Вообще, привычка современных романистов длинно описывать всевозможные бессмысленные сны для «атмосферности» меня изрядно угнетает. Просто диву даешься, как этот затертый еще при Плавте прием создания парадоксальной реальности пихают ныне в любую книжку. Хоть детектив возьми: обязательно опишут глупый и страшный сон сыщика, какого-нибудь окровавленного младенца, который шепчет герою имя убийцы, но, проснувшись, герой не может вспомнить это имя. В фэнтези-сагах туманные видения под воздействием какого-нибудь секретного эльфийского настоя - дело совершенно обыденное. В хоррорах так это вообще насущный хлеб автора. В так называемой интеллектуальной прозе могут растянуть описание сна на пятьсот страниц, и только на пятьсот первой сообщат тебе, что это был сон, и можно было, короче, вообще не читать, либо опишут героиновый или мухоморовый приход героя, понапихав до кучи всякой заумной эзотерики. Не могу объяснить этот странный тренд ни чем иным, как бессовестными (и удавшимися) попытками авторов обмануть собственного издателя, искусственно увеличивая объем книги этими сновиденческими описаниями, прочитывая которые читатель рискует вывихнуть себе челюсть от зевоты.
С другой стороны, это уже сложившаяся традиция, а традиции надо чтить. Написать современный роман, не вставив туда явно наркоманского, бесовского сна? Разве это завещали нам праведные предшественники? Я не хочу прослыть манкуртом.
Наступило, в общем, время самых жарких ночей - конец июля. Я не мог уснуть до двух-трех часов ночи, ворочаясь на раскаленных простынях. Все окна были нараспашку, иначе просто невозможно было дышать. А утром, уже в пять часов, солнце радостно заявляло о себе, заливая комнату ослепительным светом, и приходилось, матерясь, вставать и задергивать шторы, и все равно к десяти утра в комнате было, как в бане. Я не высыпался, спал урывками, а тут еще наша конопля стала потихоньку входить в силу, и, ей-богу, она удавалась на славу. Ту же «манагу» из хорошей травы не сравнишь со сваренной из «беспонтовки». Я всего стопарь выпил, через час вышел в туалет и просидел на жаре три часа, наблюдая за муравьями. Интересно они живут, если присмотреться, есть, чему поучиться. Короче, говорю, нормальная трава. В те часы, когда удавалось задремать, сны мне снились очень красочные, интересные.
В ту ночь было особенно жарко, я весь взмок и долго не засыпал, ворочаясь туда-сюда. Наконец, уронил голову на руки, но тут же вскинул: мне показалось, что в комнате кто-то есть. И действительно, на стуле в метре от кровати сидела Айгуля. Помню, я скорее обрадовался, чем удивился: хоть потрахаюсь. Айгуля была обнажена по пояс, и большие и белые ее груди нависали над огромным животом, а распущенные волосы придавали облику что-то ведьминское.
- Здравствуй, - сказала она и протянула ко мне руки, - иди же ко мне.
Я встал и успел даже поставить левую ногу на пол, когда почувствовал, что за правую кто-то ухватился. Я оглянулся: в моей кровати лежал Боб Марли с окровавленным лицом, похожий на Иисуса, и держал меня за ногу.
Лицо Айгули скорчилось как от боли:
- Ну, любимый, иди же ко мне!
- Стой! - прохрипел Боб Марли. - Не уходи. Если даже такие, как ты, покинут меня, что станет со мной? Ты сам объявил меня своим божеством, я взял тебя под свою опеку, и это твоя благодарность? Суешь мне нож в спину?
- Иди ко мне, милый, - Айгуля принялась пританцовывать на месте, водя руками по животу и призывно оглаживая груди.
Я, если честно, был в некотором затруднении. Конечно, хотелось подойти и обнять Айгулю, сколько уже не видел ее. С другой стороны, было как-то неудобно перед Бобом Марли. Хороший он чувак был, песни душевные писал. Непонятно, конечно, что он делает в моей постели в таком непотребном виде и почему хватает меня за ногу, но я почему-то ощущал какую-то тревогу от его слов. Будто, идя к Айгуле, я действительно предаю его, вернее, даже не его, а какую-то важную часть самого себя, что была со мной все время, а теперь вот ей подходит время умирать. Страшно.
- А может, вы подружитесь? - с надеждой спросил я. - Почему я обязательно должен выбирать между вами?
- Нет! - закричала Айгуль.
- Нет! - закричал Боб Марли.
- Ладно-ладно, че разорались. Давайте тогда присядем и все адамша обсудим. Боб, что ты имеешь против моей девушки?
- Если ты уйдешь к ней, мы с тобой больше не увидимся. Ты заживешь той жизнью, которую всегда ненавидел. Помнишь, о чем ты молился мне? Ну, в основном, чтобы быстрее отпустило, когда передознешься, но еще чтобы никогда не жить жизнью обывателя. Телевизор в кредит, мебель в кредит, телефон в кредит, дети, пеленки-распашонки, надо бы машину поменять, а то перед соседями неудобно, ура, сегодня шеф похвалил, э-ге-гей, зарплату на десять тысяч повысили. Забыл, как тебя всегда воротило от такого? Я дал тебе все, что обещал - иллюзию спокойствия в этом изначально безумном мире. Давай же пройдем этот путь до конца. Не предавай меня. Если ты уйдешь к ней, не будет никогда больше этих странных зимних дней, когда с утра хочешь замутиться, но никак не получается, обзваниваешь кучу народу, но все говорят только «может быть», и вот уже под вечер, когда хочешь плюнуть на все и купить лучше бутылку коньяка, звонит человек, от которого ты в последнюю очередь этого ожидал, и говорит, что есть вариант. И уже почти ночью, когда голова болит от суматошно проведенного дня и пустого ожидания, ты благоговейно вдыхаешь этот первый напас, смакуешь каждым квадратным сантиметром легких, и стены квартиры раздвигаются до немыслимых пределов, и я заглядываю на огонек. Бойся потерять это, лучшего ничего не будет в твоей жизни.
- Хм. Ты взволновал меня, Боб Марли. Но теперь время послушать тебя, Айгуля.
- Если ты останешься с ним, мы никогда с тобой больше не увидимся. Ты продолжишь жить как прежде, но каждую секунду будешь мучиться о какой-то другой жизни, которую мог иметь, но все проворонил. Если ты пойдешь ко мне, я подарю тебе все радости крепкой семьи. Ты встретишь меня у роддома, возьмешь на руки нашего сына, и в тот момент окончательно и бесповоротно поймешь, что не ошибся в выборе. Я буду тебе верной спутницей, помогу сделаться самой лучшей версией самого себя, какая только возможна. Без меня тебе никак не стать ею, и в глубине души ты это прекрасно понимаешь. Рядом со мною тебя ждет тихое счастье, уважение соседей, каждодневная радость вкусного ужина и выглаженной рубашки, премии и бонусы от начальства - я подберу тебе самого лучшего начальника, который нас достоин. Мы вместе будем открывать мир. Ты еще достаточно молод и вполне умен, чтобы через несколько лет стать хорошим, высокооплачиваемым специалистом. Мы и наши дети поедем в Париж, Рим, Амстер…, нет, нафиг, пусть будет Лондон. Я дам тебе лучшую жизнь, которой ты достоин.
- И ты взволновала меня, Айгуля. Я буду думать.
И я стал думать. Сев на кровать (Боб Марли так и не выпустил мою ногу, а Айгуля продолжила соблазнительно танцевать), я стал соображать, кому лучше верить. Оба говорили дело, оба соблазняли умеючи. Очень жаль, конечно, что нельзя их подружить. Но это была бы совсем сказочная жизнь, на грешной земле так не бывает. А значит, действительно надо выбирать.
С одной стороны, Боб - прикольный чувак. Покурить с ним всегда можно, мозги не парит насчет работы, там, или карьеры. С другой, конечно, без Айгули тоже уже не могу. Может, монетку кинуть? Я вынул из кармана монетку, подкинул, но она не упала, а зависла в воздухе и стала медленно крутиться.
- Ладно, - нервно крикнул я, - доведете меня, чертяки. Я выбираю…
Тут я проснулся. Было уже утро. Солнце начало раскалять комнату. Голова болела. Я сел на кровати. Надо же, приснится хрень такая.
За завтраком я рассказал Ермеку этот сон.
- Что он может означать, как думаешь?
- Знаю, только не знаю, как тебе сказать, чтобы ты не обиделся.
- Блин, опять выдумал что-то. Ладно, говори, не ссы, не огорчусь.
- Ну, Айгуля твоя - она девушка, правильно? А этот Боб - он же мужик? Ну, получается, тебе надо выбирать между бабой и мужиком. Понимаешь?
- Что? Пошел ты на хрен, Зигмунд Фрейд. Мыслишь на уровне примитивных, самых очевидных ассоциаций. Явно там что-то иное имелось в виду. Подсознание хочет мне что-то сказать. Вообще, жуткий сон.
- Почему?
- Ну, обычно персонажи в снах длинных монологов не произносят. Скажут пару слов, какую-нибудь херню бессмысленную, и исчезнут. А тут прямо речь мне оба задвинули, да еще длинную, связную. Первый раз со мной такое. Реально не по себе. Сейчас в соннике гляну.
Но к чему снится Боб Марли, я так и не нашел. Так и остался этот сон необъясненным. Единственное, появилось стойкое ощущение, что я стою на распутье, правда, не понятно, на каком. Дурацкие сны, только настроение портят. И, кстати, почему у Боба Марли лицо было окровавлено, почему он был похож на Иисуса? Ерунда какая-то, бессмыслица.
Описанный выше сон был последним достойным упоминания эпизодом июля. Настал август. Он был поначалу такой же нудный и тягучий, как все последние дни, но на горизонте событий будто бы погромыхивала черная гроза. Липкими душными ночами я просто физически чувствовал, что развязка близится.
Числа седьмого или восьмого августа позвонила Айгуля, которой в черепную коробку забрела очередная дикая идея, и обрадовала меня новостью, что я должен поучаствовать в поэтическом вечере. Сейчас я соберусь с мыслями и силами и опишу все как было в следующей главе.