По дороге бай о чём-то говорил, кажется, о хозяйстве, о детях, но Хаджимурад был занят своими мыслями и не очень прислушивался к его словам, только так для порядка иногда поддакивал.

Наконец спустились в долину. Впереди где-то замелькали огоньки. При свете заходящей луны стали видны чабанские кибитки, а рядом мирно дремавшие верблюды.

— Кажется, мы в село въезжаем? — спросил Хаджимурад.

— Въезжаем, — подтвердил говорливый бай, — в знаменитое селение долины Каррыбая.

Проехали ещё немного и остановились у байского дома. Бай несколько раз кашлянул. Со двора выскочил парень и хотел принять у старика лошадь, но бай сказал:

— Прими, сынок, вон у того гостя лошадь, — указал на Хаджимурада, — а эту я сам привяжу.

Бай повёл гостей к большой освещённой кибитке. Но приняв Назара за слугу, у порога сказал ему: — А ты, сынок, останься здесь, с моими слугами.

В доме Хаджимурада поприветствовали три байских сына. Тут же к баю подошёл незнакомый парень и торопливо заговорил:

— Хыдыркули-ага! Аллаберды-ага устраивает той в связи с рождением сына. Я пришёл сказать, что вас очень и очень приглашают на такой важный той, — парень покосился на разодетого гостя бая, и добавил, — хорошо, если вы вместе со своим гостем придёте…

— Передай дорогому Аллаберды-ага, что мы поздравляем его с рождением сына и на той обязательно придём! — ответил бай парню. Усадив Хаджимурада за дастархан, стал расспрашивать.

— Мы бай-ага из племени тогтамышей, — начал гость, но хозяин дома с радостной улыбкой перебил его:

— А, понятно, значит, ты от Полат-хана?!

Хаджимурад прямо не стал отвечать на вопрос бая, а старался высказать то, что его интересовало:

— Сын одного из друзей Сазака-сердара по ошибке попал к Оразу-келте, вы случаем, не знаете, в какой низине он живёт?

— Ораз-келте?.. Ораз-келте… — стал что-то припоминать баб.

— Да много разных недобрых слухов о нём ходит. Коротышкой его, кажется, прозвали. Поговаривали, что я на руку он не чист. Но точно не могу сказать, где проживает этот прохвост. Знаю только, что в наших краях — ни в Карры-чырла ни в Чурчури, ни в Иребе, ни даже в Ширламе — вы его не найдёте. Этот Ораз-келте проживает или в Кырккуи или даже в Букуроле не, потому что, по слухам, поддерживает торговые связи с Каушутом, Дарганом, Тедженом. Сегодня переночуйте у меня, а завтра на тое у Аллаберды-бая будет много людей, может, мы от кого-то и узнаем, где проживает этот Ораз-келте, Кстати, вас-то как зовут? — спросил бай.

— Меня зовут Хаджимурад, — ответил гость, — вот на той, мы, пожалуй, не сможем поехать, у нас срочное дело и задерживаться даже на таком почётном торжестве мы не имеем возможности…

Бай с недоумением посмотрел на Хаджимурада:

— Да как же мне теперь быть, если я пообещал со знатным гостем приехать? Нехорошо получится, Аллаберды-бай может сильно на меня обидеться. Да к тому же и следы вашего Ораза-келте там наверняка отыщутся. А после тоя, если нужно будет, я вас сам к нему провожу… Нет, Хаджимурад, не побывать вам на тое уважаемого Аллаберды-бая никак нельзя… А теперь, пожалуй, и спать пора. Вы, наверно, устали…

Хаджимураду постелили в передней комнате. Назар спал во дворе с байскими работниками.

Утром после намаза они встретились и побродили около села. Хаджимурад с улыбкой заметил:

— Хозяин дома, по-видимому, принимает меня за сына какого-то бая, относится ко мне с большим почтением. Тебя же он явно посчитал слугою, даже в дом не пригласил. Ты хоть не голодный?

— Да нет, вроде бы кормят не тем топлёным маслом, которое пролежало три года закопанным в землю, К тому же я нахожусь, пожалуй, в более выгодном положении, чем ты. Тебе приходится выслушивать всякую глупую байскую болтовню, а я слушаю живой человеческий разговор, различные шутки да прибаутки, остроумные издёвки в его адрес. Он, оказывается, и над слугами измывается, и жён своих колотит, особенно последнюю, молодую, раза в три моложе его самого. В общем бай — он и есть бай… Ну, как ты, что-нибудь узнал об этом келте?..

— Маловато, — ответил Хаджимурад, — потому-то и придётся нам принять приглашение и побывать на тое у какого-то здешнего богача Аллаберды. Туда, уверяет наш хозяин, съедутся баи из самых различных низин и кто-нибудь из них наверняка знает, где живёт Ораз-келте…

— Поступай, Хаджимурад так, как ты считаешь нужным, но прошу и в общении с другими баями считать меня своим слугой, — улыбнулся Назар, — обоим это на пользу.

— Бай уверяет, что без нас не может приехать на той, что он, дескать, пообещал хозяину торжества прибыть не один, а с почётными гостями, то есть с нами, — уточнил Хаджимурад, — кажется, он принимает нас за приближённых Полат-хана, ну, и пусть принимает, ему это, наверно, приятно, а нам тоже никакого ущерба, может, даже выгода будет, скорее разузнаем, где же всё-таки обитает Ораз-келте…

— Ну, что ж, надо, так поедом, тем более, что тоя без борьбы не бывает, я я уже давненько не боролся, хочется поразмяться, выйду на середину круга обязательно, — стал удовлетворённо потирать руки Назар, — да, может, и ты соблазнишься…

Хаджимурад вернулся в дом. Позавтракав, они стали собираться в путь…

В дом вбежал паренёк и затараторил:

— Папа, дядя Джомарт сказал, что они уже готовы, только вас ждут!.. — За поясом у мальчика торчал нож с белой рукояткой… «Для одиннадцати или двенадцатилетнего паренька такой нож вроде бы ни к чему, — подумал Хаджимурад, — да кто ж их знает, какие здесь у них обычаи и порядки…»

Хыдыркули-бай тоже основательно вооружился: за пояс заткнул такой же, как у паренька, нож, рядом прицепил на ремень саблю, на плечо повесил ружьё, сел на подведённого ему нарядного иноходца, и трое всадников выехали со двора.

Хаджимурад был осведомлён, что ехать им совсем недалеко, и теперь дивился такому большому числу вооружённых людей, сопровождавших бая. Но ему, видно, и этого казалось мало, бай спросил грузного немолодого всадника:

— Это всё?..

— Нет, бай-ага, ещё примерно столько же, десять с лишним человек, немного раньше и тоже не с голыми руками отправились туда пешком.

Хаджимурад стал гадать, чтобы это значило, я спросил старика:

— Хыдыркули-ага, иранские разбойники, наверно, и сюда добираются?..

— Тут тоже хватает всяких любителей разбоев я притеснений: и хивинских, и иранских, и своих…

Ехали молча, пока Хаджимурад не поинтересовался:

— Хидыркули-ага, хотелось бы знать, откуда пошло такое название и вашего села, и всей низменности?

— Да просто нашего отца звали Каррыбай, и он первым занял эти благодатные места. Теперь же нашлись охотники до чужого добра, которые стремятся нас поприжать. Поселились они почти что рядом и всё откровеннее и наглее захватывают наши пастбища, — жаловался старик.

А гость лишь укоризненно покачал головой:

— Неужели же в этих бескрайних Каракумах мало хороших пастбищ и из-за них должны возникать споры и даже драки?..

— Вы что, почтенный гость, с небесных высот спустились и не имеете представления о скотоводстве? Верблюд, к примеру, может и в глубь Каракумов отправиться на пастбище, его можно и всего один раз в неделю попоить. Но вот овец нельзя отдалять от воды, а чрезмерную жару они вообще с трудом переносят. Поэтому для них не всякое пастбище пригодно. Вот и теснятся люди. А недобрые скотоводы наглеют и начинают силой захватывать исконные пастбища других, бесправно урезать их.

— Ну кто бы мог вас, уважаемого и небеззащитного скотовода, так уж и вправду нагло теснить? — удивился Хаджимурад.

— Да вот нашёлся такой пришелец по имени Карягды, — стал с возмущением рассказывать бай. — Этот человек вырыл себе колодец в соседней низинке, что располагается сразу же за вон тем холмом, — кивнул старик на север. — Воды там оказалось достаточно. И этот Карягды вместе со своими родственниками и отарами перебрался поближе к нам. А вскоре, видим, они своих овец пасут на наших пастбищах. Нас, слава богу, немало. Но их тоже достаточно, причём все они настроены воинственно. Тогда чуть было до смертоубийства не дошло. Да вот и совсем недавно ну отара ринулась к нашему каку. Они нарочно направляют к нам своих непоенных овец. Мы не раз и чабанам их взбучку давали, и овец отгоняли. Но они каждый раз садились на лошадей и вызывали нас на драку. Пока что, слава аллаху, обходилось без кровопролития. Но чувствую, что схватки с ними рано или поздно не миновать…

Показался дымок и всадники стали спускаться в низину, где должно было состояться празднество. Низина была обширная я всю её по краям обступали верблюды, лошади, ишаки. Очень много понаехало гостей. Там и здесь над очагами кипели котлы с бараниной. Толпы людей обступили дом бая, созвавшего гостей в честь рождения сына. Из кибиток, стоящих чуть поодаль, выходили нарядные женщины я ребятишки.

Когда младший брат хозяина тоя, человек средних лет стал принимать коня у Хыдыркули, гость что-то шепнул ему, указывая взглядом на Хаджимурада. Тот мигом подскочил к «важному» гостю, поздоровался в принял его коня.

Хаджимурад не успел слова сказать, как брат счастливого отца возбуждённо заговорил:

— Это очень хорошо для нашего старшего брата! От младшей жены у него долго не было детей, а теперь, слава аллаху, родился сын! Пошли аллах ему долгую жизнь. А от старшей жены рождались одни девочки. Это у него первый сын. Ну как же по такому радостному случаю не устроить большой той…

— А сколько у вашего старшего брата всего детей? — спросил Хаджимурад просто, чтобы не молчать.

— От старшей жены у него девять дочерей… Сколько раз было, — ждём сына, а появляется девочка, просим у аллаха сына, а рождается опять девочка, и наконец аллах смилостивился, — молитвенно сложил младший брат ладони и с благодарностью посмотрел на восток.

Затем он повёл Хыдыркули-бая я Хаджимурада в нарядную кибитку, заполненную гостями. Почтенный аксакал, сидевший на почётном месте, обратил внимание, что Хаджимурад и переступил порог с правой ноги, и начал с людьми почтительно здороваться, заходя справа… Старик усадил парня рядом с собой. Гости с интересом разглядывали нарядную одежду Хаджимурада, я его саблю в золотых ножнах, блестящие чёрные сапоги. Ведь сами они хоть и прибыли на той, но были и обуты во что попало, я одежда на них была, по обыкновению, домотканая, даже некрашеная… И только на старике, сидевшем на почётном месте, рубаха из белой хивинской бязи.

От Хыдыркули-бая старик узнал, что юный гость приехал из Ахала я что он какой-то родственник. По лат-хана… «Тогда всё понятно, — подумал старик, — иначе где бы ему взять такие одежды и оружие?..» Но вслух спросил парня о другом:

— Говорят, что с запада на нас идут войска русского царя, может, гость знает и сообщит нам об этом что-либо конкретное?..

— Вообще-то слухи такие ходят и даже больше того, в Ахале проводились советы старшин по этому поводу… Но я месяца два не был в родных местах и не знаю, что там они решили…

— Возможно, молодых этот вопрос не очень-то интересует… А нас, старших, тревожит, — вмешался а разговор горбоносый смуглый человек. — На днях я ездил в Ахал, хотел повидаться с родственниками и сразу же вернуться назад. А потом решил, ай, раз уж я приехал сюда, посешу-ка я священное кладбище Агишан и направился в Арчман. А там разве было когда-нибудь безлюдно? Недалеко от входа незнакомый ахун что-то говорил собравшимся вокруг него людям. Я тоже подошёл, послушал…

— И о чём же говорил этот ахун? — заинтересовался старик.

Все гости уставились на муллу, надеясь услышать от него какую-то новость.

— Вроде бы он учился в Египте, должно быть, очень образованный ахун. Правда, не совсем ясно выговаривает многие туркменские слова, ну да, может, человек действительно долгие годы учился вдали от родины и языки у него сметались… Тут важны были не слова, а те мысли, которые он высказывал. Говорил, что туркмены очень храбрые люди, что они не позволят русским захватить их земли, что они смело выступят против иноверцев-поработителей и не дадут им топтать священную землю мусульман…

— Мулла-ага, этот ваш ахун случайно не в Каабу шёл? — перебил его старик в бязевой сорочке.

— Да, — удивился мулла, — именно туда, он сам об этом говорил, а вы, ага, откуда знаете?

— Оттуда, что он очень давно идёт в Каабу, но никак не выберется из Ахала и его окрестностей. Мне самому довелось его слушать с полгода назад, — заметил старик, — а как вы сами, мулла-ага, думаете, смогут ли несколько селений Ахала противостоять хорошо вооружённой русской коннице?

— У туркмен не несколько селений, — возразил мулла, — помимо ахальских текинцев есть ещё и геоклены, емуды, салыры, сарыки, марыйские текинцы, да я многие другие. И если все они соберутся в старой Геоктепинской крепости, их окажется не меньше, чем русских. К тому же хорошо известно, тем, кто выступает за нашу праведную веру, сам аллах помогает…

— Мулла-ага, вы из каких званий будете — ходжей, магтумов или шихов? — снова спросил старик.

— Мы из магтумов! — приосанился мулла.

— И каждый из магтумовцев, по-вашему, готов нацепить чалму и, обнажив саблю, выступить против русских иноверцев, и вы тоже, не так ли?

Многие из гостей хмыкнули. А разозлённый мулла стал бормотать слова какой-то молитвы.

Но тут вошёл распорядитель тоя и сообщил:

— Если кто пожелает помериться силами или захочет посмотреть гореш, пусть пожалует на северные вески, там же рядом будет стрельба по мишеням, кто верит в свою меткость, пожалуйста…

Гости оживились.

— Хыдыркули-бай, вы, наверно, не упустите случая оставить свои точные меты на атюс мишенях, — спросил кто-то из гостей.

— Даст аллах, попытаем счастья, — ответил бай.

После Того, как мулла прочитал молитву, все вышли из кибитки. Назар подошёл к Хаджимураду в по здоровался со всеми стариками, стоявшими возле его друга.

Людей у северных песков собралось очень много. И всё было бы ничего, если бы среди них Хыдыркули не заметил Карягды, да не одного, а со множеством своих родственников. Конечно, если бы Хыдыркули знал, что и его недруги приглашены, он бы ни за что не пришёл на той. Ну, да ладно, нельзя же всё время избегать тех приглашений, где могут оказаться его недруги.

Назар шепнул на ухо Хаджимураду то, что узнал от слуг:

— Видишь, вон справа стоит группа людей, это родственники Карягды, а тот высокий, в светлой папахе, и есть сам Карягды.

Хаджимурад присмотрелся к карягдинцам. Почти все они здоровые и хорошо одетые, каждый с саблей, ножом или даже винтовкой за плечами…

— Начнём гореш! — крикнул распорядитель. Почтенный аксакал подозвал его и шепнул тихо:

— Ты не вызывай людей Хыдыркули на состязания с людьми Карягды, они и так ищут повода, чтобы сцепиться, как бы не произошло кровопролития.

Распорядитель вышел на середину круга:

— Мурад-пальван! — выкрикнул он и уступил середину круга симпатичному молодому крепышу. — Есть ли желающие, померяться силами с Мурадом? — спрашивал он, — иначе придётся без борьбы вручить ему приз.

— Как ты думаешь, не попробовать ли мне с ним схватиться? — спросил Назар друга.

Распорядитель собирался уже выкрикнуть слово «три», но Хыдыркули опередил его:

— Ты постой, не торопись отдавать приз Мураду, тут есть люди, которые хотят с ним побороться.

Кто-то из шутников заметил:

— А ну, Хыдыркули-ага, скорее на середину! Покажи этому пальванчику, что такое настоящая борьба, пусть он не заносится.

Люди засмеялись.

— Я выхожу на середину, — успокоил всех Назар и стал разматывать портянки.

— Подожди разуваться, я с ним вернее справлюсь, — сказал Хаджимурад и сам появился в центре круга, мигом сняв сапоги…

Пальваны вышли на середину. Проверили кушака друг друга и, уцепившись за них, оба наклонились. Сперва осторожно проверяли силы один другого и крутились вроде бы на одном месте. У обоих штаны засучены до колен, у обоих крепкие ноги. Хаджимурад и на круг вышел в своей нарядной одежде — в синих штанах и зелёной сорочке. Рядом с Мурадом он выглядел чуть ли не подростком. Мураду показалось, что он уже знает возможности противника и стал действовать активнее. Притянув соперника к себе, поднял его и стал валить на спину. Но почему-то ноги Хаджимурада одновременно коснулись земли и он не упал. Мурада-пальвана это крайне удивило… Теперь он приподнял противника и на своих сильных руках стал его крутить, собираясь в подходящий момент бросить на землю. Из толпы доносились насмешливые возгласы?

— Эй, пальван, недалеко забрасывай его!

— Голову парню не расшиби!

Мурад попробовал перекинуть гостя за спину, но Хаджимурад каким-то чудом снова оказался на ногах, и в тот же миг он дал подножку тяжело дышавшему пальвану, напрягая все свои силы, поднял его и положил на спину. Люди шумно приветствовали победителя. Побеждённый же, не зная, что сказать в своё оправдание, решил отделаться шуткой:

— Это я ему уступил, как гостю…

Но люди посмеялись над незадачливым шутникам.

Хаджимурад же в награду получил новенький чекмень из верблюжьей шерсти. Потом на середину площадки вышли ещё два молодых пальвана. Один из них был на голову выше своего соперника. Зато невысокий пальван был поплотнее длинного. Зрители бесконечными криками поддерживали их.

И вдруг из двух разных групп наблюдателей один за другим стали выскакивать люди и бежать в сторону песков. И люди Хыдыркули, и люди Карягды на бегу обнажали сабли.

— Да помогите же их разнять, иначе они перебьют друг друга!..

Хаджимурад с Назаром кинулись за бегущими. За барханом, в лощине, сверкало и звенело множество обнажённых сабель. Хаджимурад ворвался в самую середину и, зычно крикнув: «Стойте!», дважды выстрелил вверх. В это время Назар и ещё несколько человек тоже принялись разнимать дерущихся. То ли выстрелы, то ли решительность смельчаков несколько остудили воинственный пыл. Люди той и другой сторон прекратили драку, хотя сабли пока ещё не прятали в ножны. Но, видимо, те и другие начинали осознавать, что они натворили. Убито было человек пять, а ранено раз в пять больше. Хыдыркули лежал на песке чуть живой… Карягды, обливаясь кровью, пытался встать на ноги и что-то сказать. Пострадали в одинаковой мере те и другие. Какой-то добросердечный человек стал жечь свою лохматую папаху и прикладывать к ранам пострадавших пепел, чтобы остановить кровь. Другой старик, приехавший на той издалека, разорвал свою белую чистую сорочку и принялся перевязывать пострадавших. К месту недавнего побоища всё подходили люди. Тем, кто мог сидеть я седле, помогали отправиться домой. Для тяжелораненых на спинах верблюдов стелили мягкий селин, и их тоже развозили по домам.

Хаджимурад и Назар помогали хоронить убитых.

Так трагически закончился этот той.

Вечером Хаджимурад пришёл к тяжелораненому Хыдыркули и справился о здоровье старика. У обескровленного хозяина хватило сил лишь отрицательно покачать головой, дескать, плохо. Но он беспокоился сейчас не только лично о себе. Ему казалось, что люди Карягды могут снова налететь на них и добить всех окончательно. Боялся, что если рядом с его поредевшей роднёй не будет старшего или просто такого, как гость, сильного человека, она не устоит перед врагом. Старик слабым голосом спросил:

— Ты собираешься сейчас уезжать?

— Хыдыркули-ага, разрешите нам сегодня отправиться по своим делам, — произнёс в ответ Хаджимурад.

Раненый с тревогой посмотрел на гостя и скорее простонал, чем сказал:

— Если Карягды нападёт на нас, то может и всех оставшихся в живых перебить…

— У Карягды тоже дела не лучше ваших, — заметил Хаджимурад, — но если вы всё-таки считаете это нужным, мы до утра можем остаться.

— Спасибо, дорогие гости, — еле произнёс обессилевший Хыдыркули.