднес руку ко лбу, словно был ранен в голову, а когда опустил ее, лицо и дух успокоились. Он оглядел тростник по обеим сторонам дороги и повернулся ко мне.

— А где остальные? А табак?

— Вы не помните, отец? — от жалости к нему у меня кольнуло в груди. — Ваша милость сказали, что вам нужно пойти в таверну и выпить и велели...

— Выпить, в такой-то час? — удивился он. — Но ведь мы должны забрать табак!

— Ваша милость отдали деньги Лукасу, чтобы он купил табак от своего имени.

— Да чтоб мне провалиться! Я отдал деньги Лукасу?

— Да, отец. И раз вы не желаете пить, то я провожу вас в порт, и там найму шлюпку, чтобы вернуться на корабль, а вы обещайте, что ляжете спать и отдохнете до обеда. Я найду остальных, и мы вернемся с табаком.

— Боюсь, они подумают... — посетовал он, но не стал отклонять моего предложения отдохнуть у себя в каюте, хотя я этого и опасалась.

— Ничего такого они не подумают, — ответила я. — Они знают, что ваша милость — не какой-нибудь там мальчишка.

Я поступила именно так, как и сказала: отвела его в порт, наняла шлюпку, заплатила лодочнику и подождала, пока шлюпка скроется среди многочисленных кораблей в гавани. После чего я бросилась бегом по улицам под палящим солнцем, и вылетела из города в поисках товарищей. Я застала их на последней плантации, с почти полностью нагруженными мулами. Все хотели знать, как себя чувствует капитан. Я объяснила, что он пришел в себя и отправился на корабль отдыхать, но с ним всё в порядке.

— Братец Родриго, мне нужна твоя помощь, — вполголоса обратилась я к своему товарищу. — Можешь навестить вместе со мной кой-кого в Картахене?

— Естественно, братец.

Я коротко поведала ему, что случилось в доме Мельхора, и объяснила, чего хочу. Он выглядел вполне довольным и готовым на всё.

Когда мы с мулами прибыли в порт, мы с Родриго покинули остальных и направились на рынок, где торговали старые друзья отца — купец Хуан де Куба и лавочник Кристобаль Агилера. Мы переговорили кое с кем, посетили несколько таверн и пару игорных домов и еще до захода солнца узнали, что братья Курво занимаются теми же делами, что и Мельхор: как болтают злые языки, когда флот прибывает в порт Картахены, рабы братьев Курво разгружают их корабли со всей возможной спешкой, чтобы королевские чиновники, имея в эти дни слишком много дел, не могли проверить записи, оценить товары и собрать приличествующие налоги.

Поскольку, согласно королевскому указу, торговцы не обязаны показывать содержимое тюков, ящиков, сундуков, бутылок и бочек, задекларированных в Севилье перед отплытием, то никто не знал, что на самом деле выгружают Курво, знали лишь, что рабы очень торопятся, чтобы доставить все эти товары на большие склады за пределами Картахены. Поговаривали, хотя и шепотом и с оглядкой, что хотя Фернандо, севильский брат Курво, и заявлял, будто отправляет всякую мелочевку вроде фитилей для свечей, холстины или пакли, на самом деле на этих кораблях везли парчу, шелк и атлас из Дамаска.

Все также были уверены, что у Курво всегда имелись в достатке любые товары, и что в тот год, когда не флот приплывал или не привозил необходимого, они, в отличие от всех остальных крупных торговцев, старались продать свои товары подороже, чаще всего торговцам из Перу, поскольку у тех имелось серебро из Серро-Рико, что в Потоси, и они единственные обладали достаточной наличностью, чтобы заплатить такую цену.

Все это не могли обсуждать открыто, но нам с Родриго хватило и знания того, что Мельхор де Осуна лишь подражает своим могущественным и жуликоватым братьям, явно не являющимися примером честных торговцев. Я должна была освободить отца от этих людей. Все четыре года, что я провела рядом с ним, я видела, как его пожирает это несчастье. Он был человеком преклонных лет, но Курво и Осуна превратили его в настоящего старика. Его здравый рассудок пошатнулся, и я не могла терпеть, чтобы его последние дни были наполнены сознанием вины и неудачи.

— Я должен что-то предпринять, Родриго, — сказала я своему другу по дороге обратно в порт. — И поскорее, иначе отец не доживет до следующего года.

— Осторожней, Мартин! Что ты задумал?

— Ты ведь так много знаешь о трюках и обмане в картах, мог бы мне посоветовать.

— Хотел бы я! Но гораздо легче надуть азартного игрока, чем Курво, это уж точно. Они опасные люди.

— Опасные или нет, но им придется иметь со мной дело.

Родриго вздохнул.

— Ты не понимаешь, что говоришь! Не только у твоего отца затуманился разум.

Эти слова почему-то напомнили мне о трюке с зеркалом. Всё-таки разум мой был не так уж плох, как считал мой приятель.

— Бегом в порт! — воскликнула я. — У меня есть дело для Хуанито.

— Для Хуанито?

Я не ответила, а помчалась по улице в сторону моря, словно у меня горели пятки.

Наш юнга, которому шел двенадцатый год, превращался в сильного и привлекательного юношу. Он терпеливо дожидался нашего возвращения к шлюпке, сидя на последних тюках с табачной крошкой, которые следовало отвезти на корабль. Увидев, как я мчусь к нему во всю прыть, он тут же вскочил на ноги и схватился рукой за кинжал.

— Спокойно, Хуанито, ничего не случилось, — сказала я.

— А почему ты бежишь?

— Сделай мне одолжение.

— Конечно, — твердо ответил он. — Говори.

— Ты никому не должен рассказывать о том, что я тебя сейчас попрошу.

— Даю слово.

— Если проболтаешься, юнга, — добавил Родриго, согнувшись, чтобы отдышаться, — я с тебя шкуру спущу.

Хуанито и Николасито очень уважали Родриго, думаю, из-за его грубоватого обращения, он вечно их бранил.

— Я ничего не скажу, — с опаской повторил мальчишка.

— Хочу, чтобы ты вернулся в мастерскую плотника и сказал нашему эмиссару, чтобы отнес Бенкосу мое послание, — велела я. — А сообщение такое: капитан попал в переделку, и ради его блага я прошу Бенкоса помочь мне, чтобы его уши в Картахене стали моими. Понял?

— Да, но что он должен узнать?

— Про братьев Курво, Хуанито. Я хочу знать о них всё, особенно то, что они скрывают: их секреты, пороки, стремления и незаконные дела. Хочу знать то, что они ни за что в жизни не хотят открыть.

— Ясно. Иду в мастерскую.

— Погоди! Еще кое-что. Король Бенкос должен хранить это в секрете. Эти сведения могу узнать только я. Никто больше, понятно? Ни капитан, ни матушка. А теперь иди. Беги быстрее в мастерскую и поскорее возвращайся.

Юнга бросился бежать, а отдышавшийся Родриго бросил на меня суровый взгляд.

— То, что ты делаешь, — пробурчал он, — это такое безрассудство, что мне кажется, будто ты выжил из ума. Это опасная игра, Мартин, более того, ты останешься в долгу перед Бенкосом Бьохо, королем изгоев.

— По счастью, я не нуждаюсь в твоих советах, — язвительно ответила я. Хотя в глубине души знала, что он прав, я и сама говорила себе то же самое. Но всё равно я должна была рискнуть, что же касается обязательств перед королем Бенкосом, то это была небольшая цена за то огромное одолжение, которое он сделал бы мне, если согласится. Слухов, гуляющих на рынке, мне не хватало для того, что я собиралась предпринять.

В Санта-Марту мы вернулись в печали. Матушка огорчилась, узнав новости про наше имущество. В последующие дни она обдумывала, не купить ли новый дом, не хуже нашего, где-нибудь в другом месте на Карибах, чтобы перевезти туда бордель и лавку. Она сказала, что устала бороться с Мельхором и склонялась к тому, что лучше прекратить выплачивать ему причитающееся, и пусть мерзавец заявится к альгвасилам и потребует реквизировать собственность.

Она бы так и поступила, если бы это не означало также, что ее любимого Эстебана могут отправить на галеры. Несмотря на охватившее весь дом уныние, отец оправился и восстановил способность рассуждать здраво. Он сказал, что не помнит, как вышел из гасиенды Мельхора, и пришел в себя лишь рядом со мной, на дороге у зарослей тростника. Словно он задремал, объяснил он матушке, которая не открыла рта, но на ее лице отразилось вся горечь, которую она чувствовала. Хорошо хоть, что до середины сентября нам не было нужды выходить в море, чтобы снова покупать табак второго за год урожая. Эти две недели очень пригодились отцу, чтобы он смог отдохнуть.

Однажды вечером, через несколько дней после возвращения из Картахены, послышался стук в парадную дверь, я вышла из своей комнаты и направилась к крыльцу, чтобы узнать, кто явился в столь поздний час. Наверняка какой-нибудь заблудившийся моряк, который не может найти вход в бордель, решила я.

Но это оказался не моряк. Приоткрыв дверь, я уже хотела что-то сказать, но столкнулась лицом к лицу с негром в рванине и со сломанным носом, который обычно передавал капитану сообщения от короля Бенкоса. Это могло означать лишь одно: Бенкос находится неподалеку от Санта-Марты, и беглый раб воспользовался темнотой, чтобы проникнуть в город и передать отцу приглашение. Курьер как всегда пришел безоружным и с непокрытой головой, он поднес руку ко лбу в качестве тайного знака, хотя в этом и не было необходимости.

Я открыла дверь, чтобы позволить ему войти, но он приблизился и прошептал:

— Попозже идите к реке Мансанарес по дороге к садам. Там вас ждет полный отчет о вашем дельце.

Он говорил так быстро и тихо, что я не была уверена в том, что он сказал, но он уже проскользнул в большую гостиную. Не придя в себя от удивления, я закрыла дверь и вернулась в дом, где он разговаривал с отцом, уже успевшим натянуть на голову ночной колпак. Он извинился перед отцом за то, что король Бенкос немного приболел и не сможет пригласить его в свое поселение. Я призадумалась о том, как выбраться из дома незамеченной.

Когда беглый раб удалился, снова растворившись в ночи, отец вернулся к себе, а матушка направилась в бордель, чтобы провести некоторое время с девушками и клиентами. Я не знала, что делать. Я колебалась — улизнуть незаметно или придумать какой-нибудь предлог для матушки, но чтобы добраться по джунглям до реки, мне был необходим конь, так что не оставалось другого выхода, как поговорить с ней. Я пошла в бордель, поприветствовала музыкантов и попросила у матушки дозволения выйти. Я лишь хочу немного прогуляться верхом по окрестностям города, объяснила я, пытаясь не смотреть ей в глаза. Её весьма удивила моя просьба, и хотя я и решила, что она мне не поверила, матушка не стала мне препятствовать, но только лишь велела взять оружие и двух молодых псов, Фулано и Мирона, которые вместе со скакуном, мулом, обезьянкой и двумя живущими в борделе попугаями составляли все увеличивающееся поголовье домашних животных.

И вот я с Фулано, Мироном и Альфаной выехала на улицу и направилась к Мансанаресу, по дороге к садам. К счастью, в последнюю минуту я позаботилась о том, чтобы захватить из лавки хороший факел и хоть немного осветить темную тропу, накрытую густым куполом спутанных ветвей, через который не проникал ни свет луны, ни звезд. Я слышала близкое журчание воды, и вдруг из ниоткуда возникло несколько фигур, преградивших мне путь.

— Мартин!

Это был голос Сандо, младшего сына Бенкоса, мы познакомились, когда его взяли в заложники во время нашей первой встречи с беглыми рабами в Таганге.

— Я тебя не вижу, — сказала я.

Он засмеялся.

— Слезай с коня, дружище, и я подойду. Мы прекрасно тебя видим, с этим-то факелом.

Я спешилась и привязала Альфану к дереву. Сандо явился в сопровождении молодого испуганного негра, в страхе оглядывавшегося по сторонам. Он выглядел образованным и галантным в поведении и манерах. Одежда его была из дорогой ткани, хотя грязная и порванная, к тому же, к несчастью, бывшие хозяева решили поставить клеймо на его левой щеке, изуродовав привлекательное лицо.

— Вот, Мартин, это Франсиско, еще неделю назад паренек работал в доме Ариаса Курво. Уже много месяцев Франсиско просил нас его освободить, но твоя просьба о помощи вынудила нас на время оставить его в Картахене. Он еще очень напуган, ведь с тех пор, как покинул хозяина, он постоянно в бегах и никогда прежде не бывал ни на болотах, ни в горах. Он расскажет тебе обо всем, что тебе интересно. Он родился в доме Ариаса и там прислуживал ему и много чего слышал.

Похоже, Франсиско не замечал порванной рубахи. Темнота джунглей и их ночные звуки заставляли его трястись. Он вздрагивал и подпрыгивал каждый раз, когда шуршала листва или раздавался крик какой-нибудь обезьяны. Он походил на элегантного кабальеро, вырванного из бального зала.

— Ты знаешь, чего я хочу, Франсиско? — спросила я, чтобы привлечь его блуждающее внимание.

— Да, сеньор, — пробормотал он, немного успокоившись, — и я могу помочь вам в этом, потому что никто лучше меня не знает братьев Курво.

Какая жалость, что ему испортили лицо клеймом. У него был тонкий нос, как у индейца, и тонкие маленькие губы. Скорее всего, он был темнокожим самбо — сыном негра и индианки. Без клейма он был бы очень привлекательным.

— Расскажи мне о них, Франсиско. Расскажи про их секреты, те, за которые они готовы убить.

— Их столько, сеньор! — выдохнул он. — Лучше бы вы объяснили, зачем вам эти сведения, тогда бы я рассказал что-нибудь нужное.

— Рассказывай всё! — потребовала я.

Он снова вздохнул.

— Нам и трех дней на это не хватит, сеньор, но могу предложить вам то, что наверняка вам пригодится. Самый последний трюк хозяина, если о нем станет известно, то это подорвет всю его торговлю и запятнает его имя.

— Именно это мне и надо! — воскликнула я.

— Ну тогда слушайте внимательно, сеньор, — начал он. — На самом деле семья Курво — это пять человек, хотя об этом почти никто не знает. Три брата и две сестры. Они принадлежат к известному севильскому роду. Фернадо, старший из пяти, занимается торговлей с Индиями и владеет в Севилье торговым домом. Ариас и Диего, другие два брата, представляют его интересы на Твердой Земле. Фернандо много лет назад женился на Белисе де Кабра. Знаете, о ком речь? Вам о чем-нибудь говорит эта фамилия?

— Совершенно ни о чем.

— Белиса де Кабра — единственная дочь Бальтасара де Кабры, севильского аптекаря, который благодаря торговле с Индиями превратился в самого богатого и могущественного банкира города. Используя свои сбережения, Бальтасар де Кабра начал под десять процентов ссужать деньги капитанам, нуждающимся в средствах для оснащения кораблей, и торговцам, которым недоставало денег для покупки товаров. Тем самым он так обогатился, что закрыл аптеку и стал ростовщиком, то есть занимался тем же самым, но только уже законным образом. Сейчас он владеет самым могущественным торговым домом в Севилье, и многие корабли берут кредиты лишь у него, разумеется, впоследствии возвращая эти ссуды с большой прибылью.

Мы с Сандо не смогли сдержать изумленных восклицаний. Это были серьезные слова.

— Вижу, что произвел на вас впечатление, — довольно заявил Франсиско, — нам стоит присесть, а то история будет долгой.

Мы последовали его совету, воткнув факел прямо в середину тропы, и расселись втроем вокруг вместе с собаками. Животные вели себя спокойно. Если бы кто-нибудь появился поблизости, они бы подняли лай.

— Семья Курво, — продолжал Франсиско, не выказывая больше страха перед окружающими нас джунглями, — много внимания уделяет брачным союзам. Старший, Фернандо, женился на Белисе де Кабра, вторая сестра из их пятерки, Хуана, вышла замуж за Лухана де Коа, вы его тоже не знаете, да?

Мы покачали головами.

— Лухан де Коа возглавляет севильское Консульство. Вы когда-нибудь слышали о севильском Консульстве?

Я кивнула, а Сандо не пошевелился.

— В таком случае, сеньор, раз вы знаете, что такое Консульство, вам не составит труда связать концы с концами и понять, как оно связано с торговлей братьев Курво здесь, на Твердой Земле.

Уж конечно, мне это не составило труда! Хуана Курво была источником ценной информации относительно флота и его грузов, и именно по ее наущению на Твердой Земле вечно не хватало нужных товаров. Для жены главного консула это совсем не сложно. Как мы с Родриго и предположили в Борбурате после разговора с Иларио Диасом, Фернандо Курво знал относительно флота всё, мы лишь не могли вычислить, что эти сведения передавала ему сестра, выданная замуж за главного консула.

Я еще до конца не переварила эту новость, когда Франсиско начал говорить о третьем брате Курво.

— После Фернандо и Хуаны следует Ариас, мой хозяин... бывший хозяин. Ариас прибыл в Новый Свет двадцать лет назад. Он был всего лишь юнцом, когда покинул Севилью, чтобы работать в качестве энкомендеро у одного важного торговца из Мексики, что в Новой Испании, дальнего родственника его матери, который хотел, чтобы племянник выучился секретам профессии торговца. От имени своего покровителя он совершил три или четыре плавания между Севильей и Новой Испанией, налаживая дружеские связи и знакомясь с тонкостями ремесла и всеми торговцами Нового Света. С помощью материнского родственника он вскоре женился на Марселе Лопес де Пинедо, дочери известной семьи торговцев из Новой Испании, получив значительное приданое. С этим приданым он переехал в Картахену и обосновался там, став подрядчиком своего брата Фернандо.

— Как удачно женились все Курво! — воскликнула я.

— Вы и представить себе не можете, сеньор, — кивнул Франсиско. — Но удачнее всего был брак другой сестры — Исабель вышла замуж за Херонимо де Монкаду, главного судью и счетовода севильской Палаты по делам колоний, главу Трибунала по уплате пошлин... Знаете, что это такое? — спросил он, увидев наши недоумевающие лица. — Нет? В общем, есть налоги, которые платят все отправители грузов, чтобы разделить между собой расходы на галеоны, охраняющие флот и армады, защищающие плывущие в Индии корабли. Так вот, вернемся к Херонимо де Монкаде. Могу сказать, что именно он сделал своих шуринов богатыми, потому что те представляли его во всех вопросах и сделках в Новом Свете, а их было немало. Как видите, семейные связи и интересы братьев Курво так обширны, что обо всем и не расскажешь. Занятия Херонимо де Монкады в Палате по делам колоний тесно связаны с делами Лухана де Коа в Консульстве по делам торговли, также как и с Бальтасаром де Каброй, ростовщиком и банкиром, дающим флоту кредиты. Все трое вместе обладают такой властью, которая и не снилась королям и министрам, но очень немногие осведомлены об этих обстоятельствах.

— Да чтоб мне пропасть! — выругалась я. 
Знал бы это Родриго!

Я представила Фернандо и Белису в его севильском доме вместе с Луханом, Хуаной и Херонимо. Все шестеро ужинают за роскошным столом и за бокалом вина принимают чудовищные решения, которые влияют на жизнь всех бедолаг Нового Света: сколько и какие товары отправить, сколько кораблей выйдут с ближайшим флотом, чтобы Ариас и Диего, своевременно получившие весточку в письме, отправленном на быстром корабле (причем принадлежащем самой Палате по делам колоний), могли собрать на своих складах нужные товары и продать их по завышенным ценам.

— Что ж, ладно, — продолжал Франсиско, не ведающий о моих размышлениях, — теперь остается рассказать только о браке младшего брата, Диего Курво, еще одного представителя торгового дома Фернандо в Картахене. Поскольку я служил личным камердинером Ариаса и знаком с самыми интимными сторонами его жизни, я давно уже узнал о его амбициозных планах относительно женитьбы Диего, эта свадьба вознесет семью Курво на самую вершину. Есть одна прелестная девушка шестнадцати лет по имени Хосефа, дочь покойного графа Риасы, она и есть тайная невеста Диего. Тайная, потому что помолвка и свадьба зависят от решения матери девушки, вдовствующей графини Беатрис де Барболья, а она примет его, если Диего Курво предоставит в королевскую канцелярию в Санта-Фе, что в Новой Гранаде, грамоту о чистоте крови и дворянстве. Дело в том, что юная Хосефа, выйдя замуж, получит право на наследование всех земель и титула и потеряет его, если не заключит брак. У семейства де Риаса нет денег, граф ничего им не оставил перед смертью, разве что позволил девушке благородного происхождения выйти замуж за простого торговца, потребовав, чтобы тот был по крайней мере христианином без примеси крови мавров, евреев или негров, и чтобы тоже имел хоть какие-то дворянские корни.

— И...? — поторопила его я. Франсиско наслаждался, рассказывая эти истории и вдавался в подробности, которые мне не казались особо важными. Он говорил о Курво с гордостью, будто член семьи, а не с естественной ненавистью раба. Фальшивый блеск хозяев словно бы возвеличивал и его самого.

— Ну, что касается Курво, сеньор, то никакие они не дворяне, и даже христианами стали не так давно, как я слышал, их предками были евреи.

— Вот мошенники! — засмеялась я. — Своего не упустят.

— Так и есть, сеньор, и вам следует знать, что Курво, чтобы разрешить эту проблему, отделяющую их от дворянства, самого заветного и грандиозного желания, заказали услуги Педро де Саласара-Мендосы, знаменитого кастильского специалиста по генеалогии, попросив того подправить кое-какие их корни, то есть сфальсифицировать происхождение за приличную сумму. С помощью старшего брата Фернандо они попросили помощи у Педро де Саласара, чтобы состряпал фальшивые доказательства и бумаги, которые превратят Диего в дворянина и покажут чистоту его крови. А Диего, как только получит грамоту, сможет представить ее в королевскую канцелярию в Санта-Фе и в результате брачных уз получит титул и поместье своей супруги, вознеся всю семью на новый уровень в обществе.

Я задумалась. Курво обладали огромной властью и неисчислимыми денежными средствами, но всё равно оставались лишь плебеями. Получение дворянства с помощью младшего брата стало бы их последним и решительным прыжком в те круги, доступ к которым сегодня был им закрыт. Для них это была важнейшая операция, в которую, несомненно, вовлечена вся семья с многочисленными финансовыми ресурсами, все их знакомые и партнеры, а также использованы все привычные трюки и плутовство.

— Вот где кроется слабость Курво, — произнесла я вслух. — Учитывая их стремление возвыситься на новую ступень в обществе, любой скандал, запятнавший их честь, может лишить Диего шанса стать графом.

— И вся семья будет об этом сожалеть, — добавил Франсиско, — ведь этот брак откроет им новые двери и подарит очень важные связи с людьми, которые нынче на них и не взглянут. Я знаю, что они вынашивают грандиозные планы на будущее, когда Диего женится на юной Хосефе, но не знаю, какие именно. Я лишь слышал, как мой хозяин... бывший хозяин сказал как-то, что эта свадьба — словно те пушки, которые пираты прячут на необитаемых островах.

— Пираты прячут пушки на необитаемых островах? — удивился Сандо.
Я онемела от удивления. Как и мой приятель, я не знала, о чем говорит Франсиско, но прекрасно помнила тот день, когда я находилась на своем острове, в пещере летучих мышей на вершине горы, и ударилась о старые бронзовые фальконеты. 
— И с какой же целью? — поинтересовался Сандо.

— Ваши милости никогда не слышали поговорки «Я бы отдал всё за пиратскую пушку»?

Мы с Сандо отрицательно покачали головами. Франсиско посмотрел на нас с жалостью, и я решила, будто он подумал, что свобода рядом с такими невежественными людьми — это совсем не то, о чем он мечтал, будучи камердинером в богатом доме.

— Что ж, сеньоры, всем известно, что пираты используют старые негодные пушки вместо сундуков для сокровищ, чтобы спрятать награбленное на многочисленных необитаемых островах. Один купец из Маракайбо несколько лет назад нашел старые бомбарды, закопанные в песке на одном пустынном острове, куда высадился, чтобы пополнить запасы воды. И внутри оказались несметные сокровища в золотых монетах, серебре и драгоценных камнях. Он так разбогател, что смог купить еще кораблей и вернулся в Испанию весьма преуспевающим человеком. Бронза пушек защищает сокровища гораздо лучше, чем дерево сундуков, которые уже через несколько месяцев начинают гнить из-за высокой влажности и дождей.

Теперь я поняла, почему эти фальконеты поместили в такое странное месте — в пещере на моем острове! Когда я их нашла, дула покрывал слой экскрементов, и мне не пришло в голову, что внутри может быть что-то еще. Более того, наличие рядом каменных ядер окончательно сбило меня с толку, и я решила, что пушки притащили сюда, на такую высоту, чтобы стрелять по приближающимся к берегу кораблям, хотя было очевидно, что ни один корабль не рискнет пристать с этой стороны, поскольку здесь гора резко обрывалась в море, образуя опасные водовороты и буруны.

Прямо под ногами у меня лежали пресловутые пиратские сокровища, которые позволили бы отцу бросить занятия контрабандой, а я оставила их из-за своего невежества. Дура! Дура! Дура! — в тысячный раз повторяла я, постаравшись, однако, чтобы эти мысли не отразились на моем лице. Мне совершенно не хотелось, чтобы кто-нибудь заметил мое изумление и недовольство.

— Теперь ваши милости понимают, — сказал Франсиско, и я подпрыгнула от неожиданности, — почему мой бывший хозяин говорил, что свадьба Диего с Хосефой де Риаса — это как пиратская пушка? Он говорил о том, что этот брак принесет огромные богатства и удачу всей семье.

— Мне кажется, что нам пора, Франсиско, — провозгласил Сандо. — Хочешь узнать что-то еще, Мартин?

— Благодарю, Сандо, этого достаточно, — с трудом выдавила я.

— Если понадобится от Франсиско что-то еще, то знай — он живет в моем поселке. Отец сказал, что он должен оставаться как можно дальше от Картахены. Он очень ценный раб, такие стоят в Индиях очень дорого, и Ариас Курво непременно пошлет отряд солдат на его поиски.

Сандо неторопливо встал и расправил плундры, я тоже поднялась и стряхивала грязь с одежды. Франсиско, в свою очередь, поднялся очень элегантным и утонченным образом. Мне было печально увидеть на его лице прежнее выражение страха.

— Сожалеешь о том, что сбежал, Франсиско? — спросила я.

— Нет, сеньор, — пробормотал он. — Возможно, свобода оказалась и те такой комфортной, как та жизнь, что я до сих пор вел, но никто не отхлещет меня кнутом, не оскорбит и не обольет мочой из ночного горшка просто потому, что встал не с той ноги.

— А знаешь, что самое интересное, Мартин? — добавил Сандо, пока я развязывала поводья Альфаны. — Франсиско — родной сын Ариаса.

Я резко повернулась и снова взглянула в изуродованное лицо паренька. Этот нос и тонкие губы, которые я приняла за индейские, вполне могли быть и испанского происхождения.

— Ариас Курво — твой отец? — изумленно спросила я.

— Точно, сеньор, — кивнул юный камердинер. — Вы наверняка знаете, что в обычаях у хозяев — спать со своими черными рабынями, чтобы приносили побольше детей, поскольку рабство передается по материнской линии.

— Я этого не знал. 
Да как можно такое вообразить?

— Вот так всё и происходит в Новом Свете, Мартин! — воскликнул Сандо, перед тем как потащить испуганного Франсиско обратно в джунгли. — Разве не лучше спать со своими рабынями, чем покупать негров на рынке за приличные деньжата? Будь осторожен, братец, и надеюсь, ты сможешь вытащить своего отца из той передряги, в которую он попал.

— Спасибо за всё, Сандо, — ответила я, садясь на Альфану, хотя не видела ни его, ни Франсиско.
Уже с седла я наклонилась, чтобы подобрать воткнутый в землю факел. Собаки вели себя тихо, и теперь довольные побежали перед скакуном. Этой ночью сон не шел ко мне. Мне было что обдумать, и в особенности услышанное из уст незаконнорожденного сына и раба Ариаса Курво.

Я въехала во двор, спешилась, привязала Афану к коновязи рядом с мулом и проследила, как собаки улеглись под столом в большой гостиной, где им всегда нравилось спать. Из борделя доносилась музыка, но никаких голосов, и я решила, что девушки закончили работу в своих комнатах, а матушка ушла спать. Но я ошиблась. Я направилась к себе через ее кабинет, и к моему удивлению, стоило мне открыть дверь, как глаза ослепил свет.

— Мартин? — окликнула меня матушка. 
Не произошло ли с отцом какого-нибудь несчастья?

— Да, матушка, — отозвалась я, войдя в кабинет. Бедняжка Мико дремал прямо на столе.

— Где ты был столько времени? — спросила она прямо, с тем хмурым взглядом, что пугал даже самых смелых мужчин.

Я слишком устала, чтобы изобретать отговорки. Конечно, я могла бы это сделать, но зачем? Как всегда говорил отец, матушка — человек крайне разумный и может разложить всё по полочкам, более того, у нее просто нюх на ложь. Так что я просто попробовала улизнуть от ответа.

— Я всё расскажу вам завтра, матушка. Если я начну говорить сейчас, то не закончу до рассвета.

— Значит, до рассвета. Садись.

— Клянусь бородой, которой никогда не имела! От этой женщины невозможно скрыться!

Я говорила и говорила без передышки, пока и правда не встало солнце. Под конец матушка знала всё, начиная с того, что нам поведал Иларио Диас на Барбурате, и до того, что мне разъяснил нынче ночью юный Франсиско, а также то, что мы с Родриго разузнали в Картахене. Судя по ее вопросам, матушка хотела во всем разобраться досконально.